Вышеприведенные взгляды не даны Гегелем в такой резкой форме

Это вывод, к которому неизбежно приводит его метод, но этот вывод никогда не был сделан им самим с такой определенностью, и по той простой причине, что Гегель вынужден был строить систему, а философская система, по установившемуся порядку, должна была завершиться абсолютной истиной того или иного рода.

И тот же Гегель, который, особенно в своей «Логике»314, подчеркивает, что эта вечная истина есть не что иное, как сам логический (resp.*: исторический) процесс, - тот же самый Гегель видит себя вынужденным положить конец этому процессу, так как надо же было ему на чем-то закончить свою систему.

В «Логике» этот конец он снова может сделать началом, потому что там конечная точка, абсолютная идея, - абсолютная лишь постольку, поскольку он абсолютно ничего не способен сказать о ней, - «отчуждает» себя (то есть превращается) в природу, а потом в духе, - то есть в мышлении и в истории, - снова возвращается к самой себе.

Но в конце всей философии для подобного возврата к началу оставался только один путь.

А именно, нужно было так представить себе конец истории:

человечество приходит к познанию как раз этой абсолютной идеи и объявляет, что это познание абсолютной идеи достигнуто в гегелевской философии.

Но это значило провозгласить абсолютной истиной все догматическое содержание системы Гегеля и тем стать в противоречие с его диалектическим методом, разрушающим все догматическое.

Это означало задушить революционную сторону под тяжестью непомерно разросшейся консервативной стороны, - и не только в области философского познания, по и в исторической практике.

Человечество, которое в лице Гегеля додумалось до абсолютной идеи, должно было и в практической области оказаться ушедшим вперед так далеко, что для него уже стало возможным воплощение этой абсолютной идеи в действительность.