Полезное:
Как сделать разговор полезным и приятным
Как сделать объемную звезду своими руками
Как сделать то, что делать не хочется?
Как сделать погремушку
Как сделать так чтобы женщины сами знакомились с вами
Как сделать идею коммерческой
Как сделать хорошую растяжку ног?
Как сделать наш разум здоровым?
Как сделать, чтобы люди обманывали меньше
Вопрос 4. Как сделать так, чтобы вас уважали и ценили?
Как сделать лучше себе и другим людям
Как сделать свидание интересным?
Категории:
АрхитектураАстрономияБиологияГеографияГеологияИнформатикаИскусствоИсторияКулинарияКультураМаркетингМатематикаМедицинаМенеджментОхрана трудаПравоПроизводствоПсихологияРелигияСоциологияСпортТехникаФизикаФилософияХимияЭкологияЭкономикаЭлектроника
|
Опыт — лучший учитель 3 page
Один из них уж знаком читателю. Это крупнейший американский хирург Де Беки. Впервые я побывал в Америке в 1959 году. Прежде всего меня привлекал Хьюстон, где работает профессор Де Беки. Его клиника размещается в так называемом медицинском центре, построенном на средства богатых пожертвователей. Некоторые завещают использовать их деньги после смерти, как, например, некий Андерсен, имя которого носит ныне институт рака. Некоторые делают свои филантропические взносы при жизни. В последние годы в Америке возник медико-промышленный комплекс: корпорации, содержащие лечебные учреждения, диагностические лаборатории, центры помощи на дому и т. д. Как и всяким корпорациям, им в первую очередь нужна прибыль, выкачиваемая из больных. Доктор Арнольд Релмен, редактор «Нью Ингленд джорнел оф Медисин» пишет: «Новый медико-промышленный комплекс стал неотъемлемым элементом американской действительности — беспрецедентный феномен с большими и потенциально тревожными последствиями для дальнейшей судьбы нашей системы медицинского обслуживания населения». Экономисты подсчитали, что к концу текущего десятилетия Расходы американцев на лечение превысят 821 миллиард долларов. Медицинский центр в Хьюстоне раскинулся на огромном бывшем пустыре. Здесь воздвигнут целый ряд институтов, медицинская школа, равнозначная нашему вузу, госпитали, библиотека и т. п. В раковом институте нашим экскурсоводом был заведующий патологоанатомической лабораторией доктор Лесли Смит, который говорил по-русски и продолжал изучать русский язык. Вместе с ним мы обошли все помещения. В отделении экспериментальной хирургии проводились радикальные операции в исследовательских целях, перфузиях (пропускание через сосуды «выключенного» органа) различных химических веществ для лечения таких опухолей, как меланома, и другие. Осмотрели мы и гистологическую лабораторию, где хранилось 150 тысяч срезов, химическую, изотопную, лабораторию энзимов (ферментов) и пр. И в этом институте была заметна «болезнь» Америки: с одной стороны, торжество научного прогресса, с другой — мрачное наследие прошлого, расизм. Среди сотрудников насчитывалось немало негров, но все они занимались черновой работой. На дверях красовались таблички «Только для белых» или «Только для чёрных». Мы обратили на них внимание доктора Смита. Он был явно смущён, сказал, что в настоящее время это изживается. Однако через три года, когда я вновь очутился в том же институте, таблички продолжали висеть… С большим интересом готовились мы к посещению клиники профессора Де Беки. Её и сейчас считают одной из ведущих клиник мира, специализирующейся в области сердечно-сосудистой хирургии. Сюда постоянно приезжают за опытом хирурги из других городов США и из разных стран. Да и сам Де Беки часто бывает за рубежом, выступает с докладами, проводит показательные операции. В клинике 160 коек, 9 операционных. Нам показали план на день — 40 операций. Врачебный штат — 60 человек, считая и резидентов. В первый день мы наблюдали за методами рентгенологического исследования аорты и сонной артерии с помощью вводимого в них контрастного вещества. Осуществляют подобные манипуляции как сам Де Беки, так и его ассистенты Куули, Моррис, Краффорд и др. Аорту они пунктируют на уровне 12-го ребра, положив больного на живот. Пункция аорты при такой позиции производится непосредственно выше почечных артерий, что даёт возможность увидеть состояние не только брюшной аорты, но и почечных и брыжеечных сосудов. Как только покажется кровь, к игле присоединяют шприц и быстро под давлением впрыскивают 20–30 кубиков семидесяти- или пятидесятипроцентного урокона. Сразу же делают снимки аорты и бедренных сосудов на больших пленках, заложенных в специальную длинную кассету. Передвигая свинцовый экран и открывая нужную половину кассеты, получают снимки аорты от почечных до подколенной артерии. Как нам рассказывали, на 4 тысячи таких аортографий пришлось 3 смертельных исхода. Рентгеновский кабинет был оснащён аппаратом, который позволял хирургу через 5 минут после аортографии держать в руках проявленную сухую пленку. Причём снимки с применением урокона выходили очень рельефные. Для ангиографии сонных артерий в клинике пользовались препаратом Гепак, почти нетоксичным для мозговой ткани. При этом прибегали к пункции общих сонных артерий. В некоторых случаях добивались двусторонних снимков за один сеанс. Мне доводилось видеть, как больные лежали в рентгеновском кабинете с двумя иглами, введёнными в общие сонные артерии. Сделав снимки сначала на одной, затем на другой стороне и не вынимая игл, хирурги проверяли результаты и, если они их не удовлетворяли, снова впрыскивали контрастное вещество и переснимали заново. Громадный опыт гарантировал от каких-либо осложнений. Для съёмки справа пунктируется безымянная артерия; продвигая иглу внутри артерии, стремятся ввести контрастное вещество так, чтобы на снимках получилось изображение и позвоночных артерий. В тот же день мы присутствовали при резекции нижнего отдела аорты по поводу аневризмы брюшного отдела аорты с переходом на подвздошные сосуды. В ходе операции стенку аневризмы не удаляли, а ею как бы прикрыли дакроновый трансплантат. Очень тщательно произвели гемостаз. Брюшную стенку зашили полностью наглухо. Применялись атравматичные иглы различного калибра и нитки различной толщины. Нужно заметить, что зажимы, наложенные на сосуды, не повреждали стенки артерий. Вторая показательная операция Де Беки — резекция грудного отдела аорты из-за расслаивающейся аневризмы. Диагноз предварительно был поставлен точно. Профессор иссёк 3–4 сантиметра аорты непосредственно ниже того места, где отходит левая подключичная артерия, скрепил расслаивающиеся листки артериальной стенки непрерывным швом через край и вшил в этот отрезок аорты трубку из поролона. Операция проводилась с аппаратом искусственного кровообращения. Когда она закончилась, никаких нежелательных заметных изменений в деятельности сердца не наступило. Третью операцию нам продемонстрировал первый помощник Де Беки доктор Куули в детском хирургическом госпитале, соседствующем с клиникой. Диагноз — стеноз лёгочной артерии и относительная недостаточность трикуспидального клапана. Операция с искусственной циркуляцией крови (аппарат был другой системы) протекала гладко, без нарушений работы сердца, за которой наблюдал педиатр-кардиолог с помощью приборов, усыновленных в комнате, отделённой от операционной стеклянной перегородкой. Больного готовили к операции ассистенты. Мы осмотрели главное здание медицинского факультета университета Бейлора, помещения для студентов, лаборатории. Нижний этаж занимали администрация и конторы профессоров и ассистентов; выше — биологическое и онкологическое отделения, где содержались тысячи разнообразных экспериментальных животных. На четвёртом этаже — экспериментальное отделение хирургической клиники с мастерской. При участии инженеров там конструировались и изготовлялись инструменты, аппаратура. Здесь же выделены комнаты студентам. К их услугам прекрасно скомплектованный библиографический отдел. Экземпляры статей сотрудников клиники, опубликованные в тех или иных журналах, переплетались в отдельный ежегодный сборник. Кроме того, все труды по хирургии фотографировались на микроплёнку. По мере надобности их можно было увеличить до формата книжной страницы, спроецировать на матовое стекло и свободно читать. Благодаря этому всю литературу по хирургии за последние сто лет хранили в нескольких шкафах. Хирургическая клиника, или, как её принято называть, хирургический департамент, возглавлялась единственным шефом — профессором Де Беки. Его департамент включал и другие клиники: анестезиологии, оториноларингологии, урологии, нейрохирургии. Все девять операционных, собранных в одном блоке, подчинялись единому расписанию. В расписании обозначены: номер операционной, название операции, хирург, ассистент, анестезиолог, время, когда должна начаться операция. Вот, например, в 8 часов утра профессор Де Беки приступил к работе. У его пациента — пожилого мужчины — расслаивающаяся аневризма грудной аорты, причём расслаивание распространялось от подключичной артерии до диафрагмы. Аневризма была резецирована и заменена протезом из дакрона длиной около 20 сантиметров. После пережатия аорты перешли на искусственное кровообращение. Аппаратом «управляла» опытная медицинская сестра по безмолвному сигналу хирурга. Никто никому не давал никаких указаний, все следовали заведённому порядку. Переливание крови, вливание глюкозы, лекарственных веществ производилось чётко. За всем следили наркотизатор и одна сестра. Во время операции действовал сравнительно бесшумный мощный отсос, мгновенно убиравший кровь с операционного поля Возникло осложнение — небольшое кровотечение из швов из-за применения гепарина. Для остановки кровотечения потребовалось наложить дополнительные швы после вторичного пережатия аорты. Когда кровотечение прекратилось, хирург очень медленно разжал аортальный зажим. Давление осталось стабильным. Состояние больного контролировал врач за стеклянной перегородкой. Он имел возможность видеть кривую записи артериального давления и электрокардиограмму. Операция прошла успешно, больного отвезли в палату с хорошими гемодинамическими и дыхательными показателями. Вслед за этим в другой операционной Де Беки сделал субтотальную резекцию желудка. После пересечения сосудов он наложил на пищевод мягкий жом, удобный для держания, и отсёк желудок по малой кривизне у пищевода, а по большой — на 10 сантиметров от кардии. Остался участочек вблизи пищевода. Тогда хирург, не снимая жома, подтянул петлю тонкой кишки впереди поперечной и подшил к желудку — сначала к серозной оболочке, затем, вскрыв кишку, сшил слизистую желудка и кишки погружными швами. После короткого отдыха Де Беки опять сменил операционную. Теперь ему предстояло иссечь аневризму подколенной артерии с заменой её дакроновым протезом. Сразу же после операции у больного восстановился пульс на артерии тыла стопы. Следующее хирургическое вмешательство — обходной анастомоз при сужении бедренной артерии. Профессор вшил один конец трубки в общую подвздошную артерию, а другой — в бок бедренной артерии непосредственно над коленным суставом. И в этом случае пульс на артерии тыла стопы появился сразу по окончании операции. Примечательно, что хирурги клиники в качестве сосудистых трансплантатов употребляли трубку, в два раза и более превышавшую диаметр замещаемой артерии. Так же напряжённо шла работа во всех операционных. Нельзя было не отметить поразительную организованность. Едва увозили очередного прооперированного, тут же за считанные минуты производилась уборка с полной заменой белья. Специальный персонал доставлял стерильные инструменты, белье, халаты и необходимый материал в небольших свертках, обернутых в плотные простыни темно-зеленого цвета. Использованный инструментарий поступал в общую стерилизационную, где обрабатывался в автоклаве, завертывался в простыни в должном наборе, а затем вновь возвращался в операционные. Еще раз подчеркну: хирург занят был только операцией, всё остальное ему обеспечивали помощники, чётко и быстро. Обращала на себя внимание качественность инструментария и шовного материала. Во время операций, за которыми мы наблюдали и которые зачастую проводились в трудных условиях, не было случая, чтобы порвалась нитка, сломалась или соскользнула в иглодержателе игла, ослабел зажим на сосуде. На аорту хирург накладывал зажим так прочно, что, держа за него, сближал концы сосуда, и ни разу не замечалось малейшего скольжения. При этом зажим не травмировал стенку, на ней не оставалось никаких следов даже после повторных пережиманий. Обслуживающего персонала в операционных довольно много. В каждой — четыре-пять сестёр и санитарок плюс мужчины-носильщики. Обстановка деловая, без напряжения и нервозности. В предоперационной висит плакат: «Не выявляйте свой характер, держите его при себе, он никого не интересует». В течение операции нередко слышны шутки, причём это позволяют себе и хирурги, и их ассистенты. Звучит мелодичная музыка, передаваемая по радио. Хирург часто тихо подпевает. В то же время всеми соблюдается строгая дисциплина. Никаких возражений или пререканий не допускается. Врачи хирургического департамента и хирургических госпиталей медицинского центра собрались в аудитории факультета на встречу с членами нашей делегации. Профессор Б. А. Петров сделал доклад «Создание искусственного загрудинного пищевода из тонкой и толстой кишки», профессор Б. К. Осипов — «Тактика хирурга при остром холецистите», а я — «Хирургическое лечение слипчивого перикардита». Де Беки, представляя нас собравшимся, говорил в наш адрес лестные слова, подробно характеризовал направление наших работ. Нам действительно было о чём рассказать. Ожог пищевода в быту наблюдается не так уж редко, когда люди по ошибке или сознательно (при попытке к самоубийству) проглатывают крепкий раствор щелочи или кислоты. Возникают тяжёлые последствия, вплоть до полной непроходимости пищевода. Спасти человека можно, попытавшись создать искусственный пищевод из кожного лоскута или же с помощью участка кишки, поднятой кверху, питать которую будут сохранившиеся брыжеечные сосуды. Эта трудная, сложная манипуляция является испытанием и для больного, и для хирурга. Впервые подобную операцию отважился сделать в 1906 году хирург Ру, использовав отрезок тонкой кишки. Операция проводилась в несколько этапов, на протяжении многих месяцев, но так и не дала эффекта, поскольку трансплантат в конце концов омертвел. На следующий год Пётр Александрович Герцен, внук русского революционера А. И. Герцена, добился благоприятных результатов. С того времени эту операцию проводили хирурги разных стран, но она сопровождалась высокой смертностью, и часто её не удавалось довести до логического завершения. Так, ещё в 1945 году смертность была до 30 процентов и только у 50 процентов больных операция окончилась удачно. С. С. Юдин усовершенствовал методику. К 1949 году он произвёл более 300 пластик пищевода из тонкой кишки с летальностью 9 процентов. Такого количества и такого низкого процента смертности не знала ни одна самая передовая клиника мира. В дальнейшем русские хирурги Б. А. Петров, Д. А. Арапов, Б. С. Розанов, Г. Р. Хундадзе, П. И. Андросов и другие, главным образом ученики С. С. Юдина, продолжали усовершенствовать технику и получили прекрасные показатели как в смысле успешного завершения начатых операций, так и в смысле снижения летальности. Б. А. Петров в своём докладе сообщил об опыте последних десяти лет. С 1949 по 1959 год в институте Склифосовского в Москве осуществили свыше 400 успешных пластик со смертностью менее 4 процентов, что было мировым достижением и не имело прецедентов. Б. К. Осипов остановился на показаниях и методике операции при остром холецистите, подтверждённых практикой московских хирургов. Дело в том, что вопрос — надо ли оперировать при остром холецистите и когда — оставался открытым. Боясь потерять больного, многие врачи предпочитают лечить его консервативно. Однако чем больше проходит времени от начала приступа, тем тяжелее состояние и тем меньше шансов на благоприятное хирургическое вмешательство. Б. К. Осипов, основываясь на собственном богатом опыте, доказывал, что, если в первые часы консервативное лечение не купирует приступ и воспаление нарастает, необходимо делать операцию, пока ещё силы больного не истощены. Такая тактика предупреждает летальность. Не все хирурги были согласны с этим, поэтому доклад Б. К. Осипова выслушали с напряжённым вниманием. С интересом отнеслись американские специалисты и к моему докладу, так как моя методика была им неизвестна. Затем Де Беки пригласил нас в свой кабинет. Пока длилась беседа, старший секретарь его стоял с блокнотом в руках, записывая все распоряжения шефа, и немедленно передавал их другим секретарям. В некоторые адреса указания передавались сразу же по телефону. На вечернем обходе послеоперационных палат Де Беки показал нам пациентов, перенёсших операцию с применением искусственного кровообращения по поводу больших внутригрудных аневризм и закупорки крупных периферических сосудов, замененных дакроновыми трубками. Мы видели больного с аневризмой брюшной аорты, оперированного два года назад. У него удалили аневризму непосредственно ниже почек и поставили трубку из дакрона (с бифуркацией, то есть с разделением на два сосуда). Ещё одному больному сделали операцию обходного анастомоза, причём бифуркационная трубка была сшита широким концом с подвздошной, а другим — с бедренной артерией в её нижнем участке. Предъявили нам и больных после ликвидации закупорки общей сонной и даже внутренней сонной артерии. Пожилому человеку с недостаточностью дыхания, страдающему закупоркой правой общей подвздошной артерии, было наложено соустье между левой подвздошной и правой бедренной артериями. При этом трубку провели под кожей внизу живота. Операция состоялась больше года назад. Я отчётливо видел пульсирующее под кожей искусственное соустье. Обход закончился поздно, но все помощники Де Беки оставались на местах. Перед тем как уйти домой, доложили профессору, какие больные назначены завтра на консультацию, представили лабораторные анализы, прочие материалы обследования. Нас поражала, казалось, неиссякаемая энергия Де Беки. День у него начинался в 4 часа утра. До 7 часов он работает дома, потом ещё час — в кабинете факультета, со своим секретарём. С 8 до 16 без перерыва занят операциями. Мы застали его в кабинете в 21 час, и после нашей беседы он продолжал ещё работать. А на следующее утро в 8 часов вылетел в Вашингтон. Только за год он публикует не менее 30 научных трудов, не считая отдельных руководств, монографий. С чисто американской деловитостью используются знания и хирургическое искусство этого выдающегося учёного. Каждая минута его полезного времени умно спланирована, строго рассчитана. Он пишет статьи, читает лекции, оперирует, консультирует, учит, показывает, даёт советы, указания — словом, делает то, что умеет делать только он один, и ничего более. Всё техническое, вспомогательное, не требующее именно его умения, ловко и почти незаметно для профессора выполняют другие люди — его помощники и секретари. Я как-то случайно слышал разговор секретаря по телефону. Де Беки приглашали куда-то на совещание или на лекцию, где-то побывать, кого-то посмотреть. — Какое будет совещание? — дотошно выспрашивал секретарь. И затем: — Нет, это не может заинтересовать профессора. Нет, нет, извините, я не стану ему докладывать. Знаю, тема вашего собрания не представляет для нас интереса. Я спросил секретаря: — А вообще-то профессор бывает на совещаниях? — Бывает, но редко. В тех случаях, когда заведомо ожидается что-то важное для его работы. Мне думается, столь «педантичное» разделение труда по способностям, максимальное использование имеющегося в распоряжении общества интеллекта, знаний, опыта — самый разумный и экономичный путь к развитию производительных сил, к достижению прогресса во всех областях научной и практической деятельности человека. Операции, которые я наблюдал в клинике Де Беки, не были для меня новинкой, почти всё делал и я. И хотя технические возможности мои высоко оценивали очень многие известные хирурги (что я лично отношу к воспитанности моих гостей, а никак не к своим заслугам), тем не менее не мог я сравниться с Де Беки по объёму и количеству операций в день, неделю, месяц, и каждая операция отнимала гораздо больше времени. Кстати сказать, ни в каких других клиниках — как США, так и Европы — тоже не выдерживали аналогичных темпов. Американские хирурги говорили мне не раз, что в этом отношении Де Беки и его школа уникальны. Чем же объясняется такая уникальность? На первое место конечно же надо поставить выдающиеся технические способности Де Беки, воспитавшего достойных учеников. Куули, Моррис и Краффорд теперь мало чем уступают ему в мастерстве и проводят те же операции почти в такой же срок. На втором месте — организаторские способности Де Беки. Вышколенность среднего и младшего обслуживающего персонала, беспрекословная дисциплина, строгое распределение обязанностей. К тому же хирург неизменно имеет дело с одним и тем же ассистентом, наркотизатором, операционной сестрой, техником, отвечающим за аппарат искусственного кровообращения. Де Беки никогда не оперировал с кем-либо из тех, кто прикомандирован в клинику для обучения, если только он уже не обладал многолетним опытом. Тогда, в конце 50-х годов, для нас была поучительной принятая в клинике Де Беки практика: после сложной операции тяжёлый больной передавался для выхаживания в реанимационное отделение. Сдав своего подопечного дежурной бригаде реаниматоров, хирург мог не беспокоиться о нём и всецело переключиться на следующую операцию. У нас эта система была внедрена несколько позднее и оказала серьёзное влияние на благополучное излечение множества людей. Предельная требовательность руководителя клиники, высочайший спрос с себя и с окружающих, коснулись также проблем материального обеспечения операций, всесторонней оснащённости операционного 9-камерного блока. В моём присутствии профессор поручил инженеру из экспериментальной мастерской изготовить нужный ему инструмент. Через два часа принесли образец. Де Беки не был удовлетворен и попросил переделать. Ещё часа через полтора он получил то, чего добивался. Поскольку Де Беки много оперировал больных с сосудистыми заболеваниями, его интересовали прежде всего соответствующие инструменты. Я говорил уже: мы сразу обратили внимание на зажимы с таким расположением зазубрин, которые прочно удерживали сосуд, не позволяя ему сместиться ни на миллиметр, но совсем не травмировали стенку, не раздавливали её, в чём можно было убедиться под микроскопом. Настаивая на совершенствовании каждой детали хирургических инструментов, проверяя их лично много раз на своих операциях и на ходу заставляя подключаться экспериментальную мастерскую, Де Беки создал целый набор для сосудистой хирургии. В массовое производство поступили как наборы, так и отдельные инструменты, в достоинствах которых их автор больше не сомневался. Очень скоро они распространились по всему миру. Я считаю, что это ещё одно доказательство в пользу экспериментальных мастерских, их огромной роли в деле прогресса и хирургии, и медицины вообще. Мы снова оценили инициативу наших предшественников, которые при скудности средств, раньше, чем где-либо, начали создавать такие мастерские при крупных отечественных лечебных учреждениях. И те, кто думает, что единственный НИИ может обеспечить хирургическим инструментарием все больницы и клиники нашей страны, глубоко ошибаются. Это наглядно подтвердили последние десятилетия. Популярностью в США пользуется хирургический центр города Миннеаполис штата Миннесота, с которым нам удалось познакомиться во время поездки. Медицинский факультет и хирургические клиники этого центра занимают здание, где 10 наземных и 3 подземных этажа. В «спрятанных от глаз» помещениях расположены лаборатории, в том числе и экспериментальные с большим количеством операционных комнат. Всего их там несколько сотен. Собственно операционных — 12, собранных в блок так, что в каждую можно входить с общего специального коридора. Рядом — комнаты различного назначения и гистологическая лаборатория. Рентгеновский кабинет оборудован установкой для катетеризации полостей сердца и ангиокардиографии. Тут получают 30 снимков в секунду в двух проекциях. В операционных стеклянные стены и потолки, что даёт возможность следить за происходящим, находясь вне помещения. Через смотровое стекло мы наблюдали за операцией, которую делал профессор Лилихей по поводу дефекта межпредсердной перегородки с аппаратом искусственного кровообращения, сконструированным самим профессором. В общей сложности мы видели четыре конструкции аппарата: Свена (о нём я ещё скажу), Де Беки, Куули, Лилихея. Все отличаются друг от друга, но просты в обращении и рассчитаны на управление одним человеком. В ходе операции после введения канюли (полой трубки) в бедренную артерию и двух толстых канюль в правое предсердие, последнее было широко раскрыто и на дефект наложена заплатка размером два на три сантиметра. Её пришили двухрядным непрерывным швом, а отверстия в правом предсердии, когда извлекли канюли, соединили кисетным швом. Был проведен скрупулёзный гемостаз с электрокоагуляцией краёв раны, в том числе и перикарда. Сама операция, особенно подготовка к ней, продолжалась очень долго с тщательной остановкой кровотечения. Сердце, оставаясь длительное время открытым, работало ритмично. Грудина рассекалась поперёк разрезом в форме клина. Наркоз протекал безупречно. В другой операционной профессор Вангенштейн осуществлял поперечную резекцию желудка с оставлением привратника и рассечением пилорического жома (пилоропластика). Диагноз — язва малой кривизны желудка. Накануне вечером мы присутствовали на докладе профессора Вангенштейна о благотворном влиянии местного охлаждения при желудочных кровотечениях. Начинал профессор, как водится, с экспериментов. В желудок собак вводили мелких лягушат, которые разлагались спустя 5–6 часов. Если же желудок подвергался охлаждению, то лягушата оставались живыми 26 и более часов. В одной из палат нам показали больного со специальным баллоном в желудке и тонким зондом для откачивания содержимого с помощью активного отсоса. При кровотечении из вен пищевода в желудок вставляют два баллона. Желудок и пищевод охлаждают в течение 5–20 часов, пропуская через баллон воду со спиртом при температуре минус 5–7 градусов. Профессор Вангенштейн рассказал нам, что из двадцати пяти больных, подвергшихся лечению холодом, у двенадцати желудочное кровотечение удалось остановить, для двоих эти меры оказались неэффективными, а одиннадцать были прооперированы по показаниям основного заболевания: язвы, рака желудка, расширения вен пищевода. На следующий день мы посетили муниципальный госпиталь Миннеаполиса для бесплатных больных. Однако понятие это относительно, так как вопрос об оплате решается для каждого такого госпиталя индивидуально. Если, например, больной из деревни и не в состоянии заплатить за лечение, то община обязуется перевести необходимую сумму из своей кассы. Некоторые больные, не имея права на какую-либо льготу, берут на себя часть расходов и тратят денег несколько меньше, чем в платных госпиталях. Если необходимо переливание крови, то бесплатным больным кровь должны давать родственники. Условия в муниципальном госпитале значительно скромнее. Много больших палат на 16 коек. Кровати универсального типа, позволяющие придать больному любое положение. Боковые щиты-барьеры предохраняют от падения. Каждый больной может быть изолирован от других глухим занавесом, висящим на изогнутых трубках. Лаборатория построена и оборудована частично на средства государства, а в основном на пожертвования богатых лиц. Здесь есть химическое, рентгенологическое, электрокардиологическое отделения, отделение для катетеризации полостей сердца и ангиокардиографии, экспериментальное хирургическое отделение с четырьмя операционными столами. Врачи — преимущественно резиденты, прикомандированные для усовершенствования. Профессор Хитчкок, руководитель госпиталя, продемонстрировал нам ряд больных со злокачественными опухолями, излеченных и оперативным путём, и с помощью кобальт- и химиотерапии. Так, мы видели женщину, перенёсшую операцию по поводу рака матки. Через год при повторной лапаротомии были обнаружены множественные метастазы. Снова прибегли к химиотерапии. Спустя ещё год вновь произвели лапаротомию — метастазы исчезли. Рочестер (штат Индиана) по праву можно назвать центром американской научно-практической медицины и хирургии. Это город-клиника, обязанный своим взлётом знаменитой династии американских хирургов — отцу и сыновьям Мейо. Уильям Мейо переселился из Англии в США в 1845 году, участник гражданской войны Севера и Юга. Известны его труды по хирургии брюшной полости. Сын Уильям пошёл по стопам отца. Тоже занимался операциями брюшной полости, урологическими; интересовали его вопросы организации медицины. Другой сын, Чарлз, выбрал клиническую и экспериментальную медицину. Опубликовал работы по управлению медицинскими центрами. В 1889 году братья Мейо учредили клинику, а в 1915-м — фонд своего имени. Их клиника славилась по всему миру и прославила Рочестер. С тех пор там появилось много отлично оборудованных клиник, строятся новые здания. Несмотря на то что в ряде городов США выросли свои центры, Рочестер по-прежнему в научно-практическом отношении не уступает первенства. Его обитатели — пациенты и медперсонал. На 30 тысяч жителей приходится свыше тысячи работающих врачей и более 650 человек, направленных сюда на усовершенствование. Ежегодно в город приезжают на лечение 150 тысяч больных. В Рочестере мы посетили клинику профессора Кирклина. Молодой способный учёный, один из ведущих специалистов Америки, он добился больших успехов в области хирургии сердца. Профессор Кирклин пригласил нас на товарищеский ужин в ресторан гостиницы, где мы остановились. Все местные хирурги были в сборе. Среди них и доктор Мейо — последний из поколения этой семьи. Как мы поняли, он мало практиковал, отдавая предпочтение хозяйственным, административным делам. Доктор Мейо являлся в тот период представителем США в отделе здравоохранения ООН. После Рочестера в нашей программе значился Кливленд. Здесь на аэродроме нас встретил представитель хирургической клиники профессора Холдена и отвёз нас в гостиницу. По дороге с аэродрома нам попался американский вариант кинотеатра — аутотеатр. Это большая площадь, огороженная забором, с огромным экраном. Владельцы машин въезжают через ворота на площадь, устанавливают автомобили в определённый ряд и, не выходя из них, смотрят фильм. Date: 2015-07-25; view: 280; Нарушение авторских прав |