Полезное:
Как сделать разговор полезным и приятным
Как сделать объемную звезду своими руками
Как сделать то, что делать не хочется?
Как сделать погремушку
Как сделать так чтобы женщины сами знакомились с вами
Как сделать идею коммерческой
Как сделать хорошую растяжку ног?
Как сделать наш разум здоровым?
Как сделать, чтобы люди обманывали меньше
Вопрос 4. Как сделать так, чтобы вас уважали и ценили?
Как сделать лучше себе и другим людям
Как сделать свидание интересным?
Категории:
АрхитектураАстрономияБиологияГеографияГеологияИнформатикаИскусствоИсторияКулинарияКультураМаркетингМатематикаМедицинаМенеджментОхрана трудаПравоПроизводствоПсихологияРелигияСоциологияСпортТехникаФизикаФилософияХимияЭкологияЭкономикаЭлектроника
|
Глава 6. Питание. – Неурожаи. – Цены на хлеб
Питание. – Неурожаи. – Цены на хлеб
1. Факторами, значительно ослабляющими и даже уничтожающими влияние климата на преступления, являются плотность населения и условия питания его. Сопоставляя, по Эттингену, преступления в Пруссии с колебаниями цен на предметы потребления первой необходимости, мы приходим к заключению, что на ежегодное число первых влияет (столько, сколько и цивилизация, если не больше) питание населения. Зависимость между последним и преступностью выражается в том, что по мере падения цен на хлеб уменьшаются преступления против собственности (кроме поджогов) и, напротив, увеличиваются преступления против личности, особенно же изнасилования, как это видно из следующих цифр:
В Пруссии в 1862 году, когда цена на картофель была очень велика, преступления против собственности составляли 44,38, а против личности – 15,8 от общего числа всех преступлений. Когда же цена упала, то соответственно этому преступления первого рода уменьшились до 41, а второго – возросли до 18. Неурожай 1847 года был причиной увеличения в Пруссии среднего числа преступлений против личности на 24 %. Еще более убедительны цифры, собранные Старком для Пруссии и охватывающие 24‑летний период, именно с 1854 по 1878 год.
Отсюда видно, что если цены на хлеб влияют, в общем, на преступления, то, в частности, влияние это больше всего отражается на кражах леса, максимум которых соответствует максимальной стоимости хлеба. С другой стороны, очевидно, что наиболее низкие цены на хлеб, указывающие на максимум благосостояния, совпадают с увеличением числа пожаров, драк и убийств, что может быть объяснено только большим злоупотреблением спиртными напитками вследствие дешевизны хлеба. Средние цены на хлеб соответствуют наибольшему распространению мошенничеств, банкротств и преступлений против государственного порядка. По графическим таблицам Корра мы видим, что во Франции начиная с 1843 до 1883 года кривая преступлений – почти исключительно против собственности и самоубийств – постоянно возрастает и до 1865 года идет почти параллельно кривой хлебных цен; с этого времени она с ней расходится, все еще продолжая увеличиваться, между тем как вторая кривая падает, вероятно, вследствие влияния на нее каких‑нибудь особенных обстоятельств. Что касается тяжелых преступлений, то они не имеют, по‑видимому, никакой связи с ценами на хлеб. Росси приходит к тем же заключениям в своем исследовании преступности в Риме в течение 1875–1883 годов в зависимости от атмосферного тепла и цен на хлеб. Оказалось, что число преступлений против собственности (за исключением квалифицированных краж и грабежей) напрямую зависело одновременно от зимних холодов и цен на хлебные продукты. Так, в Риме в течение указанных девяти лет максимальное число этого рода преступлений (70 738) наблюдалось в 1880 году, когда цены на хлеб были очень высоки и зима стояла суровая. В 1877 году, когда хлеб также был дорог, но зима была необыкновенно мягкая, число преступлений достигло только 61 498. Далее, в 1881 году при значительном понижении цен на хлеб и при теплой зиме число преступлений против собственности резко уменьшилось с 70 738 до 59 815. Это падение продолжалось в 1882 и 1883 годах, когда цены на хлеб были низкие и зимы стояли несуровые. Что касается побоев и увечий и других преступлений против личности, то на них в течение 1875–1883 годов незаметно было никакого влияния температуры, между тем как при всяком поднятии цен на хлеб число их, напротив, уменьшалось, и наоборот. Но самым убедительным является, несомненно, соотношение между преступлениями и количеством рабочих часов, необходимых на то, чтобы добыть эквивалент одного килограмма хлеба, на котором основываются обыкновенно при сравнении хлебных цен с колебаниями заработной платы. 1. Отсюда мы видим, что все преступления против собственности, кроме пожаров, отчасти грабежей и особенно тех, которые сопровождаются убийствами, очень точно следуют (если этому не препятствуют какие‑нибудь очень могущественные факторы) за кривой рабочих часов, необходимых рабочему человеку для добывания эквивалента одного килограмма муки или хлеба; и что в период 1875–1877 годов с увеличением этого числа рабочих часов кражи возросли с 137 до 153 и, напротив, упали с 184 до 111 в течение 1879–1888 годов с их уменьшением. Между обманами в торговле, мошенничествами и тому подобными преступлениями и количеством рабочих часов не наблюдается никакого соотношения. Что касается преступлений против личности, обязанных своим происхождением большей частью злоупотреблению спиртными напитками, то это цены на хлеб, а количество драк и повреждений, независимо от цен на хлеб, подвергается сильным колебаниям, причем максимум их и минимум приходится на такие годы, в которых разница в ценах на хлеб была совершенно ничтожна. 2. Преступления против нравственности увеличиваются по мере уменьшения рабочих часов: с 1881 по 1888 год, когда число их упало со 122 до 92, количество этого рода преступлений увеличилось с 3,11 до 5,25. 3. Преступления против государственной безопасности, а именно против властей, общественного порядка и прочего, весьма мало подчиняются этому влиянию. Статистический материал Форнасари ди Верче за 50 лет относительно Великобритании и Ирландии дает приблизительно те же отношения между преступлениями и колебаниями цен на хлебные продукты, а именно: 1. Преступления против собственности, не сопровождающиеся насилием, чаще всего увеличиваются с поднятием цен на хлеб, как это было в течение 1846–1847 годов, когда они с 19 510 возросли до 29 571. Годы с 1870 по 1873 представляют собой исключение в этом отношении, так как в этот период времени преступления эти уменьшились, несмотря на повышение хлебных цен. С другой стороны, с падением цен на хлеб преступления этого рода всегда уменьшаются, как мы это видим в 1847–1852 годах, когда цена хлеба упала с 50 до 40, а преступления уменьшились с 23 910 до 21 306 и в 1857–1858 годах, когда они с 23 917 упали до 20 619. 2. Преступления против собственности, сопровождающиеся насилием, не зависят, по‑видимому, от цен на хлеб. Так, мы видим, что число их уменьшается в период времени с 1842 по 1845 годы и в 1862–1863 годах вместе с падением цен на хлеб, и увеличивается в 1881–1886 годах, хотя цены на хлеб были в это время очень низки. Но в общем можно сказать, что с вздорожанием хлеба они чаще всего увеличиваются, как это было в 1845–1847 годах, когда с 1491 они поднялись до 1732, и в 1867–1868 годах, когда они с 1940 возросли до 2253. 3. Преступления против собственности со взломом не находятся в очевидной связи с ценами на хлеб. Они уменьшились в числе в 1841–1845 годах и 1883–1884 годах, в течение которых держались низкие цены на хлеб, и увеличились в период 1852–1855 и 1862–1863 годов, несмотря на то, что хлеб и в эти годы был так же дешев. 4. Мошенничество и сбыт фальшивых монет также, по‑видимому, нисколько не подчиняются влиянию хлебных цен. Они то увеличиваются, то уменьшаются во время низких хлебных цен, существовавших в 1842–1845, 1848–1852 и 1884–1888 годах. 5. То же следует сказать о преступлениях против личности. Относительно Нового Южного Уэльса, который дает нам представление о Европе XIX столетия, мы, по исследованиям Кохлана и Форнасари, приходим к тем же заключениям. Что касается предумышленных убийств, то вряд ли можно говорить о влиянии на них количества потребления хлеба. Так, например, максимум потребления хлеба (7,1 в 1881 году) соответствует максимальному числу этого рода убийств (31), между тем как минимумы их и средние цифры далеко не совпадают друг с другом. Между случайными убийствами и потреблением хлеба существует как бы обратное отношение, а именно: максимум последнего 7,8 (1887) соответствует минимуму первых – 7, а минимум потребления 5,5 (1891) – максимуму их – 25. Количество потребляемого хлеба не оказывает также никакого заметного влияния на число повреждений, максимум которых – 102 (1886) и минимум – 61 (1884) совершенно не соответствуют его максимальным и минимальным цифрам. Что касается изнасилований, то их максимум – 41 (1886) соответствует средней цифре потребления хлеба – 6,1, а минимум – 7 (1887) – его минимуму. Влияние потребления хлеба особенно заметно отражается на кражах: число последних уменьшается или увеличивается, хотя и не всегда пропорционально, по мере увеличения или уменьшения его. Так, в 1883, 1884, 1885 годах потребление хлеба последовательно растет – 6,0–6,8 – 7,0 и соответственно этому уменьшается последовательно число краж – 714–583 – 566, а в 1888, 1889, 1890 годах замечается неравномерность в потреблении хлеба – 7,6–5,9 – 7,2 и соответственно этому наблюдаются скачки и в числе краж 592–608 – 512. Голод заглушает половые инстинкты, в то время как довольство и изобилие, напротив, возбуждают их. Недостаточное питание побуждает к воровству, а чрезмерное, ослабляя воровство, благоприятствует изнасилованиям. Таково же влияние и недостаточной заработной платы. Известно, что больше всего совершают преступления вследствие вздорожания пищевых продуктов именно женщины и слуги, вероятно потому, что те и другие более всего страдают от этого. Особенно это следует сказать о слугах, которые благодаря периодическому существованию в довольстве быстро теряют способность противостоять лишениям. Но, допуская значение недостаточного питания в увеличении числа краж, а изобильного – в возрастании количества преступлений против нравственности и повреждений, мы все‑таки не можем отрицать ничтожного влияния его на преступность вообще, ибо если известного рода преступления увеличиваются при тех или иных условиях питания, то другие уменьшаются при них, и наоборот. Помимо этого, даже в одном и том же постоянном направлении, питание не может существенно влиять на пропорцию известных преступлений, ибо при этом нельзя исключить значение таких факторов, как наследственность, климатические условия и т. д. Временами замечается странное противоречие в том обстоятельстве, что при дороговизне хлеба и недоступности, при отсутствии денег, спиртных напитков уменьшаются и убийства, и случаи изнасилований. Но чаще случается как раз наоборот: именно недостаток денег увеличивает число убийств, как это наблюдается, например, в Новом Уэльсе. По словам Жоли, департаменты Морбиан и Вандея считаются первыми по нравственности своего населения. Несмотря на то что заработки его там почти нисколько не увеличились, а предметы первой необходимости удвоились в цене, среди населения их все‑таки мало распространено употребление спиртных напитков. В департаментах Устье Роны и Эро заработная плата, напротив, увеличилась на 30 и 60 %, а хлебные продукты вздорожали всего на 15 %, и тем не менее оба этих департамента занимают последнее место по нравственности своего населения, именно благодаря чрезмерному распространению спиртных напитков. Несомненным остается факт, что неурожаи становятся все более редкими и незначительными, в то время как кражи все более и более учащаются. Отсюда понятно, почему пропорция преступлений, обязанных своим происхождением недостаточности питания, то есть действительной нужде, более ограниченна, чем это вообще можно было бы предполагать. По статистическим данным Куэре, кражи съестных припасов составляют едва одну сотую часть общего числа краж, причем случаев, где мотивом преступления является именно голод, значительно меньше, чем тех, где причиной его служит обжорство и лакомство. Из 43 случаев воровства в Лондоне в 13 предметами кражи являются колбасы, птица и дичь, а в 30 – сахар, мясо и вино, и только в одном случае – хлеб. По вычислениям Жоли, во Франции за период с 1860 по 1890 год случаи похищения денег, банковских ценностей значительно преобладали, составляя 396/00 преступлений против собственности, а кражи муки, овса и домашних животных не превышали 55/00. Точно так же и Маса выражается на этот счет следующим образом: «Голод в общем редко является причиной воровства. Молодые люди обыкновенно воруют ножи и сигары, а из съестных припасов мужчины похищают преимущественно крепкие напитки (ликеры), а женщины – конфеты и шоколад». То же можно сказать и о проститутках. Если, с одной стороны, говорит Локателли, голод и беспризорность часто толкают девушку на путь разврата, то с другой – нужно раздать тысячам девушек из народа Монтионовские премии{10} за то, что они, несмотря на всевозможные лишения и соблазны, остаются все‑таки честными и невинными. Нет ничего невозможного в том, что с течением времени не было доказано специальное влияние той или другой пищи на тот или другой род преступления. Ведь мы знаем, что растительная пища делает людей кроткими и послушными, между тем как люди, питающиеся преимущественно животной пищей, становятся, наоборот, грубыми и жестокими. Именно родом пищи и обусловливаются кротость и терпеливость жителя Ломбардии сравнительно с мстительностью и склонностью к насилиям романского крестьянина. 2. Восстания. Влияние голода на восстания слишком преувеличено, как я доказал это в своей «Политической преступности». Фаралья приводит цены на съестные припасы почти за целых девять столетий из года в год. Мы находим у него, что за это время было 46 сильных голодовок в следующие годы: 1182, 1192, 1257, 1269, 1342, 1496–1497, 1505, 1508, 1534, 1551, 1558, 1562–1563, 1565, 1570, 1580, 1586–1587, 1591–1592, 1595, 1597, 1603, 1621–1622, 1623–1625, 1646, 1672, 1694–1697, 1759–1760, 1763, 1790–1791, 1802, 1810, 1815–1816, 1820–1821. Оказывается, что в течение этих девяти столетий голод совпадал с восстаниями всего только шесть раз, именно в 1508, 1580, 1587, 1595, 1621–1622 и 1820–1821 годах. В знаменитом восстании Мазаньелло (1647) к экономической подкладке его присоединилось множество других причин, таких как сумасшествие самого зачинщика, жара, жестокие притеснения испанцев и др., ибо если в 1646 году и был голод, то следующий 1647 год отличался обилием если не хлеба, то фруктов, мяса, свинины и сыра. Впрочем, мы знаем, что восстаний и возмущений не было ни во время ужасного голода 1182–1187 годов, длившегося 5 лет, во время которого люди вынуждены были питаться дикими травами, ни в 1496–1497 годах, когда из‑за голода появились такие ужасные эпидемии, что жители городов бежали от них в деревни, ни во время голода 1565 года, ни в 1570 году, когда «жители, спасаясь от голода, оставляли деревни и голодные, оборванные, больные направлялись толпами в Неаполь, заполняя его улицы», ни, наконец, во время голода 1568 года. Кроме того, необходимо припомнить еще, что если во Франции в 1827, 1832 и 1847 годах и были политические беспорядки параллельно с экономическими кризисами и голодовками, то они совпадали с необыкновенно знойными летами, и что на бунты 1834, 1864 и 1865 годов, по‑видимому, не имели никакого влияния ни экономические, ни метеорические причины. В Страсбурге в течение времени с 1451 по 1500 год и с 1601 по 1625 год цена на мясо поднялась на 134 %, на свинину на 92 %, при длившемся в течение многих лет падении заработной платы на 10 %, и при всем том никаких беспорядков и бунтов здесь не было. Во время ужасного голода 1670 года в Мадриде рабочие расхаживали по городу огромными бандами, грабя и убивая богачей, так что редкий день проходил без того, чтобы люди не платили своей жизнью за то, что имели хлеб. Между тем до настоящего восстания дело не дошло. В Индии лучше, чем где‑нибудь, можно проследить шаг за шагом все последствия ужасного голода. Так, из‑за голода, погибло в Ориссе в 1865–1866 годах 25 % всего населения, а в Пури – даже 35 %, но открытого возмущения и бунта все‑таки нигде не было. Наиболее известные в последние 100 лет голодовки, по крайней мере в провинции Неллуру, вследствие постоянного отсутствия дождей и чрезмерной плотности населения имели место в следующие годы: 1769–1770, 1780, 1784, 1790–1792, 1802, 1806–1807, 1812, 1824, 1829, 1830, 1833, 1836–1838, 1866 и 1876–1878. Во время 1869–1870 годов здесь погибла почти треть всего населения, а в 1877–1878 умерло из 5 миллионов жителей более 200 тысяч. И однако несмотря на все эти голодовки, они нигде никакими беспорядками не сопровождались. Большое восстание в Индии 1857–1858 годов{11} явилось следствием преимущественно сопротивления населения нововведениям цивилизации (телеграфу, пару и т. п.), затем вследствие заговоров различных князьков, лишенных власти, и, наконец, – как утверждает Хантер, – благодаря распространившемуся среди бенгальских сипаев слуху, что будто бы приказано смазывать патроны свиным салом. Таким образом, влияние суеверия на политические преступления оказалось более могущественным, чем действие продолжительного голода. Другие известные нам восстания в Индии, как, например, бунт в Богале в 1751 году, бунт пенджабской секты Шик в 1710 году, сипаев – в 1764, мятежи сект синтов и шиков в 1843 и 1848 годах, не имели в действительности никакой связи с дороговизной съестных припасов. Что удивительнее всего, так это то, что в штате Орисса, больше других страдавшей всегда от голода, постоянно наблюдалось меньше всего восстаний. Это объясняется тем фактом, доказанным уже при изучении влияния тропического и полярного климата, что жара делает человека не способным к более или менее энергичной деятельности. Таким образом, с точки зрения политических преступлений крайние степени бедствий и несчастий имеют гораздо более благоприятное влияние на человека, чем довольствие и счастье. Это вполне совпадает с отмеченным уголовными статистиками обстоятельством, что во время голодовок и сильных морозов уменьшаются иногда преступления против личности вообще, и в частности изнасилования и предумышленные убийства.
Date: 2015-07-25; view: 348; Нарушение авторских прав |