Снова на суше

Итак, мы находились поблизости от Великой полыньи, которая на много дней задержала нас по пути на Север и едва не явилась местом гибели всей моей экспедиции в 1906 году. Вот почему я ожидал неприятностей в переход 20–21 апреля, и мои опасения сбылись. Хотя Великая полынья была покрыта льдом, оказалось, что при своем возвращении Бартлетт потерял здесь первоначальный след и уже больше не находил его. Поэтому оставшуюся часть пути нам пришлось идти не по хорошо наезженному следу, проложенному при движении на Север, а по одиночному следу Бартлетта. Впрочем, жаловаться было бы грешно. До сих пор мы шли по хорошо пробитому следу и потеряли его всего лишь в 50 милях от суши.

Для меня этот переход был самым мучительным на обратном пути. Я проделывал его после бессонной ночи в холодном иглу. К тому же моя одежда была влажна от пота, у меня болела щека и непрерывно стучало в голове, хотя к концу перехода оказал свое действие хинин, который я принял накануне, так что вскоре после того, как мы достигли иглу капитана, худшие из симптомов прошли. Однако переход дался нам нелегко. В довершение всех невзгод собаки, казалось, совершенно выбились из сил и пали духом.

Чудесная погода, сопутствовавшая нам последние несколько дней, удержалась и на следующий день. Погода, без преувеличения сказать, стояла просто замечательная. Мы шли 6 часов, остановились на обед, затем тащились дальше еще шесть часов. Нам то и дело попадались свежие следы медведей и зайцев, а также многочисленные следы песцов. Во время перехода не было особых происшествий, если не считать двух узких полыней, которые мы пересекли по тонкому, молодому льду. Весь день солнце припекало и невыносимо слепило глаза. Идти против солнца было бы практически невозможно, так свирепы были его лучи. Однако температура весь день держалась между 18 и 30° ниже нуля.

Последний переход, после которого мы вышли на сушу, начался в 5 часов вечера все при той же ясной, тихой, солнечной погоде. Неподалеку от лагеря мы наткнулись на непроходимую полынью; след капитана выходил на нее. При тщетной попытке пересечь ее одна из наших упряжек угодила в воду. В конечном счете полынья забирала на восток; мы отыскали след капитана и по нему обогнули полынью.

Чуть подальше мы увидели край ледниковой кромки и остановились, чтобы сделать несколько фотографических снимков. Еще до полуночи весь отряд достиг ледниковой кромки Земли Гранта. Полярный лед остался позади, мы фактически вступили на твердую землю. Когда последние сани подкатили к почти вертикальной стене ледниковой кромки, я подумал, что все мои эскимосы сошли с ума. Они кричали, вопили и прыгали, пока без сил не свалились на лед. Садясь в сани, Ута сказал по-эскимосски: «Черт или спит, или ссорится с женой, не то мы бы не вернулись так легко обратно». Мы остановились на обед, напились чаю ad libitum [вволю], затем снова двинулись дальше и шли без остановок до самого мыса Колумбия.

Почти ровно в 6 часов утра 23 апреля мы достигли иглу «Крейн-сити» на мысе Колумбия – это был конец всей нашей работы. В тот день я сделал следующую запись в своем дневнике:

«Труд моей жизни закончен. Я сделал то, что мне с самого начала суждено было сделать, что, по моему мнению, можно было сделать, и что я мог сделать. Я выколотил Северный полюс из своей системы после 23 лет настойчивых усилий, упорной работы, разочарований, трудностей, лишений, страданий и некоторого риска. Я завоевал последний великий географический приз – Северный полюс к чести Соединенных Штатов. Моя работа является завершением, кульминационным пунктом почти четырех столетий настойчивых усилий, человеческих жертв и финансовых затрат со стороны цивилизованных стран мира; она была проделана чисто по-американски. Я доволен».

Возвращение с полюса было осуществлено в 16 переходов, а все путешествие с суши до полюса и обратно заняло 53 дня, или 43 перехода. Возвращение оказалось на удивление легким по сравнению с прошлыми экспедициями – сказывался опыт и совершенство одежды и снаряжения, но будь погода чуточку иной – и нам пришлось бы рассказать иную повесть. Не было человека в нашем отряде, который не радовался бы тому, что мы оставили позади предательскую полынью и безграничные пространства тонкого, молодого льда; если бы штормовой ветер превратил их в открытое море между нами и сушей, наше возвращение было бы по меньшей мере опасным.

По всей вероятности, никто из членов нашего отряда не забудет, как мы спали на мысе Колумбия. Мы славно проспали почти целых два дня, а в краткие промежутки между сном занимались исключительно набиванием животов и просушкой одежды.