Термины

С политическими терминами у нас такая путаница, что большинство из них используется не по назначению. Явные правые нагло именуют себя левыми, а пресса и обыватели им поддакивают. Явных антифашистов называют фашистами, фашистов — демократами, предателей — борцами с тоталитаризмом и т.д.

Кроме того, терминов перестало хватать. Перестройка вскрыла явления, которые до этого считались малозначительными, не достойными отдельного имени. Причем речь идет не о том термине, который был введен в начале книги: «делократия». Нужда в этом термине назрела давно. В одной телепередаче академик Аганбегян радовал зрителей тем, что рыночные отношения сметут всех бюрократов и на их место: «Станут… станут… станут… Ну, как называются те, кто не бюрократы?» — наконец наивно вопросил присутствующих борец, толкающий страну, как ему казалось, в цивилизацию (по крайней мере считалось, что он‑то знает, куда ее толкает). Речь о терминах другого рода.

Жила в Лондоне буйная семейка Халагенов. И эта семейка своей фамилией дала название явлению — «хулиганство». Но это не означает, что такого явления до Халагенов не было. Вспомним хотя бы Ноздрева из «Мертвых душ». Тоже ведь хулиган. Но массовости тогда это явление не приобрело, называть его не было нужды.

Имя маркиза де Сада, написавшего о том, о чем до него предпочитали помалкивать, стало основой для явления «садизм».

Имя австрийского писателя Л. Захер‑Мазоха по тем же основаниям послужило для наименования явления"мазохизм".

Французский солдат Шовэн, надо думать, слегка повредившийся умом на фронте во время первой мировой войны и ставший люто ненавидеть все нации, кроме французской, дал имя шовинизму.

Автор этой книги также пришел к необходимости ввести новый термин, так как размеры явления явно заслужили того, чтобы как‑то назвать само явление.

Можно назвать еще одну причину. В русском языке есть два исключающих друг друга понятия: глупость и мудрость. Людей, которым одно из этих свойств присуще, называют глупец и мудрец. Но есть люди, у которых, например, глупость — это не свойство их ума, но тем не менее они ее проявляют, проявляют дурость. Таких людей называют дураками. «Дурак» звучит мягче, чем «глупец»: «дурак» — это скорее ругательство, а «глупец» — скорее диагноз. Недаром героем стольких русских сказок является Иван‑дурак. Дурак‑то он дурак, но сказка всегда имеет счастливый конец. Итак, для оценки человека, который поступает глупо, есть термин «дурак». А как назвать человека, который, как ему кажется и кажется ему подобным, поступает мудро? Назовем такого человека «мудрак»,а явление — «мудрачество».

Поскольку мы уже коснулись русских сказок, то вспомним сказку про то, как мужик и медведь занимались сельским хозяйством. Посадили репу, и мужик предложил медведю осенью собрать вершки, а он‑де соберет корешки. Медведь согласился, а осенью понял, что надо быть таким же мудрым, как и мужик. На следующий год посеяли пшеницу, и медведь потребовал себе корешки. (Сказочник утаил фамилию медведя, может быть, его звали Черниченко — неизвестно.) Но медведь — это типичный мудрак. Если бы он был дурак, необучающийся, то и на следующий год он взял бы вершки. Но … медведь остается медведем, а хочет выглядеть мудрым.

Конечно, слово «мудрак» звучит не очень благозвучно, но зато, безусловно, по‑русски.

Заметим, что мудрак — это не разновидность глупца, дурака. Дело в том, что эти люди в условиях, когда им не нужно выказывать свою мудрость, скажем, в быту, могут быть вполне и вполне умными. В этом их отличие от дурака, который делает глупости вне зависимости от условий (его это просто не волнует), и от глупца, который просто не в состоянии понять, что делает. Обратите внимание, что мудрак — это синоним бюрократа. Ведь именно бюрократ выполняет все команды бездумно. Но у бюрократа должно быть «бюро», начальство, чьи команды он бездумно выполняет.

А, к примеру, кто у того же Черниченко, певца колхозно‑совхозного строя, начальники, где его «бюро»? Кто ему сегодня дал команду петь оды фермерам? Просто раньше мудро было петь оды колхозам, сегодня — фермерам. Никто его не заставляет. Поет сам и громко.

Можно взять и другой пример. Кто был начальником у Горбачева? Политбюро? Да ведь там были все ему послушны, по крайней мере — большинство. Был бы он дураком, так поступал бы так, как его предшественники: силой бы придушил тех, кто попытался вызвать национальную рознь и покусился на целостность СССР. Но он не был дураком. Мудрые Тэтчер и Буш сказали ему, что мудро быть демократом, то есть человеком, который говорит много, непонятно о чем и ничего не делает. А когда из‑за Горбачева развязались кровавые войны в пяти из пятнадцати вверенных ему республик, нобелевский комитет подтвердил его мудрость Нобелевской премией мира. Свои же, отечественные академики убедили его, что мудро слушать экономиста Сакса с его рыночными идеями. Ну как было не внедрить идеи Сакса, если очень хотелось Горбачеву выглядеть мудрым? Да, конечно, Горбачев всю жизнь проработал в аппарате, он бюрократ до мозга костей, но на посту генсека и президента он — типичный мудрак.

Думаю, что вышеприведенные доводы достаточны для того, чтобы понятия «мудрак» и «мудрачество» вошли в наш обиход для обозначения соответствующих людей и явлений.

Запад

Наше государство расположено в центре материка, со всех сторон окружено другими государствами и почти нигде не имеет и не имело с ними естественных границ. Последнее время СССР был самым большим государством по площади на планете, но было так не всегда. Россия начиналась с небольшой территории на северо‑западе страны и формировалась в течение сотен лет непрерывного движения на юг и восток.

Жить в России нелегко и по географическим, и по климатическим условиям. Короткое, хотя часто и жаркое лето сменяется длинной и очень холодной зимой. Это требует строительства теплых жилищ, но главное — их обогрева. Преодоление огромных расстояний связано с большими затратами энергии. Даже царские гонцы на дорогу из конца в конец государства тратили годы.

Императрица Елизавета, взойдя на престол, послала на Камчатку своего курьера Шахтурова, чтобы он не позже чем через полтора года, к ее коронации привез •"шесть пригожих, благородных камчатских девиц". Императрица слабо представляла себе размеры государства и трудности передвижения по его просторам: только через 6 лет гонец с отобранными девицами смог достичь Иркутска. Там у него кончились деньги, да, видимо, и девиц он действительно отобрал пригожих, так как к тому времени они уже все были или с детьми, или беременны. Несчастный гонец, понимая, что он безнадежно запоздал, запросил из Иркутска Петербург: что же ему делать с «девицами»?

Жить в нашем государстве значительно труднее, значительно дороже, чем в любом другом. Урожаи из‑за сурового климата были существенно меньше, чем в других странах, а следовательно, пахать, сеять и убирать надо было и больше, и дольше. По сравнению с гражданами других государств житель России тратил (и тратит сейчас) в несколько раз больше труда только на то, чтобы просто выжить. И тем не менее никто так не любил свою Родину, как русские, никакой другой народ так мало не уезжал в другие страны, никто так не тосковал за границей по Родине, как они. Это лирическое отступление можно дополнить, заметив, что мало кто в мире так любил свободу, как они, и мало у кого свободолюбие подвергалось столь жестоким испытаниям.

И дело здесь вот в чем. На западе от России всегда жили оседлые народы. Они строили города и села, сеяли хлеб и производили сталь. Эти народы были объединены в государства, и главы этих государств, руководствуясь теми или иными соображениями, вели между собой нескончаемые войны. Нападали они и на Россию. Особенностью войн с Западом было то, что тогда ни один противник не оставался без наказания, а войны эти по сути были в основном не на уничтожение, а грабительские. Если западные короли посылали войска захватить или ограбить города России, то, выдержав натиск, русские цари или князья вели войска в западные страны и в свою очередь грабили западные города. Было абсолютно точно известно, где живет агрессор, и он не мог укрыться от возмездия. Войны оседлых народов на ранних стадиях цивилизации характеризовались рядом особенностей. Целью войн был грабеж, это было законно и соответствовало обычаям тех времен, но уничтожение населения не поощрялось, так как было бессмысленным. Действительно: зачем, захватив вражеский город и приняв его жителей в свое подданство, надо было убивать его жителей? Кто бы тогда платил налоги на содержание короля и его армии? Зачем надо было убивать пленных солдат и рыцарей, если их можно было нанять в свою армию и не тратить деньги на обучение новых?

На Западе война стала основным делом, промыслом, а нередко и развлечением королей, герцогов, баронов. Были разработаны правила ведения войны, и в чем‑то они были сродни теперешним футбольным. Три штурма крепости давали законное право ее защитникам сдаться, при этом они не испытывали ни мук совести, ни позора. Рыцарь заключал с королем (оммаж) или герцогом договор, в котором оговаривалось, где и сколько рыцарь будет ему служить и сколько за это получать. В качестве платы обычно давались города и села, жизнью населения которых нанятые рыцари могли распоряжаться. Жалобы на рыцарей судами не принимались. Служба королю была ограничена во времени, например два месяца в году, а иногда и 40 дней. Закончил король войну или нет, для рыцаря не имело значения. Он мог с войны уехать. Переход от одного сюзерена к другому не возбранялся. Если рыцарю другой король или герцог предлагали большую плату, то он возвращал взятое на старой службе и шел к новому сюзерену. Но в бою рыцарь как честный человек был обязан драться за своего короля, не жалея жизни, правда, до тех пор, пока был жив и свободен его король. Король обычно находился у штандарта, и рыцарь сражался до тех пор, пока королевский штандарт был виден. Если штандарт падал, это означало, что король или убит, или пленен, тогда рыцарь мог без зазрения совести и без ущерба для чести бежать с поля боя. Например, устав довольно строгого в отношении дисциплины ордена тамплиеров требовал от рыцаря не покидать поля боя даже в случае поражения, пока над ним развевался штандарт ордена. И лишь после того, как он упал, "рыцарю можно искать спасения там, где Бог поможете.

В этих «состязаниях» мирным жителям отводилась роль зрителей, оплачивающих их стоимость. На жизнь их никто, как правило, не покушался, хотя, конечно, на войне, как на войне, и их тоже могли грабить прямо или налагая контрибуцию. Например, когда король Швеции осадил столицу Дании, то датчане, не имея возможности из‑за осады продавать продовольствие войскам своего короля, продавали его без всяких колебаний вражеским войскам, поскольку вражескими они были только для короля, а им было безразлично, и кому продавать, и кому платить налоги — этому королю или другому.

Вступление в город войск, и своих, и неприятельских, рассматривалось горожанами как грандиозное шоу. Французский офицер так описывает вступление наполеоновских войск в Вену в 1805 году: «Жители обоих полов теснились в окнах; красивая национальная гвардия, расположенная на площадях в боевом порядке, отдавала нам честь, их знамена склонялись перед нашими, а наши орлы — перед их знаменами. Ни малейший беспорядок не нарушал этого необыкновенного зрелища.» Но и Париж в 1813 году не останется в долгу: как только стало известно, что капитуляция подписана и штурма не будет, нарядная веселая толпа заполняет бульвары для встречи победителей.

Долгое время примерно по таким же правилам жили и россияне. Они были более свободолюбивы: они весьма относительно признавали над собой княжескую власть, не говоря уж о власти какого‑нибудь рыцаря. Первое время они даже не были вассалами князя, а принимали его на службу, чтобы он с помощью своей дружины защищал их от врагов и разбойников. И если жителям города князь не нравился, то его просто изгоняли и подыскивали себе нового. Так же и князья признавали власть великого князя над собой от случая к случаю, непрерывно враждуя с ним и между собой, как сказали бы сейчас наши мудраки, отстаивая свой суверенитет. Разумеется, бесконечные междуусобные войны велись по тем же футбольным правилам ведения войны, что были приняты и на Западе у других оседлых народов. Но были и исключения. Так, например, для России очень ценной военной добычей были пленные. Ими торговали, но главным образом их переселяли с захваченных земель в Россию. В частности, Москва началась с поселения пленных, захваченных в одном из набегов на венгерские земли. Кстати, и на Западе были исключения, особенно в период, когда войны носили религиозно‑мистический характер. Так, германскими племенами было полностью уничтожено племя пруссов, от которых осталось только название самой земли Пруссия.

В целом на Руси действовали правила и обычаи ведения войны, характерные для Европы, и почти такие же социальные обычаи, только ни князья, ни их люди (дружина) не имели такой власти над русскими, как короли и дворяне на Западе. Горожане приглашали их на службу, но могли и выгнать. Это было не всегда справедливо, например новгородцы изгнали из города Александра Невского, но это было. Никто не рассматривал волю князей как божью волю, на них смотрели как на военных специалистов. Как нанимали в Константинополе архитекторов строить себе церкви, так нанимали и князей себя охранять.

Восток

На юге и на тысячи километров к востоку от России жили кочевые народы и племена, обычаи и правила жизни которых в корне отличались от принятых на Западе. Россия как пограничное государство прикрывало оседлые народы Запада от кочевников Востока.

Кочевник‑скотовод, пасший скот на выжженных солнцем степных просторах, имел совершенно другие взгляды на войну и следовал совершенно другим правилам. Ему была нужна земля, но не в том виде и не в том количестве, как земледельцу. На такой же площади, где земледелец мог получить урожай, достаточный, чтобы кормить в течение года свою семью, кочевник едва мог вырастить овцу, которую съедал со всей семьей за один‑два дня. Кроме того, изменчивость климата, частые засухи то в одном районе, то в другом требовали быстрых перемещений на огромные расстояния в другие, менее пострадавшие области. По этой причине кочевнику нужна была земля в количествах, в сотни и тысячи раз больших, чем земледельцу. Это давало ему возможность безопасно откочевать летом на север на 1,5—2 тысячи километров, а зимой вернуться обратно. То есть кочевнику, чтобы жить, нужен был простор.

Поэтому войны между кочевниками по сути велись не за обладание налогом порабощенных народов, а за территории, где жили эти народы. Этим объясняется поражавшая всех жестокость кочевников: захватив в плен противника, они убивали и старых, и малых — всех, в ком не видели пользы, скажем, кого нельзя было продать как раба. И не имело значения, кто попал в плен — солдат или мирный житель. С точки зрения кочевника на той территории, которую он присмотрел себе, другим делать было нечего. Кроме экономического был и чисто военный аспект. Кочевники на военный период объединялись в большие подвижные группы — орды, но в мирное время они рассыпались по степи мелкими и потому беззащитными кочевьями. Если бы они, следуя западным правилам ведения войны, взяв и ограбив город, оставили бы его жителей в живых, то те через некоторое время могли бы перебить кочевников, нападая на каждое кочевье отдельно. Поэтому кочевники либо убивали всех жителей в районах, пригодных для кочевого выпаса скота и пограничных с ним, либо запугивали население до парализующего волю страха.

Поддерживать мирные отношения с кочевниками было сложно.

Во‑первых, их культура, позволяющая выжить в суровых условиях, резко отличалась от культуры народов‑соседей, особенно скромны были их достижения в области техники и технологии, в области товарных производств и ремесел. Они не умели получать и выделывать железо, стекло, керамику и многие из тех видов товаров, производство которых уже давно и успешно освоили оседлые народы. Эти товары кочевники вынуждены были приобретать, но для торгового обмена они имели только скот. А в те времена скот стоил не очень дорого и, кроме того, перегонять его на большие расстояния для продажи было чрезвычайно трудно.

Таким образом, для кочевника наиболее доступной формой получения необходимых товаров был военный разбой — набег на города и поселения оседлых народов. В качестве товара использовались и пленные, которых кочевники продавали на невольничьих рынках Средней Азии и Средиземноморья. Поэтому время от времени кочевые племена, особенно те, которые потерпели поражение, заключали мирный договор с Русью, но наступал товарный голод, подрастало новое поколение батыров, и они снова устремлялись в набег.

Во‑вторых, кочевники первыми освоили стратегическую оборонную инициативу, которую в США впоследствии стали сокращенно называть СОИ. Идея ее заключалась в нанесении противнику безнаказанного для своего населения удара и состояла в следующем. Отряды кочевников в начале лета внезапно вторгались в пределы России, грабили все, что могли, и быстро откатывались назад. Русские князья со своими дружинами бросались в погоню. Но кочевники, собрав весь свой народ и весь скот, продолжали отходить все дальше и дальше на восток в бескрайние степи. Они отравляли воду в колодцах, поджигали высохшую траву за собой, лишая русские войска питьевой воды и корма для лошадей. Наказать их за набег становилось невозможно или по крайней мере очень затруднительно.

Подобные стратегия и тактика кочевников должны были заставить русичей задуматься о том, как изменить правила ведения войны на Востоке. Из‑за набегов кочевников было опасно селиться и вести хозяйство на многие сотни километров от их земель: очень высок был риск, что русича ограбят, продадут в рабство или даже убьют.

Правда, до определенного момента кочевники были разобщены, воевали не только с оседлыми народами, но и между собой, а поэтому и сами были слабы. И до поры до времени на Руси считалось мудрым поступать, как на Западе, т.е. население не участвовало в войне, а нанимало князей, поручая им свою защиту.

Однако в начале XIII века Чингисхан объединил кочевников. Они вошли в состав его государства, весьма сильного в политическом и военном отношениях. И в этом государстве по‑прежнему не развивалось товарное производство, даже оружие либо покупалось, либо добывалось в бою, но Чингисхану удалось создать сильнейшую в мире армию, солдаты которой отличались высочайшей военной выучкой и храбростью, ввести крепкую дисциплину и в армии, и в государстве. Мощным ударом монголо‑татары разгромили соседние государства, причем и такие, как Китай, численность населения которого в сотни раз превышала численность войск Чингисхана. Эти государства при высокой степени цивилизации были неспособны оказать сопротивление войскам Чингисхана, они пали перед ним на колени.

В 1224 году полководцы Чингисхана Джебе и Субут, разгромив ясов, обезов и половцев, вторглись в русские земли.

Нельзя сказать, что русские не поняли надвигающейся опасности. Князья со своими дружинами выступили навстречу врагу. Объединенную армию возглавили три Мстислава: Киевский, Черниговский и Галицкий (Удалой). Все три, к несчастью для Руси, были старшими. Свои дружины привели и младшие: Даниил Волынский, Всеволод Мстиславович Киевский, Михаил — племянник князя Мстислава Черниговского, Олег Курский и другие. (Как видим, князей хватало.) Выл здесь и Алеша Попович с семьюдесятью богатырями.

Но несмотря на такие силы, поражение русских на реке Калке было полным. И во многом это поражение объясняется желанием князей прославиться. Мстислав Удалой выехал из лагеря и увидел, что враг приготовился к бою, но возжаждав славы, он решил один одержать победу и дал команду изготовиться к бою только своим полкам. (Летописец утверждает, что Удалой сделал так из зависти.) Остальные князья и не подозревали о близкой опасности.

Первым ударом конники Чингисхана смяли союзников русских — половцев, те побежали через стан не успевших вооружиться русских воинов; увидев, как обстоит дело, Мстислав Киевский принял решение не участвовать в битве и не двинулся из своего лагеря, он огородил его кольями.

Разгром русских дружин был полным. Шесть князей были убиты в бою и во время бегства, а выговорившего себе почетную сдачу Мстислава Киевского ордынцы положили под помост, на котором обедали, и так задушили. Надо бы их пожалеть, да не жалеется. Оценивая действия Мстислава Удалого и Мстислава Киевского, начинаешь понимать Ивана Грозного, жестоко расправившегося со всеми такими «суверенитетчиками». Ведь им было доверено русское войско, была доверена судьба Руси. А они из‑за своих амбиций погубили дело. Тысячи дружинников полегли на берегах Калки, приняли смерть в битве и Алеша Попович, и остальные богатыри. Дружинников и богатырей жалко, но они солдаты, такова их участь.

От Калки монголо‑татарское войско двинулось в область волжских булгар, однако они объединились и разгромили врага. Так завершился поход Чингисхана.

В 1236 году к пределам России подошел внук Чингисхана Бату со своим войском. Он был талантливый полководец. Разгромив волжских булгар, он сжег их города, уничтожил жителей. Оставшиеся в живых спаслись на Руси. Затем Бату добил половцев, а те из них, кому удалось спастись, откочевали в Венгрию. Таким образом, народов и государств, прикрывавших Русь с востока от нашествия, не осталось. Бату ворвался в Россию. Четыре года он громил разрозненные дружины русских князей, жег русские города, уничтожал мирных жителей..Для русских масштаб опустошений можно сравнить только с последствиями природной катастрофы. Были опустошены целые земли: Курская, Черниговщина «от того нечестивого Батыева плененна запустеша и ныне лесом заросташа и многим зверем обиталище бывша». Пал и был уничтожен Киев — мать городов русских. Многие князья и их дружины, честно исполняя свой долг, пали в боях с монголо‑татарами, но были и такие, что сбежали в Венгрию вслед за половцами. Сопротивление русских не остановило продвижение Бату. В 1241 году он перешел Карпаты, нанес сокрушительное поражение польско‑немецкому рыцарству, ворвался в Силезию,но оказался перед войсками чешского короля Владислава. Не приняв боя, Бату повернул назад, по дороге разбил венгерско‑французско‑австрийское рыцарское войско, гнал его до Пешта и ворвался в столицу Венгрии.

Ну, да ладно, не о Бату речь.

Чуть севернее Киева проходит граница степей и лесов. Севернее этой границы дождей выпадает столько, что деревья могут расти без проблем и глушат траву. Южнее влаги не хватает, и здесь хозяйкой земли является трава. А монголо‑татарам для выпаса их скота нужна была именно трава. Поэтому лесная часть Руси не представляла для них ценности, в связи с чем у них не было особой необходимости полностью «очищать» ее от людей. Были уничтожены города и селения только степной и лесостепной части Руси, что позволило Бату предотвратить в будущем нападение оттуда на степь, а лесная часть была просто покорена и ограблена. Жители тех городов, которые оказывали сопротивление войскам Бату, таких, скажем, как Козельск, были убиты. Тех, кто сдавался, частично увели в рабство, а частично оставили в живых, наложив непомерную дань. Сдавшихся князей и их дружины тоже частью пощадили, поручив им собирать дань и защищать Русь, а заодно и Орду от нападений с Запада, где тоже было много желающих пограбить.

Век спустя, когда государство Чингисхана, раздираемое внутренними междуусобицами, начало слабеть, западные соседи России — Литва и Польша — захватили и держали уже под своим владычеством ту юго‑западную лесостепную, наиболее ослабленную часть Руси, что впоследствии была названа Украиной, а немецкие рыцарские ордена захватили ее северозападные земли. Таким образом, Западные соседи лишили Русь выходов к открытым морям, затруднив и торговлю, и общение с остальным миром.

Тем не менее разбитая, ограбленная, запертая в глубине своих лесов, Русь осталась жива, тогда как все народы, населявшие территории восточное Руси, были либо уничтожены полностью, либо ассимилировались, и даже названия их исчезли из памяти людской.

За время тяжелейшего, унизительного монголо‑татарского рабства русские поняли то, что не понимали и не понимают другие народы, что, к сожалению, и сами россияне в последнее время перестали понимать. А тогда постоянная угроза рабства и смерти их многому научила.

Date: 2015-07-25; view: 303; Нарушение авторских прав