Единственным, что нарушало эту мертвую тишину, было потрескивание дров в камине

Глава 3

Мой Враг.

Холодный взгляд, не надо слов.

Звон шпаг.

Ты как всегда восстал из снов,

Мой Враг.

Пред тем, как свой оставит след

Мой шаг,

Мне нужно знать, где в этот миг

Мой Враг.

Единственным, что нарушало эту мертвую тишину, было потрескивание дров в камине. Стоп, но он же не горел. Наверное, это какой-то способ приветствовать хозяина. Ручка, между тем, опустилась до основания, и старинная резная дверь медленно отворилась.

Самые худшие опасения Гермионы подтвердились. Потому что на пороге комнаты возник человек, которого она ненавидела больше, чем кого бы то ни было. Этот гаденыш был кошмаром последних шести лет ее жизни. А так как впечатления от шести лет, прожитых в Хогвартсе, были гораздо ярче, чем от того времени, что она провела с родителями-магглами, то можно сказать, что он был кошмаром всей ее жизни. Доброй, кроткой Гермионе до встречи с ним никогда так не хотелось кого-то ударить, унизить, стереть самодовольную ухмылочку с этого ненавистного лица. Казалось, за лето она подзабыла о нем, но сейчас, глядя на светлые волосы, брошенные в лицо юноше порывом ветра из окна… Окно… Она забыла закрыть окно!

«Сейчас он поднимет шум», – в ужасе подумала девушка, но Драко Малфой, казалось, не замечал ничего вокруг. Он явно над чем-то размышлял.

Наверняка обдумывает способы пыток для Гарри.

Между тем хозяин комнаты, сосредоточенно глядя в окно, расстегивал белоснежную рубашку. Когда руки Малфоя дошли до ремня брюк, Гермиона нервно выдохнула. Юноша резко обернулся на звук. Ей бы в этот момент выхватить палочку, наложить на него заклятие, но она лишь, судорожно всхлипывая, сжалась на полу. В былые времена за такое выражение лица Малфоя Гермиона бы отдала многое. Но сейчас ей было не до смеха. Тем временем слизеринец медленно приходил в себя. Потрясение на его лице сменилось привычным раздражением и ненавистью в холодных серых глазах.

– Грейнджер? – его обманчиво мягкий голос заставил Гермиону поежиться.

Он просто стоял и смотрел на нее. Но даже этот взгляд наполнил ужасом каждую клеточку ее существа. Сколько же нужно тренироваться, чтобы научиться так смотреть? Гермиона попыталась заставить себя подумать о том, что это всего лишь Драко Малфой. Он ничем не страшнее любого другого подростка, например, Гарри или Рона... Ведь ему только семнадцать, он такой же студент Хогвартса, как и она сама. Подумаешь, слизеринец. Это совсем не страшно, совсем не страшно. Если это несколько раз повторить, может быть, пропадет тугой комок, застрявший в горле. Совсем не страшно. Почему же так колотится сердце, почему она не может ничего сделать, а просто сидит на полу и таращится на него снизу вверх? Как же он вымахал за лето!

В прошлом году Хагрид показывал Кармалинов. Тогда отважная Гермиона Грейнджер с визгом запрыгнула за спину Рона. Это было нечто такое ужасное, что после ее боггарт превращался в эту гадость. Теперь он будет превращаться в Драко Малфоя, стоящего в расстегнутой рубашке посреди этой чудовищной комнаты. Заглянув в его глаза, Гермиона поняла, что так напугало ее. У семнадцатилетнего подростка не может быть таких глаз. Ну, так же не бывает, он слишком молод для подобной жестокости. Дети жестоки. Но у них нет такого взгляда – их жестокость мимолетна. А здесь она видела свой приговор.

– М-м-малфой, – пролепетала девушка. Ну, зачем она начала заикаться? Хотя удивительно, что смогла вообще издать какой-то звук. Ее лепетание заставило Малфоя лениво приподнять бровь. Видно, он не мог себе представить, что когда-нибудь увидит ненавистную грязнокровку, не знающей, что сказать.

– Будем считать, что с формальностями покончено, – подвел итог их «приветствию» Драко Малфой. – Ты еще хочешь чем-то меня порадовать, или сразу позвать охрану?

Он сделал ленивый жест в сторону камина. Гермиона ни разу не бывала в волшебных замках. Она вообще не бывала в доме волшебника, кроме дома Рона. Но «Нору» никак нельзя было назвать замком, поэтому Гермиона, не представляя, как может быть устроена система безопасности в древних родовых поместьях, справедливо решила, что, воспользовавшись камином, Малфой вызовет своих людей.

– Малфой, пожалуйста, – умоляюще глядя на него, выдавила Гермиона.

Если бы она увидела эту картину со стороны, то, несомненно, возненавидела бы себя. Но сейчас ей было все равно. Нужно как-то отвлечь его, протянуть время, уговорить помочь! Дикая мысль! А вдруг получится?

– Малфой, – Гермиона сама не поняла, какая сила заставила ее подняться на ноги и броситься к нему. – Ты не можешь позвать охрану, ты должен мне помочь, еще не поздно что-нибудь сделать, ты сможешь – я знаю. Ты же не такой, каким хочешь казаться, в глубине души ты… ты… добрый.

Неся всю эту ерунду, Гермиона сама не заметила, как крепко схватила Малфоя за запястья и сдавила с такой силой, что ему наверняка было больно. Однако он не двинулся с места. Сложно сказать, что заставило его стоять неподвижно. Позже Гермиона поняла, что он мог бы стряхнуть ее с себя одним движением руки. Но он стоял, возможно, ошеломленный ее порывом. Его глаза, которые она видела сейчас так близко, расширились от удивления. Гермиона же понимала, что у нее начинается самая настоящая истерика, и что остановиться она уже не сможет.

– Грейнджер, ты себя со стороны послушай, – его ледяной голос произвел эффект ушата холодной воды. – Что ты несешь? Я добрый?!

Встретившись с ним взглядом, Гермиона поняла всю тщетность своих попыток. Его глаза вновь приобрели свое обычное, жесткое выражение. В них не было места состраданию. Гермионе захотелось разреветься. Вот так глупо и бесславно закончилась ее попытка спасти Гарри. Интересно, почему Малфой еще здесь, а не глумится над пленником в подземелье? Чтобы не смотреть в эти глаза, Гермиона опустила голову, скользнув взглядом по лицу Малфоя. Внезапно она осознала, что стоит к нему действительно очень близко. Она успела разглядеть тонкую ниточку шрама на его переносице (раньше она его не замечала), губы, которые от напряжения были сжаты в тонкую линию. Его губы были совсем рядом. Девушка вдруг почувствовала головокружение. Наверное, от страха. Не от запаха же его одеколона, в конце концов. Хотя, может, и от него – с непривычки. Пахнут тут дорогими одеколонами, понимаешь ли. Опустив взгляд ниже, Гермиона с ужасом поняла, что, цепляясь за его запястья, она умудрилась стащить расстегнутую рубашку с одного плеча Малфоя. Она скользнула взглядом по обнажившейся ключице, по пути отметив пульсирующую жилку на его шее. Взгляд задержался на медальоне. Это был серебряный медальон в виде оскаленного дракона, держащего в когтях букву «М». Гермионе внезапно показалось, что он следит за ней.

– Малфой, – тихо проговорила Гермиона, – твой дракон мне подмигивает.

– Что? – опешил слизеринец, проследив за ее взглядом, и тут же раздраженно проговорил: – О Мерлин! Это же волшебный медальон. Хотя откуда тебе, в самом деле, разбираться в таких вещах, как фамильные драгоценности чистокровных семей.

– Гад! – выпалила Гермиона, прежде чем поняла, что говорит.

Малфой резко оттолкнул ее от себя, и она не упала только потому, что ухватилась за край его письменного стола.

– Грейнджер, – голос Драко Малфоя был слаще сиропа, – даже ты с твоими гриффиндорскими мозгами должна понимать, что ты будешь последним человеком на этой земле, кому я соберусь помогать.

– Это не мне, – взмолилась Гермиона. Малфой вопросительно изогнул бровь. – Это Гарри.

Малфой рассмеялся – резко, зло.

– Ты меня повеселила, Грейнджер. Ты считаешь, что, отказавшись помогать тебе, я со всех ног кинусь со своими услугами к этому четырехглазому уроду? Тогда ты еще глупее, чем мне раньше казалось. Твой идиотский дружок сделал свой выбор. Шесть лет назад, когда я протянул ему руку в поезде. Мне плевать на него, я буду рад, если он наконец сдохнет. Ясно?

Самым удивительным было, что, говоря это, Драко Малфой даже не повысил голоса, однако в каждой фразе было столько яда и ненависти, что Гермиона поняла всю серьезность ситуации. Ей неоткуда ждать помощи. Но что-то в злых словах Малфоя заставило ее задуматься; что-то в его словах было очень важным.

– Малфой, – озарило Гермиону, – если ты до сих пор помнишь ту встречу в поезде…

– Вон! – его голос разрезал тишину, как удар хлыста. – Убирайся из моей комнаты!

– Что? – тупо переспросила Гермиона.

– Какую часть фразы «убирайся из моей комнаты» ты не поняла? – вежливо осведомился ее палач.

– М-малфой, куда же я пойду?

– Грейнджер, ты проникла в мой дом наверняка по какому-то делу. Спасибо, что навестила меня, польщен, что не утерпела до первого сентября и проникла тайком в мою спальню. Извини, что не могу ответить на твои притязания взаимностью.

Говоря это, Малфой уверенным шагом направлялся к тяжелой двери, ведущей в коридор.

– Не смею задерживать! – лицо его при этом оставалось совершенно бесстрастным.

Как будто он вел речь о погоде, а не обрекал ее своими действиями на верную смерть. Гермиона с ужасом наблюдала за тем, как он распахивает дверь в коридор.

Это конец. Ее ноги намертво приросли к полу. Если бы неделю назад ей сказали, что она не захочет уходить из спальни Драко Малфоя, староста Гриффиндора впала бы в кому, предварительно отправив в нокаут говорившего подобную ерунду.

– Не хотелось бы тебя торопить, но у меня полно дел, – проговорил Малфой с притворным сочувствием и тут же замер, услышав что-то в коридоре.

– Черт, – прорычал Малфой через мгновение.

Захлопнув дверь, он одним прыжком пересек расстояние до застывшей на месте Гермионы, схватил ее за плечи и втолкнул в платяной шкаф. Именно его девушка рассматривала как один из вариантов спасения. Но оказалось, шкаф был не очень удобным убежищем. Впихнув девушку в пространство между аккуратно развешанными мантиями и маггловскими! рубашками и прорычав обещание: разделать Гермиону на части ее же заколкой для волос, если она издаст хоть звук, Малфой захлопнул дверцы и метнулся к двери.

Шкаф оказался резным, и это давало Гермионе возможность сквозь щели наблюдать за тем, что происходит в комнате.

Между тем дверь без предупреждения распахнулась, и на пороге комнаты предстала однокурсница Драко Блез Забини, собственной персоной. Гермиона сразу узнала ее. Блез была настоящей слизеринкой: стервозной, расчетливой, высокомерной и на редкость красивой. Гарри как-то сказал, что она напоминает ему мать на тех школьных колдографиях, которые подарил ему Сириус. Гермиона не видела сходства. Разве что рыжие волосы. Пока однажды, вбегая в библиотеку, не столкнулась с Блез, выходившей ей навстречу. От удара вещи обеих девушек рассыпались по полу. Гермиона присела на корточки, собирая пергаменты и перья. Блез, чертыхнувшись, сделала то же самое. Потянувшись к учебнику по Зельям, Гермиона столкнулась с препятствием – Забини тоже схватилась за эту же книгу. Тут Гермиона вспомнила, что ее экземпляр лежит в сумке, и отпустила книгу, подняв глаза на Блез. Та раздраженно взглянула в ответ, и Гермиона поразилась цвету глаз слизеринки. Она никогда не видела таких глаз, цвета весенней листвы, – даже у Гарри они не имели такого оттенка. Впечатление портило только выражение злости, мелькнувшее в них. Выпрямившись, Гермиона краем глаза заметила какое-то движение. Драко Малфой резко затормозил перед дверью библиотеки, чтобы избежать столкновения с двумя девушками.

– Надо же, слизеринцы знают дорогу в библиотеку, или вы отбываете здесь взыскание? – сказала тогда Гермиона.

Блез собралась ответить что-то, как подозревала Гермиона, малоприятное, но ее опередил Малфой.

– Оставь ее, Блез, вряд ли Грейнджер даже на картинках видела личные библиотеки чистокровных семей. Ей, бедняжке, за каждой ерундой приходится сюда таскаться.

Гермиона позеленела, Малфой же обменялся с Забини мерзкими ухмылками в адрес гриффиндорки.

И вот теперь эта девица бесцеремонно распахнула дверь в комнату Драко.

– Блез, – слегка поморщился юноша, – я же просил не вламываться ко мне без стука, я мог заниматься чем угодно.

Впорхнув в комнату, Блез по пути постучала о дверной косяк.

– Видишь – исправляюсь на глазах, – ее совершенно не смутило сделанное замечание. – Что касается всего остального… Ты же знаешь, меня вряд ли чем-то можно смутить. А, Драко Малфой?

С этими словами она приблизилась к юноше и положила руки ему на плечи. Гермиона почувствовала, что у нее начинают гореть щеки. Меньше всего на свете ей хотелось бы видеть Драко Малфоя, целующимся или занимающимся чем-нибудь еще похуже. Меньше всего на свете… или же все дело в том, что он с Блез? Это открытие поразило Гермиону. Но она не могла не признать, что Малфой был… красив? Ужас! Она подумала это! Впрочем, что толку спорить с очевидным? Из нескладного, хлипкого, мерзкого гаденыша он превратился в высокого, стройного, невозможно красивого… гаденыша. Ну хоть что-то остается неизменным в этом мире.

Блез, привстав на цыпочки, коснулась своими губами губ Малфоя. При этом ее руки сделали резкое движение на его плечах, скидывая прочь многострадальную рубашку. Издав тихий шорох, та обреченно повисла на манжетах, застегнутых на запястьях Драко. Блез умело и неторопливо гладила его плечи, грудь, руки. Гермионе стало жарко. Как Забини так может! Это же Драко Малфой! С ним же нельзя обращаться вот так просто, по-человечески. Он же непременно сделает ей сейчас что-нибудь ужасное. Он же, он же… страшный человек.

А страшный человек обнял девушку за талию и, крепко прижав к себе, ответил на ее поцелуй. Это заставило Блез выгнуться, прижимаясь к нему еще ближе, и запустить руки в его растрепанные волосы.

«Зачем он это делает? – думала Гермиона. – Я совсем не хочу этого видеть!»

«А что же ты не отвернешься?» – ехидничал внутренний голос.

«Ну, должна же я знать, что происходит в комнате!» – бросилась оправдываться Гермиона.

«Ну да, и тебе совсем не нравится эта картина. То-то ты так “не смотришь” на его обнаженные плечи…»

«Хватит!» – встрепенулась девушка.

Зря она это сделала. От ее движения мантия соскользнула с соседней вешалки и, падая, стукнулась о стенку своей затейливой серебряной застежкой.

Звук заставил Блез оторваться от увлекательного занятия.

– Что это было? – испытывающее глядя в глаза юноше, спросила она.

– Понятия не имею, – искренне пожал плечами Малфой.

– Кстати, Драко Малфой, я не успела тебе сказать, что у тебя в комнате пахнет женскими духами…

– Точно, – весело согласился Малфой. – Я прячу Гермиону Грейнджер в своем шкафу. Хочешь с ней поздороваться?

От этих легкомысленных слов Гермиона забыла, как дышать. Блез же восприняла сказанное буквально и пошла через комнату. До шкафа три шага, два… один…

Ее ухоженная ручка начинает открывать дверь. Гермиона видит даже дурацкий рисунок на ее ногтях – играющие дракончики. Чтобы оттянуть момент, когда придется смотреть в эти жестокие зеленые глаза, Гермиона крепко зажмурилась. Ну вот и все. Что она теперь сможет объяснить этой фурии? О покладистом характере Блез Забини ходили легенды, которые пересказывались исключительно шепотом, с указанием на следы ее общения с не угодившими субъектами. Конец!

Вернул ее к действительности насмешливый голос Малфоя.

– Блез, золотко, прежде чем тебя засыплет содержимым моего гардероба, вникни в то, что я сказал: Грейнджер в моем шкафу.

Приоткрыв один глаз, Гермиона увидела, что Блез Забини стоит к ней спиной, глядя в смеющиеся глаза Малфоя. Ее ладонь по-прежнему лежит на ручке двери, наполовину открытой.

Блез звонко рассмеялась.

– Прости, я не подумала об абсурдности этой мысли.

– Иди сюда, – прошептал Драко.

Блез выпустила дверцу шкафа и, увлекаемая движением Малфоя, прижалась к юноше. Гермиона смотрела на его руки, умело гладившие спину Блез в десяти сантиметрах от ее глаз. Его золотистый загар потрясающе смотрелся на фоне белой рубашки Блез. Каждое движение его пальцев заставляло Забини выгибать спину. Гермиона нервно сглотнула и с трудом оторвала взгляд от этой картины. Подняв глаза, она встретила два темно-серых омута. Как можно так нежно целовать одну девушку и с такой ненавистью смотреть на другую? И все это одновременно.

«У него глаза цвета пасмурного неба», – невпопад подумалось Гермионе.

Малфой, не прекращая поцелуя, сделал резкое движение вокруг своей оси, увлекая Блез, и сильно впечатался спиной в дверцу шкафа, заставив ту захлопнуться.

– Ох! Ты не ушибся? – выдохнула Блез.

– Нет, все в порядке… – ответный шепот.

Теперь Гермиона ничего не могла видеть: все заслонила спина Малфоя. Зато ей было прекрасно слышно. Неровное дыхание, сбивчивый шепот. Ужас! Гермиона всеми силами старалась не прислушиваться. Но следующие слова Блез чуть не заставили ее бухнуться в обморок.

– Мне повезло! – прошептала та. – Кто еще сможет похвастаться таким страстным и умелым мужем?

Мужем? Не может быть.

– Блез, – услышала Гермиона голос Малфоя, – давай до Рождества повременим с объявлением о помолвке. Потом все равно все узнают. После того, что приготовил мой отец…

В его голосе почему-то не было радости.

– Хочешь насладиться холостыми деньками? О’кей, Драко Малфой, до нашей помолвки можешь делать что хочешь, даже спать с кем хочешь. Но после Рождества…

Малфой, по всей видимости, остановил поток ее слов поцелуем. Странно, Гермионе послышалась обида в голосе Блез. Что здесь происходит? Ну не могут же их насильно тащить в такое предприятие, как брак. А если так, то почему Забини этому рада, Малфой же не прыгает от восторга? Они красивая пара, а серьезно он, вроде бы, ни с кем не встречался. Он менял девушек со скоростью света. Не то чтобы Гермиону это интересовало, но она всегда исподтишка наблюдала за ним. Ведь он – враг, а слабости врага нужно знать.

– Ты выглядишь усталым, хочешь, чтобы я ушла?

– Нет, жутко хочу, чтоб ты осталась, но у меня правда сегодня еще куча дел.

– Ты сегодня вернулся?

– Да, с час назад.

– Не знаешь, зачем они тебя вызвали?

– Они?

– Да, Темный Лорд тоже здесь. И Нарцисса приехала.

– Нарцисса здесь?! Черт!

– Драко, все будет хорошо.

– Да уж, зная моего отца… Да еще с такой компанией, как Темный Лорд.

– Ш-ш-ш. Не говори так. Ты просто устал и поэтому расстроился на ровном месте. Ничего же плохого пока не случилось. И вообще, ты же у нас ничего не боишься. Так?

– Иногда боюсь, – нервный выдох.

– Хочешь, я попытаюсь что-нибудь разузнать? – сказала Блез с тревогой.

– Да. Хотя нет – не хватало тебе еще в это впутываться.

В комнате повисла напряженная тишина. Тревога слизеринцев была почти осязаемой, и Гермионе стало совсем тоскливо. Если уж они чего-то страшатся в знакомом с детства доме, то что уж говорить о ней? О бедном Гарри, вообще, было страшно подумать.

– Тогда я пойду? – неуверенно проговорила Блез, разорвав эту давящую тишину.

– Я провожу, – рассеянно откликнулся Малфой.

– Не стоит. Находясь здесь, ты можешь оттянуть неизбежное, – с усмешкой.

– Если бы я мог избежать неизбежное, – ответная усмешка Малфоя получилась невеселой.

– Звучит, как выражение софиста, не находишь?

Звук легкого поцелуя и закрывающейся двери. И тишина. Гермиона подумала, что про нее просто забыли. Или Драко ушел с Блез. И в этот миг дверца шкафа распахнулась, и Драко Малфой, который успел застегнуть рубашку (хвала Мерлину – очень отвлекала!), отчеканил тоном, от которого должна была замерзнуть вода в графине, стоявшем, на столе:

– Грейнджер! У тебя пять минут, чтобы объяснить мне, что, черт побери, здесь происходит.

В комнате повисла напряженная тишина.

Глава 4

Шаг.

Шагнул, и все, что позади,

Осталось в дымке темно-серой.

Там, за чертой, теперь враги,

Ты выбор свой сегодня сделал.

Пусть не поймет и не простит

Тот друг, что за чертою этой.

Он – враг, он так и не постиг,

Что ты шагнул сюда за Светом.

В комнате повисла напряженная тишина.

А ведь пять минут назад здесь еще жили звуки: потрескивал камин, в закрытые створки огромного окна библиотеки бился дождь, звучал голос отца – тихий, спокойный, равнодушный, как всегда. Что же он говорил? Кажется, что-то важное. Ах, да! После того, как вошла Нарцисса, он по-отечески поцеловал ее в лоб (дурацкий жест!) и сказал:

– Люциус, оставляю вас наедине. Думаю, вам есть что обсудить. Нарцисса, мы с твоим отцом будем в гостиной. В случае слишком ретивого поведения жениха можешь смело звать нас… если захочешь…

А в голосе усмешка. Как можно так просто и бездушно говорить о конце всего? Светловолосый юноша проводил улыбающегося отца усталым взглядом и повернулся к своей… Язык не поворачивался называть ее невестой. Да и до Рождества было еще несколько месяцев. Странно. Куда же делась блистательная Нарцисса? Нет, она была красива, но что-то было не так. Люциус не мог понять что, и это его нервировало.

– Садись, – сказал он девушке.

От звуков его резкого голоса она вздрогнула, но села на краешек кресла, заставив себя улыбнуться. Люциус еще ни разу не видел такой неуверенности на ее лице. Нарцисса Блэк привыкла к восторгам окружающих. Люциус не восторгался, и она, похоже, тоже не понимала, что происходит.

Вся ее жизнь была подчинена этому дню – дню, когда она узнает имя своего суженого и поклянется отцу во всем слушаться будущего мужа и никогда ему не перечить. Узнав, что ее избранником стал Люциус Малфой, Нарцисса улыбнулась так, как может улыбаться только по-настоящему счастливая шестнадцатилетняя девчонка: ярко, светло, и попросила разрешения удалиться отправить сову своей подруге Белинде. Нужно же похвастаться такой замечательной новостью! Отец, поцеловав дочь в лоб, разрешение дал: пусть девочка повеселится. Нарцисса пулей выскочила из библиотеки, пересекла холл, устланный тяжелым ковром, и бросилась из замка через главный выход, по дороге сбив с ног Крамера – домового эльфа, который пытался полить огромную кустовую розу, стоявшую в деревянной кадке. Эльф безропотно поднялся и бросился за тряпкой – вытирать разлившуюся воду. Как и все в доме, он знал причину такой бурной радости юной хозяйки. Пусть себе, ему не привыкать.

Нарцисса же, не заметив учиненного ею беспорядка, стремительно сбежала по каменным ступеням главной лестницы. Она очень торопилась… поделиться радостью с Белиндой? Нет! Девушка резко свернула к дорожке, ведущей в сад. Если бы отец увидел это, он мог бы заподозрить что-то неладное – совятня находилась в противоположной стороне. А юная Нарцисса бежала вглубь сада, в сторону едва заметной тропки, чтобы поделиться… Нет, не радостью – вестью, и не с Белиндой, а с совсем другим человеком.

В конце сада находился старый заброшенный домик садовника. Им давно никто не пользовался, и девушка понятия не имела, почему его до сих пор не сносят. Но спросить боялась. Вдруг о нем просто забыли, а она своим вопросом может лишить себя последнего убежища в этом огромном доме. Маленькое деревянное здание стояло в конце заброшенной неухоженной площадки. Нарцисса побежала прямиком к нему. Ее легкие шажочки тонули в глубокой густой траве. Здесь не было даже дороги, и тут Нарцисса споткнулась. Вероятно, о камень. Негромко вскрикнув, девушка упала в траву, больно ударившись коленом. Она быстро встала, оглядываясь по сторонам – не слышал ли кто. На колене, в месте удара о камень, виднелся глубокий порез, из которого довольно сильно сочилась кровь. Каблучок правого босоножка подломился, когда Нарцисса попыталась опереться на больную ногу.

– Этого еще не хватало, – всхлипнув, пробормотала девушка.

Нарциссе Блэк неделю назад исполнилось шестнадцать лет. И самое главное правило, которое она постигла на собственном опыте и потому запомнила на всю жизнь, гласило: «Беда не приходит одна!».

Отряхнув платье и окончательно отломав бесполезный теперь каблук, девушка разулась и осторожно продолжила свой путь. Если бы кто-то в этот момент взглянул на эту хрупкую босую девчушку с окровавленным коленом, бредущую к покосившемуся домику, вряд ли смог бы узнать веселую блистательную сердцеедку факультета Слизерин.

Открыв скрипучую дверь, Нарцисса пробралась к груде хлама, сваленной в дальнем конце комнаты старого домика. Приподняв проржавевший шлем, она руками разгребла солому на земляном полу, и ее тонкие пальцы нащупали кольцо в крышке небольшого люка. Прошептав заклинание пароля для вскрытия тайника, девушка потянула крышку. На дне небольшого углубления лежал сверток непонятной формы. Достав его, девушка отошла к окну, устроилась на старом пыльном подоконнике и развернула сверток. В груде тряпья оказалось обычное на вид зеркальце. Спустя много лет именно это зеркальце получит пятнадцатилетняя Надежда всего волшебного мира из рук своего крестного отца, но так и не сможет им воспользоваться.

Нарцисса протерла пыльную поверхность пучком соломы, приблизила зеркальце к лицу и внятно произнесла: «Сириус Блэк». После чего, прислонившись к оконной раме, стала ждать, когда на другом конце этого чудовищного мира красивый темноволосый паренек заметит сигнал вызова на точно таком же зеркальце. Тогда он посмотрит на нее, и его удивительно синие глаза без слов скажут, что это лишь дурной сон, что все будет хорошо.

И она даже поверит в эту нелепую мысль. Нелепую, но такую желанную.

А потом будет дождь и поездка в замок, въездные ворота которого украшает старинный герб: витиеватая буква «М», которую обвивают руки-лапы каких-то зверей-людей. И напряженная тишина, повисшая в библиотеке, стоило ей лишь войти туда.

Однако, когда ее будущий муж предложил (приказал!) сесть, она даже умудрилась выдавить из себя какое-то подобие улыбки.

Сам Люциус чуть присел на огромный письменный стол. Он не знал, о чем говорить с этой девушкой. Нарцисса тоже не спешила затевать душещипательную беседу. Ее, вообще, похоже, в данную минуту сверх всякой меры интересовали собственные босоножки. Иначе с чего бы она добрых десять минут не отрывала от них взгляда? Хотя, может, она любовалась серебристым лаком на пальчиках своих миниатюрных ножек. Люциуса охватило раздражение. Черт возьми! И это его будущая жена!

Сейчас, когда она сидела на самом краешке широкого кресла, судорожно вцепившись в сиденье руками, со стороны она была похожа на нахохлившегося воробья, нелепо втянувшего голову в плечи. Люциусу совсем не понравился ее вид. Впрочем, Люциусу грело душу, что она испытывает … страх. Хоть и старается его не показывать. Ведь его еще никто никогда не боялся. Домовые эльфы не в счет, да и Крэбб с Гойлом боялись скорее имени его отца. А Нарцисса боялась. Но ведь жена не должна… Вот Присцилла не боялась Эдвина, поэтому и жила далеко-далеко. И хотя это был не ее выбор, такое положение вещей устраивало всех. Впрочем… может, в этом и есть смысл. Он знал, какую клятву дают женщины чистокровных семей при вступлении в брак. Что ж, наряду с послушанием и верностью он приобретает еще и страх. А страх влечет за собой восхищение и уважение. Именно такие чувства испытывал сам Люциус по отношению к отцу. Откуда же ему, семнадцатилетнему подростку, воспитанному с очень странным представлением об институте семьи, было знать, что именно эта формула «страх = уважение + восхищение», выведенная им самим, сыграет с ним злую шутку, когда у него появится собственная семья.

Взгляд Люциуса поднялся от поджатых пальчиков ног Нарциссы к ее коленям. На правом был волшебный пластырь, искусно подобранный к цвету кожи, но, тем не менее, заметный для наблюдательных глаз.

– Что с твоим коленом? – зачем-то спросил он.

Честно говоря, ему было на это глубоко наплевать, но как-то нужно был разбить эту проклятую тишину.

– Я упала в саду, – не поднимая глаз, ответила Нарцисса. Ее тихий голос прозвучал удивительно ровно.

– Ездила в гости к Уизли, помочь выдворять гномов?

– Что-то вроде этого.

– Понятно.

В комнате снова стало тихо – молодые люди погрузились каждый в свои мысли.

Люциус настойчиво отгонял от себя образ темноволосой девушки с глазами удивительного цвета, который воображение упорно подсовывало снова и снова. Если бы в этом кресле сидела она… Все было бы совсем не так. Он бы не прислонялся к этому чертовому столу, а уже давно стоял бы на коленях у ее ног, пытаясь облегчить боль в израненной ножке. Ведь болеть должно обязательно, чтобы он первым мог оказать помощь. А она рассмеялась бы звонко и поблагодарила его.

Разговор о саде и родственниках, даже таких, как Уизли, напомнил Нарциссе совсем другого человека.

– Что с твоим коленом? – тревога в синих глазах. – У тебя кровь идет.

Это были первые слова Сириуса Блэка.

– Ничего, все хорошо, и крови совсем немного.

– Да уж, полподоконника – это совсем чуть-чуть, – нетерпеливо сказал Сириус. – Ты где сейчас?

– Я хотела поговорить… – начала она.

– Так! Выбирайся за территорию, там, в дупле того дуба, ну ты помнишь, я оставил портключ. Он перенесет тебя к озеру. Я буду там через десять минут.

– Сириус, не нужно, я просто хотела поговорить, и…

– Нарцисса! Когда ты посинеешь от потери крови или подхватишь какую-нибудь заразу, всем уже все равно будет, о чем ты хотела поговорить. Кстати, возможен и комплексный вариант. Я имею в виду потерю крови и… – он хотел казаться беспечным, но во взгляде сквозило беспокойство.

– Если бы я знала, что точно умру от этого, я бы никому не позволила оказать помощь.

Сказала и пожалела.

– Стоп! Быстро встала. Да-да, прямо сейчас, вместе с зеркалом, чтобы я видел, и пошлепала к дубу. Я тоже вылетаю.

– Я босиком, – зачем-то сообщила она.

– Подходящей обувью не обеспечу, но, – он пожал плечами, – могу взять на руки.

Она улыбнулась, поднимаясь с подоконника.

– Ты правда умеешь оказывать первую помощь?

– Если б не умел, Поттер бы давно загнулся.

Она снова улыбнулась.

– Пока, Сириус, я иду к дубу.

В тот день она впервые убежала из дома, и это был самый счастливый день в ее жизни. Ну и что, что болело колено; плевать, что она была босиком... глядя в его глаза, она верила, что все будет хорошо. Ведь это обещал брат. Пусть не родной, но Нарцисса любила мысленно называть его именно так. Она так и не решилась поделиться с ним новостью. Они просто бродили, смеялись, и он ее фотографировал. Увидит ли она теперь эти колдографии? Прощаясь, Нарцисса незаметно сунула зеркальце в карман куртки Сириуса. Оно ей теперь больше не понадобится, а ему может еще сослужить хорошую службу.

Улыбнувшись на прощание, девушка взялась за портключ. В тот миг она еще не знала, что это последняя их совместная прогулка и что счастливее чем сегодня, они уже не будут никогда. А многочисленные встречи в Хогвартсе будут мимолетны и безлики. Потому что оба они сделали свой выбор.

Нарцисса, как и обещала отцу, станет женой Люциуса Малфоя, а мятежный Сириус Блэк уйдет из отчего дома, и его имя станет синонимом грязного ругательства для всей семьи Блэков. Да и вообще для всего волшебного мира, но уже позже и по другой причине. Для всех, кроме Нарциссы, которая с уходом Сириуса потеряет что-то очень важное.

И уже ничего нельзя будет изменить, и не на что станет надеяться.

Date: 2015-07-25; view: 280; Нарушение авторских прав