Вашингтонский консенсус

Неолиберальный Вашингтонский консенсус представляет собой основанную на определённых рыночных принципах политику, проводимую правительством США и в значительной степени подконтрольными ему международными финансовыми учреждениями в отношении более уязвимых обществ. Этот курс зачастую предстаёт в роли программы неотложной структурной корректировки. Его основные правила, в двух словах, таковы: либерализовать цены и финансы, дать рынку установить цены («выправить цены»), покончить с инфляцией («макроэкономическая стабильность»), осуществить приватизацию. Правительство должно «уйти с дороги» – а значит, и население тоже, ведь правительство демократическое, хотя этот вывод явно и не афишируется. Решения тех, кто навязывает «консенсус», естественно, оказывают существенное влияние на мировой порядок. Некоторые аналитики высказываются даже более определённо. Так, международная деловая пресса называла упомянутые институты «фактическим мировым правительством новой имперской эры».

Независимо от правильности этой оценки, цель данного определения заключается в том, чтобы напомнить нам о том, что правящие институты действуют не самостоятельно, а отражают распределение власти в обществе в более крупном масштабе. Это было общим местом, по меньшей мере начиная с Адама Смита, указывавшего, что «главными архитекторами» политики в Англии являются «купцы и мануфактурщики», использующие государственную власть ради обслуживания собственных интересов, какое бы «прискорбное» воздействие это ни производило на остальных, в том числе и на народ Англии. Смита интересовало «богатство народов», но он считал, что «национальный интерес» – это в значительной степени иллюзия: в рамках нации наблюдается острый конфликт между интересами, и для понимания политики и её последствий нам следует спрашивать, где находится власть и как она реализуется.

Впоследствии подобный анализ стали называть классовым анализом.

«Главными архитекторами» неолиберального «Вашингтонского консенсуса» являются хозяева частной экономики, преимущественно гигантские корпорации, контролирующие значительную часть международного хозяйства и обладающие средствами, позволяющими им как определять политику, так и формировать мысли и мнения людей. В этой системе США по вполне очевидным причинам играют особую роль. По словам историка дипломатии Джеральда Хейнса, к тому же старшего историка ЦРУ, «после Второй мировой войны Соединенные Штаты ради собственной выгоды взяли на себя ответственность за благополучие мировой капиталистической системы». Хейнс имеет в виду то, что он называет «американизацией Бразилии», но лишь как частный случай. И слова его достаточно верны.

Экономика США стала ведущей в мире задолго до Второй мировой войны, а в годы войны она процветала, тогда как её соперники оказались резко ослабленными. Скоординированная государством экономика военного времени, в конечном счёте, проявила способность преодолеть Великую Депрессию. К концу войны Соединенные Штаты обладали половиной мировых богатств и положением державы, не имеющим исторических прецедентов. Естественно, что «главные архитекторы» этой политики намеревались воспользоваться этим могуществом, чтобы создать глобальную систему ради собственных интересов.

Документы, составленные в высших эшелонах американской администрации, в качестве первостепенной угрозы этим интересам рассматривают, особенно – в Латинской Америке, «радикальные» и «националистические режимы», которые якобы несут ответственность за навязывание народу политики, направленной на «немедленное повышение низкого жизненного уровня масс» и на поощрение экономического развития, нацеленного на удовлетворение внутренних потребностей страны. Эти тенденции вступают в конфликт с потребностью в «политическом и экономическом климате, благоприятствующем частным инвестициям», гарантирующем вывоз прибылей и «защиту нашего сырья» – нашего, даже если его добывают в других странах. По этим причинам влиятельный разработчик планов Джордж Кеннан посоветовал нам «прекратить разговоры о смутных и нереальных целях вроде прав человека, повышения жизненного уровня и демократизации» и «действовать с помощью непосредственных силовых концепций, не стесняя себя идеалистическими лозунгами» об «альтруизме и облагодетельствовании мира», — хотя такие лозунги хороши и даже обязательны в публичных речах.

Я цитирую секретный отчёт, который в принципе теперь доступен, но почти неизвестен ни широкой публике, ни интеллектуальному сообществу.

«Радикальный национализм» нетерпим сам по себе, но он также представляет «угрозу стабильности» в более широком смысле — другая фраза со специфическим значением. Когда Вашингтон готовился к свержению первого демократического правительства Гватемалы в 1954 году, Госдепартамент официально предупреждал, что Гватемала «превратилась в растущую угрозу для стабильности Гондураса и Сальвадора.

Её аграрная реформа является мощным пропагандистским оружием, её обширная социальная программа помощи рабочим и крестьянам в победоносной борьбе против господствующих классов и крупных иностранных предприятий чрезвычайно привлекательна для населения центральноамериканских соседей, у которых преобладают те же условия». «Стабильность» означает безопасность для «господствующих классов и крупных иностранных предприятий», чьё благополучие надо сохранить.

Такие угрозы «благополучию мировой капиталистической системы» оправдывают террор и подрывную деятельность ради восстановления «стабильности». Одной из первейших задач ЦРУ было участие в широкомасштабных усилиях по подрыву демократии в Италии в 1948 году, где опасались «неправильного» исхода выборов, и если бы подрывная деятельность провалилась, планировалась прямая военная интервенция. Это описывалось как усилия «по стабилизации Италии». Ради достижения «стабильности» можно даже «заниматься дестабилизацией». Так, редактор полуофициального журнала «Форин афферз» поясняет, что Вашингтону пришлось «дестабилизировать свободно избранное марксистское правительство в Чили», поскольку «мы были полны решимости искать стабильности». Имея подходящее образование, можно справиться с явным противоречием.

Националистические режимы, которые угрожают «стабильности», зачастую называли «гнилыми яблоками», которые могут «испортить весь урожай», или же «вирусами», которые могут заразить другие государства. Италия в 1948 году – лишь один пример. Двадцать пять лет спустя Генри Киссинджер описывал Чили как «вирус», способный распространить неправильные послания о возможностях социальных изменений, заражая других, вплоть до самой Италии, всё ещё «нестабильной», даже несмотря на осуществление многолетних крупных программ ЦРУ, направленных на подрыв итальянской демократии. Вирусы надо уничтожать, защищая другие государства от инфекции: самым действенным средством решения обеих задач зачастую служит насилие, оставляющее за собой отвратительный след массовых убийств, террора, пыток и разорения.

В секретном послевоенном планировании каждой части света отводилась особая роль. Так, «основной функцией» Юго-Восточной Азии была поставка сырья для индустриальных держав. Африку должна была «эксплуатировать» Европа ради собственного восстановления. И так далее по всему миру.

В Латинской Америке Вашингтон ожидал, что окажется способным провести в жизнь доктрину Монро, но опять-таки в специфическом смысле. Президент Вильсон, известный своим идеализмом и высокими моральными принципами, втайне согласился с тем, что «в своем отстаивании доктрины Монро США учитывают собственные интересы». Интересы же Латинской Америки попросту «несущественны», это не наша забота. Он признавал, что «может показаться, будто это основано на одном лишь эгоизме», но считал, что у этой доктрины «нет более высоких или благородных мотивов». Соединенные Штаты стремились вытеснить своих традиционных соперников, Англию и Францию, и создать под собственным контролем региональный альянс, которому предстояло выделиться из мировой системы, где подобные соглашения не допускались.

«Функции», отведенные Латинской Америке, стали явными на конференции стран Западного полушария в феврале 1945 года, где Вашингтон выдвинул «Экономическую Хартию обеих Америк», которая должна была искоренить экономический национализм «во всех его формах». Вашингтонские разработчики планов понимали, что навязать этот принцип будет нелегко. Документы Госдепартамента предупреждали, что латиноамериканцы предпочитают «политику, направленную на более широкое распределение богатств и подъём уровня жизни масс» и «убеждены, что от развития ресурсов страны больше всего выиграют жители самой страны». Эти идеи были неприемлемы для американцев: от ресурсов этих стран «больше всего должны выигрывать» инвесторы из США, тогда как Латинской Америке надлежит исполнять свои служебные функции без неразумных забот о всеобщем благосостоянии или «чрезмерном индустриальном развитии», которое может посягнуть на интересы США.

В последующие годы позиция Соединенных Штатов восторжествовала, хотя и не без проблем. Она была удержана с помощью средств, которые мне нет необходимости перечислять.

По мере того, как Европа и Япония восстанавливались после военного опустошения, мировой порядок сдвигался к трёхполюсной модели.

США сохранили доминирующую роль, хотя и столкнулись с новыми вызовами, в том числе — с европейской и восточноазиатской конкуренцией в Южной Америке. Наиболее важные изменения произошли двадцать пять лет назад, когда администрация Никсона демонтировала послевоенную глобальную экономическую систему, в рамках которой Соединенные Штаты, по сути, были всемирным банкиром; с такой ролью они больше не справлялись. Этот односторонний акт, осуществленный, разумеется, при содействии других держав, привёл к гигантскому увеличению неуправляемых потоков капитала. Ещё больше впечатляет сдвиг в составе потоков капитала. В 1971 году 90% международных финансовых сделок относились к реальной экономике – к торговле или долгосрочным инвестициям, а 10% были спекулятивными. К 1990 году процентное соотношение изменилось на противоположное, а к 1995 году около 95% значительно больших сумм были спекулятивными, с ежедневными потоками, как правило, превосходящими общие резервы для международного обмена семи крупнейших индустриальных держав более чем на один триллион долларов в день и весьма краткосрочными: около 80% сумм возвращались назад за неделю и менее того.

Больше 20 лет назад видные экономисты предупреждали, что этот процесс может привести к медленно растущей экономике с низкой зарплатой, и предлагали весьма простые меры, которые могли бы предотвратить такие последствия. Но «главные архитекторы» Вашингтонского консенсуса предпочли предсказуемые результаты, включая очень высокие прибыли.

Эти результаты были усугублены краткосрочным резким подъёмом цен на нефть и революцией в области телекоммуникаций, причём и то и другое было связано с гигантским государственным сектором экономики США, к которому я еще вернусь.

Так называемые «коммунистические» страны располагались за пределами этой глобальной системы. К 70-м годам XX века Китай начал в неё реинтегрироваться. В советской экономике в 60-е годы XX века началась стагнация, и прогнившее здание рухнуло двадцать лет спустя. Этот регион в значительной степени возвращается к своему прежнему статусу. Сектора, которые были частью Запада, воссоединяются с ним, тогда как большая часть региона возвращается к традиционной обслуживающей роли, в значительной степени – под руководством бывших коммунистических бюрократов и других местных компаньонов зарубежных предприятий, наряду с криминальными синдикатами. Эта модель знакома третьему миру, да и результаты тоже. В одной лишь России, по оценке исследования ЮНИСЕФ, в 1993 году последовало на полмиллиона смертей больше, чем обычно, в результате неолиберальных «реформ», которые это исследование, в общем, поддерживает. Руководитель ведомства по социальной политике в России недавно дал оценку, согласно которой 25% населения живет ниже прожиточного минимума, тогда как новые правители приобрели несметные богатства — опять-таки ситуация, весьма характерная для стран, зависящих от Запада.

Также знакомы последствия широкомасштабного насилия, предпринимаемого ради обеспечения благополучия мировой капиталистической системы. На недавней конференции иезуитов в Сан-Сальвадоре отмечалось, что с течением времени «культура террора обуздывает ожидания большинства».

Люди могут уже даже забыть об «альтернативах, отличных от предлагаемых теми из власть предержащих», кто описывает результат как великую победу свободы и демократии.

Таковы некоторые из очертаний глобального порядка, в рамках которого сформировался Вашингтонский консенсус.

Date: 2015-07-25; view: 323; Нарушение авторских прав