Было, чуть-чуть, - в твоих глазах ещё больше нежности и… любви? 1 page. Тебе понравилось? – обеспокоенный взгляд твоих кофейных глаз

Прости.

Билл?

М?

Тебе понравилось? – обеспокоенный взгляд твоих кофейных глаз. Глупыш, ну как же такое может не понравиться? Провожу пальцами у твоей пульсирующей дырочки, на них остаются алые следы, облизываю пальцы, ловя твой оторопелый взгляд. Ты лучший. Только я тебе этого не скажу.

***

Оба уснули, прокручивая в мыслях тот вечер, ту ночь и утро, вернее, день совместного пробуждения. Это была далеко не последняя ночь, когда они засыпали и просыпались отдельно, но видели одинаковые сны, а наутро просыпались с улыбками на лицах и мыслями друг о друге. Но это всё потом, а этим утром, Том проснулся с решимостью, наконец, изменить причёску и новой мелодией, а Билл – с температурой и новым планом встречи.

~ Часть II ~

22.04.2009

Charlottenburg/Wilmersdorf

Berlin

- Ну же, Том, давай ещё раз!

- Бииилл…

- Ну что тебе, для меня трудно так это сделать? – скорчив обиженное личико, Каулитц повис на Томе, который сидел за роялем, и сдвинув его косички набок, стал осыпать открывшиеся затылок и шею поцелуями, - Ну хочешь… хочешь я тебе массаж сделаю?

- О боже мой! Какой-то там Том Леманн был удостоен массажа от самого Билла Каулитца! – хохотнул парень, – Ты только перестань на мне виснуть, и так уже спина затекла.

Каулитц тут же поднялся, начиная разминать широкие плечи. – Тебе так идут эти брейды, чёрт, я их когда увидел в первый раз… - Билл блаженно закатил глаза, - у меня дар речи пропал, ты…

- Ага, у тебя и пропал дар речи! Я помню, как он пропал, никогда не думал, что можно впихнуть пять грязных ругательств в фразу из трёх слов, - проговорил Леманн, удовлетворённо жмурясь от приятного тепла, которое стало разливаться по онемевшей спине.

- Просто… ты так на меня действуешь. Ты так повзрослел сразу, - томным шёпотом начал Каулитц, наклонившись к уху Тома, - Такой чертовски сексуальный вид у тебя был, так что не мудрено… - он коротко лизнул ушную раковину парня, вырвав из того лёгкий стон, - Может быть, сделаем небольшой перерыв, а то ты и впрямь устал уже? – с этими словами Билл прижался пахом к спине сидящего Леманна, спускаясь руками на его грудь, и нащупав уже твёрдые соски, стал пощипывать их через ткань футболки.

- Билл…

***

Том уже три дня жил в квартире у Билла, потому как в универе были каникулы, а поскольку европейский тур Monsun был перенесен на начало июня, у Билла появилось время, чтобы подготовить новую песню. Песню, и слова, и музыку которой сочинил Том. Именно она всё не вязалась, когда только начался их роман прошлой осенью. Именно с ней Том так долго мучился, а закончив, именно её исполнил впервые для Билла. У Каулитца был настоящий шок – парень, который никогда не был профессиональным музыкантом, никогда не участвовал ни в каких серьёзных вокальных конкурсах, простой студент Фрайбургского университета, пишет ТАКИЕ песни.

Когда Том только сел за рояль в первый раз, это было в середине января, Билл обратил внимание на то, как расслабленно парень касается клавиш, сразу же сосредотачиваясь на игре. Далее Билл вообще растёкся по крышке этого самого рояля, потому что картина была слишком завораживающей.

Том, к новой причёске которого он всё пытался привыкнуть, мягко касался клавиш своими длинными пальцами, которые именно для этого инструмента, казалось, и были созданы. Том, который пел с закрытыми глазами, совершенно выпав из реальности, казалось, он забыл и о стоявшем напротив него Билле. Том, который на финальных аккордах распахнул, наконец, свои бездонные глаза и посмотрел на Каулитца так, что у того внутри всё перевернулось не один раз, и дышать стало невозможно.

Его голос, проникал глубоко, затрагивая своим тембром что-то внутри, отчего рождалось необратимое чувство тревоги, и единственным выходом было позволить слезам идти своим путём. Ещё больше хотелось убежать и больше никогда не слышать, потому что голос всколыхивал со дна сердца какой-то мутный ил, какие-то забытые воспоминания, боль прошлого и осознание беспросветности будущего. Слушая пение Тома, Билл уже не пытался сдерживать слёзы. Ещё больше ему хотелось закричать и выкричать из себя тот самый осадок, который, как он понял, и мешал ему видеть и ощущать настоящее. От голоса Тома внутри него будто бы что-то переменилось. То, что раньше он прятал, не желая даже вспоминать, сегодня встало на первое место, а то, что он считал нужным, первым необходимым, как-то само собой отошло на второй план. Пока он пел, Биллу казалось, что вот оно – то, чего он так долго искал. Человек? Нет, скорее чувство. Чувство к этому самому человеку. Том настоящий. Он поёт. Он творит. А сам он, Билл, стал казаться себе подделкой в красивой упаковке. Ком подступил к горлу, голова стала кружиться. Он вспомнил, что сам так хотел когда-то – творить и отдавать это. А теперь он только брал. Брал деньги, брал тела, брал души.

Пока Том пел, Билл понял, что хочет спрятаться от себя самого. Сразу вспомнилась та четырнадцатилетняя девочка, Аманда, которую родители нашли в ванной с перерезанными венами. Она прожила после этого всего час, так и не придя в себя. А после осмотра патологоанатомом, Дэвиду пришлось заплатить ему же немалую сумму, чтобы он не рапортовал о недавнем насильственном сексуальном контакте. Вспомнился мальчишка, имя которого Билл даже произносить теперь боялся, которого он приручил, словно зверька, рассказывая страшные небылицы про Йоста и Анди. А потом, когда Каулитцу пришлось разыграть спектакль о Дэвиде, который не разрешает ни с кем общаться, и даже телефон в руки брать, парень ничего лучше не придумал, как пойти и утопиться. Это было в Гамбурге. И опять пришлось платить деньги, чтобы утаили информацию о том, что в предсмертной записке ясно было написано, что «Ангела-Билла жестоко использует его продюсер, а будучи не в состоянии защитить любовь всей своей жизни…» парень решил покончить с собой.

Биллу вспомнился первый раз, когда он попробовал кокаин, потом экстези, потом… Много чего ещё. Вспомнил он и то, как насильно впихивал наркотики в тех, кто никогда в жизни этим не увлекался. Потом вспомнил, как сделал это же с НИМ… В итоге, когда зазвучали последние ноты, а Том, наконец, взглянул на него, Билл с облегчением выдохнул, с радостью погружаясь в медово-сладкий поцелуй, который Том поспешил ему подарить, притянув к себе. Леманн долго пытался выяснить, почему у его любимого раскраснелись глаза и ресницы стали мокрыми. Он очень испугался, подумав, что такой тонкий человек и опытный музыкант, как Билл, расплакался от разочарования в таком бездаре, как он. И когда он это выразил словесно, у Каулитца невольно поднялось настроение, и он стал смеяться, потому что вид перепуганного Тома был очень забавным.

После того случая они виделись немало, и каждый раз либо репетировали, либо Том показывал Биллу свои новые наброски и делился идеями по аранжировке и ритму. И такого Том больше не замечал, однако прокручивал тот момент в голове уже сотню раз. Прошло три месяца с тех пор, и за это время они несколько раз переписывали всю песню, некоторые аккорды были изменены, но в итоге решили вернуться к тому, с чего начали. Слова остались, но теперь её исполнял Билл под аккомпанемент игры Леманна.

И сегодня они дорабатывали последние штрихи. Через день должны были начать запись в студии, а потому ребята играли почти все двадцать четыре часа. Каулитц добился того, чтобы репетировать с Томом, хотя никто в группе этого вообще понять не мог. Анди догадался сразу, в чём дело, и на пару с Дэвидом они точили на Тома зуб, но пока Билл собственной персоной был готов перегрызть им горло за то, чтобы Том был с ним, изменить они ничего не могли. Барабанщику с басистом было всё равно. Анди было дело по самой банальной причине, которая только может быть. Ревность. И он вполне осознанно себе ревновал. Когда-то они с Биллом расстались временно, для того чтобы пересмотреть отношения. Вернее сказать, это Анди честно пересматривал их, а Каулитц просто нашёл возможность избавиться от надоедливого собственника в его лице. Прошло два года, оба имели не одну пассию за это время, но Анди всё ещё надеялся, а Билл даже не вспоминал.

Йоста же Билл успокаивал по-своему. В последний раз они хорошенько выматерили друг друга, и брюнет выиграл. Том был кладезем идей, музыкальных идей, а не идей громкого пиара. И хотя Йост не особо поддерживал творчество в творческом коллективе, он нашёл задумку Билла весьма рациональной – платить за песни, платить проценты от прибыли, тратить время на поиск удачных композиций, так необходимых для поднятия рейтингов – всё это становилось ненужным, при условии, что Леманн предоставляет это всё бесплатно. Каулитц прекрасно знал, что дешёвый пиар хорош в течении месяца-двух, и это как раз подходит на время тура. Но чтобы запомниться, как музыкант, нужно иметь большой арсенал в своём творческом запасе. Том был незаменим. Но… необходимость в нескольких дурацких снимках никуда не ушла из головы продюсера. Значит, нужно было что-то придумывать. И Каулитц придумал.

***

- Мне сегодня снова нужно уйти, сладкий, побудешь один? – потянувшись, Билл стал искать глазами свою одежду среди всей той, что валялась кругом по комнате. Дело шло к закату, и весь интерьер был выкрашен в тёплые тона заходящего солнца.

- Билл, я с тобой хочу, - капризно скривив губки, протянул Том, - Ты так редко меня берёшь с собой и не разрешаешь быть слишком близко.

- Ну я же говорил тебе, почему так. - нежно целуя парня в эти самые губки, ответил Каулитц, - Обещаю, что после тура нам уже всё можно будет.

- Всё-всё? – с какой-то детской надеждой в глазах Том притянул Билла на себя, тут же углубляя поцелуй.

Они лежали на сбившейся постели полностью обнажённые, и оттенки вечера невероятно красиво дополняли эту картину, в которой всё было полным - двое, вместе, влюблённые. Да, с того самого момента, когда Том спел для него, Каулитц признал, что влюблён. Каждая встреча с парнем была для него чем-то вроде сказки. Никаких просьб, никаких вопросов, никаких требований. Лишь изредка, как сегодня, Том мог спросить, почему Билл не берёт его с собой. Но и это было вовсе не тем, что обычно происходило, и было вполне объяснимо. Том просто не хотел отрываться от Билла в те редкие дни, когда они были вместе. И всё. А у других всегда были всевозможные причины, кроме этой: кто-то стремился выйти в люди с Каулитцем, чтобы добыть нужные связи и завести полезные знакомства; кому-то не терпелось просто поблистать рядом со звездой; были и такие, которые отчего-то считали, что пару раз тра*нувшись, и сходив после этого в клуб, Каулитц становился чем-то «типа мой парень», и действовали соответственно. Правда, чтобы действовать им особо времени не давалось. Отшивать Билл умел в совершенстве, да не просто, а так, чтобы больше неповадно было. С Томом ничего подобного не было, Билл чувствовал себя превосходно, но сегодня ему снова нужно было уйти.

- Однажды, я обещаю тебе, Том, однажды я заберу тебя куда-нибудь. - они лежали так уже час. Каулитц выводил пальцем узоры на спине Тома, шепча ему на ухо, - Мы хорошо всё продумаем и уедем, и я ни от кого не буду прятаться. И ты. Будем только ты и я, и я никогда тебя не оставлю больше вот так. Везде будешь со мной.

Ответом был только глубокий вздох, Том лежал на животе, чуть повернув голову в сторону Билла, но глаза были закрыты, и понять, что у него в голове было сложно.

- Я не хочу, чтобы ты страдал по моей вине, Том. Да и сам я, ты же знаешь, пока есть контракт, я должен выполнять все условия. Кстати, твоё нахождение тут – тоже не по контракту. - Билл хихикнул и, подобравшись поближе, стал покрывать спину парня короткими поцелуями, идя от шеи вниз по позвоночнику. Спустившись к пояснице, Билл сменил тактику, полизывая тёплую, чувствительную кожу, и постепенно перешёл к копчику, мягко раздвигая половинки и проводя языком вокруг дырочки. Стон Тома вернул увлёкшегося Каулитца в реальность.

- Билл, тебе ещё собираться надо, а то ты меня сейчас раздразнишь, и я тебя заставлю. - как кошка прогнув спину, промурлыкал Том.

- Да ну! И что конкретно ты меня заставишь? – прошептал томным голосом Каулитц, и снова настойчиво провёл языком по сфинктеру.

- А ты не догадываешься? - сквозь блаженную улыбку проговорил Том, плавно переворачиваясь на спину и открывая брюнету весьма возбуждающую картину возбуждённого себя. Но Билл не послушал совета, и сразу же принялся облизывать наливающийся орган парня, не забывая при этом дроч*ть себе. Спустя несколько минут оба, с громкими стонами, кончили, и если Том, и без того вымотанный за эти пару дней, сразу отключился, то Билл ещё долго рассматривал его, дремлющего в последних лучах заходящего солнца. Так повелось с их первой встречи, почему-то, так повторялось каждый раз, когда они были вместе, и так происходило сейчас.

Билл с упоением рассматривал каждую чёрточку, каждый миллиметр его лица, поражаясь внутри самому себе. Откуда, почему, как возникает эта нежность, стоит ему посмотреть в карие эти глаза? Шоколадно-ванильный мальчик очень быстро занял его мысли, а теперь, как казалось Биллу, и сердце. Глядя сейчас на подрагивающие ресницы, длинные и закрученные на концах, на искусанные губы, припухшие от частых, долгих поцелуев, на всё лицо Тома, которое казалось совершенным, на идеально сложённое тело, Билл чувствовал, что не хочет отрываться. Что-то внутри приятно покалывало, когда он смотрел на изящные кисти и пальцы, которые творили что-то невероятное со всем, к чему прикасались – будь то сложный музыкальный инструмент, или не менее сложное тело Билла, которое так же превосходно отзывалось на их прикосновения, как и клавиши фортепиано.

Биллу совсем не хотелось разбудить своего мальчика, и заботливо укрыв его одеялом, он поспешил выйти из спальни, хотя идти ему никуда не хотелось. Но он должен был. Хотя не мог представить, ЧТО он скажет Тому на следующее утро. Но сейчас это нужно было сделать.

Через два часа Билл уже находился за рулём своей машины, по дороге к одному из элитных клубов. Мелькающие за стеклом огни вечернего Берлина, оставленный в тёплой постели Том, Йост, ожидающий его в клубе, желание нормально выспаться или отправится в нормальный отпуск, по крайней мере, всё это вселяло мерзкое ощущение внутри. Периодически поглядывая в зеркало заднего вида, чтобы убедиться, что вторая машина с Саки на месте, Билл перебирал в голове варианты поведения на завтрашний день. Врать Тому? Но что тогда ему говорить? Рассказать всю правду? А как бы это выглядело? «Прости Том, я собирался просто тебя тра*нуть, покривляться с тобой на камеру, но мне стало тебя жаль, а потом я влюбился, и теперь не хочу тебя использовать!» - так что ли? Недовольно хмыкнув, Каулитц затушил сигарету в пепельнице и вырулил на стоянку. Погода испортилась невероятно быстро, чем напомнила о весне – ясное небо, при котором садилось солнце, давно помутнело, а сейчас накрапывал мелкий дождь. Но, несмотря на это, Каулитц не спешил заходить внутрь и зажёг следующую сигарету.

«А какого чёрта, я должен ещё париться, чего там себе продумает Том? Пусть вообще спасибо скажет. Ради него же стараюсь! Не согласен – я его не держу. Уйдёт, если захочет. Я не признавался ему ни в чём, и не заставлял. Сам захотел, сам пусть и терпит. И в самом деле. Что-то расслабляюсь в последнее время. Раньше натягивал всех подряд и мысли не возникало, а тут… Нет, я так не могу. Безусловно, я сплю не с ним одним, но… да, я влюблён в него, но это временно. Временно, всё временно. Да, на этом месте должен был быть он, но на каком – этом? На месте шлю*и? Так ему и скажу, пусть только начнёт какие-то предъявы.» - Билл постоял ещё немного, и кинув окурок, направился в сторону клуба. Похожий на тень телохранитель бесшумно скользнул за ним.

Как только он зашёл внутрь, со всех сторон его ударило – запах дорогой выпивки и табачный дым – в нос, громкая музыка и гул голосов – по ушам, а мелькающий свет разноцветных ламп – по глазам. Биллу захотелось закрыться или выйти, но он увидел два силуэта в глубине – один до боли знакомый, а второй чужой, и двинулся к ним.

***

- Просыпайся, солнышко, уже десятый час.

- Мам, я не пойду сегодня никуда.

- Том, каникулы кончились уже три дня назад. Может, ты всё таки появишься в университете?

- Я не могу.

- Том, это не выход. К тому же, что сказал тебе Билл в ответ?

- Неважно.

- Но он же хоть что-нибудь говорил? Может, так надо было? Том, он такой человек, таким людям часто приходится делать что-то против своей воли. Ты ведь и сам знаешь, и Билл тебе много рассказывал о своей жизни.

- Мама, мне сложно это объяснить, - Том измученно взглянул на мать, которая сидела на краешке кровати, и снова укрылся с головой.

- Я говорила тебе, сынок, что это будет непросто. Ты был готов и ты знал.

С этими словами Симона встала и удалилась, тихо закрыв за собой дверь. А Тому и действительно было сложно что-либо объяснять.

Он и сам не до конца понимал, почему Билл это сделал. Зачем? Почему? Неужели им плохо вместе и он просто не мог сказать, что не хочет больше? Но Том никогда не поверил бы в это. В тот день Билл ушёл, когда он уснул. А когда проснулся, то Билл уже лежал рядом, положив руку ему на талию, и уткнувшись носом в его затылок. Это было великолепное пробуждение. Они ласкались в постели до полудня, явно наслаждаясь друг другом. Не было ни капли натянутости или нежелания со стороны Каулитца. Сейчас, прокручивая это утро в голове, Том вспоминал, каким был Билл. Нежным, внимательным, ласковым, и… соскучившимся? Билл вёл себя так, будто бы не видел Тома по меньшей мере месяц. Каулитц брал его осторожно, стараясь доставить как можно больше удовольствия. Смотрел на него с чем-то – об этом Том уже не хотел сейчас думать, но тогда ему казалось, что с любовью. Так или иначе, это был самый нежный секс за последнее время. И не может человек, если ты ему так надоел, обращаться с тобой вот так. После этого они вместе сходили в душ, где снова попробовали всё, что только можно придумать, и точно так же вместе позавтракали.

Перед тем, как снова начать репетировать, Том решил открыть ноутбук, впервые за пять дней. Сенсацией начавшегося берлинского дня был… новый бойфренд солиста группы Monsun. «Знаменитый певец оказался геем!», «Билл Каулитц наконец признался в своей ориентации!», «Фронтмен популярной рок-группы был замечен целующимся с молодым человеком в одном из берлинских клубов!» - один заголовок был громче другого, но фотографии кричали громче их всех. Нечёткие, сделанные в полутьме и не на профессиональную камеру. Но на них ясно можно было различить не только то, что парень – действительно Билл, но и то, что он явно был не против действий своего спутника. А тот факт, что фотографии были взяты украдкой не оставлял сомнений в том, что Билл не собирался этого афишировать, значит это…

Всё, что случилось после того, как Том встал из-за монитора, было похоже на ночной кошмар. Том на ватных ногах протащился в комнату, где стоял рояль и его уже ждал Каулитц. По его лицу Билл сразу понял, о чём сейчас пойдёт речь и моментально переменился в настроении, вёл себя надменно, будто бы только что сам не подходил к нему и не шептал на ухо всякие прекрасные глупости, будто бы никогда не говорил тех слов, которые Том слышал от него последнее время. Будто бы это вообще был не его Билл, а именно тот Билл Каулитц, светская дрянь и бесчувственная скотина, о котором писали столько дер*мА, и который, как теперь казалось, именно ею и является.

- А ты что думал, Томми, – нарочито слащаво пропищал Билл, - что на месте того парня должен быть ты? Так вот, чего ты от меня хотел?!

- Я не хотел этого. Я спрашиваю, зачем я тебе?!

- Ты мне затем, зачем есть. Если ты хочешь этого, то не задавай вопросов.

- Зачем есть – это затем, чтобы меня тра*ать?

- И это всё, что у нас с тобой общего? Неужели ты думаешь, что у меня этого так мало, что ради тра*а, мне необходимо вызывать мальчика аж из… откуда ты там? – Билл специально говорил так, просто, чтобы сделать побольнее, чтобы Том не припёр его к стенке и не пришлось говорить ему страшную правду. – Не переходи границ, дорогой, знаю я вас всех.

- Ты так говоришь? С ним, выходит, тебе можно общаться и Дэвид не запрещает? А со мной, с которым ты записываешь новые песни, он запрещает. ОН, значит, не использует тебя?

- Кто он?

- Тот, с которым ты вчера лизался в клубе! - у Леманна уже начинало лопаться терпение.

- Так, у нас мало времени, нам надо репетировать. - голос Каулитца дрожал, точно как и его руки, в которых он всё таки не удержал листы с нотами и словами, и они с шелестом расстелились по полу.

- У меня нет настроения. Я так не могу. Я – не ты! – выкрикнул Том, и вылетел из комнаты. Через несколько секунд Каулитц услышал, как хлопнула входная дверь.

А песню ещё не записали… - вслух подумал Каулитц, закуривая сигарету, - Повыламывается су*а, да прибежит обратно, но запись не ждёт. А искать кого-то… Нет ни времени, ни желания.

Zoom into me, zoom into me

I know you're scared,

When you can't breathe

I will be there, zoom into me ©

-Том, привет, - растерянно оглядевшись, Элке поздоровалась с Леманном, который только вышел из ворот универа, и стоял в кирпичной арке, - Ты пропал… Всё хорошо?

- Элке… - он на секунду прикрыл глаза, и когда открыл, то слов уже никаких не нужно было – в них стояли слёзы.

- Отойдём? Давай сюда! - не дожидаясь ответа, девушка потянула Тома ко входу в небольшой сквер. Обычно там было полно галдящих студентов, но не сейчас – Том ушёл с пары, а потому там сейчас было всего несколько человек, таких же прогульщиков. Какая-то студентка сидела на скамейке и её, рыдающую, утешали две подруги. Грустный парень-неформал в наушниках, которому, казалось, на всё глубоко начхать, и влюблённая парочка, явно занятая объяснениями в любви. Усадив абсолютно инертного Тома, Элке села рядом и взяла его холодную руку в свою. Понимая, что именно с ним происходит, она не хотела первой начинать расспросы, предоставляя ему возможность начать самому.

С тех пор, как ребята сходили погулять первый раз, они довольно часто куда-нибудь ходили, да и перезванивались регулярно. Если бы Симона не знала всего о Томе, она наверняка бы подумала, что Элке ему нравится. Кстати, она была очень довольна, считая новую подругу сына очень милой и воспитанной девочкой, постоянно отмечая, насколько они разные с Джордан, которая абсолютно не умела себя вести или, хотя бы, нормально выглядеть.

Тому не пришлось ничего объяснять Элке, она сама поняла, в каких непростых отношениях он состоит. Всё началось с того, что они обменялись мейлами, и Элке, увидев его адрес, спросила, не его ли дневник на одном из ресурсов, где она вела свой? Оказалось, она давно читает размышления пользователя Lehm_90, только не знала, что это он. Свои самые личные записи Том, конечно же, не публиковал в общей ленте, однако прочтения нескольких строк, которые затерялись в публичных заметках, было достаточно, чтобы понять, что Том серьёзно влюблён. А зная его интересы и учитывая частые отъезды, было легко понять, о ком идёт речь. В конце концов, однажды, комментируя очередную запись, девушка дала понять, что понимает, о чём он говорит и это стало каким-то странным секретом, который они даже не обсуждали.

- Шоколад будешь? – девушка достала из сумки плитку с чёрным перцем и лимонной цедрой.

- Нет. - буркнул себе под нос Леманн, сразу же протягивая руку за сладким.

- Может, расскажешь? - Элке, грустно улыбнувшись, погладила его по спине.

- Что тут рассказывать – я сам не понимаю, что происходит. Вот скажи, - Том, наконец поднял на неё блестящие глаза, - зачем я ему?

В ответ девушка только округлила глаза, пытаясь подобрать хоть одно слово, но Том продолжил:

- Я ведь никто, понимаешь? Он говорит, что я его друг, но с друзьями так не поступают. С друзьями советуются, им хотя бы объясняют. А он…

- Что случилось?

- Я… он… мы когда… - Том начал нервно кусать губы, всё также глядя в одну точку перед собой, - Его фотки с каким-то уродом. Он не рассказал мне ничего, понимаешь? Ему всё равно, что со мной. Он говорит, что ему нельзя светиться и что продюсер ему не разрешает ни с кем общаться, но при этом сосётся с какими-то… - Том брезгливо скривился, - И я не имею права даже спросить ничего. Вот кто я ему после этого?

- Ты пытался выяснить?

- А что я? Он сразу на меня напустился, наговорил всякой хер*ни. И вот, понимаешь, я не верю этому. Я знаю, что он вовсе так не думал! Но зачем-то хотел сделать мне больно. Он как будто бы хотел наговорить мне кучу всего только чтобы я не спросил ничего. Будто скрывал. Но что?! – Том почти выкрикнул последние слова так, что и рыдающая девушка, всхлипнув, обернулась на него, и парень-эмо, вытащив один наушник, сфокусировал на нём взгляд. Только влюблённая парочка упоённо целовалась, не замечая ничего вокруг.

- А твоя мама знает?

- Ещё бы, знает. Это же и Bild напечатал. Она сама читала, - пробубнил Том, нервно отламывая кусочек шоколадной плитки.

- Том, - Элке мягко коснулась его щеки, заставляя повернуть к ней лицо, и тут же умилённо хихикнула – Том отправил в рот сразу полплитки, и губы уже были перепачканы шоколадом, - а как бы отреагировала твоя мама, будь там твоя фотография? А твой отец?

- Я бы тогда рассказал, что мы встречаемся. - смешно облизываясь и жалобно глядя, произнёс Том.

- А что гласили заголовки газет, какие были статьи?

- Ну, как всегда. Разве Bild может писать без подколки? Грязи налили, как всегда, а кое где написали прямо солист Monsun – пи*ор!

- Ну.

- Что?

- Ну неужели ты действительно не понимаешь, Том?! – всплеснула руками Элке.

- А что я должен понимать? Меня стыдно показать людям. - отправив в рот последний кусочек, Том апатично пожал плечами.

- Ты, всё таки, идиот, Леманн… - Элке откинулась на спинку скамейки, скрестив руки на груди.

- Это ещё почему?!

- Да потому, что Каулитц тебе же не хотел доставлять проблем! Он не хотел, чтобы о тебе говорили, что ты – подстилка пи*ора. Понимаешь? Это именно потому, что он – бл*дская звезда, которой ср*ть на всех!

- Но ведь он мог это прямо сказать! – Том вскочил со скамейки и навис над сжавшейся девушкой, - Он мог сказать прямо, мог объяснить всё, я бы слова тогда не сказал!

- Ты слишком многого хочешь. - чуть расслабившись, Элке посмотрела Тому в глаза, - Ты не должен был припирать его к стенке. Лучше было сделать вид, что ты не знаешь, или просто… Не знаю. - она прикрыла глаза, - На чём вы расстались?

- Ни на чём. Я ушёл, хлопнув дверью. - вздох. Том сел обратно на скамейку.

- Мальчишка... - задумчиво произнесла Элке.

- Что? Вот это всё ваше сочувствие – сначала «Расскажи мне», а потом начинаются поучения. Я сам разберусь, и мне ничего не надо! Спасибо большое за помощь! – резко встав, Том пошёл прочь, оставив девушку, которая грустно смотрела ему вслед.

В голове крутились мысли. А что, если вдруг всё именно так, как говорит Элке? С матерью он ещё об этом не говорил, да и не стоит. Она и без того очень болезненно перенесла весь этот поток информации. К тому же, полностью всё объяснить будет очень сложно

- Хэй, Леманн, постой! – обернувшись Том увидел Алекса, который, кстати говоря, перевёлся из Штутгарта во Фрайбург, потому что его родители сюда переехали. – Чё с тобой такое, ты здоров вообще?

- Не совсем. - Том безразлично посмотрел на него.

- Том?

- Что?

- Ты теперь звезда, да? Конечно, теперь тебе не до таких, как мы, ты крутой, типа. - глаза парня сузились, и он нервно постукивал пальцами по стоявшему рядом дереву.

- Что ты несёшь?! – Тому абсолютно не хотелось сейчас ругаться, но он был обескуражен услышанным.

- А ты думаешь, я не знаю, куда ты ездишь? Да только вот бесполезно, сосётся он не с тобой. - ухмылка перекосила лицо Алекса, - Не хочет тебя, да?

- Да что ты… - недоговорив, Том со всего размаху впечатал кулак в ехидное посмеивающееся лицо шатена. Удар сбил того с ног, но подняв парня за грудки, Том прижал его к стволу дерева. - Не смей говорить о нём, ты понял, гнида? Иначе я выбью все твои ровные зубки. - прошипел Леманн, всё так же сильно вжимая Алекса в дерево.

- Оу, Леманн? И что же ты сделаешь? Видать, задел я за живое... Не подпускает суч*а?

Даже в таком состоянии Алекс не замолкал и Том снова, со всей силы вмазал ему кулаком по скуле, вырывая из него жалобный писк. – Ты хочешь знать, что я сделаю? – тяжело дыша проговорил Том, - Мне показать тебе сейчас, или ты сам догадаешься?

В ответ Алекс резко оттолкнул его от себя:

- Я столько тянул этот фан-клуб, я столько ездил на всевозможные встречи, я столько ждал каждый раз, старался понравиться, так мечтал… А тут появляешься ты, и всё портишь! – он сплюнул кровь, - Можешь вот так спокойно общаться, писать песни для него, репетировать с ним. И во всём ты – лучший, Леманн, куда уж мне, безрукому и бездарному? Но не бывает ничего вечного. За «отсосать» невозможно купить весь мир.

- Как ты… - Том ошарашено смотрел на Алекса, пытаясь переварить всё то, что тот ему сказал.

- Что, как? Откуда я знаю? У всех свои связи, - передёрнув плечами, парень отлепился от ствола липы, и медленно побрёл вдоль улицы, держа платок у разбитой губы.

***

После разговора с Алексом на душе было паршиво и гадко. Вернувшись домой, Том просто рухнул на кровать и уснул. Это было своеобразной реакцией на стресс. Он просто ложился и спал столько, сколько было возможным между учёбой и редкими попытками Симоны заставить его поесть. К тому же, после своих поездок, Том чувствовал себя действительно неважно. Недосып и наркота плохо сказывались на молодом организме. Ничего серьёзного, пока, Том не пробовал. Началось всё с одного весьма банального момента, когда после очередной бурной ночи он не мог не то, чтобы сесть, но и пройти нескольких шагов, чтобы не охать, и не держаться за зад. Тогда Каулитц и предложил ему обезболивающее с лёгким побочным эффектом в виде бабочек в животе, заверив, что это совершенно безопасно. Так безопасно, что Тома потом вывернуло раз пять. Хотя по началу, конечно, и боль куда-то исчезла, и настроение было такое, что хотелось летать, а секс был просто умопомрачительным. Но в итоге он получил трёхдневную тошноту, попа болела ещё хуже, а настроение было фиговым, несмотря на то, что перепуганный Каулитц только и делал, что бегал вокруг него. Но это было в первый раз, а во второй, Том сам попросил Билла поделиться, только дозу взял поменьше. Тогда таблеточки принесли нужный эффект.

Date: 2015-07-24; view: 321; Нарушение авторских прав