Испытание медными трубами 5 page

И тут позвонила Элла, сказала, что им нужно обязательно встретиться. Есть, так сказать, повод.

На следующий день, обливаясь потом от слабости, Лена поехала к ней на Фрунзенскую.

– Что с тобой? – ужаснулась родственница. – Выглядишь – в гроб краше кладут.

В общем, сплошные комплименты. Сели на кухне, и она налила Лене чаю с мятой и лимоном – большую чашку.

Короче говоря, Танька эта вернулась в Москву, окончательно и бесповоротно переругавшись с канадской «подруженцией» и обвинив ту во всех грехах: и сплетница, и завистница, и жлобиха – каждую чашку кофе считала. Потом зашел разговор про сноху, и тут Танька тоже начала пылить. Недобрая сноха Лариска сказала ей, дескать, вы, мама, совсем оборзели. В вашем возрасте приличные женщины дома сидят и сериал «Татьянин день» смотрят. Что, кстати, делала и сама Лариска, и не без удовольствия. А вы, мама, по континентам шастите. И ртом, как говорится, и жопой. И все вам мало. И откуда только такое здоровье, пардон, лошадиное? Все Танькины шубы, сучка, пересчитала. В общем, настраивает против нее сына‑кровиночку, которого она, одна (ха‑ха!), бедная, тянула. Про всех своих мужей и любовников позабыла – склероз, наверно. Но сынок – молодец. Держится, не поддается. Говорит, меня на всех, Лорик, хватит – и на тебя, и на дочку, и на маман. Сколько той осталось! Пусть живет в полный рост и удовольствия получает. Короче, Танька в соплях, и надо срочно ее утешить.

Лена растерялась:

– Ну, не знаю, столько времени прошло… Там, скорее всего, уже все ушло, но я позвоню, конечно, позвоню.

Она набрала Славин номер и все ей рассказала. Та молча выслушала и сказала, что к этому разговору можно вернуться. Она сейчас в Милане, приедет через три дня.

Лена удивилась – она слышала, что в Милан летают на распродажи. Тем более под Рождество. Значит, дела у Славы не так и плохи. Ну и слава богу – получился каламбур.

Слава позвонила четко – через три дня. Опять встретились в кафе. На этот раз выбирала Слава – крошечная кофейня на три столика у Патриарших. Кофе и пирожные – выше всяких похвал. Лена, смущаясь, выпила две чашки капучино и съела два пирожных – миндальное и трубочку со взбитыми сливками и свежей малиной. Слава пила только кофе.

– Ну, у тебя и выдержка! – восхитилась Лена.

– Да я просто сладкое не люблю, – усмехнулась та. – Мне бы сейчас селедку – съела бы от головы до хвоста. Я ведь происхождения простого, из мещан.

– Ну, при чем тут это! – смутилась Лена. – Я тоже, знаешь, не из графьев. – Она улыбнулась. – Просто сластена жуткая.

Слава посмотрела на часы и строго сказала:

– Ну что там у тебя?

Лена вкратце повторила.

– О’кей! – отозвалась Слава. – Договаривайся с этой дамочкой, показывай ей фотографии, и, если будет интерес, дальше разберемся. Я тебя проинструктирую.

– Ой! Как мне не хочется идти к ней одной! Она, судя по всему, цаца еще та. Может быть, ты пойдешь со мной? Ну, в качестве моральной поддержки. Ей же не обязательно знать, что ты и есть продавец.

Слава посмотрела на нее, как смотрят на умалишенных. Правда, ничего не ответила, только посоветовала:

– А ты родственницу свою возьми. Так солиднее и надежнее. И все подружкам развлечение.

– Ну а как у вас дела? – краснея, осторожно спросила Лена. – Ничего в лучшую сторону не повернулось?

Слава отрицательно покачала головой и тяжело вздохнула.

– Там до хорошего, как до горизонта, – горестно сказала она и жестом попросила у официантки чек.

Элла довольно быстро согласилась поехать с Леной к подружке.

– Заодно и повидаюсь, – объяснила она.

К назначенному времени Лена стояла во дворе дома на Тверской, удивляясь довольно обшарпанному двору и подъезду. Детской площадки во дворе не было, только пара ободранных и искалеченных скамеек, возле которых валялись пустые бутылки из‑под пива и сигаретные пачки.

«Фасад‑то блюдут, – подумала Лена. – Как же, главная улица города. А во дворе – трава не расти. Впрочем, она и не растет. Наверно, дворников‑азиатов, которые наконец привели дворы в порядок, прячут по спальным районам. А здесь они не комильфо».

Лена посмотрела на часы – Элла опаздывала на двадцать минут. А еще считает себя королевой! Впрочем, в этом городе невозможно оставаться пунктуальным человеком. От тебя ничего не зависит.

Тут во двор въехало такси, из которого медленно вышла царственная родственница. Увидев Лену, она быстро подобралась и выпрямила спину.

«Вот это школа! – с восторгом подумала Лена. – Мастерство не пропьешь, как говорит Жанка».

Они дежурно поцеловались и пошли к подъезду.

– Ты больше помалкивай, – строго велела Элла. – Говорить буду я!

– Слава богу! – вздохнув, улыбнулась Лена. – Если бы было можно, я бы вообще не пошла.

– Ну, знаешь ли, так дела не делаются, – усмехнулась Элла и набрала код квартиры.

Поднялись на пятый этаж. Позвонили. Дверь открылась, и на пороге показалась молодая женщина – стройная блондинка приятной наружности. «Домработница, наверное», – подумала Лена. Но Элла с «домработницей» нежно расцеловалась, и до Лены дошло, что это и есть Татьяна Александровна Лосева. Прошли на кухню – размером с хорошую гостиную. Было видно, что сделан дорогой и очень качественный, свежий ремонт. Кухня была очень светлой – белая плитка на полу, белый гарнитур, модно «выстаренный», с золотистыми «потертостями». Огромная, горящая огнем хрустальная люстра. Большой овальный стол с вазой, полной кремовых, размером с кулак, роз. Все: холодильник, бытовая дребедень, плита с золочеными витыми ручками, стилизованная под старину, – было роскошным, эксклюзивным и, видимо, безумно дорогим.

Сели за стол, и тут Лена разглядела хозяйку. Конечно, она выглядела значительно моложе своих лет, и это очень мягко сказано. На расстоянии двух метров ей можно было бы дать лет пятьдесят, ни годом больше. Но даже несведущая Лена поняла, что здесь дело без пластики наверняка не обошлось. Лицо Татьяны было преувеличенно гладким, словно надутым, мимика – странной и неестественной: лоб – неподвижным, а на веках и на скулах видны тоненькие ниточки швов. Нататуированные, узкие полоски бровей. Прекрасная стрижка, идеально прокрашенные волосы. Дантист хозяйки тоже был, видно, не из последних – идеальная голливудская улыбка. Было очевидно, что сыночку‑чиновнику любимая матушка обходится в копеечку. И еще было понятно, что Татьяна Александровна относится к себе с трепетом и уважением. Вот только руки – обычная история – выдавали ее подлинный возраст, хотя и они были с идеальным маникюром. Господи! Сколько же нужно времени и денег, чтобы посвятить себе, любимой, всю жизнь! Лена вспомнила свою маму – ее руки, распухшие от хозяйства, отекшие, с синими «реками» вен, седую «гульку» на затылке, морщины, потерянные зубы. Ситцевый или байковый – по сезону – халат. Тапочки или галоши на шерстяной носок. А ведь они с этой Танькой‑Селедкой, наверное, ровесницы.

Впрочем, стройность хозяйки, видимо, ее заслуга и гигантский труд. А может, и милость Божья. Подруги ворковали о чем‑то своем. Татьяна включила чайник и поставила на стол тонко нарезанный рокфор, ветчину и коробку конфет «Моцарт». Вместо хлеба подала тонкие пластинки ржаные финских сухариков. Бросила в чашки круглые травяные шарики, залила кипятком, и эти бутоны раскрылись, как цветы. Чай приобрел красноватый оттенок.

– Ну, вот, Татка, – сказала наконец Элла. – Теперь по делу. Вкратце я тебе уже все изложила. Теперь подробности. Их расскажет Ленка. – И она посмотрела на Лену.

Лена набрала побольше воздуха, шумно выдохнула и, удивляясь себе, начала горячо и вдохновенно рассказывать историю про Славину бабку Клавдию с самого начала и с подробностями. Подруги подобрались, подались вперед и слушали, как показалось Лене, с большим интересом. Ей и самой нравилось, как гладко и витиевато она ведет повествование. Элла, показав глазами на Лену, с гордостью сказала:

– Литератор!

Лена смутилась:

– Всего лишь учитель литературы.

Во время Лениного рассказа Татьяна пару раз охала, вскрикивала, взмахивала руками и перебивала рассказчицу. Из светской дамы она тут же превратилась в любопытную и плохо воспитанную тетку. Словом, происхождение вылезало – как ни старайся.

– Да ты что? – вскрикивала она. – Ну ни хрена себе! Во дела!

Элла с достоинством кивала, подтверждая Ленины слова. Рассказ подошел к концу.

– И это все? – разочарованно протянула хозяйка.

– Нет, Таня, – строго сказала Элла. – Теперь – самое интересное.

Татьяна поддалась вперед и шумно сглотнула слюну.

Лена вынула из сумочки фотографии. Татьяна почти выхватила их из Лениных рук. Она жадно вглядывалась в снимки, переводя взгляд с одного на другой. Лена и Элла переглянулись.

Потом Татьяна бросила снимки на стол, откинулась на стуле, положила ногу на ногу и с вызовом спросила:

– Ну и что?

Лена растерянно посмотрела на Эллу.

– А ничего, – отрезала та. – Дурочку из себя не строй! Интересно – будем говорить. А нет – спасибо, так сказать, за чай.

Танька‑Селедка презрительно ухмыльнулась и снова взяла в руки фотографии.

– Ничего особо интересного не вижу, – проговорила она. – Кроме самой истории. Ну если она – правда…

– Ну, как знаешь, – сурово ответила ей Элла. – На нет, как говорится… – И, чувствуя, что она слегка перегибает палку, Элла широко и радушно улыбнулась. – Зато повидались, да, Танюш? А так бы еще сто лет собирались.

Лена восхитилась ее стратегией. «Теперь – кто кого», – подумала она, и ей почему‑то стало смешно. Еле сдержалась.

Элла стала медленно вставать со стула.

– Подожди, – с досадой и явным раздражением сказала Татьяна. – Прям так сразу обидки кидать! – возмутилась она.

«Видно влияние внучки, – подумала Лена, – или нелюбимой снохи. Такой сленг! Пятый класс, вторая четверть».

Стратег и тактик Элла неохотно опустилась на стул.

– А цена? – цыкнув зубом и изображая абсолютное равнодушие, спросила хозяйка.

– На обороте, – последовал царственный кивок Эллиной головы.

Татьяна перевернула фотографии и разложила их в ряд на столе. Потом она сделала «большие глаза», медленно перевела взгляд с подруги на Лену и театрально произнесла:

– Вы что, сумасшедшие?

Лена покраснела и посмотрела на Эллу. Та была абсолютно спокойна.

– Значит, так! – решительно сказала она. – Выпендриваться будешь в бутике в Лондоне или в спа‑салоне перед косметичкой. А я тебя знаю сорок лет из твоих семидесяти двух. И это – раз. То, что ты сейчас перед нами разыгрываешь, может быть интересно только моей Лене, так как она тебя плохо знает. И то вряд ли. И это – два. То, что ты любишь цацки до умопомрачения, я, дорогая, в курсе. И это – три. А четыре – то, что мы к тебе пришли первой – первой, заметь! Не к Беллочке Симановской, не к Раде, не к Манане – это ты не оценила, потому что наглая. Права твоя невестка. Не умеешь ценить ни дружбу, ни хорошее отношение. А цена – так можно же говорить. Языки‑то на что? Продавец – вменяемый человек. Хотя я интересовалась – цены вполне терпимые. Просто у людей ситуация безвыходная. Ты же понимаешь, с такими вещами расстаются, только когда самый край. Всегда на чьем‑то несчастье – кому‑то выгодная сделка. Ты у нас, конечно, бизнесмен еще тот, но где твоя хватка, Таня, где нюх? Неужели все кануло в Лету? – И Элла гневно сверкнула очами.

Лена была в шоке. Оказывается, она эту Эллу совсем не знает. Такой артистизм! «Раневская отдыхает», – сказала бы Жанка.

– Ой, да ладно, – по‑простонародному, с растяжечкой, произнесла Татьяна. – У Белки дочка дом на Лазурном продает. Радка мужа лечит от тяжелой болезни, а у Мананки любовник молодой – ей не до себя, его содержать надо. И ты, Эллуся, все это знаешь не хуже меня. И вообще, я что‑то не пойму, чего ты так стараешься? Тебе‑то какая выгода?

Элла рассмеялась:

– Да самая простая! Ты меня за доброе дело и хорошее к тебе отношение в Марбелью пригласишь. И не меньше чем на два месяца, – сурово добавила она.

Татьяна откинулась на стуле и рассмеялась.

– А родственница твоя что так старается? Тоже в Марбелью хочет?

– А родственница моя старается, чтобы подружке помочь, которая в неприятности попала. Но тебе этого не понять.

Татьяна не ответила на колкость подруги и в задумчивости подошла к окну. Минут десять она изучала окрестности. Потом повернулась и сказала:

– Ну, допустим, будем торговаться. Допустим, сторгуемся. А как я узнаю, подлинные ли это вещи? Не подделка? Сейчас такое подделывают – эксперты разобраться не могут. Я смогу отнести их на экспертизу? Или просто показать частнику, своему, проверенному человеку?

– Сможешь, Таня. Конечно, сможешь. Отнеси сначала эксперту в Грановитую палату. Или в Алмазный фонд. Там у тебя обязательно поинтересуются, откуда у тебя все это.

– А я скажу – наследство от бабушки! – быстро сообразила Татьяна.

– Ага, от бабушки. Крестьянки Тамбовской губернии. Или дочки ее, твоей матери, ткачихи ивановской мануфактуры. А папаши, как я помню, у тебя не было и вовсе. Те, кому это интересно, быстро это все узнают. КГБ, знаешь ли, у нас еще никто не отменял – только название заменили, а суть осталась. И они, кстати, – те же люди, с удовольствием и повышенным служебным рвением, обязательно поинтересуются, откуда у тебя эти штучки или деньги на них. А там до твоего сыночки, честного слуги народа, – рукой подать. Он у тебя, кажется, еще и депутат?

Татьяна удрученно молчала. Потом вскинулась.

– Ну, хорошо. Допустим, ты права. Но остались же частные ювелиры, которые могут все это оценить?

– Нет, Таня, не остались. Все они лежат на Востряковском, центральный вход, правая сторона. Там они все – частные и честные. А здесь – жулье на жулье на Арбате или просто чьи‑то знакомые. Ты сегодня к ним, а они через три дня к тебе. Не сами, конечно. Хорошо, если тебя дома не будет, и вынесут только брюлики твои. Ну а если ты случайно рядом окажешься, так, поверь мне, они не растеряются. А тебе ведь есть что терять в этой жизни. Не самая плохая у тебя жизнь, а, Тань? Да и потом, милая моя, где же ты видела дурака, что даст тебе все эти ценности в руки? Драгоценности до сделки в руки никто не отдает. – Элла тяжело вздохнула и посмотрела на часы.

Лена видела, что она очень устала. Да и у нее самой совсем не было сил. Элла встала из‑за стола и тяжело пошла к двери. Лена двинулась за ней. Татьяна следом. Одевались в прихожей молча. Лена заметила, что фотографии Татьяна не отдала и тихонько задвинула под сухарницу.

– Я позвоню, – сказала она.

Элла равнодушно пожала плечами:

– Звони.

Наконец вышли на улицу. У Лены дрожали ноги. Ей казалось, что она никогда так не уставала. Элла тоже остановилась и глубоко вдохнула влажный октябрьский воздух. Вышли из арки на Тверскую.

– Поймай мне такси, – устало велела Элла.

Лена подняла руку, и тут же остановилась машина. Элла тяжело уселась на переднее сиденье и махнула Лене рукой:

– Не волнуйся, объявится, никуда не денется! – сказала она.

– Да я вообще жалею, что во все это ввязалась. Не мое это все, – удрученно проговорила Лена.

– Не твое, – согласилась родственница. – А ты думала, деньги просто так в руки падают? Даже Танькин сын у психиатра лечится. На таблетках сидит. А что делать, Лена? Такой шанс заработать выпадает не часто. Как от него отказаться? Тем более при твоем‑то муженьке!

Лена хотела ответить, но машина уже тронулась с места. Она посмотрела ей вслед и медленно побрела к метро. Подумала, что Элла сильно постарела и сдала – и это за какой‑то год. Вспомнила, что у нее были какие‑то проблемы с сыном, нелады с мужем. Так, однажды проговорилась. Вообще‑то жаловаться она не любила.

Слава не звонила – держала паузу. А вот Элла позвонила через два дня и с довольным смехом доложила, что «клиент созрел» и даже не желает торговаться – боится, видимо, упустить.

– Теперь действуй, дело за тобой! – подбодрила она Лену.

На следующий день встретились со Славой – как всегда, в кафе – и обговорили детали.

Лена позвонила Татьяне. Договорились увидеться на следующий день. Назавтра, в семь вечера, Славина машина стояла у знакомой арки. Лена села на переднее сиденье, Слава протянула ей белый пластиковый пакет с логотипом «Ашана». В пакете лежал завернутый в газету плотный сверток.

– Не дрейфь! – Она смотрела, как Лена держит пакет побелевшими от волнения руками. – Иди спокойно и не оглядывайся. И не бойся – все схвачено.

Лена вздохнула, медленно вылезла из машины и обреченно пошла к уже известному подъезду. У самой двери нервы не выдержали, и она оглянулась. На скамейке, опустив голову, сидел молодой мужчина и, глядя себе под ноги, курил. Лена зашла в подъезд.

Татьяна открыла ей сразу, словно стояла под дверью. Кинула тапки.

– Заходи.

Прошли на кухню. Ни чай, ни кофе она не предложила. «Началась деловая часть», – подумала Лена и вытащила сверток из пакета.

Дрожащими руками Татьяна развернула его. В газете оказалось два бархатных мешочка и коричневый кожаный футляр с аметистовым ожерельем. И Лена, и Татьяна замерли.

– Господи! Какая красота! – прошептала Лена.

Татьяна ей не ответила и начала развязывать тесемки кисетов. На стол легли браслет и кольцо. Татьяна взяла в руки браслет, повертела его и аккуратно положила перед собой. Потом взяла кольцо и надела на средний палец.

– Впору? – тихо спросила Лена.

Татьяна молча кивнула. Потом она сняла кольцо, разложила все в ряд – ожерелье, кольцо и браслет, несколько минут сидела над ними, подперев голову руками, а потом резко встала и вышла из кухни. Зашла она через минуту и поставила перед Леной обувную картонную коробку.

– Считай!

Лена кивнула и открыла крышку коробки. Вспомнила Славино указание – пересчитать внимательно и несколько раз. Она глубоко вздохнула и начала считать деньги. Татьяна стояла у нее за спиной. Лена пересчитала три раза и поняла, что больше не может – купюры расплывались перед глазами.

– Все правильно. – Она положила деньги обратно в коробку.

– А я и не сомневалась, – с вызовом ответила Татьяна.

Лена встала, взяла коробку и пошла к двери. Татьяна протянула ей ашановский пакет.

– Спасибо! – прошептала Лена. – Носите с удовольствием! – Она вспомнила, где слышала эту фразу. Ну, конечно же, на оптушке, когда покупала очередную копеечную кофточку. Этой фразой напутствовала ее молоденькая смуглая и хорошенькая молдаванка. «А еще учительница литературы! – мысленно упрекнула себя Лена. – Деградация идет по всем областям. Как может меняться человек! Просто мимикрия какая‑то!»

Татьяна усмехнулась. Лена вышла на площадку и нажала кнопку лифта. Лифт открылся тут же – он стоял на пятом этаже.

Молодой мужчина по‑прежнему сидел на лавочке напротив подъезда и по‑прежнему курил. Не оглядываясь, Лена поспешила к арке. Славина машина стояла на прежнем месте. Лена тяжело плюхнулась на сиденье. Слава завела мотор.

– Все нормально? – спросила она.

И Лена в который раз удивилась ее самообладанию и выдержке.

– Вроде бы да! – выдавила она.

– А ты что, не уверена? – рассмеялась Слава.

И тут Лена расплакалась. Сказалось напряжение последних дней. Слава протянула ей изящную плоскую фляжку, обтянутую кожей.

– Глотни.

Лена завертела головой.

– Глотни, там хороший коньяк, – настаивала Слава. – Я бы тоже с удовольствием. Но, сама понимаешь, не могу – за рулем.

Этот спокойный и обыденный разговор как‑то успокоил Лену. Она кивнула и поднесла фляжку ко рту. Коньяк сначала обжег горло, и Лена закашлялась, но потом внутри разлилось благодатное тепло, и ей действительно стало легче.

– Я тебя подброшу домой, а завтра встретимся, – сказала Слава.

Лена кивнула. Ей очень захотелось домой, выпить чашку крепкого чая и забраться под теплое одеяло. На сегодня потрясений ей вполне хватило.

Дома Сережа внимательно и изучающе смотрел на измученную жену.

– Что‑то не так? – задал он совершенно не свойственный ему вопрос.

– Устала, – ответила Лена. – Да и голова болит.

– Что‑то часто она у тебя стала болеть. Может, к врачу?

Лена ничего не ответила. Налила чаю, положила в чашку три ложки сахара и пошла в спальню. Только легла и укрылась – начала мучить совесть. Она встала с кровати, нашарила ногами тапочки и пошла в детскую.

Дочка уже спала, выпростав из‑под одеяла ногу. Лена увидела, что косички у нее не расплетены, а это неправильно, ночью волосы должны отдыхать. Но будить ребенка она побоялась – та всегда спала очень чутко. Сын сидел перед компьютером с выключенным звуком. Лена подошла к нему, чмокнула в мягкий затылок и шепнула, чтобы он закрывал эту лавочку. Сын кивнул и продолжил игру. Бороться с ним у Лены не было сил. Лена вернулась в спальню, допила уже остывший чай и наконец, уютно укутавшись и блаженно вытянув ноги, закрыла глаза. Когда в спальню пришел муж, она уже не слышала. Спала.

Утром начался, как всегда, сумасшедший дом. Лена металась между плитой и холодильником, варила детям кашу, а мужу кофе. Заворачивала бутерброды, доставала из морозилки мясо на вечер, билась в закрытую ванную в надежде причесаться и накрасить глаза. В общем, все как обычно. Наконец все по очереди выкатились: сначала муж, потом дети. Лене было ко второму уроку, но за сорок минут надо было переделать кучу дел: пропылесосить, вытереть пыль, почистить на ужин картошку. Посмотрев на часы, она в ужасе вскрикнула и бросилась в прихожую. Зазвонил телефон. Лена метнулась в комнату и схватила трубку. Это была Элла.

– Проснулась? – неспешно поинтересовалась та.

– Уже в дверях. Убегаю.

– Ну, позвони, как сможешь. Кое‑что расскажу.

– Что‑то случилось? – У Лены упало сердце.

– Да нет, ничего такого. Просто информация. И что ты такая нервная? – удивилась Элла.

На уроках Лена то и дело поглядывала на часы – скорее бы домой, позвонить родственнице. С работы звонить не хотелось. Во время урока в седьмом «Б» на мобильный позвонила Слава. Лена выскочила из класса и бросилась к девчачьему туалету.

Слава спросила, во сколько Лена освободится и когда они могут встретиться. Договорились в четыре в кофейне на Патриарших.

– Мне там удобней, – объяснила Слава.

Когда Лена подошла к кафешке, в окне она увидела свою подельницу. Та спокойно пила кофе и поглядывала в окно. Лена зашла, сняла плащ и подошла к столику.

– Ну, привет, – улыбнулась Слава. – Я заказала тебе, как всегда, миндальное и трубочку с кремом, ну и капучино, конечно.

От этого «как всегда» Лену почему‑то бросило в дрожь. «Становлюсь завсегдатаем элитных мест», – усмехнулась про себя она.

– Ну, как дела? – поинтересовалась Слава. – Дети, муж, работа?

В ее голосе Лена услышала легкое пренебрежение. Она слегка покраснела и коротко ответила:

– Нормально.

Слава затушила в пепельнице сигарету и достала из сумки завернутый в пластиковый пакет сверток.

– Это твое, – сказала она и добавила: – А ты вообще‑то молодец. Честно говоря, не ожидала.

Лена пожала плечом.

– Ты меня выручила, Лена. Крепко выручила. – Слава вздохнула, посмотрела в окно и засмеялась: – Родина тебе этого не забудет.

– Не дай бог! – Лена улыбнулась.

Слава внимательно посмотрела на нее.

– А ты не такая простая, как кажется. Совсем даже не простая. И ловкая, и упорная, и остроумная. А по сути – прозябаешь по жизни. Ну это уже не мое дело. – И, словно о чем‑то вспомнив, добавила: – Да, и передай своей свекрови, что ты далеко не тетеха. В этом она сильно заблуждается. И не забывай ей почаще напоминать, как повезло ее занудному сыночке.

Лена засмеялась и отмахнулась. Она совсем не обиделась за наезд на мужа. Ей и вправду показалось, что она умная и хваткая. И сообразительная. Так что вполне заслуживает Славиного уважения и расположения. Хотя, понятно, конечно, если бы не Элла, вряд ли она бы услышала сейчас столько комплиментов.

– Теперь совет, – строго сказала Слава. – В чулке дома не храни. Положи в какой‑нибудь более или менее надежный банк. Хотя, – Слава вздохнула, – где они теперь, надежные… И все‑таки. Да, и лучше – в два или три разных. Ну, чтобы яйца не лежали в одной корзине. Понимаешь?

Лена мало что поняла, но на всякий случай кивнула.

– Отложи сразу на ремонт, шубу, машину – или чего ты там хочешь, – продолжила Слава. – Остальное положи под хороший процент. Или открой два счета на детей – будет им на учебу и на леденцы. Ты извини, что я лезу не в свое дело. Просто у меня опыта больше. А деньги, они, знаешь, имеют очень странное свойство: быстро, просто мгновенно, заканчиваться. Так что это я – исключительно из добрых побуждений.

– А я и не сомневаюсь. Спасибо тебе большое, – поблагодарила Лена.

Слава посмотрела на часы.

– Извини, но мне пора.

Она накинула короткую куртку из какого‑то блестящего атласа, отороченную черной норкой, взяла сумку и пошла к двери. У самого выхода она обернулась и махнула Лене рукой.

Лена заказала еще чашку кофе и с удовольствием съела оба пирожных. Потом она подошла к витрине и набрала целую коробку пирожных – домой. Пакет, оставленный Славой, она убрала на самое дно сумки и сверху завалила косметичкой, ежедневником и прочей чепухой, всегда в избытке имеющейся в любой женской сумке.

На улице она сначала решила поймать такси, но после того, как возле нее остановились два весьма подозрительного вида бомбилы, решила добираться до дома на метро.

Наконец она открыла дверь в квартиру. Дома, по счастью, никого не было – дети пошли в кино, а муж еще не вернулся с работы. Она зашла в спальню и наконец развернула сверток. В первый раз она видела такое количество денег. От волнения на лбу выступила испарина, и ее слегка замутило. Лена открыла форточку, немного постояла у окна, потом села на кровать и начала считать. Пересчитала несколько раз – сумма была больше, чем та, о которой они со Славой договаривались. Она пересчитала еще раз – получилось то же самое. Она взяла телефон и набрала Славин номер.

Слава взяла трубку на седьмой звонок.

– Что случилось, Лен? Говори скорее, я очень занята, – сурово проговорила она.

– Понимаешь, – смущенно залепетала Лена. – Там, в общем, не очень все совпадает. Ну, в смысле того, как мы договаривались.

– Что не совпадает? – резко спросила Слава.

– Ну, Слав, там больше, чем положено, – почему‑то прошептала Лена.

– О господи! – рассмеялась Слава. – Интриганка и конспираторша! Все нормально. Это премия. Так что расслабься и получай удовольствие. – Она опять хрипло рассмеялась и нажала отбой.

Лена сидела на кровати и пыталась разложить деньги по кучкам: на ремонт и новую кухню. На шубу и машину. Две равные кучки сыну и дочке – это в банк, положить завтра же. Остальные кучки перехватила цветными резинками и разложила по разным пакетам. Потом все это хозяйство завернула в старое детское байковое одеяльце и положила его в эмалированное ведро, в котором зимой солила капусту, а ведро поставила на антресоль. Поглубже – за старые чемоданы и детский снегокат.

Потом она села в кресло – отдохнуть. Просидела минут пятнадцать и, посмотрев на часы, бросилась на кухню. Примерно через час должны нарисоваться дети и муж. Лена отбила мясо, намазала его сметаной, перемешанной с кетчупом, сверху положила натертый сыр и засунула в духовку. Поставила варить картошку. Натерла морковку с кислым яблоком – полезный и вкусный салатик. Очень хорошо подойдет к запеченному мясу. И тут она вспомнила, что не позвонила Элле. Она схватила трубку и набрала ее номер. Та ответила сонным голосом.

– Вы спали? – расстроилась Лена. – Извините, бога ради!

– Да нет, не спала. Просто увлеклась – читала новую Рубину. Гениальная все‑таки баба. Ты читала ее последнюю вещь?

– Нет, – виновато вздохнула Лена.

– Ну да. У тебя то дела, то делишки. Ты ж у нас теперь крупный деляга! – И Элла хохотнула.

Лена решила пропустить последнюю реплику мимо ушей.

– А, да, слушай! Я тебе про Таньку хотела рассказать! – вспомнила наконец погруженная в современную литературу Элла. – Слушай, эта дура совсем от счастья спятила! Носится от зеркала к зеркалу, как безумная. Освещение везде, видите ли, разное! Короче говоря, цацки примеряет. Колье решила точно оставить себе. Говорит, не может с ним расстаться. Уже заказала на Новый год длинное черное платье с вырезом до пупа – колье демонстрировать. Считает, что у нее роскошная шея. Идиотка! Жопу на нос натянула, а лоб на колени. А шею‑то не натянешь! Могла бы глухой ворот сделать, а на него – колье. И красиво, и по возрасту. А так все будут пялиться в ее дряблое декольте и про аметисты забудут. Ну да черт с ней. Как не было мозгов, так и нет. На Новый год в «Прагу» собирается. По старой памяти. С подружками, разумеется. Теперь башку ломает, что «любимой» снохе отвалить. Браслет жалко. Кольцо – тоже. Мучается человек, не спит. Совсем покой потеряла. Я ей говорю, отдай Лорке браслет. Тебе не по возрасту. А эта чокнутая начинает рыдать, что, мол, это последняя радость в ее жизни. Я ее успокоила: если сыночку за жопу не возьмут, у нее этих радостей будет еще целый состав. Она обиделась. Но все равно позвонила через полтора часа – опять советоваться. Я ей опять – отдай Лорке браслет. А то она увидит на тебе цацки – и тебе не жить. Порыдала и согласилась. Лорка должна к Новому году из Испании вернуться, вот пусть и сделает ей подарок под праздник. А кольцо вообще я посоветовала сховать, никому не показывать. После ее смерти наиграются. А она мне с обидой: «А я умирать не собираюсь. Что у меня, здоровье плохое или жизнь хреновая?» – И Элла опять рассмеялась.