Стивен Грендон

МЕТЕЛЬ

Шаги приближающейся тетушки Мэри вдруг затихли недалеко от стола, и Клодетта обернулась взглянуть. Тетушка стояла, застыв как изваяние и крепко сжав перед собой трость; ее неподвижный взгляд был устремлен на стеклянные двери, расположенные как раз напротив двери, через которую она вошла.

Клодетта бросила взгляд на сидевшего напротив мужа, тоже наблюдавшего за тетушкой. Выражение его лица ничего ей не подсказывало. Она снова обернулась – тетушка испытующе смотрела на нее холодным молчаливым взором. Клодетта почувствовала себя неуютно.

– Кто раздвинул шторы на окнах с западной стороны?

Услышав голос, Клодетта покраснела.

– Я, тетушка. Извините меня, я забыла о вашем запрете.

Старуха издала странный мычащий звук и снова уставилась на стеклянные двери. Она сделала едва уловимое движение, и служанка Лиза выбежала из тени зала, откуда с крайним неодобрением наблюдала за Клодеттой и ее мужем. Подбежав прямо к окнам на западной стороне, она задернула шторы.

Тетушка Мэри медленно заняла свое место во главе стола. Прислонив трость к боковине стула, она потянула за цепочку у себя на шее, переместив лорнет к себе на колени. Она перевела взгляд с Клодетты на своего племянника Эрнеста.

Затем ее взгляд застыл на пустом стуле с противоположной стороны стола, и она заговорила, казалось, не видя ни Клодетту, ни ее мужа.

– Я запретила вам обоим после захода солнца раздвигать шторы на окнах с западной стороны. И вы должно быть уже заметили, что и вечером и ночью эти окна всегда зашторены. Я специально позаботилась о том, чтобы разместить вас в комнатах с окнами на восток, да и гостиная тоже находится в восточной стороне дома.

– Я уверен, что Клодетта не имела намерения досадить вам, тетушка, – вдруг вмешался Эрнест.

Старуха подняла брови и продолжала бесстрастным голосом:

– Я не считала нужным объяснять причину моей просьбы. И не собираюсь объяснять ее сейчас. Но хочу предупредить, что раздвигая шторы, вы подвергаете себя вполне конкретной опасности. Эрнест знает об этом, а ты, Клодетта, еще нет.

Клодетта озадаченно глянула на мужа. Заметив это, старуха добавила:

– Можете считать меня эксцентричной, выжившей из ума старухой, но я вам советую прислушаться к моим словам.

Неожиданно в комнату вошел молодой человек. Буркнув присутствующим в знак приветствия что‑то невнятное, он плюхнулся на свободный стул.

– Опять опоздал, Генри, – произнесла старуха.

Пробубнив что‑то в ответ, Генри начал торопливо есть. Старуха вздохнула и тоже наконец приступила к еде, а за ней Клодетта и Эрнест. Старый слуга, все это время стоявший за стулом тетушки Мэри, удалился, не преминув, однако, одарить Генри презрительным взглядом.

Спустя некоторое время Клодетта подняла голову и осмелилась сказать:

– Тетушка Мэри, а вы здесь не настолько оторваны от внешнего мира, как это мне казалось.

– И ты права, дорогуша. С телефоном, машиной и всем прочим. Но вот еще каких‑нибудь двадцать лет назад, поверьте мне, дела обстояли совершенно иначе, – улыбнувшись от нахлынувших воспоминаний, она поглядела на Эрнеста. – Твой дедушка был еще жив тогда, и частенько снежные заносы лишали его всякой связи с окружающим миром.

– Там в Чикаго, когда слышишь разговоры о «северных районах» или «висконсинских лесах» кажется, что все это далеко‑далеко, – заметила Клодетта.

– В общем‑то, это действительно далеко, – встрял в разговор Генри. – Кстати, тетушка, я надеюсь, вы сделали приготовления на тот случай, если нас отрежет на день‑другой? Кажется, снег собирается, да и по радио обещают метель.

Старуха, хмыкнув, посмотрела на Генри.

– Да ты, Генри, сдается мне, уж как‑то слишком обеспокоен. Боюсь, что едва ступив на порог моего дома, ты уже пожалел о своем приезде. Если ты волнуешься по поводу метели, то я прикажу Сэму отвезти тебя в Ваусау, и тогда завтра ты сможешь попасть в Чикаго.

– Да нет же.

Наступило молчание, и тогда старуха тихо позвала Лизу. Служанка вошла в комнату и помогла ей встать со стула, хотя, как Клодетта успела заметить и сказала об этом мужу, тетушка в особой помощи не нуждалась.

У двери тетушка Мэри, невозмутимо грозная, с тростью в одной руке и нераскрытым лорнетом в другой, пожелала всем доброй ночи и исчезла в темной коридоре, откуда послышались удаляющиеся шаги ее и почти безотлучно находившейся при ней служанки. Большую часть времени кроме них двоих в доме никто не жил, и лишь очень непродолжительные наезды ее племянника Эрнеста – «мальчика дорогого Джона» – и Генри, о чьем отце старуха никогда ничего не говорила, скрашивали приятную дремоту их тихого существования. Сэм, обычно ночевавший в гараже, в счет не шел.

Клодетта нервно взглянула на мужа, и тут Генри высказал то, что больше всего занимало их мысли.

– Похоже она сходит с ума, – заметил он бесстрастно.

И не дав Клодетте возможности возразить, поднялся и вышел в гостиную, откуда доносилось передаваемая по радио музыка.

Клодетта бесцельно повертела в руках ложку и наконец вымолвила:

– Эрнест, мне действительно кажется, что она немного не в себе.

Эрнест снисходительно улыбнулся.

– А я так не считаю. У меня есть соображения по поводу того, почему она держит зашторенными окна на западной стороне. Там погиб мой дед: однажды ночью он ослабел от холода и замерз на склоне холма. Не могу сказать точно, как все произошло: в тот день меня здесь не было. И мне кажется, она не любит, когда ей напоминают о его смерти.

– Но откуда тогда исходит опасность, о которой она говорила?

Эрнест пожал плечами.

– Вероятно дело в ней самой – что‑то внутри терзает ее, а она в свою очередь терзает нас, – он замолчал на мгновение, а потом добавил. – По‑моему, она действительно кажется тебе несколько странной, но такой она и была всегда, сколько я ее помню. В следующий свой приезд ты этого просто не заметишь.

Клодетта поглядела на мужа и наконец произнесла:

– Эрнест, мне не нравится этот дом.

– Чепуха, дорогая. – Эрнест приподнялся со стула, но Клодетта остановила его.

– Послушай, Эрнест. Я совершенно отчетливо помнила, что тетушка Мэри запретила раздвигать шторы, но у меня было такое чувство, что я должна это сделать. Я не хотела, но что‑то заставило меня, – голос ее дрожал.

– Но, Клодетта, – спросил Эрнест несколько озабоченно, почему ты раньше мне об этом не сказала?

Она пожала плечами.

– Тетушка могла подумать, что я ищу отговорку.

– Ну, ничего серьезного нет. Ты немного переволновалась, а тебе это вредно. Забудь о случившемся. Думай о чем‑нибудь другом. Пойдем послушаем радио.

Они поднялись и вместе направились в гостиную. У двери они столкнулись с Генри. Он отступил немного в сторону и сказал:

– Уж я‑то должен был знать, что мы здесь окажемся отрезанными от внешнего мира, – и прежде чем Клодетта успела возразить что‑либо, добавил. – Хорошо‑хорошо, еще только окажемся. Начинается ветер, идет снег, а я знаю, что это значит.

Генри пропустил Клодетту с мужем в гостиную, а сам направился в пустынную столовую. Там он на мгновение остановился и посмотрел на длиннющий стол. Затем, обогнув его, он подошел к стеклянным дверям, раздвинул шторы и, щурясь, уставился в темноту. Эрнест увидел его стоящим у окна и крикнул из гостиной:

– Генри, тетушка Мэри не любит, когда там раздвигают шторы!

Генри, обернувшись, ответил:

– Ну, она пусть и дальше боится, а я рискну.

Клодетта, всматриваясь в ночь поверх головы Генри вдруг воскликнула:

– Посмотрите, там кто‑то есть!

Бросив быстрый взгляд через стекло, Генри сказал:

– Нет там никого: это снег, а ветер гоняет его туда‑сюда.

Задернув шторы, Генри отошел в сторону.

Клодетта заметила неуверенно:

– Но я могу поклясться, что видела, как кто‑то прошел мимо.

– Тебе это могло показаться с того места, где ты стоишь, – предположил Генри. – Но я лично считаю, что на тебя слишком подействовали чудачества тетушки Мэри.

При этих словах Эрнест сделал резкий жест, и Клодетта оставила замечание без ответа. Клодетта продолжала сидеть, вперившись неподвижным взглядом во все еще колыхавшиеся шторы на стеклянных дверях. Некоторое время спустя она поднялась и вышла из гостиной, прошла вниз по длинному коридору в восточное крыло дома, нашла комнату тетушки Мэри и осторожно постучала в дверь.

– Войдите, – послышался голос старухи.

Клодетта открыла дверь и вошла в комнату. Тетушка Мэри сидела в ночной сорочке, а ее непременные атрибуты в виде лорнета и трости покоились на бюро и в углу соответственно. Выглядела она на удивление добродушной, в чем Клодетта сразу созналась самой себе.

– Хм, а ты думала, я переодетое чудовище, не правда ли? – спросила старуха, улыбаясь, что не было на нее похоже. – На самом деле я не чудовище, как ты убедилась, да к тому же сама, вроде бы, побаиваюсь окон на западной стороне.

– Я хотела вам кое‑что сказать об этих окнах, – начала Клодетта и вдруг замолкла.

Молодой женщине стало не по себе от странного выражения, появившегося на лице старухи: оно отражало не гнев или неудовольствие, а затаенную мучительную неизвестность. Что ж, старуха испугалась!

– Ну и? – быстро спросила старуха.

– Я на какое‑то мгновение посмотрела в окно, и мне показалось, что снаружи кто‑то есть.

– Вот именно, показалось, Клодетта, у тебя играет воображение. А может быть, все дело в метели.

– Играет воображение? Допускаю. Но метели не было: ветер задул позднее.

– Я сама так часто обманываюсь, дорогуша. Иногда я утром выходила посмотреть, нет ли следов, и никогда их не находила. Хоть у нас и есть телефоны и радиоприемники, все же начинается метель, и к нам попасть практически невозможно. Ближайший сосед живет у подножия длинного покатого склона, а это три мили отсюда, да к тому же на всем пути леса. Ближайшая дорога проходит там же.

– Но я видела так отчетливо. Могу поклясться.

– Может быть, утром выйдешь посмотреть? – резко спросила старуха.

– Вот еще.

– Значит, ты ничего не видела?! – Это был наполовину вопрос, наполовину приказ.

– Тетушка, ну зачем вы все усложняете, – заметила Клодетта.

– Так ты видела или не видела?

– Не видела, тетушка Мэри.

– Очень хорошо. А сейчас может поговорим о чем‑нибудь более приятном?

– Ну, конечно… Извините, тетушка. Я не знала, что там погиб дед Эрнеста.

– Хм, он тебе все‑таки рассказал, да?

– Да, Эрнест сказал, что именно по этой причине вы не любите видеть холм после заката солнца; что вы не любите, когда вам напоминают об этом.

Старуха взглянула на Клодетту – лицо ее ничего не выражало.

– Бог даст, Эрнест так никогда и не узнает, насколько он был близок к истине.

– Что вы этим хотите сказать, тетушка Мэри?

– Ничего, что тебе следовало бы знать, дорогуша, – она снова улыбнулась, и лицо ее стало менее суровым. – А сейчас, Клодетта, тебе, пожалуй, лучше уйти: я устала.

Клодетта послушно поднялась и направилась к двери. У двери старуха остановила ее, спросив:

– Как погода?

– Идет снег, по словам Генри, сильный ветер, и дует ветер.

При этом известии на лице старухи отразилось неудовольствие.

– Плохо, совсем плохо. А если сегодня кому‑нибудь вздумается тащиться на этот холм? – спросила старуха как бы у самой себя, забыв о том, что Клодетта стояла у двери. Вдруг, вспомнив о присутствии молодой женщины, она произнесла. – Но ты же знаешь, Клодетта. Спокойной ночи.

Выйдя из комнаты, Клодетта прислонилась спиной к закрытой двери и попыталась понять, что могли означать слова старухи: «Но ты же знаешь, Клодетта». Она недоумевала – странные слова. Странно и то, что на какой‑то миг старуха совершенно забыла о ее присутствии.

Клодетта отошла от двери и, едва повернув в восточное крыло, натолкнулась на Эрнеста.

– А, вот ты где, – сказал он. – А я все гадал, куда ты подевалась.

– Я немного поговорила с тетушкой Мэри.

– Генри опять выглядывал в окна на западной стороне, и теперь он считает, что там кто‑то есть.

Клодетта резко остановилась.

– Он действительно так считает?

Эрнест с серьезным видом кивнул головой.

– Впрочем, метет ужасно, но могу представить, как твое предположение подействовало на него.

Клодетта повернулась и зашагала обратно по коридору.

– Пойду расскажу тетушке Мэри.

Эрнест хотел было остановить ее, но пока он раздумывал как бы получше это сделать, стало уже поздно – его жена постучала в дверь тетушкиной комнаты, отворила ее и вошла внутрь.

– Тетушка Мэри, – сказала Клодетта, – не хотела вас опять беспокоить, но Генри снова выглянул в окно столовой, и теперь и он считает, что там кто‑то есть.

Слова молодой женщины подействовали на старуху магическим образом.

– Он видел их! – воскликнула она.

Затем старуха вскочила на ноги и подбежала к Клодетте.

– Как давно? – спросила она, вцепившись в руки молодой женщины. – Говори быстро. Как давно он их видел?

От удивления Клодетта на мгновение лишилась дара речи, но только на мгновение. Чувствуя на себе пристальный взгляд старухи, она вновь заговорила:

– Недавно, тетушка Мэри. После ужина.

Старуха отпустила Клодетту и как‑то обмякла.

– О, – выдавила она из себя, повернулась и медленно прошла к столу, прихватив из угла трость.

– Значит, там все‑таки кто‑то есть? – выкрикнула Клодетта, когда старуха уселась на стул.

Долго‑долго, как показалось Кладетте, старуха хранила молчание. Затем она слегка кивнула головой, и едва различимое «да» сорвалось с ее губ.

– Тогда давайте впустим их в дом, тетушка Мэри.

Бросив короткий серьезный взгляд на Клодетту, старуха уставилась на стену и ответила ровным низким голосом:

– Мы не можем впустить их в дом, Клодетта… потому что они неживые.

В мозгу Клодетты немедленно вспыхнули слова Генри: «она сходит с ума», и невольный испуг выдал ее мысли.

– К сожалению, я не сумасшедшая, дорогуша. Хотела бы ею быть, но я в полном рассудке. Вначале там была только девушка. Потом к ней присоединился мой отец. Довольно‑таки давно, когда я была молодой, отец сделал нечто такое, о чем впоследствии раскаивался до конца своих дней. Человек он был крайне вспыльчивый, до бешенства. Как‑то раз, а дело происходило вечером, отец узнал, что один из моих братьев – отец Генри – находится в интимных отношениях с одной из служанок, очень привлекательной девушкой, чуть старше меня. Он считал, что виновата девушка, хотя ее вины в этом не было, и потому немедленно выгнал ее прочь из дома несмотря на поздний час. Зима еще не наступила, но дни стояли холодные, а жила девушка чуть ли не в пяти милях отсюда. Мы просили отца не выгонять ее – что‑то нам будто подсказывало, что быть беде – но он отмахнулся от нас. И девушке пришлось уйти.

Через некоторое время после ее ухода задул злой ветер, перешедший в жестокую бурю. Отец уже раскаялся в своем скоропалительном решении и послал мужчин на поиски. Но поиски оказались безуспешными. Утром следующего дня ее замерзший труп обнаружили на длинном склоне холма к западу от дома.

Вздохнув и чуть помедлив, старуха продолжала свой рассказ.

– Спустя годы девушка вернулась. Она пришла в метель, как когда‑то ушла. Но она стала вампиром. Мы все ее видели. Случилось все так. Мы сидели за ужином в столовой, и тут отец увидел ее. Ребята уже к этому времени поднялись наверх, и за столом находились только отец и мы, две девочки – я и моя сестра. Так вот – мы ее увидели, но сразу не узнали: мы различили только смутную фигуру, с трудом передвигающуюся в снегу за стеклянными дверями. Отец выбежал к ней наружу, приказав нам послать мальчиков за ним следом. Больше живым мы его не видели. Утром мы обнаружили его труп на том же самом месте, где годами раньше было найдено тело девушки. Он тоже умер от переохлаждения. Прошло несколько лет, и девушка вернулась со снегом, но не одна, а с нашим отцом. Он тоже превратился в вампира. Они оставались до последнего снега и все время пытались выманить кого‑нибудь наружу. Я уже знала, что делать, и поэтому зимой зашторивала стеклянные двери на период от захода до восхода солнца, потому что они никогда не уходили дальше западного склона.

– Ну, теперь ты все знаешь, Клодетта.

Клодетта, вероятно, хотела сказать что‑то, но не успела произнести и слова, потому что сначала услышала за дверью быстрые шаги, затем в дверь постучали, и в дверном проеме вдруг появилась голова Эрнеста.

– Идите скорее, обе, – крикнул он почти весело. – На западном склоне люди – девушка и старик – а Генри пошел за ними.

Затем с видом победителя он оставил их. Клодетта вскочила на ноги, но старуха опередила ее и, проскочив мимо, чуть ли не бегом помчалась по коридору, на ходу громко призывая Лизу. Лиза выбежала из комнаты прямо в ночном чепце и ночной сорочке.

– Позови Сэма, Лиза, – приказала старуха. – Пусть поспешит ко мне в гостиную.

Старуха вбежала в гостиную, Клодетта за ней. Стеклянные двери были распахнуты настежь, и Эрнест стоял снаружи на заснеженной террасе и звал Генри. Старуха сразу подскочила к нему и встала рядом прямо в снег, не обращая внимания на сильную метель.

Поросший лесом западный склон затерялся в снежной пелене. Ближние деревья были чуть видны.

– Куда же они подевались? – спросил Эрнест, повернувшись к старухе, думая, что рядом с ним стоит Клодетта. Увидев старуху, он озадаченно вымолвил. – Ба, тетушка Мэри… да вы же почти раздеты. Простудитесь.

– Не волнуйся, Эрнест. Я в порядке. Я распорядилась позвать Сэма, чтобы он помог тебе в поисках Генри, хотя боюсь, вы не найдете его.

– Вряд ли Генри ушел далеко: он только что вышел.

– Но ты не знаешь, куда он пошел. И он уже достаточно далеко отсюда.

Тут к ним присоединился запыхавшийся Сэм. На нем было наброшено пальто. Сэм был значительно старше Эрнеста – почти одного возраста со старухой. Он вопросительно взглянул на нее:

– Опять они пришли?

Тетушка Мэри кивнула головой.

– Тебе придется отправиться на поиски Генри. Эрнест поможет. И запомни: держитесь вместе. И не отходите далеко от дома.

Клодетта вынесла Эрнесту пальто, а потом обе женщины встали у стеклянных дверей. Они стояли там и смотрели на удалявшихся мужчин, пока тех не поглотила стена бушующего снега. Потом женщины повернулись и вошли в дом.

Старуха уселась на стул, обращенный к стеклянным дверям. Лицо ее было бледным и изможденным, и выглядела она, как отметила Клодетта позднее, так, как будто «в ней что‑то надломилось». Долгое время они сидели молча. Затем, тихо вздохнув, тетушка повернулась к Клодетте и сказала:

– Теперь их там будет трое.

И тут, причем произошло это так быстро и внезапно, что никто ничего толком не понял, за стеклянными дверям появились Сэм и Эрнест – они вдвоем тащили Генри. Старуха подскочила к дверям, чтобы открыть их, и трое запорошенных снегом мужчин оказались в комнате.

– Мы нашли его… но, боюсь, он довольно сильно промерз, – сказал Эрнест.

Старуха послала Лизу за холодной водой, а Эрнест побежал переодеться. Клодетта пошла за ним, и уже в комнате рассказала ему то, что раньше поведала ей старуха. Эрнест рассмеялся.

– И ты поверила, Клодетта? Сэм и Лиза – те верят, я знаю. Давным‑давно Сэм рассказал мне эту историю. Мне кажется, что шок от смерти деда оказался для всех троих слишком сильным потрясением.

– Но история с девушкой, да и потом…

– Боюсь, что история с девушкой – правда. Неприятная история, конечно, но она действительно имела место.

– Но и Генри, и я видели этих людей! – слабо возразила Клодетта.

Эрнест стоял, не шевелясь.

– Это так, – сказал он. – Я тоже их видел. Они и сейчас там, и мы должны их найти! – Эрнест снова накинул на себя пальто и, сопровождаемый диким протестующим воплем Клодетты, вышел из комнаты. У двери гостиной его ждала старуха, до слуха которой донесся крик Клодетты.

– Нет, Эрнест… ты не должен туда больше ходить, – сказала она. – Там никого нет.

Эрнест осторожно обошел ее, и, пройдя в комнату, позвал Сэма:

– Ты пойдешь, Сэм? Эти двое еще там: мы почти забыли о них.

Сэм как‑то странно посмотрел на него.

– Что вы хотите? – спросил он резко и вызывающе посмотрел на качавшую головой старуху.

– Там девушка и старик, Сэм. Мы должны их найти.

– А, девушка и старик, – сказал Сэм. – Так они мертвые!

– Тогда я пойду один, – заявил Эрнест.

Тут вдруг Генри вскочил на ноги, вид у него был совершенно отрешенный. Сделав несколько шагов вперед, он оглядел присуствующих невидящим взглядом. И неожиданно заговорил. Каким‑то неестественным детским голосом.

– Снег, – забубнил он, – снег… красивые руки, такие маленькие, такие прекрасные… ее красивые руки… и снег… красивый прекрасный снег кружится и падает на нее…

Генри медленно повернулся и посмотрел на стеклянные двери. Все посмотрели туда же. Ветер прибивал снег к дому, образуя сплошную белую стену. На какое‑то мгновение Генри замер, и тут из снега появилась белая, покрытая инеем фигура девушки. Ее блестящие глаза источали какое‑то особое очарование.

Пытаясь удержать Генри, старуха бросилась к нему с вытянутыми руками, но было поздно: ее племянник успел подбежать к дверям, раскрыть их и, несмотря на окрик Клодетты, исчез в снежной стене.

Тут Эрнест рванулся к дверям, но старуха обхватила его руками, и почти повиснув на нем, запричитала:

– Не ходи. Генри уже не поможешь.

Клодетта подбежала к ней на помощь, а Сэм с угрожающим видом встал у стеклянных дверей, закрытых от ветра и зловещего снега. Так они и держали его, не выпуская.

– А завтра, – сказала старуха суровым шепотом, – мы должны пойти к ним на могилу и проткнуть их кольями. Надо было раньше это сделать.

Утром они обнаружили скрюченное тело Генри под старым дубом, там же, где годами раньше были найдены тела старика и девушки. На снегу виднелся едва различимый след – длинная неровная полоса, – оставшийся от того, что какая‑то сила тянула тело Генри за собой волоком. А вот отпечатков ног вокруг не было: остались лишь непонятные впадинки, как будто ветром выметенные от снега. И кругом один только ветер.

На теле Генри остались отметины снежных вампиров – небольшие следы от нежных девичьих рук.

Date: 2015-07-23; view: 240; Нарушение авторских прав