Диалог четвертый. О церкви

Неизвестный. Ты хочешь говорить со мною о Церкви. Но знаешь ли ты, почему меня смутили так твои слова о невозможности без Церкви настоящей веры, нравственной жизни и Богообщения?

Духовник. Может быть, и знаю. Но лучше скажи об этом сам.

Неизвестный. После трех разговоров с тобой нельзя сказать, что я стал верующим человеком. Но мне показалось, что я почти подошел к этому. Во всяком случае я почувствовал, что мой внутренний мир и сложность окружающей жизни больше «сродни» религиозным «фантазиям», чем очень простому, но ничего не объясняющему прежнему моему мировоззрению. И вдруг ты произносишь неожиданное слово «Церковь!..» И произносишь, не оправдывая так или иначе человеческие слабости, не в целях защиты своей веры, которая остается истинной, несмотря на существование Церкви, а в самом положительном смысле, указывая в деле веры ее первенствующее значение. Я был совершенно ошеломлен твоими словами.

Духовник. Я знал, что это будет так.

Неизвестный. Знал? Значит, ты понимаешь, что в твоих словах есть нечто несообразное?

Духовник. Нет, не потому. Я знал, что ты думаешь о Церкви то же, что думает большинство неверующих людей. Но говори дальше. Я тебя слушаю.

Неизвестный. В отношении Истин веры у меня были сомнения. В отношении Церкви сомнений нет. Здесь нечто совсем другое. В вопросе о Церкви нет ничего «непостижимого», и с этой стороны не может быть никаких затруднений для разума. Но зато есть и сомнения и затруднения совсем другого порядка. Ведь я немножко знаком с историей. Вот в этих знаниях и заключается трудность.

Духовник. Что же именно в твоих знаниях истории тебя смущает?

Неизвестный. Чисто земной характер развития Церкви. Церковь — это человеческая организация, ставящая себе при этом далеко не исключительно религиозные цели и отразившая на себе все человеческие слабости и грехи. В жизни Церкви все изменения так легко объяснить внешними причинами, что решительно невозможно разыскать в ней что-либо «сверхъестественное»! Даже такие события, как торжество христианской веры над языческой, или победа арианства над православием, а потом православия над арианством, или в новейшей истории, положим, отделение англиканской Церкви от католической и прочее, и прочее — словом, каждый шаг церковной жизни обусловлен политическими, экономическими и всевозможными иными, чисто внешними причинами, как и всякие вообще исторические явления. Какое же все это может иметь отношение к вере, нравственному совершенствованию или богообщению? Почему такая организация необходима для «сверхъестественных» и внутренних задач, о которых говоришь ты?

Духовник. Ты кончил?

Неизвестный. Нет. Это лишь главное. Но есть еще весьма важное само по себе и косвенно подтверждающее справедливость этого главного. Вы называете Церковь единою, Святою, Соборною и Апостольскою. Разве это не нелепость? Ведь церковь не имеет ни одного из этих свойств! Где эта ваша «единая Церковь», когда всем известно существование, по крайней мере, четырех больших Церквей — православной, католической, лютеранской и англиканской. Несколько малых — григорианство, кальвинизм, гусизм и бесконечное количество «сект» — также считающих себя «единой» истинной церковью. Святая? Это еще нелепее! О какой «святости» Церкви можно говорить, хоть сколько-нибудь зная ее историю и особенно современное состояние. Сколько насилия, лжи, обмана и прямых преступлений совершалось и совершается Церковью. Где же ее святость? Как можно произносить это слово без насмешки и над святостью, и над Церковью. Соборная? Опять неправда. Может быть, когда-нибудь, почти в доисторические времена, и значили что-нибудь ее «Соборы», но, начиная с так называемой «великой эпохи» Вселенских соборов, до наших дней, Церковь — не что иное, как прислужница мирской власти и орудие тех или иных ее совершенно земных целей. Апостольская? Сомнительно. Но, пожалуй, об этом говорить не будем: внешняя преемственнность от Апостолов, даже если бы она была, не представляется мне существенной. И вот, зная совершенно земной, «причино-обусловленный» характер истории Церкви, видя, что нет в ней ни одного из тех свойств, о которых говорят верующие люди, — ни единства, ни святости, ни соборности — я все же должен верить, что Церковь — это все в деле религиозной жизни. Я с полным недоумением стою перед твоими словами. И то, что начинало казаться мне почти истиной, — снова отодвинулось куда-то далеко и покрылось туманом. Уж лучше непостижимость, с ней можно примириться, чем «ясность», которую надо «не замечать».

Духовник. Ты говоришь, что в вопросе о Церкви нет ничего непостижимого, нет никаких затруднений для разума. Здесь и заключается основное твое заблуждение. Учение о Церкви и таинственно, и непостижимо. И слова твои свидетельствуют лишь о том, что ты не знаешь этого учения. То, что ты считаешь действительным затруднением для себя, все, что ты говоришь об истории Церкви и отсутствии в ней тех или иных свойств, которые указаны в Символе Веры, — все это также основано на твоем незнании учения о Церкви. Поэтому и мой ответ будет не тот, которого ты ждешь. Прежде чем говорить об исторической жизни Церкви или о ее единстве, святости и соборности, я постараюсь раскрыть перед тобою — поскольку это возможно — самое тайну учения о Церкви. И здесь, как при рассмотрении всех истин веры, ты должен приготовиться услышать многое, непостижимое для разума.

Неизвестный. Я слушаю тебя с особым вниманием. Мне не понятно, что можно сказать о Церкви, кроме того, что известно о ней всем.

Духовник. Кому «всем»? Неверующим людям? Им очень много можно сказать нового, потому что они о Церкви не знают ничего. А для верующих — я и не скажу ничего нового, потому что буду говорить не о своем каком-то учении, а о церковном учении, которое раскрыто в Божественном откровении и которое содержится в Церкви как ее совершенное самопознание.

Неизвестный. Неужели и здесь всему причиной это странное и тоже в своем роде непостижимое ослепление неверующих людей?

Духовник. Несомненно: они, имея очи, не видят, и имея уши, не слышат.

Неизвестный. Может быть, это и так.

Духовник. Внутренняя сущность Церкви так же непостижима для человеческого разума, как тайна Пресвятой Троицы, подобием которой она является.

Неизвестный. Не понимаю. Какое же отношение организация верующих, хотя бы и с самыми возвышенными целями, может иметь к вопросу о сущности Божества?

Духовник. Церковь по своей сущности — вовсе не организация, а организм — живой и цельный. Ее совершенное внутреннее единство при отдельности составных частей — такая же непостижимая тайна, как всякая множественность, воспринимаемая разумом при абсолютном единстве, воспринимаемом верою.

Неизвестный. Объясни мне это подробнее.

Духовник. Ты видел уже, как поверхностно и внешне утверждение ограниченного рассудка, что нелепо мыслить три Лица Пресвятой Троицы Единым по существу Богом. Ты видел, как ничтожны посягательства разума отвергнуть тайну воплощения Сына Божия и два естества в Нем: Божеское и единой Личности Богочеловека. Ты видел, как премудрость веры преодолевает премудрость разума. Теперь ты стоишь перед такой же тайной и такой же задачей: принять единство Церкви по существу при множественности и видимой раздельности ее членов. Это единство Церкви так же невозможно постигнуть разумом, не утверждаясь в нем внешней формой познания — верой.

Неизвестный. Я все же не могу понять твоих сравнений. Когда ты говорил о Троичности Единого Бога, ты говорил о том, каковы свойства Его Ипостасей, и о том, что Троичность их таинственно совмещается с единством Божественного существа. А здесь? Где тут тайна? О каком существе Церкви ты говоришь? Что общего между Церковью и Пресвятой Троицей? Множественность я вижу. А где же единство?

Духовник. Для того, чтобы понять то, о чем ты говоришь, надо сначала уяснить себе по-настоящему характер церковного единства. Единство Церкви совсем не то, что организационное или материальное единство видимого мира. Разница в том, что церковное единство имеет совершенно иную природу. Когда мы утверждаем, что единство Церкви подобно единству Пресвятой Троицы, мы употребляем не простое сравнение, а устанавливаем действительное подобие, уясняющее нам тайну существа Церкви.

Неизвестный. Все это так отвлеченно, что мне трудно понять, о чем именно ты говоришь.

Духовник. Вспомни слова Спасителя: «Отче Святый! соблюди их во имя Твое, тех, которых Ты Мне дал, чтобы они были едино, как и Мы». «…Да будут все едино; как Ты, Отче, во Мне, и Я в Тебе, так и они да будут в Нас едино…». «И славу, которую Ты дал Мне, Я дал им: да будут едино, как Мы едино» (Ин. 17, 11, 21, 22).

Вот где основа и сущность и тайна единства Церкви. Разве не видишь ты, что это единство есть то же, что и Единство Ипостасей Троицы при видимой их раздельности?

Неизвестный. Но в чем же его сущность?

Духовник. В том же, в чем и сущность Единого Бога, имеющего три Ипостаси. Эта сущность Божественного единства — Любовь. Любовь составляет сущность и таинственного единства Церкви. Читаем в Божественном откровении: «…Да любовь, которою Ты возлюбил Меня, в них будет, и Я в них» (Ин. 17, 26). «…Да любите друг друга, как Я возлюбил вас» (Ин. 15, 12).

Неизвестный. Но разве люди не любят друг друга и вне Церкви?

Духовник. Любят. Но, когда мы говорим о любви как о сущности Церкви, — мы говорим совсем о другом. Речь идет не об отдельных чувствованиях отдельных людей, а о целом живом организме, слагающемся из человеческих душ, рожденных свыше. В церковное единство нельзя войти силой, своим, хотя бы и любвеобильным сердцем. Для того, чтобы соединиться с существенным единством Церкви, — надо преодолеть естественную греховную природу падшего человека через новое рождение.

Церковь в основе своей имеет искупительную жертву Христа, дающую нам возможность через веру, путем нового рождения быть сопричастниками любви Божественной, сопричастниками существа Божия. Поэтому, хотя жизнь Церкви и протекает в естественных внешних условиях и имеет видимые внешние формы, но она по существу своему сверхъестественна. Это объясняет те странные для неверующих слова, которые сказал Спаситель о положении верующих в мирской жизни: «…мир возненавидел их, потому что они не от мира, как и Я не от мира» (Ин. 17, 14). «Если бы вы были от мира, то мир любил бы свое; а как вы не от мира, но Я избрал вас от мира, потому ненавидит вас мир» (Ин. 15, 19). «Я уже не в мире, но они в мире, а Я к Тебе иду» (Ин. 17, 11).

В дальнейшем раскрывается в Божественном откровении еще с большей полнотой это непостижимое для разума учение о внутренней сущности Церкви и о ее свойствах. Здесь надо открыть сердце и безо всяких лукавых мыслей читать то, что говорит Господь устами своего Апостола: «…непрестанно благодарю за вас Бога, вспоминая о вас в молитвах моих, чтобы Бог Господа нашего. Иисуса Христа, Отец славы, дал вам Духа премудрости и откровения к познанию Его, и просветил очи сердца вашего, дабы вы познали, в чем состоит надежда призвания Его, и какое богатство славного наследия Его для святых, и как безмерно величие могущества Его в нас, верующих по действию державной силы Его, которою Он воздействовал во Христе, воскресив Его из мертвых и посадив одесную Себя на небесах, превыше всякого Начальства, и Власти, и Силы, и Господства, и всякого имени, именуемого не только в сем веке, но и в будущем, и все покорил под ноги Его, и поставил Его выше всего, главою Церкви, которая есть Тело Его, полнота Наполняющего все во всем» (Еф. 1, 16–23). «Ибо все мы одним Духом крестились в одно тело, Иудеи или Еллины, рабы или свободные, и все напоены одним Духом» (1 Кор. 12, 13). И еще: «Ибо, как в одном теле у нас много членов, но не у всех членов одно и то же дело, так мы, многие, составляем одно тело во Христе, а порознь один для другого члены» (Рим. 12, 4–5). «…Бог расположил члены, каждый в составе тела, как Ему было угодно. А если бы все были один член, то где было бы тело? Но теперь членов много, а тело одно.» «И вы — тело Христово, а порознь — члены» (1 Кор. 12, 18–20; 27). «…Христос глава Церкви, и Он же Спаситель тела» (Еф. 5, 23). «…Он есть прежде всего, и все Им стоит. И Он есть глава тела Церкви» (Кол. 1, 17, 18). «Ныне радуюсь в страданиях моих за вас и восполняю недостаток в плоти моей скорбей Христовых за Тело Его, которое есть Церковь…» (Кол. 1, 24).

Вот откровение о тайне Церкви. Вот непостижимая для разума правда. Вот, что знаем мы не мудростью суетного разума, а премудростью благодатной веры. Как же ответить на твой вопрос: что есть Церковь?

Церковь — это благодатное, сверхъестественное, на основе голгофской жертвы самим Господом установленное на земле единство свыше рожденных людей, составляющих таинственное тело Христово, напоенное Духом Святым и имеющее главою своею самого Господа Иисуса Христа.

Неизвестный. Все, что ты сейчас говорил, — это отвлеченное богословие. Где эта Церковь? В ваших диссертациях, которые никто не читает? На библиотечных полках? В жизни ее нет. «Сверхъестественная любовь», «рожденные свыше» люди, «непостижимое единство»… Да где же это все? Я вижу, напротив, страшное разделение — постоянную вражду, а все эти свыше рожденные если не хуже, то во всяком случае ничем не лучше самых обыкновенных людей.

Духовник. Опять ты не можешь отрешиться от своих внешних представлений о Церкви. Тебе препятствует не знание истории, как ты думаешь, а все та же привычка взвешивать и измерять количественно, по-земному, явления совсем иного измерения. Да, ты видишь совершенно правильно и измеряешь по-земному совершенно верно, когда говоришь о людских грехах. Конечно, и в верующих людях мало любви, много грехов и нечистоты, но ты совершенно не видишь и измеряешь совершенно неправильно, когда говоришь это о Церкви: так как нечистота отдельных душ стоит вне Церкви как тела Христова.

Неизвестный. Это уж действительно какая-то сверхъестественная арифметика! Церковь — собрание верующих. Верующие — грешники, а Церковь, состоящая из них, оказывается тут не при чем, грехи — «вне Церкви». Ничего не понимаю!

Духовник. Постараюсь объяснить тебе. Перед отпущением грехов на исповеди священник молится: «Подаждь ему образ покаяния, прощения грехов и отпущение, прощая ему всякое согрешение вольное и невольное. Примири и соедини его святой Твоей Церкви, о Христе Иисусе Господе нашем».

Если «соединение», значит, было и «разъединение»? Церковь именно так и мыслит грехи своих членов. В каждом акте греха верующий в этом грехе разъединяется с Церковью. Поскольку человек согрешил — постольку он не составляет ее тела. Ты спрашиваешь, где Церковь? Я отвечу тебе: когда-то, в эпоху мученичества, святые говорили: «Мы называемся истинными Сынами Божиими и на самом деле таковы» (Иустин Философ).

Мы сейчас не можем сказать этого о жизни христиан. Но Церковь, какою была тогда, такою же осталась и теперь, ибо и тогда она была телом Христовым, остается и останется телом Его всегда! Это не отвлеченная богословская мысль, а живое, реальное, непосредственное наше чувствование. Дух Святый осеняет славную эпоху мученичества, и вера их, жертвенная их любовь, их пламенная молитва — составляют ту Церковь, которую не видишь ты, называешь отвлеченной диссертацией и спрашиваешь, где она в жизни?

Какое торжество Божественного начала над нашей природой, какое молитвенное озарение видим мы у подвижников в их пещерах, затворах, пустынях — это тело Христово, это не отвлеченная, а живая истинная святая Его Церковь. Сколько светлых возвышенных состояний, напоенных благодатным действием Святого Духа, пережито членами Церкви от Апостолов до наших дней! Это Святая Церковь. Сколько молитв, смиренных слез неизреченной любви пролито человеческими сердцами в православных храмах! Это истинная Церковь, это тело Христово. Ты спрашиваешь, где эта Церковь? Где это сверхъестественное единство? А что такое Божественная Литургия? Это для тебя тоже отвлеченное богословие? Но для нас это — живая истинная Голгофская Кровь и истинное Тело Христово, дающее нам, падшим, нечистым и кающимся, то единение любви в Божественном таинстве, в котором реально, хотя и невидимо, преодолевается все в единое Тело и единую Церковь: «Один хлеб, и мы многие одно тело; ибо все причащаемся от одного хлеба» (1 Кор. 10, 17).

Неизвестный. Да, с этой стороны я никогда не рассматривал Церковь. Я видел в ней только определенную исторически изменяющуюся религиозную организацию, подобную всякой другой организации, ставящей себе те или иные общественные задачи.

Духовник. Вот именно. Это-то незнание истины и привело тебя к искаженным суждениям о Церкви. Но пойдем дальше. Теперь тебе легче будет понять мои слова. У нас есть общая основа, на которой мы стоим. Церковь, возглавляемая Христом, является единственной хранительницей абсолютной истины. Никакое самое высокое индивидуальное сознание, в силу поврежденности человеческой природы, не может быть вместилищем истины абсолютной. Там, где начинается индивидуальная человеческая мудрость, там начинается большее или меньшее искажение истины. Ограниченный человеческий разум может вмещать лишь частичную истину, а для того, чтобы могла раскрыться и сохраниться истина абсолютная, должно быть не индивидуальное сознание, хотя бы самого мудрого человека, а абсолютное, совершенное и сверхъестественное сознание Церкви. Отсюда ясно, что без Церкви не может быть веры. Потому что не может быть первого ее условия: для того, чтобы веровать, надо знать, во что веровать.

Неизвестный. Но получается какой-то заколдованный круг: с одной стороны, чтобы сделаться членом Церкви, нужна вера, а чтобы иметь веру, надо уже быть членом Церкви, как же так?

Духовник. Для того, чтобы сделаться членом Церкви, нужна та степень веры, которая доступна каждой человеческой душе, не потерявшей образ и подобие Божие. Это состояние выражается в словах: «…верую, Господи! помоги моему неверию» (Мк. 9, 24). Но вера, о которой говорим мы, — это совсем другое, она так же отличается от веры вне Церкви, как индивидуальное сознание от сознания церковного. Только в Церкви она получает свою полноту и возможность беспредельного совершенствования.

Неизвестный. Мне так важно уяснить вопрос о вере, что я просил бы тебя как можно подробнее сказать об этом.

Духовник. Прекрасно. Мы уже несколько раз, поскольку это было нужно, касались понятия веры. Мы уже говорили с тобой, что вера — это не есть простое доверие чужим словам, то есть поверхностное, непроверенное знание. Вера — это высшая форма познания. Она видит и ощущает то, что не могут видеть глаза и воспринимать внешние чувства. Это особое восприятие, таинственное и непостижимое в нас, превышающее все остальные формы познания и заключающее их в себе. Она за видимым открывает невидимое, и невидимое делает столь же реальным, как и видимое: ибо вера объемлет в своей полноте и разум, и внешнее чувство человека, и всю его душу. Органом веры является все внутреннее существо человека, приведенное в свой надлежащий строй. Ум здесь занимает свое, подобающее ему скромное место. Когда разум отравлен ложью, а душа изломана страстями, — испорчен аппарат веры.

Вера без Церкви не может быть совершенной. Не только потому, что для этого надо знать совершенную истину, но и потому, что для этого надо иметь благодать Святого Духа. Ведь если бы вопрос был только в знании истин веры, можно было бы выучить их, поскольку они сохраняются в Церкви, не будучи самому членом Церкви. Но для того, чтобы поверить в эти истины, а не только знать их, недостаточно одного их изучения, а нужно познать их внешним познанием веры. Не имея благодати Божией, это невозможно. Как говорит Апостол: «…никто не может назвать Иисуса Господом, как только Духом Святым» (1 Кор. 12, 3). Значит для веры нужно принять Духа Утешителя, который сошел на Апостолов в огненных языках и по сие время пребывает в таинствах Церкви. Вот что такое вера, и вот почему без Церкви ее не может быть.

Неизвестный. Пожалуй, я могу согласиться с этим. Но мне труднее понять, какая связь между Церковью и нравственным состоянием человека? Вот ты сам говоришь, что верующие люди грешат. Значит, Церковь не гарантирует, несмотря на свои таинства, от нравственных падений. Если так, то конечной инстанцией в вопросе о нравственной жизни все же является не Церковь, а сам человек. Почему же без Церкви невозможно нравственное совершенствование? Я уже не говорю, что это противоречит опыту повседневной жизни. Ты приучил меня относиться к действительности с сомнением. Но неужели неправда, что есть очень много высоконравственных людей безукоризненной честности и чистоты, и не только неверующих, но с отвращением относящихся к Церкви? Очевидно, нравственное совершенство человека может быть независимо от Церкви?

Духовник. Разберемся в этом вопросе. Может быть, мы с тобой говорим о разном, когда говорим о нравственном совершенстве. Каждый человек имеет нравственное сознание. Нравственные законы, которые определяют его жизнь, могут быть различны, в зависимости от тех или иных влияний и внешних условий. Но всеобщность нравственных велений в человеке, на какой бы степени развития он ни стоял, остается твердо установленным фактом и свидетельствует о природном происхождении нравственности как свойстве, присущем только человеческому сознанию.

Неизвестный. Условно допустим, что это так. Но тогда тем более нельзя Церковь считать непременным условием нравственного развития.

Духовник. Подожди. Это будет следовать из дальнейшего. Природные или первичные основы нравственности в их совокупности на известной степени культурного развития, когда общество становится государством, определяют минимум нравственных требований в форме законодательства. Кодекс законов, нарушение которых рассматривается как преступление, в нравственном смысле есть не что иное, как нравственный минимум, который отражает на себе моральное сознание данного общества, организованного в отдельное правовое государство. Но, кроме этого нравственного минимума, огражденного законодательством, существует так называемая индивидуальная нравственность, значительно возвышающаяся над моральным минимумом уголовного кодекса и не имеющая строго определенных обязательных для всех норм. И здесь отдельные люди действительно могут подыматься до очень высоких нравственных состояний.

Неизвестный. Пока ты подтверждаешь мои слова.

Духовник. Да. Но это не все. То нравственное совершенствование, тот путь спасения и истинной жизни, который даровал людям Христос и на который нельзя встать без Церкви, — это не гражданское законодательство как минимум общественной нравственности и не индивидуальное чувствование как дело личных человеческих усилий.

Об этом совершенствовании сам человек, благодаря поврежденности своей нравственной природы, никогда бы не мог узнать в порядке естественном. Оно для разума непостижимо и как жизненная задача неисполнимо. Мы знаем о нем из Божественного откровения и осуществляется оно только в Церкви: «…будьте совершенны, как совершен Отец ваш Небесный» (Мф. 5, 48). «…Я дал вам пример, чтоб и вы делали то же, что Я сделал вам» (Ин. 13, 15). «…В вас должны быть те же чувствования, какие и во Христе Иисусе» (Флп. 2, 5).

Как глубоко таким пониманием совершенствования была с древнейших времен проникнута Церковь, можно видеть из следующих слов христианского мученика Иустина: «Все люди удостоены сделаться богами и иметь силу быть сынами Всевышнего».

Вот что разумеем мы под понятием «нравственное совершенствование». Может быть, и тебе ясно, что такая задача выше человеческих сил — ибо силы человеческие ограничены, а эта задача безгранична. Нравственное совершенствование в этом смысле становится богосовершенством.

Неизвестный. Да. Я понимаю это. Но какое соотношение между богосовершенством и природною нравственностью?

Духовник. Природная нравственность делает возможным желание такого совершенства. Но само оно требует такого перерождения, которое сделало бы человека вместилищем сверхъестественных сил и дало зерну природной морали выйти из индивидуальных рамок на безграничный простор богосовершенства. Нравственное совершенствование для людей веры — это путь к святости. По этому пути нельзя идти своими силами. Нужна Благодать Божия. Нужно осенение Духом Святым, нужно то, что мы именуем «рождением свыше». Все это возможно лишь в истинной Церкви Христовой, потому что Церковь не только хранительница истины, но и источник благодати, хранительница даров Святого Духа. Вот какое понимание нравственности разумеем мы, когда утверждаем странную для неверующих мысль, что без Церкви невозможна нравственная жизнь. Возможна нравственность дикаря, возможна нравственность «хорошего человека», но невозможна та нравственность, в основе которой лежит новое духовное рождение, вершины которой — в достигнутой благодати Божией святости, делающей человека «Сыном Всевышнего».

Неизвестный. Да, с этой точки зрения ты прав: возможно, что такая нравственная задача без Церкви неосуществима.

Духовник. Теперь остается вопрос: возможно ли без Церкви истинное Богообщение?

Неизвестный. Да. Даже выслушав тебя и уяснив по-новому понятие Церкви, я все же не могу понять, почему нельзя чувствовать Бога и молиться Ему без всяких посредников и внешне установленных форм? Неужели для этого недостаточно той веры, которую и ты признаешь возможной в каждом человеке, не потерявшем «образ и подобие Божие», и той нравственности «хорошего человека», которая и по-твоему возможна как индивидуальное достижение. Неужели и здесь нужно обязательно что-то сверхъестественное?

Духовник. Да. Непременно. И я думаю, что в этом вопросе, так же, как и в вопросе о нравственности, наше разногласие объясняется тем, что мы говорим о совершенно разных понятиях. Когда ты говоришь, что возможно Богообщение без Церкви, а я говорю, что оно невозможно, — мы под словом «Богообщение» разумеем не одно и то же.

Неизвестный. Объясни тогда, в чем это различие.

Духовник. Знает всеведущий Господь все, что делается в душах человеческих. Знает Он и о тех молитвах, которые обращены к Нему людьми вне Церкви. С другой стороны, и душа человеческая, не вместившая в себе полноты Церковной Истины, не лишена образа и подобия Божия и может до некоторой степени воспринимать Божественное начало. Вот это и есть то Богообщение, о котором говоришь ты, и которое возможно вне Церкви. А мы говорим о другом. То Богообщение, о котором говорим мы, не есть только молитва или неясное чувствование Бога — это есть таинственное, существенное соединение с Ним. Такое соединение, такое живое, так сказать, органическое влияние возможно только в таинстве Евхаристии. Только причастники Тела и Крови Его находятся в реальном, действительном, настоящем богообщении. Вот это-то и невозможно вне Церкви. Но только это теснейшее органическое Церковное соединение в Таинстве Евхаристии и может быть названо Богообщением в настоящем смысле слова.

Неизвестный. Да, я под словом «Богообщение» разумел нечто иное.

Духовник. Вот видишь, как трудно неверующим людям понять людей веры. Как искаженно, по-мирскому представляют они себе все учение Церкви. Тебя ошеломили мои слова, что без Церкви невозможна вера, нравственная жизнь и Богообщение. Они показались тебе нелепыми. Но когда перед тобой, хотя и в самых общих, самых неясных очертаниях, встал истинный образ Церкви, ты не только понял, что это не нелепость, но увидел, что и вера, и нравственность, и Богообщение при соприкосновении с чудесным сверхъестественным и непостижимым существом Церкви становятся чем-то иным. А что, если откроется перед тобой то, что видят и ощущают люди веры? Что, если ты переживешь сам никакими словами невыразимое чувство слияния с этим таинственным новым телом Церкви. И Церковь станет для тебя не отвлеченным богословским понятием, а чудесною и самою несомненною действительностью, которую ты не в силах постигнуть умом, но которую будешь ощущать всем существом своим. Сможешь ли ты сказать тогда о Церкви хоть одно слово, подобное тем словам, которые говорятся неверующими людьми, для которых она обыкновенное «историческое явление»?

Неизвестный. Да, твои слова кажутся мне убедительными. Но я чувствую какую-то двойственность. С одной стороны, все, что ты говоришь, кажется мне близким к истине, а с другой, — мне трудно отказаться от тех сомнений, о которых я говорил тебе в начале нашего разговора. Передо мною теперь как бы две церкви: одна та, о которой говоришь ты, другая — которую привык видеть перед собою я, и никак не могу соединить их в одну.

Духовник. Да. Теперь наступило время говорить нам о твоих сомнениях. Это даст нам возможность облечь истинное понятие о сущности Церкви, раскрытое перед тобою, в более конкретные внешние формы. А это поможет тебе соединить в одну Церковь двойственное твое представление.

Неизвестный. Возможно.

Духовник. Итак, в начале нашего разговора, ты сказал, что тебя смущает чисто земной характер церковной истории. Для тебя Церковь — человеческая организация, отразившая на себе все обычные человеческие слабости и грехи. Все изыскания в жизни Церкви, по твоим словам, легко объяснить внешними причинами, как всякое другое историческое явление. И затем ты подтвердил эту основную мысль отрицанием всех свойств Церкви — ее единства, святости, соборности — и сомнением в ее Апостольской преемственности. Я ответил тебе на это, что все сомнения твои основаны на незнании истинного учения о Церкви и что с раскрытия этого учения и надо начать. Ложно понимание Церкви как естественной человеческой организации. Представь, что ты будешь видеть в человеке только внешнюю его жизнь, только чередование ничем внутренне не связанных фактов. Какую биографию ты сможешь тогда написать? Как бы ни были точно описаны тобою факты из истории жизни такого человека, они будут от начала до конца ложны. Нечто подобное происходит с теми, кто, не видя внутренней жизни Церкви, пишет или изучает ее «историю».

Церковь — явление сверхъестественное и по своему происхождению, и по своему развитию. Ее история — это лишь внешнее выражение в земных условиях ее сверхъестественного содержания. Нельзя понять по-настоящему истории Церкви, если не видеть и, тем более отрицать, это внутреннее содержание за внешним чередованием событий. Действительным историком Церкви может быть только тот, кто сам живет церковной жизнью и потому видит и понимает ее внутреннюю таинственную жизнь. Твое смущение было совершенно понятно, потому что та Церковь, которую представлял себе ты, действительно была бы только «человеческой организацией», не могла бы иметь никакого внутреннего отношения к религиозной жизни и вся определялась бы в своем развитии различными внешними условиями. Легко указать историческую связь того или иного внешнего события или тех или иных внешних условий с тем или иным явлением церковной жизни. Но вопрос весь заключается в том, как понять эту связь? Ведь понять ее можно по-разному. Все зависит от общего твоего взгляда на сущность и жизнь Церкви. Одни и те же факты будут по-разному истолковываться и пониматься в зависимости от различия в этом основном вопросе о сущности Церкви. Можно события церковной жизни рассматривать как механическое следствие грандиозных политических и экономических факторов, а можно, напротив, самые изменения внешнего порядка в мировой жизни рассматривать как действие тех незримых сил, которые содержатся в Церкви. Для того, чтобы так понимать историю Церкви, не надо знать какие-то особые неизвестные нам факты. Факты одни и те же. А надо веровать, что Церковь — не человеческое, а Божественное установление, что глава Церкви — действительно Господь наш Иисус Христос, что она является действительным и непостижимым живым телом Его, что Дух Святый действительно пребывает в ней и водительствует ею, и потому церковная история — не что иное, как тот земной путь, который проходит сверхъестественная и непостижимая Церковь в естественных, внешне осязательных условиях. Вот ответ на твой вопрос, и вот в каком направлении лежит разрешение твоих сомнений.

Неизвестный. Не знаю, смогу ли я встать на эту точку зрения. Но что дело действительно в этом, теоретически я согласен.

Духовник. Теперь будем говорить о свойствах Церкви, ни на минуту не теряя из виду открывшегося внутреннего его содержания. Оно при рассмотрении свойств Церкви начнет облекаться в живой совершенный образ, где найдет свое полное выражение и внутренняя сущность Церкви и внешняя ее форма.

Неизвестный. До некоторой степени теперь я уже предугадываю твои слова.

Духовник. Прекрасно. В этом тоже можно видеть подтверждение истины. Но с чего же мы начнем определение Церкви? Не с вопроса ли о святости? По твоим словам, только в насмешку можно назвать Церковь святою, зная хоть сколько-нибудь ее историю. Ты обвинял Церковь в насилии, лжи, обмане и прямых преступлениях. Но, говоря так, представляешь ли ты истинное учение о святости Церкви? Разве святая Церковь — значит Церковь, состоящая из святых и безгрешных людей? И разве тяжкие грехи отдельных представителей Церкви, хотя бы из состава иерархии, могут быть названы грехами Церкви? Это не грехи Церкви, а грехи их перед Церковью. Ты укажи мне хоть одно постановление церковного собора, которое было бы «греховным», или хотя бы одно церковное таинство, или обряд, или правило, которое содержало в себе «ложь, обман и преступление»? Святость Церкви не есть святость отдельных лиц. Это врачебница, исцеляющая своею святостью человеческие души, потому что не только совершенные и святые, а немощные и грешные люди ее составляют. Как же понять святость Церкви и в то же время грехи людей, ее составляющих? Какой образ раскрывается в Символе Веры наименованием Церкви святой? Церковь святая потому, что глава ее Христос. Потому, что она сосуд, вмещающий благодатные дары Духа Святого в святых своих таинствах, потому, что она дает душе человеческой все необходимое для ее спасения и достижения святости, потому, что она есть истинное Тело Христово, где верующие соединены в таинственное живое единство любви, потому, что все, что есть святого в них, все содержится в теле Церкви, потому, что она, не отсекая падшие души, ведет их к совершенству и тех, кто в каждом своем акте греха отрывается от Церкви, омывает и вновь воссоединяет в таинстве покаяния и в Божественной Евхаристии. То, что ты называешь «грехами Церкви», несовместимыми с понятием святости, — есть грехи отдельных ее представителей, которые не могут Святую Церковь сделать грешной, потому что, поскольку они во грехе, постольку сами разъединены с Церковью.

Неизвестный. Да. Это я уже понял.

Духовник. Ты не признаешь «соборности» Церкви и наименование это считаешь ложью на том основании, что Церковь всегда была прислужницей мирской власти. Говоря так, ты видишь перед собою те или иные злоупотребления, дававшие возможность мирской силе употреблять в своих целях внешнюю церковную организацию и отдельных ее представителей. Но ты не видишь истинного образа Церкви и потому не чувствуешь соборности ее сознания и действующего через эту соборность Духа в ее жизни. Не «прислужницей» мирской власти, а носительницей благодати Духа Святого была Церковь, когда соборный разум ее осознавал догматы и непреложно утверждал непостижимые божественные истины веры. Этот соборный разум определил и всю внутреннюю жизнь Церкви святыми канонами, которые суть не мертвые буквы человеческого законодательства, а живые веления Духа. Потому они и не могут быть отменяемы субъективным актом человеческого сознания и воли, но в то же время, как все живое и Духом преисполненное в Церкви, могут в отдельных случаях восполняться, видоизменяться и временно приостанавливаться в своем действовании соборным сознанием.

Бывают эпохи, когда носителями этого соборного сознания Церкви и выразителями велений Духа Святого было меньшинство в Церкви, а большинство являлось носителями мирских, субъективных, нецерковных начал. Тогда в порядке сверхъестественном вершителем судеб Церкви в конце концов являлось меньшинство, потому что оно было хранителем церковной истины. Церковь соборная — не потому, что всегда была независима от воздействия на нее мирской власти и свободно управлялась своими представителями по указанию соборов, а потому, что и под ужасающим иногда давлением этой власти она все же определялась и развивалась, как в области догматической, так и в области внутренней своей жизни, действующим через соборное сознание Церкви Духом Святым.

Неизвестный. Это мне принять труднее, но допускаю, что и это так. По крайней мере, эту внутреннюю сторону я раньше совсем не принимал во внимание.

Духовник. Ты сказал об апостольской преемственности церковной иерархии, что это сомнительно, но что ты не считаешь этот вопрос существенным. Почему сомнительно? Здесь и история, и предание Церкви чуть ли не поименно сохранили наш преемственный ряд епископов, начиная с первых Епископов, рукоположенных самими Апостолами. И вопрос этот о преемственности имеет первенствующее значение. В нем один из существенных признаков истинной Церкви, ибо в этой преемственности залог неуклонного следования Церкви по тому пути, на который поставлена она через святых Апостолов Господом Иисусом Христом.

Неизвестный. Мне это не совсем понятно. Но не буду возражать и против этого.

Духовник. И вот теперь я спрошу тебя: может ли такая Церковь не быть единой? Ты говоришь о «множестве» Церквей. Но что же показывает это множество? Не то ли, о чем предостерегает Спаситель, сказав, что «многие придут под именем Моим, и будут говорить: „я Христос“, и многих прельстят» (Мф. 24, 5). Не назвал ли Он Церковь Свою «малым стадом»? Не сказал ли Он: «…Сын Человеческий, придя, найдет ли веру на земле?» (Лк. 18, 8). «Тогда, если кто скажет вам: вот, здесь Христос, или там, — не верьте» (Мф. 24, 23). Сколько будет отпадении, сколько искажений, какое внешнее торжество заблуждений и лжи. Но истинная Церковь будет едина. Сколько ветвей отпадет от лозы совсем, сколько будет едва держаться не вполне оторвавшимся корешком, и только одна истинная Церковь останется на ней спелой гроздью. Святая, Соборная и Апостольская Церковь — хранительница истины и благодатных даров Духа Святого — не может разделиться на несколько истин. Такая Церковь может быть только одна.

Неизвестный. Но как же узнать ее? Ведь каждому кажется, что его Церковь — та одна-единственная Церковь, о которой говоришь ты. Где признаки этой Церкви?

Духовник. Истинная Церковь как была, так и пребудет навеки «не от мира сего». Дух Христов никогда не смешается в ней с мирским духом Велиара, и потому всегда она и будет свободна от мирских стихий. В ней неизменно сохранится все, что даровано Церкви благодатию Святого Духа: и Апостольская преемственность иерархии, и соборность церковного строя, и чистота догматов веры, и неизменность ее святых канонов, и верность ее преданию. Там, где будут все эти признаки, будет и единая Истинная Церковь. И напротив, где прервется Апостольская преемственность иерархии, или будут отменяться святые каноны, или войдет она в единение с Велиаром, или откажется от Свободы Христовой и водительства Духом Святым и отдастся в рабство мирских стихий — там уже не будет Истинная Церковь.

Неизвестный. Но как трудно перенести твои слова, так сказать, на реальную почву, то есть с умственного согласия на действительное чувствование.

Духовник. Это может дать только внутренний опыт, его нельзя получить с чужих слов.

Неизвестный. Но все же я хотел слышать от тебя об этом опыте.

Духовник. Ощущать Церковь — это значит испытывать то блаженство, которое открыто нам в обетовании, но которое начинается здесь. И как бы ни страшило тебя сознание соделанных тобою прегрешений, как бы ни была преступна и грязна твоя жизнь, каким бы окаянным ни сознавал бы ты себя перед Богом, сознание, что и ты причащаешься Единого Хлеба, что и ты своей верой, покаянием, молитвой, каждой живой частью своего сердца и не угасшей искрой своей совести, каждым не заглохшим в тебе добрым движением души — по величайшему к тебе милосердию Божию составляешь частицу таинственного светлого Тела Христова, наполняет тебя всегда чувством благоговейного восторга и радостного умиления. Тебе всегда где-то в самой глубине сердца трепетно ощущается чувство надежды, что и тебя простит за все Господь и даст тебе быть хотя бы и самою последнею частицею прославленной Церкви. Какие бы скорби ни посещали тебя, в какое униженное состояние ни ставила бы тебя жизнь — ты всегда чувствуешь себя победителем, ибо ты всегда переживаешь ту победу и славу Церкви Христовой, которая обещана и как бы видится очами веры. В миру ты не одинокий странник. Ты всегда ощущаешь ту полноту любви, которая тебя объемлет, соединяет с собою и не дает тебе оторваться и окончательно упасть в окружающий смрад мирской жизни. Ты дерзаешь молиться о всем мире, а не только о себе, потому что ты молишься в Церкви, и ты не столько просишь, сколько славословишь Господа, потому что твои личные нужды кажутся такими ничтожными перед этой радостью и общим торжеством. По-иному видишь ты и самый вещественный мир, ибо его нетленная основа, как новое небо, новая земля, объемлется святою Церковью.

Чувствовать Церковь — значит чувствовать полноту жизни, покой от созерцания Истины, радость от надежды спасения и постоянное, все освящающее, все очищающее действие Божественной Любви. Войди в Церковь с открытым сердцем, и, если Господу угодно, все это будет тебе дано.

Неизвестный. Может быть, это и так.

Духовник. Сделаться верующим человеком и остаться вне Церкви — это все равно, что испытывать жажду, видеть перед собою прозрачный сосуд с чистой водой и не захотеть поднять руку, чтобы взять его и поднести к своим губам.

Неизвестный. По-видимому, ты прав. Я еще не могу назвать себя верующим, но уже чувствую нечто похожее на то, о чем ты говоришь. Только разве можно сказать: не хочу, не могу?

Духовник. Нет, именно не хочешь, хотя и кажется тебе иное. Ты хочешь лишь одним краешком своего существа, а надо захотеть всем существом своим. Великое счастье иметь веру. Но каким словом выразить то, что дает чувствование Церкви?

Неизвестный. Да, я понимаю тебя. И, может быть, без таинств, то есть сверхъестественных сил — это, действительно, нечто отвлеченное, какая-то прекрасная, но недосягаемая мечта.

Духовник. Совершенно верно.

Неизвестный. Видишь, как трудно так называемому «образованному человеку» делать каждый шаг на этом пути. Опять у меня вопросы, опять препятствия.

Духовник. А именно?

Неизвестный. Да вот относительно таинств. Для меня много здесь неприемлемого и непонятного.

Духовник. Не смущайся этим. Ты уже близок к познанию Истины. А что касается новых препятствий, то мы постараемся преодолеть и их.

Неизвестный. Я очень хотел бы этого.

Духовник. Прекрасно. В следующий раз мы будем говорить с тобой о таинствах Церкви.

Date: 2015-07-23; view: 225; Нарушение авторских прав