Глава 8. Я так и проснулась на следующее утро — сжимая в руке список Валекса, и, пока меня не выпустили из лечебницы

Я так и проснулась на следующее утро — сжимая в руке список Валекса, и, пока меня не выпустили из лечебницы, еще раз пробежала его глазами.

Напряженные мышцы противились каждому движению. Я и рада была уйти из лечебницы, но чувствовала себя неважно — в животе словно скреблась живая мышь.

Я умудрилась испугаться даже охранников, стоявших у дверей. Однако на мундирах не было цветов Брэзелла, и я запоздало вспомнила о том, что это Валекс приставил их для моей охраны.

Я огляделась по сторонам, пытаясь сориентироваться, но так и не поняла, в какой стороне располагается моя комната. Я жила в замке уже восемнадцать дней, но до сих пор не знала, где что находится. Поскольку я никогда не видела замок со стороны, мне сложно было разобраться в его внутреннем устройстве.

Тюремный фургон, в котором меня доставили в замок, был похож на квадратный ящик с просверленными в нем дырками для воздуха. И я запретила себе выглядывать наружу, чтобы не походить на загнанного зверя, посаженного в клетку. А когда меня вытащили, я и вовсе закрыла глаза, чтобы не видеть оков и того, как меня будут волочь в темницу. Возможно, мне удалось бы высмотреть какие-нибудь лазейки, но после убийства Рейяда я смирилась с тем, что буду наказана.

Мне ужасно не хотелось спрашивать охранников, как найти собственную комнату, но другого выхода не было. И они, не говоря ни слова, повели меня через замок. Один шел спереди, другой сзади. Когда мы добрались до места, тот, что шел впереди, вошел внутрь, осмотрел ее и лишь после этого позволил мне войти.

Униформа по-прежнему висела в шкафу. Зато мой дневник, который я обычно убирала в ящик, лежал раскрытым на столе. Кто-то читал мои записи о ядах и прочем. Сосущее чувство под ложечкой сменилось холодной расчетливой яростью. Грызшая меня мышь сдохла, что в полной мере отражало мое подавленное состояние.

Я подозревала, что это был Валекс. Его бы ничто не остановило от просматривания чужих личных записей. Он даже мог оправдать себя тем, что это входит в его обязанности — быть в курсе, не замышляю ли я чего-нибудь. В конце концов, я была всего лишь дегустатором и не имела права на личную жизнь.

Я схватила дневник, униформу и, выйдя из комнаты, направилась в сторону душевых. Пока я наслаждалась горячей ванной, охранники ждали меня у входа. Валекс и его тест могли подождать — я не собиралась выполнять его приказы как бездумное животное.

Еще ничто из происшедшего со мной за последнее время не шокировало меня настолько, насколько потрясло то, что Валекс читал мой дневник.

Войдя в его кабинет, я не позволила ему и слова вымолвить и тут же осведомилась:

— Ну и где ваш тест?

Валекс чуть не расплылся от удовольствия. Он встал из-за стола и широким жестом указал на два ряда блюд и напитков, стоявших на большом столе.

— Лишь одно блюдо не отравлено! Найди его. А потом съешь.

Я начала снимать пробы. Нюхала. Полоскала напитками горло. Зажимала нос. Откусывала маленькие кусочки и выплевывала их. Некоторые блюда уже остыли, другие были чуть теплыми, что способствовало определению яда. Зато вкус фруктовых напитков запутывал и мешал определению вкусовых оттенков.

Закончив с последним блюдом, я повернулась к Валексу.

— Ты — негодяй. Они все отравлены. — Какая мерзкая шутка! — Мне следовало бы догадаться, что он может такое выкинуть.

— Ты уверена?

— Естественно. Я ни к чему не притронусь.

В глазах Валекса появился холодный блеск.

— Мне жаль, Элена, но ты не выдержала испытания.

Сердце у меня ушло в пятки. Скончавшаяся мышь воскресла и вновь принялась грызть мои внутренности. Я окинула взглядом стол. Что же я пропустила?

Ничего. Я была права. И пусть он попробует доказать, что я ошиблась.

— Здесь нет яда, — поднимая одну из чашек, промолвил он.

— Что ж, тогда выпей. — Я помнила эту чашку. В ней была ядовитая горечь.

Валекс с мгновение помедлил и сделал глоток. Я закусила губу. Может, я ошибалась? Может эта горечь была в соседней чашке? Не отводя от меня глаз, Валекс покатал во рту жидкость и выплюнул.

Я готова была подпрыгнуть и пуститься в пляс. Однако сдержалась и вместо этого спокойно произнесла:

— Ежевичный яд.

— Да, — кивнул Валекс, переводя взгляд с чашки на ряды тарелок с остывшей пищей.

— Я выдержала испытание?

Он кивнул с рассеянным видом, отнес чашку к своему столу, покачивая головой, взял какие-то бумаги и снова положил их на место.

— Мне бы следовало догадаться, что ты попытаешься обмануть меня.

Мой раздраженный тон заставил его снова посмотреть на меня, и я пожалела о том, что открыла рот.

— Ты так возбуждена. И это не связано с тестом. Объясни, в чем дело.

— Объяснить? А что тут еще объяснять? Может, ты можешь объяснить, зачем читал мой дневник! — не выдержала я.

— Твой дневник? — удивленно переспросил Валекс. — Я ничего не читал. А даже если бы и прочитал, то я имею на это право.

— С какой стати? — возмутилась я.

На лице Валекса появилось недоуменное выражение, он несколько раз беззвучно открыл и закрыл рот, прежде чем обрел дар речи.

— Элена, ты призналась в убийстве. Тебя застали с окровавленным ножом над распростертым телом Рейяда. Я изучил твою биографию, пытаясь найти мотив, но мне так и не удалось это сделать. В твоих бумагах отмечено, лишь то, что ты отказалась отвечать на вопросы.

Валекс подошел ближе и понизил голос:

— А поскольку я не знаю, что заставило тебя убить Рейяда, я вполне могу ожидать, что ты снова совершишь убийство, и даже не могу догадаться, что тебя может подвигнуть к этому, Я предложил тебе должность дегустатора лишь потому, что обязан выполнять установления Кодекса поведения. — Он перевел дух и продолжил: — Ты будешь находиться в постоянной близости от командора. И я буду следить за тобой до тех пор, пока не смогу доверять тебе.

Весь мой гнев испарился. Почему я считала, что Валекс должен доверять мне, если я сама ему не доверяла?

— А как мне завоевать твое доверие? — взяв себя в руки, осведомилась я.

— Расскажи мне, зачем ты убила Рейяда?

— Ты еще не готов к тому, чтобы поверить мне.

Валекс отвел взгляд в сторону. А я прижала руку ко рту. Как это у меня вырвалось? Эта фраза предполагала, что когда-нибудь он станет готов к этому. Как я могла рассчитывать на такое?

— Ты права, — ответил Валекс.

Казалось, мы зашли в тупик.

— Я выдержала испытание и теперь хочу получить свое противоядие.

Валекс отмерил необходимую дозу и передал мне пипетку.

— Что теперь? — спросила я.

— Обед. И мы уже опаздываем. — Он повлек меня к двери, и я проглотила беловатую жидкость уже по дороге.

Когда мы приблизились к тронному залу, до нас донесся гул голосов, который эхом отдавался от сводов коридора. Оказалось, что шум был поднят двумя спорившими советниками командора, вокруг которых собралась целая толпа солдат и офицеров. Сам командор сидел, облокотившись на ближайший стол, и внимательно их слушал.

Спор шел о том, как наилучшим способом найти и поймать беглеца. Сидевшие справа утверждали, что для этого, необходимы крупные силы и поисковые собаки, а левая партия настаивала, что можно ограничиться несколькими смышлеными солдатами. Грубая сила против сообразительности.

Спору, хотя и велся он на повышенных тонах, недоставало страсти. И стражники, стоявшие по периметру зала, были спокойны. Догадываясь, что подобные распри были обычным делом, я задумалась, шла ли речь о реальном беглеце, или все это не более чем праздные предположения.

Валекс подошел к командору, а я остановилась за их спинами. Этот спор заставил меня поежиться, ибо, конечно же, я на миг вообразила себя тем самым преследуемым беглецом.

Я представила, как, задыхаясь, бегу по лесу, то и дело прислушиваясь к звукам погони, ибо вернуться в город у меня нет возможности, так как появление нового лица сразу насторожит патрульных, которые наперечет знают всех обитателей.

Дело в том, что все граждане Иксии занимались какой-то определенной деятельностью. После переворота появилась работа. Человек мог переехать в другой город или военный округ, но для этого были нужны особые документы. Для переезда требовалось одобрение надзирателя и подтверждение того, что на новом месте человеку будет предоставлена соответствующая должность. В отсутствие этих документов постороннего человека арестовывали. Временное пребывание в других округах допускалось, но опять-таки при наличии определенных документов, которые следовало предъявлять стражникам по приезде.

Работая в полной изоляции с Брэзеллом и Рейядом, я постоянно думала о побеге. Мысли о свободе помогали мне сохранить хоть какое-то самоуважение. Однако в отсутствие друзей и родственников за пределами особняка я могла надеяться лишь на то, что мне удастся пробраться к южным территориям, границы, которые неусыпно охранялись.

Я сочиняла изощренные истории о том, как пробираюсь в Ситию, где меня удочеряет бездетная семья и я влюбляюсь. Дешевая, сентиментальная ерунда, но это было единственным, что помогало мне держаться. Каждый день, когда начинались эксперименты, я сосредотачивала все свои помыслы на Ситии, представляя себе тепло и любовь, которые будут меня там окружать. И эти фантазии помогали вытерпеть все испытания Рейяда.

Но даже если бы мне тогда представилась возможность сбежать, не уверена, что я бы ею воспользовалась. Хотя я и не помнила своих настоящих родителей, в особняке у меня была своя семья — другие сироты, мои братья и сестры. Я вместе с ними училась и играла. Как я могла их бросить? Невозможно было себе представить, что Мей или Карра займут мое место.

Чтобы вернуться к действительности, вцепилась зубами в свой палец, сжимая до тех пор, пока не почувствовала во рту вкус крови. И, тем не менее, мне удалось улизнуть от Брэзелла. Он собирался уехать и вернуться через две недели с новой подопытной крысой. Кем бы она ни была, мне уже было ее жалко. Брэзелл был настоящим зверем. И ей были уготовлены ужасные страдания. Но, по крайней мере, я избавила ее от Рейяда. Я разжала зубы и взглянула на след укуса. Не слишком глубокий, значит, шрама не останется. И я осмотрела сеть полукруглых шрамов, которыми были покрыты мои пальцы и костяшки, а когда подняла голову, то поймала взгляд Валекса, устремленный на мои пальцы, так что мне пришлось смущенно убрать их за спину.

Наконец командор поднял руку, и в зале воцарилась тишина.

— Обе стороны, высказали вполне убедительные доводы, так что нам придется проверить их на практике. Составим из вас два отряда. А вы будете капитанами, — указывая на советников, добавил командор. — Наберите себе команды и составьте план операции. А Валекс предоставит вам беглеца из своих людей. У вас две недели на подготовку.

Командор встал и направился в свой кабинет. Мы с Валексом поспешили за ним, а шум в зале вновь усилился. Валекс закрыл за собой дверь.

— Тебя до сих пор тревожит бегство Маррока в Ситию? — осведомился он.

Командор нахмурился.

— Да. Грязное это дело — ловля беглецов. Маррок наверняка знал, что ты находишься в Восьмом округе. Тебе следует подготовить пару специалистов, которые могли бы тебя заменять.

Валекс взглянул на него, изобразив на лице неподдельный ужас.

— Но тогда я перестану быть незаменимым.

Легкая улыбка промелькнула на лице командора, прежде чем он заметил меня.

— Ну что ж, Валекс, ты не ошибся насчет этой особы. Она выдержала твое испытание. Иди сюда, — поворачиваясь ко мне, добавил он.

Несмотря на бешеное сердцебиение, я повиновалась.

— Будучи моим официальным дегустатором, ты должна появляться к моему завтраку. Я дам тебе свое ежедневное расписание, с тем чтобы ты присутствовала при каждой моей трапезе. И я не потерплю опозданий. Понятно?

— Да, господин.

Командор посмотрел на Валекса.

— Она выглядит слабенькой. Ты уверен, что у нее хватит сил?

— Да, господин.

Однако командора это явно не убедило. Он переводил взгляд своих золотистых глаз с Валекса на меня и обратно. И мне оставалось лишь надеяться, что он не пытается найти повод, чтобы отказаться от моих услуг.

— Ладно. И поскольку я пропустил обед, Валекс, надеюсь, ты присоединишься ко мне за ужином. А ты, Элена, приступишь к своим обязанностям дегустатора завтра утром.

— Да, господин, — ответили мы хором с Валексом, и командор сделал жест рукой, чтобы мы удалились.

Мы вернулись в кабинет Валекса, чтобы я могла забрать свой дневник и сменную униформу, и Валекс повел меня в свои жилые покои, которые располагались в центре замка.

Когда мы шли по главным коридорам, я заметила, что светлых участков на каменных стенах было больше, чем темных. Значит, отсюда было убрано огромное количество картин. Кроме того, с обеих сторон виднелись просторные безликие залы, которые были переоборудованы под казармы и служебные кабинеты.

И я подумала о том, что страсть к функциональности и отсутствию каких-либо украшений, присущая командору, лишила его замок души. Остались только мертвые камни, которые использовались в чисто утилитарных целях.

Я была слишком молода, чтобы помнить, на что была похожа жизнь до переворота, но в приюте Брэзелла нас учили, что при монархии процветала коррупция, и все были несчастны. Поэтому смена власти и называлась переворотом, а не восстанием, так как большинство королевских войск сразу присягнуло на верность командору. Военные были возмущены тем, что продвижение по службе основывалось на взяточничестве и знакомствах, а не на таланте и трудолюбии. А казни за мелкие проступки по приказу высокопоставленных лиц вызывали всеобщее недовольство.

Командор привлек на свою сторону женщин, так как из них получались талантливые шпионки. А Валекс казнил большую часть сторонников короля. Поэтому, когда король попытался собрать войско, чтобы противостоять командору, ему было не на кого опереться. Командор без боя занял замок, знать была перебита, и лишь некоторым удалось бежать в Ситию.

Мы подошли к массивным деревянным дверям, возле которых стояли два охранника. Валекс объяснил им, что меня следует пускать внутрь, и мы вошли в небольшой коридор, с обеих сторон которого располагались двери. Валекс открыл ближайшую дверь справа от нас и объяснил, что левая вела в покои командора.

Покои Валекса оказались роскошными. Войдя в главную гостиную из мрачного коридора, я была потрясена обилием царившего в ней света. Узкие, как полосы на тигриной шкуре, окна пропускали внутрь солнечные лучи.

Все пространство вокруг было занято книгами — они громоздились на столе и во всех углах, а также камнями и кристаллами.

Маленькие черные статуэтки, изображавшие животных и цветы, также расставленные по всей комнате, отливали серебром. Изящные и изобилующие мельчайшими деталями, они напомнили мне фигурки пантер, стоявших на столе у Валекса в кабинете.

На стенах висело разнообразное оружие: одно сверкало как новенькое, другое, давно вышедшее из употребления, было уже покрыто патиной времени. На одном из таких ножей — с длинным узким лезвием — до сих пор виднелись следы крови. И зрелище этих темно-пурпурных пятен, блестевших на солнце, заставило меня вздрогнуть и задуматься над тем, кому могла принадлежать эта кровь.

Слева от входа располагалась лестница, а справа — три двери, которые вели в жилые комнаты.

Валекс указал мне на первую из них:

— Ты будешь жить здесь, пока Брэзелл не уедет из замка. А теперь я предлагаю тебе отдохнуть. — Он взял со стола три книги. — Я вернусь через некоторое время. Никуда не уходи. Я сам принесу тебе обед. — Валекс шагнул к выходу и тут же вернулся. — Запри за мной дверь. Здесь ты будешь в безопасности.

«Меньше всего я могу рассчитывать здесь на безопасность», — подумала я, задвигая за ним засов. Любой человек, знающий устройство замка, сможет открыть его, войти внутрь, снять со стены любое оружие на выбор и прикончить меня. Я внимательно осмотрела мечи и с некоторым облегчением убедилась в том, что все они прочно закреплены. Я даже подергала булаву, чтобы удостовериться в этом.

Наибольшее количество хлама находилось перед входом в мою комнату, и когда я вошла внутрь, то поняла, с чем это связано. Пол, кровать, бюро и стол были покрыты толстым слоем пыли. Комнатой пользовались как кладовкой, и, вместо того чтобы привести ее в порядок, Мардж просто вынесла из нее коробки и сочла, что этим можно ограничиться.

Ее пренебрежительное отношение к своим обязанностям лишь в очередной раз свидетельствовало о той неприязни, которую она ко мне испытывала. Поэтому я решила, что лучше в ближайшее время с ней не встречаться.

Постельное белье было грязным. Повсюду пахло плесенью. И я чихнула. В комнате имелось небольшое оконце, и, поборовшись, некоторое время со ставнями, я умудрилась их открыть.

Вся мебель была сделана из дорогого эбенового дерева. Ящики стола и ножки кресел были украшены изысканной резьбой, изображавшей виноградные лозы. Вытерев пыль с передней спинки кровати, я обнаружила изображение сада с цветами и бабочками.

А после того как я сняла с постели грязное белье и растянулась на матраце, мое представление о Мардж как о безобидной сварливой карге окончательно улетучилось, ибо в этот момент я увидела послание, написанное пальцем на пыльном столе: «Убийца. По тебе виселица плачет».