Четырехмерные гиганты весят меньше?

А может быть, Бог сделал для них еще одно благое дело — уменьшил их вес (а точнее, массу!); ведь для этого Творцу надо было всего-навсего чуть-чуть увеличить скорость течения локального времени в веществе октаэдрически — искривленного пространства четырехмерного мира, чтобы уменьшить силу гравитации.

Я устало опустил голову. Даже не хватало сил привычно погладить затылок. Но я напрягся, чтобы завершить свои рассуждения о филиппинских хилерах.

—Шеф, о чем думаешь? — послышался голос Селиверстова.

— О хилерах, Сережа.

— О филиппинских?

—Да.

— Но мы же на Тибете!

—Да уж...

Через минуту опять раздался голос Селиверстова.

— Шеф! Вот я смотрю на руки Рафаэля Гаязовича — костлявые и загребущие они, такими только... в чужих телах лазить.

— Ас чего это они загребущие-то? — недовольно спросил Рафаэль Юсупов.

— Костлявая рука — всегда загребущая рука, — кинул фразу Селиверстов.

— Я, вообще-то, бескорыстный ученый! — возмутился Юсупов. — А то, что кости... торчат...

— Говорят, что в Америке таких людей — костлявых — специально откармливают сэндвичами и пиццей, чтобы разжирели до такой степени, когда жир не только на животе, но и на пальцах отложится. Поверье есть там такое: костлявая рука — загребущая рука! Вот и колыхаются жирные американцы, чтобы свою загребучесть скрыть. А это очень важно, — а то соседа надуть не удастся. А не надул соседа — радости нет! А как без радости прожить? Вот и приходится жиреть, чтобы свою любовь к деньгам скрыть. А костлявый... он... напоказ свою жадность выставляет, — поучающе завершил монолог Селиверстов.

— Ты что, хочешь сказать, что я люблю деньги из-за того, что я... костлявый? — совсем возмутился Юсупов.

— Не надо проводить прямых аналогий! Я, может быть, о костях в переносном смысле говорю. А то Вы, Рафаэль Гаязович, воспринимаете все столь прямо, что можно подумать, что Ваша голова вообще сплошная кость! — изрек Селиверстов.

— Посмотрел бы на себя, — зычно сказал Рафаэль Юсупов. — Ты, Сергей Анатольевич, здесь, на Тибете, вообще в мосол превратился. Где живот-то твой? Где?! Нету! Отсосал тебя Тибет, отсосал...

— Кто это меня отсосал? — выпучил глаза Селиверстов.

— Тибет настолько жир твой отсосал, — невозмутимо продолжал Юсупов, — что и руки твои тоже костлявыми стали, как мои.

А уж о загребучести их, рук твоих, и говорить не приходится — у тебя, как у завхоза экспедиции, денег не допросишься. Все в напузнике лежат.

— Да, похудел я немного... Даже ремень напузника на шесть делений подтянул. Зато он, напузник, не сползает с живота и не болтается между ног, как у некоторых... — А...а...