Вокруг света за восемьдесят дней 7 page

Наконец, шторм утих. Днём 4 ноября состояние моря улучшилось. Ветер переместился на два румба к югу и вновь сделался благоприятным.

Лицо Паспарту прояснилось вместе с погодой. Поставили марсели и нижние паруса, и «Рангун» с большой скоростью вновь устремился вперёд.

Но наверстать потерянное время полностью было уже невозможно. С этим надо было примириться, земля показалась только 6 ноября в пять часов утра. По расписанию Филеас Фогг должен был прибыть в Гонконг 5, но прибыл только 6 ноября. Он опаздывал, следовательно, на целые сутки и волей‑неволей должен был пропустить пароход на Иокогаму.

В шесть часов лоцман поднялся на борт «Рангуна» и стал на мостик, чтобы ввести судно в Гонконгский порт.

Паспарту умирал от желания спросить его, ушёл ли пакетбот в Иокогаму, но не решился, желая сохранить до последней минуты хотя бы тень надежды. Он поделился с Фиксом своим беспокойством, и тот – хитрая лиса! – начал его утешать, говоря, что мистер Фогг может поехать и со следующим пароходом. Это привело Паспарту в дикую ярость.

Но если Паспарту так и не отважился заговорить с лоцманом, то мистер Фогг, заглянув в путеводитель, хладнокровно спросил лоцмана, не знает ли он, когда уходит из Гонконга какой‑нибудь пароход в Иокогаму.

– Завтра с утренним приливом, – ответил лоцман.

– Вот как! – сказал мистер Фогг, не выражая ни малейшего удивления.

Присутствовавший при этом разговоре Паспарту охотно расцеловал бы лоцмана, зато Фиксу захотелось свернуть моряку шею.

– Как называется этот пароход? – спросил мистер Фогг.

– «Карнатик», – ответил лоцман.

– Разве он не должен был отплыть вчера?

– Вы правы, сударь, но на нём пришлось ремонтировать один из котлов, и поэтому он отойдёт лишь завтра.

– Благодарю вас, – сказал мистер Фогг и возвратился в салон своей размеренной походкой.

Что касается Паспарту, то он стиснул руку лоцмана и сильно потряс её, восклицая:

– Вы, лоцман, молодчина!

Лоцман, конечно, так и не узнал, почему его ответ вызвал столь дружеские излияния. Раздался свисток, и он, поднявшись на капитанский мостик, повёл пакетбот среди целой флотилии джонок, лодок, на которых китайцы живут целыми семьями, рыболовных судёнышек и кораблей всех видов, теснившихся на Гонконгском рейде.

В час дня «Рангун» пришвартовался к набережной и пассажиры начали высаживаться.

Надо признать, что случай сильно помог Филеасу Фоггу. Если бы «Карнатику» не понадобилось ремонтировать котёл, он отплыл бы 5 ноября, и путешественникам, отправляющимся в Японию, пришлось бы восемь дней дожидаться следующего парохода. Правда, мистер Фогг опоздал на целые сутки, но это опоздание не могло иметь гибельных последствий для его дальнейшего пути.

Отплытие парохода, курсирующего через Тихий океан между Иокогамой и Сан‑Франциско, согласовано с приходом пакетбота из Гонконга, и он не может отойти до прибытия последнего. Правда, в Иокогаме Филеас Фогг будет на сутки позже против расписания, но это опоздание легко нагнать во время двадцатидвухдневного пути через Тихий океан. Таково было положение Филеаса Фогга на тридцать пятый день после его отъезда из Лондона.

«Карнатик» должен был отплыть назавтра в пять часов утра, так что в распоряжении мистера Фогга имелось шестнадцать часов, чтобы заняться делами, то есть устройством миссис Ауды. Сойдя с парохода, он предложил молодой женщине руку и проводил её до паланкина. Он попросил носильщиков указать ему лучший отель; те назвали гостиницу «Клуб». Паланкин, сопровождаемый Паспарту, пустился в путь и через двадцать минут прибыл к месту назначения.

Для молодой женщины были сняты отдельные комнаты, и Филеас Фогг позаботился, чтобы она ни в чём не нуждалась. После этого он сообщил миссис Ауде" что немедленно отправляется разыскивать её родственника, на попечение которого он должен был её оставить в Гонконге. Одновременно с этим он приказал Паспарту не покидать гостиницы, чтобы молодая женщина не оставалась одна.

Наш джентльмен приказал доставить себя на биржу. Там, несомненно, должны были знать такого человека, как почтенный Джиджи, который считался одним из богатейших коммерсантов города.

Маклер, к которому обратился мистер Фогг, действительно знал этого негоцианта‑парса. Но тот уже два года, как не жил в Китае. Составив себе большое состояние, он переселился в Европу, как предполагали в Голландию, ибо в этой стране у него были большие связи по прежней коммерческой деятельности.

Филеас Фогг тотчас же вернулся в гостиницу и попросил у миссис Ауды разрешения повидать её. Без долгих предисловий он сообщил ей, что почтенный Джиджи больше не живёт в Гонконге и, вероятнее всего, поселился в Голландии.

Сначала миссис Ауда ничего не ответила. Она провела рукой по лицу и задумалась. Потом своим нежным голосом спросила:

– Что ж мне теперь делать, мистер Фогг?

– Очень просто, – ответил джентльмен, – отправиться в Европу.

– Но я не могу так злоупотреблять…

– Вы ничем не злоупотребляете, и ваше присутствие нисколько не нарушает моих планов… Паспарту!

– Что угодно? – спросил Паспарту.

– Отправляйтесь на «Карнатик» и закажите три каюты.

Восхищённый возможностью продолжать путешествие в обществе молодой женщины, которая была с ним так ласкова, Паспарту тотчас же помчался на пароход.

ГЛАВА ДЕВЯТНАДЦАТАЯ,

в которой описывается, как Паспарту проявил слишком живой интерес к делам своего господина и то, что из этого вышло

Гонконг – небольшой остров, который по нанкинскому договору после войны 1842 года перешёл во владение Англии. За несколько лет колонизаторской деятельности предприимчивая Великобритания выстроила здесь крупный город и создала порт, назвав его Виктория. Островок этот расположен в устье реки Кантон и отделён лишь шестьюдесятью милями от португальского города Макао, стоящего на другом берегу реки. Гонконг неизбежно должен был победить в коммерческой войне Макао, и ныне большая часть китайского транзита проходит через английский город. Глядя на его доки, верфи, пакгаузы, больницы, готический собор, «governement‑house»[3], на его мощённые щебнем улицы, можно подумать, что находишься не в Китае, а в одном из торговых городов графства Кент или Сэррей, прорезавших толщу земного шара и вынырнувших на его противоположной стороне.

Паспарту, засунув руки в карманы, направился в порт, глазея на паланкины – эти крытые носилки, ещё не вышедшие из моды в Небесной империи, и с любопытством рассматривая толпы китайцев, японцев и европейцев, наполнявших улицы. За малым исключением это был всё тот же Бомбей, Калькутта или Сингапур, вновь оказавшиеся на пути нашего славного малого. Цепь английских городов тянулась вокруг всего земного шара.

Паспарту пришёл в порт Виктория. Там, в устье реки Кантон, стояло множество судов всех национальностей: английских, французских, американских, голландских, военных кораблей и коммерческих судов, японских и китайских лодок, джонок, сампанов и даже лодок с цветами, образовывавших на воде плавучие цветники. Прогуливаясь, Паспарту заметил несколько очень старых китайцев, одетых во всё жёлтое. Зайдя в цирюльню, чтобы побриться «на китайский манер», он узнал от местного Фигаро, бегло говорившего по‑английски, что каждому из этих стариков исполнилось по крайней мере восемьдесят лет и что, достигнув этого, возраста, они получили право носить жёлтый цвет, который в Китае является императорской привилегией. Сам не зная почему, Паспарту нашёл это весьма забавным.

Побрившись, он вернулся в порт, где стоял «Карнатик», и заметил там Фикса, который прогуливался взад и вперёд. Паспарту нисколько не удивился этой встрече, но он прочёл на лице полицейского инспектора живейшую досаду и растерянность.

«Эге! – воскликнул про себя Паспарту, – видно, неважны дела у джентльменов из Реформ‑клуба!»

Сделав вид, что не замечает дурного настроения Фикса, он с сияющей улыбкой подошёл к нему.

Сыщик имел достаточно оснований проклинать своё роковое невезение. Ордера на арест всё ещё не было! Очевидно, он путешествует вслед за ним и может настичь его лишь в том случае, если Фикс на несколько дней задержится в каком‑нибудь городе. Но так как Гонконг был последней английской территорией на пути Фогга, то следовало во что бы то ни стало задержать его здесь, чтобы он окончательно не ускользнул.

– Ну как, мистер Фикс, вы всё же надумали сопровождать нас до Америки? – спросил Паспарту.

– Да! – процедил сквозь зубы Фикс.

– Вот как! – воскликнул с громким хохотом Паспарту. – Я знал, что вы не можете расстаться с нами. Ну что ж, идёмте, заказывайте себе каюту!

И они вместе вошли в бюро морских сообщений и заказали четыре каюты. При этом служащий предупредил их, что ремонт «Карнатика» закончен и пакетбот уйдёт не на следующее утро, как предполагалось, а в этот же день в восемь часов вечера.

– Великолепно! – заметил Паспарту. – Это вполне устраивает моего господина. Пойду его предупредить.

Тут Фикс отважился на крайнее средство. Он решил всё открыть Паспарту. Это был, пожалуй, единственный способ на несколько дней задержать Филеаса Фогга в Гонконге.

Выйдя из бюро, Фикс предложил своему спутнику зайти в таверну освежиться. У Паспарту было ещё время. Он принял приглашение Фикса.

На набережной им попалась таверна. У неё был очень заманчивый вид. Оба вошли в неё. Это был просторный, хорошо убранный зал, в глубине которого стояло что‑то вроде огромной походной кровати со множеством подушек. На ней лежало несколько спящих.

Человек тридцать посетителей сидело за маленькими столиками из плетёного тростника. Одни пили английское пиво, эль или портер, другие предпочитали алкогольные напитки – ликёр, джин или бренди. Кроме того, большинство курило длинные глиняные трубки, набитые шариками опиума, смешанного с розовой эссенцией. Время от времени кто‑нибудь из курильщиков терял сознание и скатывался под стол, и тогда двое официантов хватали его за голову и за ноги и клали на кровать, где уже лежало около двадцати человек в последней стадии опьянения.

Фикс и Паспарту поняли, что попали в одну из тех курилен, куда сходятся несчастные, исхудалые, отупевшие и впавшие в слабоумие люди, которым предприимчивая Англия продаёт ежегодно на двести шестьдесят миллионов франков губительного снадобья, называемого опиумом! Презренные миллионы, полученные от использования одного из самых губительных человеческих пороков!

Китайское правительство давно стремится путём суровых законов пресечь это зло, но тщетно. От обеспеченных слоёв населения, которым некогда было предоставлено исключительное право курения опиума, эта привычка перешла к широким слоям народа, и вред, производимый ею, не мог уже быть ограничен. В Китае опиум курят всюду и особенно в центральной части страны. Мужчины и женщины предаются этой пагубной страсти и, привыкнув вдыхать дым опиума, уже не могут без этого обходиться, не испытывая мучительных судорог в желудке. Привычный курильщик может выкурить в день до восьми трубок, но через пять лет такой жизни он умирает.

В одну из этих многочисленных даже в Гонконге курилен и попали Фикс и Паспарту, желавшие немного освежиться. У Паспарту не было с собой денег, но он охотно воспользовался «любезностью» своего спутника, рассчитывая отплатить ему в своё время тем же.

Они спросили две бутылки портвейна, которым француз воздал должное. Фикс, более сдержанный, наблюдал за своим спутником с особым вниманием. Говорили о том, о сём и больше всего о прекрасной идее Фикса также совершить путешествие на «Карнатике». Вспомнили о том, что пароход должен отойти на несколько часов раньше назначенного срока. Паспарту, опорожнив обе бутылки, поднялся, чтобы пойти предупредить своего господина.

Фикс удержал его.

– Минутку, – сказал он.

– Что вы хотите, мистер Фикс?

– Мне надо с вами потолковать о серьёзных делах.

– О серьёзных делах! – воскликнул Паспарту, допивая несколько капель вина, оставшихся на дне его стакана. – Ну что ж, мы поговорим о них завтра. Сегодня мне некогда.

– Останьтесь, – настаивал Фикс, – дело касается вашего господина!

Паспарту при этих словах внимательно посмотрел на своего собеседника.

Выражение лица Фикса показалось ему странным. Он снова сел.

– Что ж вы хотите мне сообщить? – спросил он.

Фикс понизил голос и, взяв за локоть своего собеседника, сказал:

– Вы догадались, кто я такой?

– Ещё бы! – ухмыльнулся Паспарту.

– Тогда я вам признаюсь во всём…

– Теперь, когда я и так всё знаю, приятель! Вот уж совсем неумно! Ну ладно, валяйте. Но сначала позвольте мне сказать, что ваши джентльмены напрасно потратились.

– Напрасно?! – спросил Фикс. – Вам легко говорить. Сразу видно, что вы не знаете, какая сумма…

– Очень хорошо знаю! – ответил Паспарту. – Двадцать тысяч фунтов.

– Пятьдесят пять тысяч фунтов! – поправил Фикс, сжимая руку француза.

– Как! – воскликнул Паспарту. – Мистер Фогг рискнул!… Пятьдесят пять тысяч фунтов!… Ну, тогда ещё больше оснований не терять ни минуты, – добавил он, вновь поднимаясь из‑за стола.

– Пятьдесят пять тысяч фунтов, – повторил Фикс, насильно усаживая Паспарту на место и приказав принести ещё бутылку бренди. – В случае успеха я получу премию в две тысячи фунтов. Хотите пятьсот фунтов при условии, что вы мне поможете?

– Помогу вам? – воскликнул Паспарту, вытаращив глаза от изумления.

– Да, поможете мне на несколько дней задержать господина Фогга в Гонконге!

– Это ещё что такое?! Что за вздор вы городите! – вскричал Паспарту. – Мало того что ваши джентльмены следят за моим господином, сомневаются в его порядочности, они ещё вздумали чинить ему препятствия! Мне просто стыдно за них!

– Как? Что вы этим хотите сказать? – спросил Фикс.

– Я хочу сказать, что это просто неприлично. Это всё равно, что обобрать мистера Фогга и вынуть у него деньги из кармана.

– Именно к этому мы и стремимся!

– Так это же западня! – воскликнул Паспарту, возбуждённый действием бренди, ибо Фикс всё время наполнял его стакан и честный малый пил, не переставая. – Настоящая западня! А ещё называются коллеги! Джентльмены!

Фикс ничего не понимал.

– Коллеги! – продолжал кричать Паспарту. – Члены Реформ‑клуба! Знайте же, мистер Фикс, мой господин – честный человек, и раз уж он заключает пари, то выполняет его по всем правилам.

– За кого вы меня принимаете? – спросил Фикс, пристально вглядываясь в Паспарту.

– Чёрт возьми! Конечно, за агента членов Реформ‑клуба, которому поручено проверять маршрут моего господина, что в высшей степени унизительно! Вот почему, хотя я уже давно вас разгадал, я, разумеется, ничего не сказал мистеру Фоггу!

– Он ничего не знает?… – живо спросил Фикс.

– Ничего, – ответил Паспарту, ещё раз осушая свои стакан.

Сыщик провёл рукой по лбу. Он не решался продолжать разговор. Что ему надлежало предпринять? Заблуждение Паспарту казалось искренним, но это ещё более затрудняло выполнение плана агента. Было очевидно, что француз говорил совершенно чистосердечно и отнюдь не был соучастником своего господина, а ведь этого соучастия Фикс и боялся больше всего.

«Ну что ж, – подумал сыщик, – раз он не соучастник, он мне поможет».

И сыщик вторично решился. Впрочем, у него больше не было времени ждать. Любой ценой надо было задержать Фогга в Гонконге.

– Слушайте! – быстро заговорил Фикс. – Слушайте меня хорошенько. Я вовсе не тот, за кого вы меня принимаете. Я не агент членов Реформ‑клуба.

– Вот как! – протянул Паспарту, насмешливо глядя на него.

– Я – полицейский инспектор, у меня поручение от столичной полиции…

– Вы… полицейский инспектор?

– Да, и я это вам сейчас докажу, – продолжал Фикс. – Вот мои полномочия.

Полицейский агент вытащил из бумажника свои документы и показал своему собеседнику полномочия, подписанные начальником лондонской полиции. Опешивший Паспарту, лишившись дара речи, смотрел на Фикса.

– Пари мистера Фогга, – продолжал Фикс, – лишь предлог, с помощью которого он надул и вас и своих коллег по Реформ‑клубу, ибо он был заинтересован в том, чтобы обеспечить себе ваше невольное соучастие.

– Но в чём? – воскликнул Паспарту.

– Слушайте. Двадцать девятого сентября в Английском банке была совершена кража пятидесяти пяти тысяч фунтов стерлингов человеком, приметы которого установлены. Так вот, смотрите, они точь‑в‑точь соответствуют наружности Фогга.

– Ну вот ещё! – закричал Паспарту, ударяя своим могучим кулаком по столу. – Мой господин – самый честный человек на свете!

– А почём вы знаете? – возразил Фикс. – Он ведь вам вовсе незнаком! Поступили вы к нему в день отъезда, а выехал он поспешно, воспользовавшись нелепым предлогом, даже без вещей, захватив с собою лишь большую сумму денег. И вы осмеливаетесь после этого утверждать, что он – честный человек!

– Да! Да! – машинально повторял бедный малый.

– Вы что ж, хотите быть арестованным, как его соучастник?

Паспарту схватился за голову. Он был неузнаваем. Он не смел взглянуть на полицейского инспектора. Филеас Фогг – вор! Он, спаситель Ауды, смелый и великодушный человек! А между тем какие жестокие улики выдвинуты против него! Паспарту постарался отбросить все подозрения, возникшие в его мозгу. Нет, он но хотел верить в виновность своего господина!

– В конце концов чего вы от меня хотите? – спросил он сыщика, страшным усилием воли овладев собою.

– Вот чего, – ответил сыщик. – Я проследил господина Фогга до Гонконга, но этого мало: до сих пор не получен приказ об его аресте, который я затребовал из Лондона. Вы должны помочь мне задержать его в Гонконге…

– Я! Чтобы я…

– А я поделюсь с вами премией в две тысячи фунтов стерлингов, обещанной Английским банком.

– Никогда! – ответил Паспарту, который попытался подняться и снова упал на стул, чувствуя, что и силы и разум изменяют ему. – Мистер Фикс, – произнёс он заикаясь, – если даже всё, что вы мне говорили, правда… если даже мой господин тот самый вор, которого вы разыскиваете… хотя я отвергаю это… я был… я у него на службе… и я видел, что он добр и великодушен… Предать его!… никогда… ни за какие блага мира. Я не из такого теста сделан!

– Вы отказываетесь?

– Отказываюсь.

– Будем считать, что я ничего не говорил, – сказал Фикс, – а теперь выпьем.

– Да, выпьем!

Паспарту чувствовал, что пьянеет всё больше и больше. Фикс, понимая, что надо любой ценой разлучить слугу и господина, решил его доконать. На столе лежало несколько трубок, набитых опиумом. Одну из них Фикс взял и сунул в руку Паспарту, тот поднёс её к губам, зажёг и сделал несколько затяжек; голова его отяжелела под действием яда и склонилась на стол.

– Наконец‑то! – сказал Фикс, глядя на неподвижного Паспарту. – Наш господин Фогг не будет предупреждён вовремя об отходе «Карнатика», а если он всё же уедет, то по крайней мере без этого проклятого француза!

И он вышел из таверны, заплатив по счёту.

ГЛАВА ДВАДЦАТАЯ,

в которой Фикс входит в непосредственные отношения с Филеасом Фоггом

Во время вышеописанной сцены, которая могла иметь столь серьёзные последствия для судьбы мистера Фогга, этот джентльмен сопровождал миссис Ауду в прогулке по английским кварталам города. С тех пор как миссис Ауда приняла его предложение проводить её до Европы, ему приходилось заботиться обо всех мелочах, необходимых для столь далёкого путешествия. Когда англичанин его склада совершает кругосветное путешествие с одним лишь саквояжем в руках, это ещё куда ни шло! Но женщина, конечно, не способна проделать столь долгий путь в таких условиях. Поэтому возникла необходимость приобрести ей одежду и всё нужное для путешествия. Мистер Фогг выполнил эту обязанность с присущим ему спокойствием и на все извинения и протесты смущённой такой любезностью молодой вдовы неизменно отвечал:

– Это в интересах моего путешествия, это входит в мою программу.

Сделав покупки, мистер Фогг и молодая женщина вернулись в гостиницу и пообедали за роскошно сервированным столом. Затем немного уставшая миссис Ауда поднялась к себе в комнату, пожав на английский манер руку своему невозмутимому спасителю.

А почтенный джентльмен на весь вечер погрузился в чтение «Таймса» и «Иллюстрейтед Лондон ньюс».

Будь он человеком, способным чему‑нибудь удивляться, его, наверное, изумило бы отсутствие Паспарту, который не появился к часу, положенному для отхода ко сну. Но, зная, что пакетбот на Иокогаму покидает Гонконг лишь на следующий день утром, мистер Фогг не придал этому большого значения. Утром на его звонок Паспарту тоже не явился.

Что подумал почтенный джентльмен, узнав, что его слуга вообще не вернулся в гостиницу, этого никто не может сказать. Мистер Фогг ограничился тем, что взял свой саквояж, послал предупредить миссис Ауду и приказал нанять паланкин.

Было ещё только восемь часов. Полный прилив, которым должен был воспользоваться «Карнатик», чтобы выйти в открытое море, ожидался в половине десятого.

Паланкин прибыл к дверям гостиницы, мистер Фогг и миссис Ауда заняли места в этом комфортабельном экипаже; багаж следовал за ними в тележке.

Через полчаса наши путешественники были уже на пристани, и там мистер Фогг узнал, что «Карнатик» отплыл накануне.

Мистер Фогг, который рассчитывал найти одновременно и пакетбот и своего слугу, не нашёл ни того, ни другого. На его лице не промелькнуло и тени досады, а в ответ на тревожный взгляд миссис Ауды он только произнёс:

– Сударыня, это простая случайность, не больше.

В эту минуту к ним приблизился какой‑то человек, внимательно наблюдавший за ними издалека. То был полицейский инспектор Фикс. Он поклонился и сказал:

– Сударь, вы, верно, как и я, один из пассажиров, прибывших вчера на «Рангуне»?

– Да, – холодно ответил мистер Фогг. – Но я не имею чести…

– Извините меня, я рассчитывал найти здесь вашего слугу.

– А вы знаете, где он? – живо спросила молодая женщина.

– Как! Разве он не с вами? – с притворным удивлением сказал Фикс.

– Нет, – ответила миссис Ауда. – Он не появлялся со вчерашнего дня. Не уехал ли он без нас на «Карнатике»?

– Без вас, сударыня?.. – протянул агент. – Но простите за нескромный вопрос: вы, стало быть, рассчитывали отплыть на этом пакетботе?

– Да, сударь.

– Я тоже, сударыня, и теперь я в полном отчаянии. «Карнатик» закончил ремонт раньше времени и покинул Гонконг двенадцать часов тому назад, не предупредив никого из пассажиров. И теперь придётся ждать восемь дней до следующего парохода!

Говоря «восемь дней», Фикс чувствовал, как его сердце колотится от радости. Восемь дней! Фогг задержан на восемь дней в Гонконге! За это время придёт ордер на его арест. Наконец‑то судьба улыбнулась представителю закона.

Его словно обухом ударили по голове, когда он услышал, как Филеас Фогг спокойно произнёс:

– Но ведь в Гонконге должны быть, мне кажется, и другие корабли помимо «Карнатика».

И мистер Фогг, предложив руку миссис Ауде, отправился к докам в поисках отплывающего судна.

Ошеломлённый Фикс следовал за ним. Можно было подумать, что какая‑то нить привязывала его к этому человеку.

Но, как видно, судьба окончательно изменила тому, кому так исправно дотоле служила. Филеас Фогг в продолжение трех часов исходил гавань вдоль и поперёк; он решил, если понадобится, зафрахтовать специальное судно до Иокогамы, но видел лишь суда, которые стояли под погрузкой или выгрузкой и, следовательно, не могли сняться с якоря. В сердце Фикса оживала надежда.

Однако мистер Фогг не падал духом. Он продолжал свои поиски, готовый добраться даже до Макао, как вдруг его остановил во внешней гавани какой‑то моряк.

– Ваша милость ищет корабль? – сказал он, снимая шляпу.

– У вас есть готовый к отплытию корабль? – спросил мистер Фогг.

– Да. Лоцманское судно номер сорок три, лучшее во всей флотилии.

– Хороший ход?

– От восьми до девяти миль. Желаете взглянуть на него!

– Да.

– Ваша милость останется довольна. Ведь дело идёт о морской прогулке?

– Нет. О путешествии.

– О путешествии?

– Возьмётесь вы доставить меня в Иокогаму?

При этих словах моряк вытаращил глаза и замахал руками.

– Ваша милость изволит смеяться?

– Нет! Я опоздал к отплытию «Карнатика», а мне необходимо не позднее четырнадцатого быть в Иокогаме, чтобы застать пароход на Сан‑Франциско.

– Очень сожалею, но это невозможно.

– Я вам предлагаю сто фунтов в день и премию в двести фунтов, если вы доставите меня вовремя.

– Это серьёзно? – спросил лоцман.

– Совершенно серьёзно, – ответил мистер Фогг.

Лоцман отошёл в сторону. Он смотрел на море, очевидно борясь между желанием заработать такую громадную сумму и боязнью пуститься в столь далёкий путь. Фикс смертельно волновался.

В это время мистер Фогг, обернувшись к миссис Ауде, спросил:

– Вам не будет страшно, сударыня?

– С вами, мистер Фогг, нет! – ответила молодая женщина.

Лоцман вновь подошёл к нашему джентльмену, вертя шапку в руках.

– Ну, как, лоцман? – спросил мистер Фогг.

– Так вот, ваша милость, – ответил лоцман, – я не могу рисковать ни моими людьми, ни собою, ни вами, пускаясь в такое длинное путешествие в это время года на судне водоизмещением всего в двадцать тонн. К тому же мы всё равно не попадём в срок, так как от Гонконга до Иокогамы тысяча шестьсот пятьдесят миль.

– Всего тысяча шестьсот.

– Ну, это одно и то же.

Фикс глубоко перевёл дух.

– Но, – продолжал лоцман, – быть может, есть средство уладить это дело иным путём.

У Фикса перехватило дыхание.

– Каким? – спросил Филеас Фогг.

– Отправившись к южным берегам Японии – в Нагасаки; расстояние до этого порта – тысяча сто миль. Или даже ещё лучше – в Шанхай, расположенный в восьмистах милях от Гонконга. В этом случае мы не будем слишком сильно удаляться от китайских берегов, что для нас весьма выгодно, тем более что морские течения направлены здесь на север.

– Лоцман, – сказал Филеас Фогг, – я должен сесть на американский пароход в Иокогаме, а не в Шанхае и не в Нагасаки.

– Почему это? – спросил лоцман. – Ведь пакетбот, следующий в Сан‑Франциско, отправляется именно из Шанхая, а в Иокогаме и Нагасаки он делает лишь остановки.

– Вы уверены в своих словах?

– Вполне уверен.

– Когда пакетбот отходит из Шанхая?

– Одиннадцатого в семь вечера. Так что в нашем распоряжении четверо суток. Четверо суток – это девяносто шесть часов. При средней скорости в восемь миль в час, если мы будем обеспечены всем необходимым, если продержится юго‑восточный ветер и если море будет спокойно, мы сможем покрыть за это время восемьсот миль, отделяющих нас от Шанхая.

– А когда вы можете отплыть?

– Через час. Нужно успеть запастись продовольствием и сняться с якоря.

– Вопрос решён… Вы владелец судна?

– Да. Я – Джон Бэнсби, владелец «Танкадеры».

– Хотите задаток?

– Если это не затруднит вашу милость.

– Вот двести фунтов в счёт платы… Сударь, – продолжал Фогг, поворачиваясь к Фиксу, – если вы желаете воспользоваться…

– Сударь, – не колеблясь, ответил Фикс, – я сам хотел просить вас об этом одолжении.

– Хорошо. Через полчаса мы будем на борту.

– Но как же быть с нашим бедным Паспарту? – спросила миссис Ауда, которую очень беспокоило исчезновение француза.

– Я сделаю для него всё, что можно, – ответил Филеас Фогг.

Расстроенный, взволнованный и взбешённый Фикс поднялся на лоцманское судно, а мистер Фогг и его спутница направились в полицейское управление. Там Филеас Фогг указал приметы Паспарту и оставил достаточную сумму для его отправки домой. Те же формальности были выполнены у французского консула, и затем паланкин после краткой остановки у гостиницы, где был взят багаж, доставил путешественников в гавань.

Пробило три часа. Лоцманское судно № 43 было готово к отплытию: экипаж находился на борту, припасы были погружены.

«Танкадера» была очаровательная маленькая шхуна водоизмещением в двадцать тонн, стройная, узкая, с острым носом. Она походила на гоночную яхту. Начищенные медные части её блестели, железные были никелированы, палуба сверкала белизной слоновой кости; всё указывало на то, что судовладелец Джон Бэнсби содержал своё судно в прекрасном состоянии. Обе мачты шхуны несколько отклонялись назад. Шхуна несла кливера, фок, грот, бизань, а также марсели, при попутном ветре она могла поднять и добавочные паруса. При хорошем ветре шхуна развивала большую скорость и уже выиграла несколько призов на состязаниях лоцманских судов.

Экипаж «Танкадеры» состоял из её хозяина Джона Бэнсби и четырех матросов. Все они были смелыми моряками, которые в любую погоду отваживались пускаться на поиски кораблей и прекрасно знали море. Сам Джон Бэнсби, человек лет сорока пяти, чёрный от загара, сильный, с живым взглядом и энергичным лицом, очень уверенный в себе и отлично знавший своё дело, был способен вселить уверенность даже в самого робкого человека.