Голоустное

Голое устье – обширная степная дельта реки, где обитает странный ветер Харахаихой. Раньше это место называлось Идин‑Гол. Река, разливаясь на шесть рукавов, представляла собой отличное место для утиной охоты, пока не попало под ведомство национального парка. В посёлке Голоустное находится церковь с одноимённым названием церкви в Листвянке: Свято‑Никольская, построенная примерно на месте часовни 1701 года. В 1937 году по приказу главы администрации посёлка церковь была разрушена. Вскоре его постигла кара – он ослеп.

Первое зимовьё на мысе Голоустном было построено вXVII веке.

Церквушка ремонтируется. Погода хорошая. Где‑то здесь столовая. Несмотря на обеденный перерыв, столовские бабаньки накормили усталых путников порядочным обедом. А кого им еще кормить в это время года, кроме нас да шабашников? – деревенские дома кушают – мы основная выручка дня.

Переводя дыхания от съеденного на теплом крыльце столовой, вспомнились слова Джефа: «Я чистый человек, мне клещи не пристают». И действительно, он всю дорогу не напрягался, не раздевался и клещей почему‑то не ловил. А тут сидит, чешет башку: «Посмотрите, что там есть?» Что есть? – Два клеща есть! Сидят рядышком, впились уже. Давай вытаскивать. С удовольствием выкрутили, прижгли. Веселье Джефа тут же по угасло. Задумчивый стал – он не привит, в отличии от нас.

Пройдя деревню, в бинокль увидели Димину машину на последнем лысом склоне у Байкала. Далеко. Переть до неё еще порядком. Может увидит, подъедет, хоть мешки заберет. Машем, свистим – куда там, он нас не видит. Оставив вещи, я пошел к ним налегке. Когда оставалось совсем немного, ребята меня увидели, затарахтели мотором, помчались за вещами и Вовой. Американца не ожидали.

Обед на солнечном склоне в кругу ярких городских соратников. Дима в голубом с идиотской косичкой (он гонял по деревне часом раньше, спрашивая нас – хорошо что не встретил – его вид повеселил деревенских, а наша репутация осталась девственной), Вероничка, Димина жена – высокая, красивая, яркая, свежая. Женя с видеокамерой и полной уверенностью собкора лучших СМИ мира. Сытые, загорелые, чистые, городские.

Обещанную легкую палатку и протеин Дима не привез – его стиль: не было времени забрать. Поначалу нас это не огорчило, позже, когда Это у Димы вошло в систему, меня сильно Это тупило и злило, порой до исполнения японских като в глухих местах прибайкальской тайги. Зато обед – всего много. Женя мечется снимает, я даю интервью, демонстрирую лазанье по скалистой местности с пустым рюкзаком, делаю серьезные заявления мировому экологическому сообществу. Джеф мучается в решении: ехать в Иркутск или продолжить с нами путь до МРС. Трясогузки. шныряют в камнях Чайки орут в преддверье гнездовья. Байкал в игольчатом льду. Колбаса. И клещ в моей ноге. Вероничка хотела упасть в обморок, но мой спокойный вид и уверенность при вытаскивании паразита, вернули её к жизни. Она (я надеюсь) поняла, кто такие настоящие парни! Тайга, знаете ли, все случается. Чего там, милая, клещик. Бывает.

Вова смотался к леснику, за разрешением на проход через Национальный парк и узнал о тропе до Песчанки. Ещё немного потрепались, пофотографировались, понежились под теплыми лучами майского солнца. Потом собрали и загрузили лишние вещи в машину (их оказалось очень много – грамотно: всего три дня их пришлось тащить, зато теперь все самое необходимое осталось). Максимально облегчили ношу и пополнив запасы, стали прощаться с Джефом, который решил все‑таки ехать. Прощания крепких мужских рукопожатий и теплых щёк Веронички. Обещания встреч. Пожелания удач и терпенья в пути. Спасибо! Гуд бай, братишки!

Проводили машину, и день, который только что был в разгаре, сразу сошёл на нет. Налетела тоска по дому, по родным, по телевизору, по чистой одежде, и всякая такая дребедень в голове, которая мешает путнику преодолевать завалы. Задница «Москвича» ещё мелькала в пыли дороги, а мы уже что‑то раскисли.

Сварили ужин. Зашились, заштопались, изучили карту и маршрут по Брянскому до Бугульдейки. Вспомнили, как охотились здесь ещё совсем мальчишками лет пятнадцать тому назад с Вовиным отцом. (Я тогда штук шесть уток набил – мать не верила, что сам). Помылись. Посидели у костра. Допили чайник. И спать. Теперь уже вдвоём. Хоть свежее будет.

ЭТАП

«Полнолунные галлюцинации»

п. Б. Голоустное – перевал Кедровый – б. Песчанная – б. Бабушка – п. Харгино – мыс Красный Яр – п. Бугульдейка

(14.05.92–18.05.92)

14.05.92

Дом‑корабль. Охотники, лайки, убитый олень. Тропа на перевал Кедровый. Свежий след медведя. Палатка на тропе. Меры предосторожности. Усталость, холод, страх

От вчерашних радужных настроений не осталось и следа. Утро. Холодное солнце восходит, сверкая алыми водами в глубоких трещинах почерневшего льда – как будто кровь сочиться сквозь истерзанный панцирь Байкала.

У палатки мусорный бак. Вчера мы его не замечали – как он сюда попал? И не лень же было кому‑то его сюда тащить. Вороны набились во внутрь, орут. Сожрали нашу колбасу – ничего нельзя оставить за пределами палатки. Завтрак. Все равно хреново. Вчера – радость, светлый день – сегодня – одиночество и колбасу сожрали. Обнажились, осмотрелись. Помыли лица и зубы прямо в Байкале. Где‑то лают собаки. Ладно, пошли в гору, обходим Голоустненский прижим.

Природа прекрасная, птички поют. Дорога – как Мамай прошел. Джеф какие‑то фантики собирал – экотурист – тут всё тракторами разворочено и железом завалено. Становиться жарко. Кто‑то в лесу рубит сучья или ветки ломает.

Внизу, на берегу дом – корабль. Ба! Кого ловить – стильное место, китч – обалдеть, зато всё под полировку, лесенки, перильца. И ни кого, ни души – хоть поджигай.

За соседним прижимом выходим на берег, где двое мужиков обдирают свежую тушу изюбря. Ребята нас не ожидали. Остолбенели. Пауза. Здрасти, здрасти. Вы кто? Собаки несутся, того и гляди разорвут. Но мы уже успели устать, так – что до собак нам дела нету. Они это чувствуют и не нападают, только лают. В воде у берега лежит олешка, уже освежёванный, и запах, сладкий запах тины и парного мяса, до тошноты.

– В такое время туристы здесь не ходят.

– А мы и не туристы – мы Байкал покоряем.

– А! Отрезайте мяса, сколь надо, – закон тайги.

Я отрезал килограмма два – два с половиной от задней ноги. Спасибо – хватит, тащить тяжело. Посидели, перекурили. Мы слышали выстрелы, но подумали, что это ветки ломают на просеке. Хорошо, что не в нашу сторону палили. «Ну, мы пошли». Собаки бросились вдогонку.

По камням, по льду – к обходной дороге на бухту Песчаную через перевал Кедровый. Решили идти через перевал – кто знает, что там за прижимы.

Странные деревья на берегу. Кажется, что гнезда маленьких птиц, а это так ветви сплелись. Стоянка с зонтиком из бересты – туристы прикалываются. Под скалой, в желтой траве зимовьё. Красиво. От зимовья тропа на перевал, вдоль скал и горной речки – чистой, холодной, рвущейся сквозь лёд напоить Байкал. Тропа ухожена какой‑то туристической командой из Москвы под названием «Коряга». Эти ребята оставили о себе надписи на деревянных щитах, очистили и облагородили тропу. Завалы распилены, мостики, указатели, вигвамы. Я позже понял, что они молодцы, а в тот день, усталый, поднимаясь на вершину, я злился на их студенческие приколы.

Когда поднимаешься на перевал, вершина, как горизонт – кажется близко, вот она, а подойдешь – убегает. Весь день ловишь вершину и некогда перекусить – сейчас дойду, сяду, покушаю. Не тут‑то было – вершина ещё впереди. Там, на верху тают снега, ручьи бегут вниз. Тропа – самое удобное место для ручья – ниже уровня почвы, утоптано, твердо. А я в кроссовках, иду по этой тропе, перепрыгивая ручьи. Мне холодно, скользко и лень одевать сапоги – всё кажется должен кончиться ручей.

Ноги конкретно замерзли, Вова впереди. Свищу: «Давай тормознёмся – переобуемся». Заваливаемся на привал. Снимаем мешки аккуратно: тушенка в стеклянных банках. Нам не удалось достать в железных, поэтому купили три ящика в стеклянных, а что обменяли на железо – послали сами себе в посылках по деревням побережья. Приходится мучиться, тащить стекло и не бросать мешки. Хрустально – серебряная речка. Вода – наслаждение, десны ломит. Готовить обед времени нет. Перекус – до вершины–то рукой подать. Переобулись. Сразу тепло и сухо. Двинулись дальше вверх. На тропе во мху след медведя! Свежий! Вода ещё в него только затекает. Запах чувствуется – сладкий запах медвежьей шкуры. Спина похолодела, замерли, вращая глазами, вслушиваешься: речка журчит, синички свистят, ветка хрустнула. Ружьё! Быстрее ружьё! Усталости – как не бывало. Опасность – это тебе, брат, не клещи. Весна – Он голодный! Ближе друг к другу и вверх. Внимательней, не расслабляйся – выскочит – не обрадуешься! Вверх, вверх, ищи зимовьё.

Время пролетело быстро, как и мы до вершины перевала. Зимовья нет. На вершине снег, глубокий снег. Тропа пропала в сугробах – ориентир – расстояние между деревьями, и то нет уверенности, что мы идем правильно по тропе. Темнеет. Если сейчас не разобьем лагерь, то через полчаса, не найдя зимовья, пожалеем об этом. Всё! Здесь! Нет сил и времени. По среди тропы. Пока светло ставим палатку, запаливаем костер (сухостоя много, но он сырой), сушимся, едим. Большой костер – может Мишу напугает? У нас есть пара фальшвееров: дергаешь за один конец – красный дым, за другой – яркое пламя. Веревки – метров тридцать. Вокруг лагеря ставим «ловушки» – веревка, а на конце наши факела. Миша ночью придет, нарвется, факел вспыхнет – у нас будет пара секунд выскочить из палатки с ружьём. Не зашнуровывая палатку, не разуваясь, почти не застегивая мешки, ложимся спать, зарядив ружьё и положив его стволами к выходу. Страшновато! Что делать? Это наш первый опыт самостоятельной жизни в дикой природе. Как мы были наивны, но тогда это было лучшее, из того, что могли предпринять. Уснули же, прижавшись к ружью и друг другу.

15.05.92

Холодное сырое утро. База ИСХИ. Спуск к Байкалу. Потерянный нож, нерпа, турбаза «Бухта Песчаная». Бухта Бабушка. Воспоминания. Обед, спирт, оленье мясо. Перенос стоянки. Душ из пластиковой бутылки

Всю ночь кто‑то бродил рядом. Не слышно, но чувствуешь. Скорей бы утро! Я лежу в полудрёме и всё думаю, как бы обезопаситься. Что такое медведь? Зверюга. Боится же тех, кто больше объемом. Звери все объемов бояться: даром что ли ящерицы расщепериваются, тетерева и турухтаны надуваются во время брачных боёв. Надо было воздушных шариков взять. Много шариков, ярких, красных и других. Надуть, развешать по деревьям – для объема – не подойдет. Ветер их колышет – не подойдет. Или красные флажки, на худой конец. Волки же боятся флажков. Но шарики нести легче, но нужно надувать. Всякая чушь в башку лезет… Холодно. Палатка не зашнурована – дует. Высокогорье, ничего не сохнет, сна нет, сил нет. Горло болит, нос облазит, ноги стерлись, тело ломит. Скорее бы утро. Хреново всё!

Только‑только светает. Спать не могу, развожу костер. Быстрее костер. Отогреваться и сушиться. Вова тоже не спит. Всё сушим (одежда парит), греемся, громко разговариваем. Чай, горячий крепкий чай и выстрел вверх пробуждает в нас уверенность. Да и солнце встает, отгоняя ночные кошмары. Хер ты нас возьмешь! Нас двое. Мы вооружены! Слышишь? Давай, рискни!

Вокруг палатки всю ночь шарахался лось. Это мы узнали часов в семь, когда совсем стало светло, и следы стали различимы. Одежда так и не высохла. Мерзко!

Два‑три часа ходу нам не хватило вчера добраться до базы студентов ИСХИ. Вниз почти по тропе, а вообще‑то в сугробах, мы добрались до озерка, где сразу чувствовалось присутствие бывалых браконьеров: надежные засидки на уток, искусственный солонец, подкормочные стога и кормушки. Изюбри бродят в кустах на берегу (увидев нас – растворяются в чаще). Места красивые и богатые, как на картинки, охотоведы молодцы – знают где базы разбивать. На базе тишина. Зимовье большое, просторное, грязное. Рядом стоящие деревья и щиты густо простреляны картечью. Под нарами, на чердаке, в сарае – везде: капканы, ловушки, петли, бутылки, кеды, тряпки, запчасти, мусор, очистки, стружка, шкурки, пяльцы, ржавые гильзы, мыльницы и что‑то ещё, рассыпанное на полу. Надписи на стенах.

Мы выспались на нарах. Тепло – распогодилось. Часа два беззаботно спали.

Спуск с перевала к бухте Песчаной от базы ИСХИ обозначался различными зимними туристическими тропами (на деревьях прибиты ориентиры в виде зеленых ромбов и красных квадратов) Стоять на вершине перевала и смотреть в низ на огромный Байкал очень приятно – «весь мир у твоих ног!». Огромная чаша Озера с высоты кажется ещё более необъятной. Гордость переполняет сердца за свою идею покорить этого монстра. Сам же спуск – дело утомительное, так как работает другая группа мышц, которые моментально устают, скользко и порой приходится бегать змейкой, а с тяжелым рюкзаком это неудобно. Даже часто взлетающие рябчики не отвлекают внимания, и все равно поскользнешься.

Песчанка встретила нас плохой погодой, красивыми скалами и досадной информацией о том, что где‑то при спуске Вова потерял нож. «Твою мать! Ну иди – ищи!» Я завернулся в телогрейку на окрашенной синей холодной лавочке на берегу и стал наблюдать, как нерпа своей черной башкой мотает из стороны в сторону выныривая между льдин. Уснул.

Date: 2015-07-22; view: 450; Нарушение авторских прав