Полезное:
Как сделать разговор полезным и приятным
Как сделать объемную звезду своими руками
Как сделать то, что делать не хочется?
Как сделать погремушку
Как сделать так чтобы женщины сами знакомились с вами
Как сделать идею коммерческой
Как сделать хорошую растяжку ног?
Как сделать наш разум здоровым?
Как сделать, чтобы люди обманывали меньше
Вопрос 4. Как сделать так, чтобы вас уважали и ценили?
Как сделать лучше себе и другим людям
Как сделать свидание интересным?
Категории:
АрхитектураАстрономияБиологияГеографияГеологияИнформатикаИскусствоИсторияКулинарияКультураМаркетингМатематикаМедицинаМенеджментОхрана трудаПравоПроизводствоПсихологияРелигияСоциологияСпортТехникаФизикаФилософияХимияЭкологияЭкономикаЭлектроника
|
Глава 12 Транзит
Божественный аромат. Дразнящий и неповторимый. Спутать его с чем-либо еще попросту невозможно. Запах гречневой каши с тушенкой прочно ассоциировался с больничным бомбоубежищем. Именно там довелось впервые отведать это нехитрое блюдо, и с тех пор почти каждое утро неизменно начиналось с традиционного завтрака в умиротворяющей обстановке – привычная крошечная кухонька, дощатый стол у стены и две плошки с дымящейся кашей, для себя и Тарана. Глотая слюну, Глеб вскочил с кушетки и опешил, вместо привычного бункера обнаружив себя в каморке с ведрами, швабрами и прочей бытовой утварью. Засоня Аврора тихо посапывала у соседней стены, свернувшись калачиком на ветхом матрасе. Сунув ноги в ботинки, мальчик вышел в смежное помещение, оказавшееся на поверку пыльной кладовой со стеллажами, сплошь заваленными всевозможным скарбом. Крохотный стол в самом центре этого царства хаоса освещала одна-единственная лампочка, сиротливо болтаясь на белесом от плесени проводе. Рядом, на тумбочке, потеснив фанерный короб с карточками складского учета, исходил паром чугунок, накрытый чистой тряпицей. Мальчик с наслаждением втянул воздух. Живот, мгновенно проснувшись, требовательно заурчал. – Ну чего стоишь? Буди второго и ешьте быстро! Некогда мне тут с вами... Накорми, уложи... Чай, не гостиница какая! Глеб повернулся на звук. Возле порога, опершись на дверной косяк, стояла женщина в телогрейке и подслеповато косилась на постояльца из-под нахлобученного на самые брови платка. Судя по всему, кладовщица так и не поняла, что «второй» – совсем не гость, а гостья. Но путникам это было только на руку. Растолкав Аврору, мальчик вернулся к столу и, обжигаясь, снял пробу. Каша с гуляшом оказалась выше всяких похвал. Вдвоем подростки прикончили угощение за считаные минуты и, когда хозяйка вернулась, уже собирали свои пожитки. Тертого они застали на платформе. Тот явно был не в духе и громогласно распекал подчиненных за прохудившийся мешок, из которого просыпалось изрядное количество драгоценной пищевой соли. Завидев подростков, Терентьев немного поостыл и натянуто улыбнулся. Перепуганные грузчики не преминули воспользоваться ситуацией, с завидным проворством утащив дырявый тюк с глаз рассерженного начальства. – А я уж хотел посылать за вами! Дуйте в сектор отгрузки, обоз вот-вот отправится. – Тертый махнул рукой в сторону платформы. – Спросите Степана Кострому, он в курсе. – Дядя Вить... – А? – Спасибо вам за хлопоты. – Паренек замялся. – Даже неудобно как-то... – Да перестань, Глеб! Увидишь Тарана, передай, чтоб зашел. А то часики тикают, и пока не в нашу пользу... К сожалению, не могу уделить вам больше времени: дел по горло, да еще Пантелей до сих пор не вернулся... Поймав растерянный взгляд мальчика, начальник Сенной запнулся на полуслове. Так и не дождавшись объяснения, подошел ближе. – Ты его видел?.. Где? Что с ним? – Чума, – еле слышно ответил Глеб. – Сожгли Пантелея на Чернышевской. Тертый помрачнел. Желваки на лице заходили ходуном, лоб прорезали глубокие морщины. – Чертовщина какая-то... – наконец вымолвил он. – Откуда чума? В лазарете ни одного инфекционного больного! И никогда ведь не хворал... Забыв попрощаться, Терентьев устало побрел прочь. Мальчик запоздало махнул рукой вслед, но тот не отреагировал, сраженный дурной вестью. Аврора, неслышно подойдя сзади, потянула спутника за рукав. Следовало торопиться. Беготня через всю станцию с риском сломать шею на заставленной товарами платформе оказалась лишней. Обоз, представлявший собой две сцепленные мотодрезины, мирно стоял на путях и, судя по разобранному движку и горстке деталей на промасленной тряпице, о скором отправлении состава можно было смело забыть. Степаном Костромой оказался коренастый тип средних лет с густой, черной как смоль бородой и такими же кустистыми бровями, от чего вид имел суровый и не располагающий к пространным беседам. Почему именно «Кострома» – фамилия или прозвище, – Глеб так и не понял. Вроде бы был такой город... Может, Степан оттуда родом? Уточнять мальчик благоразумно не стал. Караванщик и без того дергался, пытаясь починить отказавший не вовремя агрегат. Возле бородача, подавая гаечные ключи, суетилась немолодая женщина в вязаной серой кофте, спецовочных штанах и застиранном до бесцветности платке. – Здравствуйте. А скоро отправление? – поинтересовался Глеб. Незнакомка посмотрела отстраненно и как ни в чем не бывало вернулась к своему занятию. – Шо вылупился, хлопец? Немая она. – Кострома разогнулся, утер пот широкой мозолистой ручищей, недовольно разглядывая навязанных попутчиков. – Седайте в сторонке. Железяку сладим – зараз покличу. Пришлось ждать. Недовольные задержкой челноки маялись поодаль, охраняя товар. Самые нетерпеливые вскоре стали по очереди отлучаться в местную забегаловку – пропустить по маленькой. По прошествии пары часов состав все так же безжизненно стоял на путях, а караванщик, тихо свирепея, продолжал колдовать над двигателем. Наблюдая за мучениями бородача, Глеб наконец не выдержал, набрался храбрости и подошел к дрезине: – Дайте-ка. Кострома открыл было рот, когда мальчик выхватил у него разводной ключ, но потом передумал и, безнадежно махнув рукой, уселся на край платформы. Закатав рукава, мальчик полез под металлический чехол, скрывавший механическое нутро транспорта. Спустя несколько минут что-то противно лязгнуло, а из-под днища вылетела изгвазданная деталь. – Э-э! Ты шо там отчекрыжил, шельма?! – забеспокоился караванщик. – Спокойно. Без этой хреновины только лучше будет. – Лицо Глеба, чумазое и довольное, показалось снаружи. – Лучше подержите вот здесь... Я, конечно, больше по дизельгенерато– рам, но тут все намного проще. Степан с новым энтузиазмом ринулся в бой, на помощь юному дарованию. В четыре руки работа заладилась, закипела. Воодушевленные переменами, челноки засуетились, сгрудились вокруг дрезины, со знанием дела тыча пальцами в механизм, мол, здесь поджать, а там ослабить, на что раскрасневшийся Кострома доходчиво, образно и с интимными подробностями о внебрачных связях всех родственников до пятого колена включительно указал пустомелям то самое сокровенное место, куда им следовало незамедлительно отправляться со своими ценными советами. Несмотря на вмешательство Глеба, на устранение поломки ушла добрая половина дня. Караванщик между делом поведал мальчику немало интересного – про нелегкий бизнес, про ушлых мазутов с их грабительскими транзитными поборами, про свою немую компаньонку, которую подобрал на одной из окраинных станций. С ней, как оказалось, история приключилась совсем печальная: бедняжка перестала говорить после неудачных родов. Ребенок появился мертвым, да к тому же с жутким уродством – без лица и ушей. Так бы и тронулась умом с горя, если б не Степан. Обогрел, выходил. Сжились, в общем. – Хозяйка из Фимы справная, – объяснял Кострома, украдкой поглядывая на спутницу. – А что молчунья, так оно ж только в плюс! Других бабы цельный день пилят, а моя зенками покрутит, попыхтит, да успокоится! Глеб выглянул из-за дрезины. Женщина в платке сидела возле стены, уставившись в одну точку отрешенным взглядом, и мерно покачивалась из стороны в сторону. Странная, потерянная и бесконечно несчастная, Фима не вызывала ничего, кроме острой жалости и подспудного желания помочь хоть чем-нибудь. Правда, вряд ли существовало что-либо, способное успокоить, утешить эту бедняжку, всецело поглощенную собственным горем... За неспешными беседами ремонт незаметно приблизился к завершающей фазе, и, когда реанимированный двигатель сварливо затарахтел, по платформе пронесся вздох облегчения. Наскоро вытерев руки ветошью, мальчик подсел к Авроре, которая уже устроилась на задней дрезине, вскарабкавшись на мешки с сушеными грибами. Последними на отходящий состав вскочили двое челноков, все это время проторчавших в баре. К моменту отправления оба успели порядочно набраться, а потому, плюхнувшись на свои места, тотчас заклевали носом. Состав неторопливо въехал в туннель, в липкие объятия первозданной темноты. Одинокий фонарь передней дрезины высвечивал впереди отрезок железнодорожного полотна, но сидеть в хвосте обоза оказалось жутковато – сзади непроницаемой стеной вставал мрак. То и дело подмывало оглянуться, но Глеб стоически сдерживался, памятуя о многочисленных слухах. Нередко доводилось слышать, что страх в туннелях обретает мистическую силу, имея свойство притягивать вполне реальные неприятности. Отгонишь плохие мысли – пройдешь спокойно, забоишься – накличешь беду. У спутницы нервы оказались послабее. Аврора вертелась, как уж на сковородке, и, взглянув на пассажирку, Кострома таки не выдержал: – Эй, стрекоза! Сцыкотно, шо ли? Це ж синий тракт, дуреха! Чистый, аки слеза! Чужачка потупила взгляд, залившись краской. Теперь она сидела не шелохнувшись и лишь позволила себе вздохнуть облегченно, когда из-за поворота показался наконец въезд на «Техно– ложку». Пытаясь хоть немного нагнать упущенное время, караванщик управился с рутинными делами в рекордные сроки. Аврора так и не успела толком разглядеть чудо-станцию, хотя Глеб и пытался вкратце рассказать о технической мощи и ученых обитателях этой колонии, пожалуй, одной из самых развитых в питерской подземке. Отсчитав дозорным положенные за проезд патроны и споро сгрузив на платформу часть товаров, предназначавшихся мазутам, Кострома повел состав дальше. Снова туннель. И снова вездесущий, проникающий в самую душу мрак. На сей раз, правда, не такой пугающий. Мерное урчанье старого движка действовало убаюкивающе. Глеб устроился на тюках поудобнее. Появилась даже шальная мысль последовать примеру поддатых челноков и прикорнуть немного. Мысли ворочались вяло и неохотно, редкий стук колес на стыках гипнотизировал, вгоняя в ступор. Поэтому внезапная и резкая остановка состава оказала весьма ощутимый эффект – пассажиры встрепенулись, заголосили наперебой: Почему встали? Кострома, что там? Свет дайте, кто-нибудь! Караванщик неторопливо спустился на пути и озадаченно крякнул, почесав затылок. Впереди, прямо на рельсах, покоилась массивная бетонная балка. Бородач таращился на препятствие так, словно не верил собственным глазам. Однако удивление его долго не продлилось, сменившись ревом негодования. Из темноты в его сторону со зловещим шелестом метнулось нечто стремительное, заставив пошатнуться. Ржавые крючья абордажной кошки вонзились в плечо, тонкий трос натянулся. С гримасой боли кряжистый Кострома ухватился за веревку и что было силы дернул. В круг света упал босой человек, сплошь обмотанный драным тряпьем. Уродливые, в сочащихся сукровицей струпьях, руки незнакомца судорожно пытались нащупать на полу конец троса. – ГНИЛЬЩИКИ! – истошно завопил челнок с передней дрезины. – ГНИ... Железнодорожный костыль, с хрустом войдя в основание шеи, показался изо рта бедняги. С булькающим хрипом парень опрокинулся за борт, а туннель взорвался воплями и лязганьем железа. К обозу со всех сторон метнулись серые тени, потрясая баграми, кольями и обрезками труб. Стряхнув оцепенение, пассажиры повскакивали с мест, защелкали затворы автоматов. Кострома, взлетев на дрезину, судорожно полез в инструментальный короб и вытащил охотничью двустволку с обшарпанным деревянным прикладом. Смрад немытых тел заполонил пространство перегона. Серая безликая масса приливной волной нахлынула на обоз, облепив борта со всех сторон. Захлопали частые выстрелы. В свете вспышек Глеб заметил, как вскочила на ноги Аврора, и вовремя срубил ее подсечкой – мелькнувший в воздухе багор разминулся с головой девочки в считаных миллиметрах. – Лежи, дура! Лежи, не рыпайся! Челноки сражались отчаянно. Каждый понимал, что в случае поражения пощады не будет, потому что гнильщики были существами жестокими, крайне агрессивными и не гнушались полакомиться человеческим мясом. Назвать их людьми язык не поворачивался. У многих вызывала недоумение способность гнильщиков выживать в пропитанных радиацией водопроводных коллекторах и заброшенных шахтах. Патрули крупных колоний периодически проводили зачистки пристанционных коммуникаций, но прокаженные непостижимым образом, словно из воздуха, появлялись вновь и вновь, как тараканы, извести которых человечество за всю свою долгую историю так и не смогло. Совсем рядом показалось изъеденное гнилью лицо. Аврора взвизгнула – на месте носа нападавшего зияла дыра, а сквозь прореху в верхней губе виднелся прореженный частокол кривых зубов. Глеб инстинктивно отшатнулся, прикрывая спутницу. – Эй, паря! Лови! Кострома, коротко размахнувшись, бросил мальчику увесистый тесак. Говорят, страх открывает в человеке невиданные способности... Глеб умудрился поймать оружие на лету и, выдохнув, рубанул длинным лезвием сверху вниз. Тесак застрял в голове урода. Дернувшись, тот свалился под колеса. Оборонявшимся на передней дрезине приходилось особенно туго. Несколько гнильщиков повисли на руках необъятного Костромы, но наделенный недюжинной силой караванщик, по– медвежьи рыча и переваливаясь, одного за другим стряхнул агрессоров, энергично отвешивая удар за ударом опустевшей двустволкой. Где-то рядом снова завыла, раскручиваясь, абордажная кошка. Мальчик пригнулся, озираясь. В свете фонаря мелькнуло перепуганное лицо Фимы. Нелепо взмахнув руками, женщина с протяжным мычанием попятилась к краю дрезины. Трос страшного оружия прочно стягивал талию жертвы. В последнее мгновение Глеб метнулся следом и ухватил бедняжку за руку, не позволив перевалиться через борт. В глазах женщины застыл животный ужас. Вцепившись в Глеба, она отчаянно забрыкалась, издавая нечленораздельные лающие звуки. Аврора, подскочив, ухватилась за вторую руку, но гнильщики, прячась во тьме от шальных пуль, неумолимо тянули заарканенную жертву к себе. Взгляд Глеба уткнулся в челнока, до последних событий мирно дремавшего после длительных возлияний. За время скоротечного боя парень успел протрезветь и теперь трясся от страха, забившись под скамью. – Помоги! – Удерживая Фиму из последних сил, мальчик кивком головы указал на нож, торчавший у челнока из-за пояса. – Ну помоги же! Но тот не шелохнулся. Лишь продолжал таращиться на Глеба огромными от испуга глазищами и отрицательно мотал головой. Под канонаду выстрелов основная масса гнильщиков отступила, и лишь в хвосте обоза угадывалось шевеление бесформенных тел, не желавших отпускать добычу. Завидев Фиму и подростков, Кострома яростно взревел и ринулся на подмогу, прыгая по шатким штабелям ящиков... Им не хватило каких-то секунд. Влажные руки женщины выскользнули из ослабевших пальцев детей. Глеб и Аврора повалились на спины, а Фима, страшно завыв, исчезла за краем дрезины. – Стой! Назад! Пропадешь! – заголосили челноки, но Кострома, не останавливаясь, перемахнул через борт и ринулся в темень вслед за гнильщиками, волокущими упиравшуюся Фиму по шпалам. Никто не решался покинуть обоз, пока Глеб, поднявшись на ноги, не прыгнул с дрезины. Сзади послышался топот ног – остальные, преодолев нерешительность, двинулись-таки следом. Издалека доносились невнятные крики, но разобрать толком, что происходит там, за границей света, не было никакой возможности. Позади осталась уже добрая сотня метров, а неровный свет фонарей по-прежнему выхватывал из мрака лишь сырые тюбинги. Караванщик словно в воду канул. Возможно, в спешке они пропустили какую-то сбойку? Или туннель просто собирает с путников положенную ему дань, насылая выпестованных в первородном мраке гнильщиков? – Похоже, все. Отбегался Кострома, царствие ему небесное... – произнес кто-то из притихших пассажиров. Минуты утекали одна за другой. В зловещей тишине не было слышно ничего, кроме напряженного дыхания торговцев. – Торчим тут, как... Возвращаться надо, братцы. Пока целы... Впотьмах Глеб не разглядел говорящего, но сейчас это не имело особого значения. Кто бы ни был этот «герой», он лишь озвучил общую мысль. Не сговариваясь, челноки затопали обратно, к обозу. Тот самый тип, что отказался помочь в самый трудный момент и тем самым обрек на погибель Фиму со Степаном, все еще прятался среди сидений. Глеба затрясло. Подскочив к скамье, он попытался вытащить трусливого челнока из укрытия, но быстро выдохся и принялся в ярости пинать безвольное тело ногами. – Вылезай, сука! Падаль! Вылезай, говорю! Парень не реагировал, терпеливо снося удары. Лишь голову прикрыл руками и вяло отбрыкивался, скорчившись в три погибели. Глеба наконец оттащили, только он долго еще не мог успокоиться, кидая на выродка гневные взгляды. С неподъемной балкой, перегородившей проезд, пришлось изрядно повозиться. Лишь всем вместе, навалившись, удалось убрать препятствие с путей. Кто-то из уцелевших встал к рычагам управления. Зафырчал двигатель, состав, стронувшись с места, преодолел несколько изгибов туннеля и вскоре достиг Фрунзенской. Обсуждать нападение не хотелось: слишком нежданной оказалась встреча с гнильщиками посреди одного из самых безопасных торговых путей питерской подземки. В полном молчании двоим челнокам помогли сгрузить их товары, после чего оставшиеся пассажиры, так же не проронив ни слова, расселись по своим местам. Когда комендант станции дал добро на отправку, из туннельного мрака неожиданно вывалилась широкоплечая фигура Костромы. Шатаясь и подволакивая ногу, караванщик медленно брел к обозу. На руках у него покоилось недвижимое тело Фи– мы. Глаза женщины были закрыты, окровавленный рот навеки застыл в немом крике. Аврора отвернулась, уткнувшись в плечо напарника, и тихо заплакала. Глеб же неотрывно следил за приближением Степана. Бордовое пятно на рубахе, размозженное ухо и изрезанные в кровь руки красноречивее любых слов говорили о том, как тяжело далась Костроме попытка спасти женщину. Не проронив ни слова, он аккуратно опустил бездыханное тело на металлический настил между сиденьями, накрыл Фиму с головой куском мешковины и согнал челнока с водительского кресла. – Тебе бы в госпиталь... – подал голос тот. Кострома не отреагировал, привычно взявшись за рычаг. Сейчас он пребывал в состоянии шока и вряд ли отдавал себе отчет в собственных действиях. Набрав ход, состав покатил дальше, без происшествий проскочил Московские Ворота, но чем ближе подъезжал к «Электре», тем больше горбился караванщик, постепенно опуская голову. На попытки помочь он лишь глухо рычал и яростно отмахивался. Когда обоз остановился у станционной платформы, Степан вдруг бесшумно завалился на бок, распластавшись вдоль борта дрезины. В остекленевших глазах его навсегда застыла горькая боль. Глеб решил увести впечатлительную Аврору, пока станционные патрульные убирают трупы и выспрашивают у пассажиров подробности. Как бы ни было паршиво на душе, следовало воспользоваться кратковременной остановкой и кое-кого навестить... – Пойдем. Познакомлю тебя с моим хорошим другом. – Мальчик уверенно направился к «Пентагону», крепко сжимая ладошку спутницы. Однако, к великому его разочарованию, Дыма в баре не оказалось. От одного из официантов Глеб услышал довольно странную историю о драке Геннадия с Тараном, и, пока парень в красках рассказывал детали памятной «встречи», в глазах мальчика все больше росло недоумение. – А через сутки Дым ушел. Сразу после того, как услышал историю про ядерный взрыв и ультиматум, – говорил официант доверительным шепотом. – Собрал вещички и был таков. Куда, чего – никому не сказал. Так-то... Подспудная надежда на то, что с прибытием на «Электру» все проблемы сами собой разрешатся, лопнула как мыльный пузырь. К терзавшим Глеба вопросам добавились новые, что не добавляло ни душевного равновесия, ни выдержки. Раскисать не давало лишь присутствие Авроры – не хотелось выглядеть в ее глазах слабаком. Не солоно хлебавши пришлось возвращаться к обозу. Здесь уже кипели споры относительно его дальнейшей судьбы. Желающих прибрать к рукам дармовой транспорт хватало с избытком. Если б не товары, покоившиеся на дрезинах, состав вполне мог перекочевать в собственность электросиловцев, но челнокам удалось убедить местное руководство не препятствовать торговому потоку, да и то лишь пригрозив эмбарго со стороны торгового города. Когда наконец немноголюдная платформа «Папы» осталась позади и состав остановился возле выхода на Московскую, Глеб вдруг ощутил некоторое волнение. Ведь в нескольких шагах, за предусмотрительно запертыми створками навесных дверей, находился его бывший дом... – Страшно? – спросила Аврора, пытаясь поймать взгляд напарника. Мальчик отрицательно помотал головой, пряча глаза. Не то что кому-то – сейчас и себе признаться было тяжело, что от возможности ступить на плиты родной станции стало вдруг волнительно и как-то... грустно, что ли? Слишком много воспоминаний связано с этим местом – плохих и хороших, ностальгических и неприятных – разных, одним словом. Когда случалось бегать из больничного бомбоубежища на Звездную, он всегда старался миновать Московскую незаметно, поскольку не любил вспоминать о деталях того памятного дня, когда стал предметом сделки... Тем временем створка двери отъехала в сторону и в проеме появился сухонький старичок с аккуратным, струганным вручную костылем. – Ну-ка, молодежь, посторонись! Не мешаем разгрузке обоза! Заметив робкую улыбку Глеба, суровый дед озадаченно остановился. – Тебе весело, малец?! А ну-ка я тебя ремнем угощу, чтоб неповадно было над старшими-то насмехаться! Старик засуетился, путаясь в портках. При этом чуб седых волос на голове комично топорщился вверх, развеваясь на туннельном сквозняке. Мальчик невольно заулыбался во весь рот, от нахлынувших эмоций защипало в глазах. – Палыч... Остановившись, дед поднял голову, прищурился, всматриваясь... – Глебушка... Никак ты? Мальчик подался вперед, обняв старика, зарывшись лицом в пахнущую хозяйственным мылом телогрейку. Слезы душили его, мешая говорить, но слова сейчас были лишними. Палыч, потерявший дар речи от волнения, глухо всхлипывал и отечески похлопывал Глеба по затылку. Аврора тихо стояла рядом, не вмешиваясь. И лишь когда старик обратил на нее внимание, еле слышно поздоровалась. Дед Палыч оказался человеком приветливым и энергичным, несмотря на преклонный возраст. К Глебу он относился как к собственному внуку – это сразу бросалось в глаза, стоило лишь послушать, с какой теплотой в голосе этот старик обращается к мальчику. С несвойственным его годам энтузиазмом Палыч провел подростков по станции, поделился последними новостями, показал недавно выстроенную мастерскую по пошиву обуви – скромный бизнес сулил колонии хоть и не крупный, но стабильный доход. У Глеба защемило на сердце при виде того самого жилого угла, в котором они вместе с отцом и матерью провели десяток счастливых долгих лет. Кивая знакомым, мальчик продолжал глазеть по сторонам, и каждая новая деталь обстановки пробуждала в памяти калейдоскоп воспоминаний. – Так и живем... – Палыч протяжно вздохнул, потирая натруженную поясницу. Затем продолжил, пряча глаза: – Ты бы зашел, что ли, к Никанору. А то, не ровен час, так и помрет с грехом на душе... Глеб вскинулся, тревожно глядя на старика. – Как «помрет»? Что произошло? – Пойдем. Сам увидишь. Палыч засеменил к медицинскому блоку. Прошагав мимо пары пустых больничных коек в дальнюю часть помещения, откинул тряпичную занавеску и сделал приглашающий жест. Оставив Аврору дожидаться снаружи, мальчик шагнул в палату. Там, закутанный в несколько ветхих одеял, лежал начальник станции. Мертвенная бледность на осунувшемся лице, ссохшиеся, в трещинах, губы, дикий блуждающий взгляд, красноречиво говорящий о тяжких физических муках... Грудь вздымается мелко и часто, дыхание прерывистое, на грани слышимости. Никанор выглядел очень плохо. Не надо быть медиком, чтобы понять – дни его сочтены. Глеб приблизился к изголовью койки. Заметив посетителя, больной слегка повернул голову. Взгляд подернутых поволокой глаз приобрел осмысленное выражение. – Глеб... Ты, что ли? Голос, сиплый, с придыханием, ничем не напоминал привычный громогласный рык прежнего Никанора – хваткого и оборотистого начальника Московской. Казалось, еще немного, и душа этого немощного больного выпорхнет наружу, истает вместе с воздухом, исторгаемым натруженными легкими. Лицо мужчины исказила гримаса страдания. В глазах стояли слезы. – Ты... прости меня, Глеб... что сторговал тебя тогда... Сам не знаю, как так... Бес попутал... Прости... Христом Богом прошу... Никанор закашлялся, забился в спазмах. Мальчик сжал пугающе холодную руку больного, закивал часто. – Конечно, дядя Никанор! Конечно! Вы только не волнуйтесь! Я не сержусь, честно! Подскочившая медсестра оттеснила Глеба в сторону, захлопотав возле пациента. Палыч мягко, но требовательно увлек мальчика к выходу. Обернувшись, Глеб поймал исполненный благодарности взгляд и слабую улыбку на изможденном лице. Потом занавеска опустилась и контакт оборвался. Выйдя в коридор, мальчик прислонился к жестяной стене. Его трясло от пережитого. – Что с ним? – «Болотные дьяволы» покусали, – ответил старик, вытаскивая самокрутку. – Мошка такая. Москит. Врачи руками разводят, говорят, заражение сильное. Или как ее... анафилаксия. С подобным еще не сталкивались. Считай, списали уже человека, эскулапы хреновы... Глеб вскочил, судорожно засунув руку в карман. Пузырек покоился на своем месте. В горле вдруг пересохло. Голова закружилась от панически мечущихся мыслей. Что это? Невероятное стечение обстоятельств или очередная ирония судьбы, ставящая перед жестоким выбором без права на ошибку? После всех тех испытаний, которые пришлось преодолеть, размышления о том, чтобы отдать лекарство Никанору, казались кощунственными. Тем более, начальник Московской явно при смерти, гарантий положительного результата – никаких. И уж без сомнений Таран заслуживает исцеления гораздо больше, нежели хитрый и бездушный карьерист Никанор. С другой стороны, наемник все это время вполне успешно справлялся со своим недугом и вполне мог бы потерпеть еще, пока не удастся выцыганить у Владлена новую порцию лекарства... Вот только приступы в последнее время участились и с каждым разом становились все жестче. Рисковать здоровьем нареченного отца мальчик не желал. «Кто ты для него? А? Кто? – накручивал себя Глеб. – Товар! Просто негодный товар, который можно выгодно обменять на кусок свинины! Так о чем ты думаешь?! Какого лешего еще сомневаешься?!». Из медицинского блока донеслась ругань врача. Какие-то склянки, просыпавшись, зазвенели по полу. Вскрикнула медсестра. Отбросив сомнения, мальчик решительно вытащил сверток с пузырьком и рванул обратно, в палату. Палыч попытался было преградить дорогу, но Глеб шарахнулся в сторону, чуть не сбив старика с ног. Стена, поворот, еще стена, занавеска на входе... Мальчик ворвался внутрь, сжимая снадобье в кулаке: – Лекарство! Дайте ему ле... Медсестра стояла у изголовья, склонив голову. Долговязый врач в очках держал пациента за запястье, пытаясь нащупать пульс. Затем отпустил руку и медленно провел ладонью по лицу Никанора, закрыв веки. Бросив взгляд на Глеба, помотал головой и накрыл труп простыней. Все, что было потом, мальчик помнил смутно. Палыч долго отпаивал его грибным чаем, пытаясь утешить и хоть немного взбодрить, Аврора участливо сидела рядышком с Глебом и просто молчала, понимая, что боль переживаний не заглушить никакими словами, ее надо пережить самому, прочувствовать и отпустить. Старик же придерживался другого мнения, болтая без умолку. Про урожай, про торговлю, про новые тарифы на свет, про телефонную связь аж с Приморским Альянсом, что недавно провели мазуты. Говорил он и про местных жителей. В основном, сплетничал. Глеб слушал вполуха – из головы не шла предсмертная улыбка Никанора. И лишь когда речь зашла о бывших товарищах по играм, вспомнил вдруг про соседскую девочку, хромоножку Нату, которую отчего-то так и не встретил на платформе Московской. – Так ты не знаешь?.. – Палыч сник, по-старчески поджав дрожащие губы. – Они с матерью были в первой партии колонистов, что на остров переправились. Нет ее больше, выходит. Судьба такая... Глеб молчал, переживая очередной удар. За что ему все это? Разве мог он представить, что вполне безобидное и светлое желание отыскать землю обетованную обернется страшной трагедией, испепелившей в ядерном огне столько ни в чем не повинных жизней? И когда пришло осознание причастности к гибели многих сотен людей, сознание его сковал ужас.
Date: 2015-07-22; view: 260; Нарушение авторских прав |