Марсьяль и Роже. Опус 4

– А какого возраста была Элен?

– На десять лет моложе меня! Тогда, в Бостоне, она была одной из самых юных студенток, а я – одним из самых старших. Она впервые поступила в университет, а для меня это было началом новой ступени образования. Кстати, наша разница в возрасте в ту пору, наверное, явилась решающей для того, чтобы мы сделались друзьями, а не любовниками.

– Неважно, она вполне соответствовала определению «молодая любовница». У Розы тогда уже обвисли груди, не так ли? Получается, что ты в свое время женился не на Розе, а на ее теле. Когда тело одряхлело, а Роза постарела, ты счел, что контракт разорван. Выходит так?

– Какой ты язвительный! Раз я употребил такие выражения в разговоре с нашим другом Жераром, значит, у меня были на то причины. А Роза была удивительно хороша, вспоминаю об этом каждый день, глядя на картину Вифредо. А напоследок, позволь тебе сказать – ты просто мальчишка, невежда, и расуждаешь о том, о чем не имеешь ни малейшего представления.

– Ну так объясни мне, ты же знаешь все.

Роже хранит молчание, не давая ответа, он предпочитает, чтобы его собеседник выпутывался сам.

– А ты, Роже, разве не стал таким же одряхлевшим, как Роза, таким же постаревшим?

– Конечно, стал. Но человеку не дано самому видеть, как он стареет. Даже сейчас, у меня порой такое чувство, что за последние пятьдесят лет я ничуть не изменился!

– Зачем ты рассказывал пустую и надуманную историю о взаимном притяжении во имя достижения потенциальной нирваны? Это просто отговорка! Реальность такова: будь Элен старше тебя на двадцать лет, тебе бы никогда не захотелось на нее набрасываться.

– Мне об этом ничего не известно. А тебе – и того меньше. Но я не намерен ни лгать тебе, ни тешить тебя иллюзиями. Действительно, увидев ее обнаженной, в том гостиничном номере, я был ошеломлен ее формами. Упругая высокая грудь, длинные точеные бедра, плоский живот, круглые ягодицы, ее спина – все казалось мне словно созданным для моих рук. И мне стоило огромных усилий, чтобы не сравнивать ее фигуру с воспоминаниями о том, как выглядит Роза, выходя из ванной. Мы занимались любовью до самого утра. Я думал, что такого со мной больше не случится; у меня было впечатление, будто я заново родился!

– Что называется, седина в голову, а бес в ребро?

– Это был еще не тот возраст! Как вы скоры, господин Марсьяль, тотчас выносите приговор… Хотя, отчасти и так. Я вернулся в наш Бостонский Университет, я ухаживал за ней так, как, мне казалось, я уже не способен. Я оказывал ей мелкие знаки внимания, которые уже перестал оказывать своей жене. Мы вели эротические разговоры по телефону, через всю Атлантику. Знаешь, в 60-е годы болтать по телефону через Атлантику – это было острое ощущение! В наши дни такое кажется обычным, подумаешь, спутниковая связь. Словом, у меня было чувство, что я живу более насыщенно, что я сам стал героем романа, который мог бы теперь описать. Я словно утолял жажду, приникая к источнику молодости. В эти годы я много написал, книги того периода и поныне остаются для меня самыми дорогими. Элен стала моей музой. Каждый из нас находил другого красивым, умным, духовным.

– Браво! А не потому ли были хороши эти книги, что рядом с тобой каждый день находилась Роза, перечитывала их и нежно тебя любила?

– Марсьяль, хочешь покончить с рутиной – тогда потрудись научиться чувствовать, а судить – прекращай! Кто носит шоры, тот не видит ничего, кроме привычной своей колеи, тот не способен разглядеть все развилки, которые предоставляет ему дорога на каждом перекрестке! Заруби себе на носу – твое мнение обо мне очень мало для меня значит. И рассказываю я тебе обо всем исключительно по твоей просьбе, в надежде помочь тебе продвинуться вперед.

Наступает молчаливая пауза, она расставляет все по своим местам и примиряет стороны. Марсьяль закрывает глаза и снова овладевает собой:

– Прости! Но это сильнее меня. Слушая тебя, я представляю, как отец развратничает в грязных гостиничных номерах, а мать моя в это время гладит ему рубашки, со слезами на глазах. Ты спрашивал, что я чувствую, так вот знай!

– То, что ты рассказываешь, – история жизни твоих родителей. А в настоящее время перед тобой путь, который должен пройти ты, – твоя собственная жизнь. Поступки, которых ты не совершал, за которые ты не отвечаешь, ложатся на тебя бременем и отягчают твое стремление к свободе. Ты не находишь это нелогичным?

– Но ведь и это тоже я! Я состою из слез моей матери, из криков, споров, взглядов, преисполненных ненависти, из отлучек моего отца… Все это часть меня самого!

– Это их жизнь, а не твоя. Нельзя носить до самой смерти мешок с чужим грузом, иначе собственный твой мешок, поверь мне, скоро окажется неподъемным. В первобытных культурах в той или иной форме существовала ритуальная инициация, предназначенная для избавления подростков от тесной скорлупы. Позднее, нашелся один венский врач, придумавший психоанализ. А до этого, обряды посвящения оставались единственным способом перехода из статуса ребенка в статус взрослого, а также обретения внутренней свободы и личной независимости. Быть самим собой – означает выйти за пределы своей истории, не являться только лишь продуктом воспитания, впитавшим все недостатки своих воспитателей, будь то родители, семья или иные учителя.

– И такое на самом деле возможно?

– Конечно, возможно! В некоторых племенах, живущих на Тихоокеанском побережье, ритуал посвящения состоит в том, что юноши бросаются в пустоту, привязанными за лодыжки, с вершины самой высокой скалы или самого высокого деревянного строения. Веревки иногда рвутся – и тогда молодые люди умирают, разбиваясь о подножие скалы или башни. Редчайшие смертные случаи необходимы, в назидание другим, оставшимся в живых, поскольку после такого обряда – ритуальной смерти и прощания с прошлым – они словно рождаются во второй раз, теперь уже по собственной инициативе. Никто не решает за них, в каком возрасте им надлежит подняться на вершину, когда настанет неизбежный миг их прыжка навстречу возможной физической смерти. Юноши, оправившиеся после своего спасения, живы и свободны, они вольны не подчиняться отцу и матери, если приказы их им не по душе. Я часто задумываюсь, не являются ли многочисленные самоубийства подростков в нашем обществе одним из следствий отсутствия настоящего ритуала перехода. Некоторые наши обряды в какой-то мере выполняют подобную роль. Конфирмация, с белой одеждой для первого причастия и торжественным вопросом кюре, знаменитые «три дня карантина», которые должны были пройти мужчины, дабы считаться допущенными к исполнению воинской повинности. Но все это либо пришло в упадок, либо исчезло, даже непонятно, стоит ли об этом сожалеть… И вот перед нами новоиспеченный взрослый мужчина – в одно прекрасное утро он считается таковым просто потому, что законодательство приняло решение о том, что возраст совершеннолетия – восемнадцать лет. А ведь выход из детства – это поступок, совершаемый по доброй воле.

– И где же ее найти, эту волю?

– Только внутри себя самого, ни в каком другом месте! Ритуальные церемонии и обычаи перехода стали в наши дни чем-то вроде зерен, которые перемалывают антропологи, они превратились в источники сюжетов для передач Национальная География, или хуже того: в фольклорные спектакли для организованных туристических отрядов, полагающих, с высоты собственной глупости, что они постигают дух странствий… Прежде церемонии эти имели четко обозначенную функцию, дошедшую до нас из глубины веков, еще из тех времен, когда род человеческий едва эволюционировал, по сравнению с дикими зверями, его окружавшими. А сейчас, для нас, отупевших от прогресса, в результате которого Человек разумный превратился в Человека потребляющего, единственный ритуал перехода состоит в просмотре Секретных Материалов взамен мультфильмов Диснеевского Канала. Согласись, слишком короток такой путь! Тем не менее, все юноши твоего возраста испытывают подобную потребность. Чем, по-твоему, занимаются молодежные группировки, шныряющие по улицам наших городов? Именно тем, что пытаются отыскать в собственной своей среде все те же ритуалы перехода. Хочешь войти в состав банды – значит, ты должен стибрить мопед, машину, CD плеер, что еще? И все ради того, чтобы доказать главарю, что ты заслуживаешь быть принятым в банду. У нас это называют детской преступностью. Здесь налицо не только преступная деятельность, но и выражение презрения к обществу, которое, по их мнению, не знает, как из своих мальчиков делать мужчин.

Марсьяль смотрит на Роже с иронией.

– Выходит, ты советуешь мне стибрить мопед?

– Нет! Я тебе демонстрирую, что каждому предстоит самому найти в себе достаточно энергии и воли, чтобы вести себя не по-детски, а по-взрослому. Никто не сделает этого за тебя. Довольно, уже поздно. Хочешь остаться на ужин?

– Не знаю, я позвоню Маме…

– Ах, чуть не забыл, вот еще один путь, по которому можно следовать!

Date: 2015-07-22; view: 382; Нарушение авторских прав