Глава 4. — Мне запомнилась твоя фраза о том, что хорошо бы стать полной противоположностью самому себе

— …Мне запомнилась твоя фраза о том, что хорошо бы стать полной противоположностью самому себе. Дэнис два или три раза говорил об этом Залману в моем присутствии… То есть, когда я сидела в засаде. Лидия Никес во многом противоположность Дэнису Кенао: пол, семья, цвет волос и глаз — все другое, но разве это настоящая противоположность, если человек, даже родившись заново, все равно остается самим собой?

— Наверное, нет. Не настоящая. Это вроде как сменить одежду. Но если по одежке встречают, для других ты меняешься до неузнаваемости, и то, что случалось с тобой раньше, больше случиться не может.

— Кстати, ты, кажется, говорила, что этим летом в Танхале вы с Залманом встретились под аркадой около вокзала?

— Да.

— А помнишь, из дневника: однажды вы договорились встретиться там, если потеряете друг друга. По-моему, вот это уже мистика…

Их голоса звучали в тумане приглушенно, а сами они маячили в молочной дымке, впереди и справа, двумя размытыми силуэтами. Залман старался не упускать их из виду. Сандра велела ему поймать что-нибудь на ужин: пусть здешний Лес и гиблый, в нем наверняка водится хотя бы мелкая дичь, иначе кесу, которые тут ошиваются, было бы нечего есть — они ведь постоянно нуждаются в мясе.

В раздумье стоя над большой мутной лужей, Залман с сомнением разглядывал лежащее в ней существо: глянцево-черное, размером с батон, по бокам несколько пар толстых членистых ножек. Ножки вяло шевелились — оно живое. Понравится ли такая дичь Сандре и Лидии?

Теперь они вспоминали какую-то лампу из его дома и спорили, что было нарисовано на абажуре: рыбы, или бабочки, или рыбы, похожие на бабочек. Надо позвать их и спросить, станут ли они есть эту флегматичную штуку с ножками.

— Залман! Бегом сюда!

Интонация у Сандры такая, словно что-то случилось.

Подбежав, Залман увидел, что они с Лидией не одни. Опять кесу — но не те, что в прошлый раз. Эти были не такими грязными и оборванными, и как будто не проявляли агрессивных намерений.

Одна стояла впереди — рослая, статная, талия стянута широким кожаным ремнем с узорчатыми заклепками. Лицо крест-накрест исполосовано шрамами: раны нанесены таким образом, что глаза и черты лица не пострадали, но на щеках и на лбу остались длинные белесые рубцы. Пальцы унизаны потемневшими серебряными перстнями, вдобавок Залман заметил у нее на когтях облезающий розовый лак, а в мочках ушей рубиновые серьги. Она производила впечатление аристократки. Залману показалось, что лет ей уже немало, хотя возраст кесу трудно угадывать, под серой бархатистой шерстью морщин не видно.

Четверо ее спутниц держались в нескольких шагах позади.

— …А это Залман Ниртахо, мой телохранитель, — представила Сандра, словно продолжая разговор, начатый до его появления.

Залман отвесил вежливый поклон. Рубиновые глаза оглядели его оценивающе, и их обладательница снова перевела взгляд на Сандру.

— Я послана встретить вас, — произнесла она мелодичным контральто, с сильным акцентом. — Вы пойдете со мной к Наргиатагу.

— Прекрасно, — Сандра ответила на это приветливой официальной улыбкой. — Как мы должны к вам обращаться?

— Мое имя — Иссингри.

— Иссингри?!

Оживленная реакция людей заставила кесейскую аристократку изобразить на лице недоумение.

— Я читал о вас, — сообщил Залман.

Иссингри вновь посмотрела на него, и возникло ощущение, что она смотрит не только глазами — словно невидимый клинок пронзил его мозг. Это длилось с полминуты, потом ее взгляд обратился на Сандру, потом на Лидию, которая на шаг отступила, хотя Иссингри не делала угрожающих жестов и не двигалась с места, потом снова на Сандру.

— Мой разум закрыт, но я объясню, в чем дело, — нарушила Сандра сгустившееся молчание. — Когда-то мы знали одну кесу по имени Иссингри, в то время, которое люди называют Темной Весной. Эта Иссингри была аласигу и охраняла Дэниса, который был… — секундная заминка, — …приближенным Наргиатага. Залман хорошо ее знал, и он тогда вел дневник — то есть, делал записи на бумаге обо всем, что с ним происходило. Недавно мы нашли его дневник и прочитали, там написано об Иссингри. Когда мы услышали ваше имя, мы подумали — не вы ли это были? Если мы повели себя невежливо, приносим вам свои извинения.

— Это была я.

— В то время в доме у Залмана, где часто бывал Дэнис, жила маленькая девочка — может быть, вы ее помните? Это я. Иногда я вас видела.

— Я тебя помню. А у него в душе туман, он совсем не помнит, что было.

— Да, у меня в голове пусто, — сообразив, что речь идет о нем, извиняющимся тоном подтвердил Залман.

— Не пусто, а туман, — возразила Иссингри. — Пусто когда нет ничего, а в тумане все есть, но ничего не видно.

— Значит, его заболевание излечимо? — Сандра тут же ухватилась за это пояснение.

— Ты хочешь быстрый ответ? На твой вопрос нет быстрого ответа. Наргиатаг пожелал вас видеть, и мы пойдем в Кесуан, — Иссингри посмотрела на Лидию. — У меня к тебе счеты — так сказать правильно? Твой поступок был плохим, но я не сделаю тебе вред. Ты — рэуману.

— Что значит рэуману? — спросила Сандра.

— Тот, кто вернулся из Страны Мертвых и не забыл себя.

— У нас их называют носителями мнемотравмы.

— Ваш народ любит запутывать, — с оттенком превосходства заметила Иссингри.

Пока шел этот разговор, Залман изо всех сил старался не упустить то важное, о чем надо сообщить Сандре, и сумел таки удержать это в памяти.

— Сандра, там в луже кто-то сидит, черный, с лапами, — выпалил он, когда все замолчали. — Я не знаю, дичь или нет — вдруг ты не станешь такого есть. Пошли, сама посмотришь.

— Я попросила Залмана найти что-нибудь съедобное, он ведь бывший охотник, — объяснила Сандра кесу. — Если нам нужна еда на вечер, стоит посмотреть. Как скоро мы доберемся до Кесуана?

— Четыре дня. Акайди пойдет с Залманом и посмотрит его дичь.

Иссингри что-то добавила по-своему, и одна из кесу выступила вперед, бросив Залману:

— Идем.

Он до сих пор помнил, где находится та лужа, и ее обитатель никуда не уполз.

— Махицергун, — определила Акайди. Акцент у нее был сильнее, чем у Иссингри. — Хорошее, нежное мясо.

Потом покосилась на Залмана и добавила:

— Но люди лучше.

Надев пару перчаток из толстой кожи, она достала нож, ловко отсекла махицергуну дергающиеся лапки и бросила тушку в сумку, висевшую на ремне через плечо. По дороге обратно они нашли еще трех таких же.

— Лапы — яд, — снизошла Акайди до лаконичного комментария.

Левое запястье у нее было забинтовано, а на кожаной куртке вышиты черным блестящим бисером ветви с листьями, но кое-где нитки порвались, и отдельных фрагментов не хватало.

— …Они здесь живут, но не служат Наргиатагу и ничего не знают. Эти кесу молодые и глупые. Совсем молодые, как она, — Иссингри показала на Лидию, сидевшую рядом с Сандрой.

— Иначе говоря, на нас напала молодежная банда? — уточнила Сандра.

— Да, банда. Некультурные. Везде таскают с собой мужчин, очень нехорошо. Как это сказать по-человечески? Бесстыжие девки, вот они кто! Будут так играть и дожидаться, что я их отсюда выгоню.

Остальные собирали махицергунов и хворост для костра. Акайди к ним присоединилась, Залман тоже стал помогать.

— …Я тебя видела, когда вы пришли сюда после конца войны, — доносилось из-за деревьев контральто Иссингри. — Я была здесь. Я тогда убила два человека, одного съела. Вы не знали, что я здесь. Ты это время мало меняешься.

— А руины города Сегелеу мы так и не видели, — сказала Сандра. — Я о нем узнала недавно, из записей Залмана.

— Сегелеу сейчас нет. Там камни, мелкие-мелкие, вот такие. Человеческие повелители разрушили Сегелеу, когда закончили войну.

Пауза.

— Иссингри, не надо на меня так смотреть. К этим человеческим повелителям, как ты их называешь, я отношусь не лучше, чем ты. А ребят из нашей экспедиции ты убила напрасно. Мы приходили сюда только для того, чтобы увидеть Кесуан.

— Они… как это надо говорить… полезли, куда нельзя. Я могла убить всех, но всех других не убила, потому что понимала ваш разговор.

Белое мясо махицергунов кесу ели в сыром виде, а люди сварили в котелке. Сандра сказала, это похоже на крабов, которых ей довелось попробовать на Земле Изначальной. Потом она достала из рюкзака пакет с молотым кофе, сахар и шоколадные конфеты, а после кофе Иссингри сварила для Лидии антиаллергическое снадобье из каких-то своих порошков.

Дальше путешествовали в долбленой кесейской лодке, длинной и узкой, расписанной разноцветными символами прихотливых начертаний. Она скользила в тумане, лавируя среди коряг и серых травяных островков — без весел, без мотора, без руля, на такой скорости, что поначалу было страшно, а потом все привыкли. Сандра говорила, что Иссингри управляет лодкой силой мысли.

— Иссингри, что стало с Ярансой и Лайей? — спросила она на очередной стоянке, после ужина.

— Их убили.

— А Хэтэсси-кьян-Беалдри-эбо-Сеямэкори из Холодного Леса?

— Ее тоже. Всех убили. Какое слово называл Наргиатаг… Геноцид. Осталась я одна. Потом сюда пришли кесу из дальних лесов, чтобы учиться колдовать. Они пришли осенью, когда выпал снег, раньше была только я. Люди называют кесу — убийцы, но человеческие повелители тоже убийцы.

— Тогда ты и получила эти раны? — со смесью любопытства и сочувствия спросила Сандра.

— Это? — Иссингри прикоснулась к своей скуле. — Нет, эти раны я сама. Знак вины, знак ошибки, — она сверкнула глазами на Лидию, и в глубине ее зрачков вспыхнули на мгновение багровые огоньки.

К Лидии она относилась по-особенному: с куда большей заботливостью, чем к Сандре или Залману, и в то же время в ее интонациях и взглядах, обращенных на девушку, сквозил постоянный упрек.

— Я охраняла Дэнис, которого кесу называли Дийнэ, — продолжила Иссингри. — Он сбежал. Была атака человеческих колдунов-повелителей на души кесу, очень сильное колдовство. Наргиатаг называет — ментальный удар. Люди это не чувствовали, и Дэнис ушел. Когда мы очнулись, мы его догоняли, но он ушел далеко и сорвался с тропы, где обрыв. Люди неловкие. Но Дэнис еще держался за куст маурсог, когда мы прибежали, и я спустилась на веревке, чтобы его спасать. Он не должен был падать. Я сделала чары, чтобы его руки не разжимались. Даже если он потерял сознание, он бы продолжал держаться — такое колдовство, понимаешь?

Сандра кивнула. Она подалась вперед и слушала с жадным любопытством, а Лидия сидела, словно окаменевшая. Залман подумал, что речь идет, наверное, о том зеленоглазом Дэнисе, о котором он читал в дневнике.

— Куст маурсог оборвался. Это не может быть, у маурсог сильные длинные корни, они держатся глубоко, и никакой ветер не отрывает их от скалы. А у этого все корни порвались, как гнилые веревки. Я не успела совсем немного, Дэнис упал в пропасть вместе с маурсог и разбился.

Иссингри в упор посмотрела на Лидию, потом перевела взгляд на огонь.

— Так вот что это был за куст… — тоже взглянув на Лидию, пробормотала Сандра.

— Я взяла кинжал и порезала себе лицо, как надо по обычаям аласигу. Наргиатаг сказал, чтобы я уходила прочь, иначе он может меня убить. Я ушла далеко на юг, в дикие дальние леса, и жила там двадцать лун, а потом пришли кесу с севера, они говорили о победе врагов Наргиатага и о геноцид в Кесуане. Тогда я решила, вернусь, посмотрю. Живых не было, только много-много костей и черепов кесу, и ржавые обломки оружия. Есть колдовство, чтобы кости, камни, вещи показали прошлое, и я увидела, как они умирали. Еще я узнала, что Наргиатага человеческие колдуны убить не смогли. Он отменил мое изгнание и принял мою помощь. Человеческие повелители долго не знали обо мне, — Иссингри ухмыльнулась, мелькнули острые клыки. — Я аласигу, умею прятаться, быть невидимой. Я нарушила их план, и мне сладко об этом знать. Они думали так, что Наргиатагу никто не поможет вернуть силу, но я пришла и сделала то, чего они не хотели. Я для них кость в горле.

На четвертый день пологий берег с топкой отмелью сменился каменной стеной, теряющейся в тумане. Стало темнее, словно в очень пасмурный день. Потом был пробитый в скале туннель — когда лодка вошла в него, с обеих сторон вынырнули не то змеи, не то головы каких-то подводных тварей, напоминавшие обтянутые бледной кожей коровьи черепа на длинных тонких шеях. Они поднимались над черной водой на два-три метра и меланхолично покачивались. У каждой пара сияющих рожек, их свет озарял своды с торчащими вниз громадными зубьями, покрытыми белесым налетом.

— Сталактиты, — сказала Лидия тихо.

Змеи, что ли, так называются?

А Сандра заметила:

— Они у вас сразу и фонари, и стражи? Удобно.

С Иссингри она болтала запросто, ее не смущали ни клыки, ни то, что Иссингри кесу и вдобавок могущественная колдунья. Впрочем, вспомнил Залман, она ведь Королева Всех Кошек и Собак, поэтому ей можно все.

После туннеля снова мчались вдоль отвесной скалы под открытым небом — или, вернее, под покровом тумана. Кое-где на уступах росли чахлые плакучие деревья с белой корой и узкими серовато-зелеными листьями.

Вода была быстрая, бурная, но кесейской лодке это не мешало. Завернув в небольшую бухту, она подошла к каменному причалу.

Шершавые гранитные тумбы с проржавевшими кольцами. На потрескавшихся плитах лежал полусгнивший остов то ли еще одной лодки, то ли небольшой яхты, а дальше стояло изваяние ящера с мощными лапами толщиной в человеческий торс и злобной выщербленной мордой. Над площадкой нависал туманный балдахин, и вырубленная в волглой стене лестница уводила за пределы видимого.

Когда проходили мимо ящера, тот слегка шевельнулся, повернул голову. Лидия вздрогнула, а Залман подумал: вот, значит, как, не каменный он, а живой… или здесь, в Гиблой стране, одно другому не мешает?

Дорога, выложенная брусчаткой, с чахлыми деревьями по обе стороны, поднималась в гору. Потом впереди выросла скала или здание, очертания которого скрадывал все тот же молочный туман. Отчетливо вырисовывался только центральный фрагмент — словно кружок, протаявший в обледенелом окне: широкая лестница в несколько маршей, почти сплошь разбитая, за ней белая стена с высокой аркой, обрамленной рельефным орнаментом, и возле края лестницы стоит одинокая фигура в темном плаще.

— Наргиатаг ждет, — объявила Иссингри. — Идем!

Еще один персонаж из того дневника, подумалось Залману, их становится все больше и больше.

Тот, кто разбивал вдребезги ступени, вряд ли имел в виду, что этой лестницей и в дальнейшем будут пользоваться. Приходилось подниматься зигзагами, огибая поврежденные участки. Сандра выглядела рассерженной, и Залман расслышал, как она тихонько цедит:

— Мог бы спуститься и встретить на середине… Или церемониал не для него писан!

Человек, ожидавший наверху, кутался в плащ из черного меха, словно ему было холодно. Высокий, широкоплечий, длинные светлые волосы спутаны, как будто их давно не касалась расческа, но худое, с резкими чертами лицо гладко выбрито. Это бледное лицо, хотя и было лишено признаков возраста, выглядело изможденным, как у тяжелобольного. Холодные голубые глаза ("ледяные", вспомнилось Залману прочитанное определение) изучали и оценивали, но не выдавали никаких чувств.

— Я рад приветствовать вас у себя в гостях, — низкий завораживающий голос, как и было написано в дневнике. — Меня здесь уже больше двухсот лет не навещали приятные гости… Я имею в виду, гости из страны людей, Иссингри, — добавил он, взглянув на кесейскую колдунью.

— Я тоже рада вас видеть, — светски улыбнулась в ответ Сандра, — и сожалею о том, что наша встреча не произошла чуть раньше, на середине этой лестницы — как принято, когда общественные деятели нашего ранга наносят друг другу визиты.

— Гранд-советник Янари, если бы я мог спуститься по этой лестнице вам навстречу, я был бы счастливейшим человеком на Долгой Земле, — на бледных до синевы губах мелькнула ироническая, с налетом затаенной горечи усмешка.

— Ну, может, я придаю церемониалу слишком большое значение, — Сандра снова обезоруживающе улыбнулась. — Говорят, с новоиспеченными гранд-советниками это бывает, вроде возрастной болезни. Спасибо, Валеас, что вы послали Иссингри нас встретить, а то бы мы долго до вас добирались.

— Валеас?.. — он изумленно вскинул бровь. — Меня уже целую вечность никто не называл по имени.

— А как еще-то? В настоящее время вы не являетесь коронованным Властителем Долгой Земли, и гранд-советником никогда не были — тоже не годится. По отношению ко мне вы не Наргиатаг, я ведь не кесу, а Мерсмон — это по нынешним временам не имя, а ругательство. Остается называть вас Валеасом, а вы меня можете Александрой, как при наших прошлых встречах, помните?

— За эти семь с половиной долгих лет в нашем мире произошли поразительные перемены, — интонация Темного Властителя была вежливой, но самую малость насмешливой. — Многое исчезло и появилось много нового, нет больше ни прежнего Кесуана, ни прежней Танхалы… За эти годы изменилось все, Александра, кроме ваших манер.

Похоже, Сандра не нашлась, что сказать. В кои-то веки, обычно с ней такого не бывает… А потом, может, и нашлась, но не перебивать же Мерсмона, который уже обратился к Лидии:

— Вас я особенно рад видеть, — возможно, это было вежливое лицемерие, потому что радостным он не выглядел, хотя говорил мягко, словно с ребенком, которого надо успокоить, или с неизлечимо больным человеком. — Вы носитель МТ, если не ошибаюсь?

— Да. Я помню вас.

— Мне есть, за что перед вами извиниться. Лидия, здесь вы в полной безопасности. Все кошмары Гиблой страны подконтрольны нам с Иссингри, так что ничего тут не бойтесь. Насколько я знаю, вас преследуют, и вам нужно убежище — считайте, что вы его получили.

— Спасибо, — поблагодарила Лидия каким-то бесцветным голосом.

— Меня вам надо бояться в последнюю очередь, — с грустной улыбкой добавил Мерсмон.

— Кажется, я напоследок вас обокрала. Если это был не сон.

— Не сон, но вы унесли предмет, который лично для меня уже выполнил свое предназначение, к тому же вы крайне удачно выбрали место, чтобы его выбросить. Его так и не нашли, и мои оппоненты остались ни с чем.

— О чем идет речь, можно поинтересоваться? — вмешалась Сандра.

— Побеседуем позже, около камина, за бутылкой вина. Не возражаете?

Темный Властитель повернулся к Залману, рассеянно слушавшему их беседу.

— Залман, мне жаль видеть тебя в таком состоянии.

Тот нерешительно развел руками, не зная, что на это сказать, и на всякий случай поклонился.

— Валеас, разрешите поймать вас на слове? — мрачно, почти с угрозой произнесла Сандра. — Если вам жаль, не согласитесь ли вы вернуть его в нормальное состояние? Семь с половиной долгих лет — достаточный срок для мести за что угодно. Это ведь ваша работа?

— Александра, с чего вы взяли, что моя?

Date: 2015-07-22; view: 311; Нарушение авторских прав