Свидетельства Ельцина и Грачева

Бориса Николаевича Ельцина допрашивали, когда не стало Советского Союза, уже ушел из Кремля Горбачев и был поднят флаг над Кремлем. Допрос проводился в Кремле 13 января 1992 года.

Ельцин расписался в протоколе допроса свидетеля «Об ответственности за отказ и уклонение от дачи показаний по ст. 182 УК РСФСР и за дачу заведомо ложных показаний по ст. 181 УК РСФСР предупрежден».

…Впервые я встретился с Борисом Николаевичем в 1985 году, когда, будучи секретарем ЦК КПСС, он занимался вопросами военно‑промышленного комплекса и прибыл на Дальний Восток для знакомства с предприятиями, работающими на оборону страны.

По русскому обычаю гостя встречали хлебом‑со‑лью. Об истории края Борису Николаевичу поведал первый секретарь крайкома Алексей Клементьевич Черный. И где‑то после обеда Алексей Клементьевич позвонил мне (я был командующим войсками ДВО), предупредил, что Борис Николаевич желает посетить Музей войск ДВО.

Музей и в самом деле заслуживал внимания. Много боевых реликвий раздобыл генерал армии И. М. Третьяк, а по инициативе Н. Ф. Кизюна грековцы написали диораму «Штурм японского укрепленного района в августе 1945 года». Выставили во дворе и образцы оружия периода Великой Отечественной войны, была даже представлена танкетка, которая участвовала в боях на озере Хасан.

Как сейчас помню: сначала познакомил я Бориса Николаевича с деятельностью Н. Н. Муравьева‑Амурского, адмирала Г. И. Невельского, рассказал о службе А. Ф. Можайского в этих краях. Вскоре дошла очередь и до военного руководителя С.Г Лазо.

…И вот новый сюжет для студии Грекова: «Ельцин выступает в качестве свидетеля по делу ГКЧП».

Как рассказывал Ельцин, 19 августа 1991 года он позвонил Грачеву и спросил его: «Что происходит?» Грачев объяснил, что введено чрезвычайное положение, что войска идут к Москве. И спросил: что мне делать? В свою очередь Ельцин попросил выделить десантников личного состава ВДВ для охраны здания правительства России.

Возникает вопрос: почему президент России обратился именно к Грачеву? И я вспоминаю, как в конце мая 1991 года Ачалов и Грачев прибыли ко мне в кабинет с предложением провести в Туле учение полка ВДВ для Б. Н. Ельцина. Он посетит Тулу вместе со Ю. В. Скоковым. Среди встречавших был и Грачев. Потом мне доложили: учение чуть позже собирались продемонстрировать и министру обороны США господину Чейни.

Учение открыли девушки‑парашютистки. Приземлившись с флагами СССР и РСФСР, они преподнесли Борису Николаевичу цветы. Сначала Грачев предложил выпить за благополучное приземление красавиц. Выпили! А когда опустились многокупольные парашюты с техникой, снова опрокинули стопарик! Кто‑то под хмельком даже поинтересовался у гостя: «Борис Николаевич, много за свою жизнь испробовали стопариков?» – «Никогда себя не обижал. Больше, чем сейчас в небе парашютов. Я умею «десантировать» стаканы».

Надо отметить, что Тульская воздушно‑десантная дивизия под командованием А. Лебедя блистала. А учения разведывательной роты на штурмовой полосе у Чейни вызвали неподдельный восторг. Борис Николаевич еще заметил: «Я тоже так могу». Все порывался проползти под огнем и колючей проволокой. Но Грачев отсоветовал Борису Николаевичу: «Неудобно будет в мокром костюме выступать перед избирателями. Люди выбирают президента, а не разведчика Тульской дивизии».

Так Грачев и познакомился с Ельциным, у них установились весьма приятельские отношения.

Б. Н. Ельцин утверждал на допросе, что гекачеписты задержали вылет его самолета из Алма‑Аты 18 августа аж на четыре часа. Позже один из его приближенных, не зная показаний своего патрона, напишет в «Литературке», что Нурсултан Абишевич Назарбаев мастерски играл на домбре, а Борис Николаевич на ложках. Настолько ладился концерт, что порешили отложить вылет. Вылет состоялся только через четыре часа. Когда поиграли в любимую игру президента теннис и помылись в баньке, Б. Н. Ельцин дал заведомо ложные показания, но что могло грозить «всенародно избранному»? Впереди еще был штурм Белого дома…

* * *

Грачева впервые допросили 25 октября 1991 года.

В свободном изложении он говорил: «В 12–13 часов 18 августа (на самом деле было в 9.00) меня вызвал Язов. Я прибыл к нему с генералами Сорокиным и Пикауска‑сом. У Язова находились Варенников (его не было!), Ачалов, Бетехтин, Шуралев (также не было). В кабинете Язов завел речь о том, что готовится правительственная делегация для поездки к М. С. Горбачеву, пришли к выводу: так дальше жить нельзя. Горбачеву предложат для наведения порядка ввести в стране чрезвычайное положение.

Следует отметить, что Язов на этом совещании указал: вводить меры чрезвычайного характера без согласия М. С. Горбачева нельзя. Какие персоны полетят к генсеку на совещание – не объявили.

Язов дал команду нам убыть на места, и на этом все разошлись. На совещании у Язова Ачалов никаких суждений по рассматриваемым вопросам не высказывал.

В седьмом часу вечера Язов снова нас вызвал и сообщил: «Делегация находится в Форосе, ведутся переговоры с президентом. Видимо, они будут успешными и М. С. Горбачев даст «добро». Далее он сказал, что М. С. Горбачев болен. Янаев возьмет на себя исполнение его обязанностей.

В 4 часа ночи 19 августа Язов вызвал меня на связь и объявил: «Все вопросы решены, вводится ЧП». Он пояснил: «Как тебе действовать, скажет Ачалов». Из этих распоряжений я понял, что Язов лично руководит войсками.

Примерно через час позвонил Ачалов: «Объявили полную готовность Тульской дивизии ВДВ, ее предстоит выдвинуть в сторону Москвы». На мой вопрос: чем это вызвано? Ачалов ответил: «Язов приказал». Я выполнил эту команду и через полтора часа доложил Язову о готовности к выдвижению. Язов дал «добро» и приказал выйти в район аэродрома Тушино. К этому времени я вызвал из отпуска генерала Лебедя и приказал ему, чтобы он проконтролировал движение дивизии.

После 6 часов утра мне позвонил по телефону в кабинет Б. Н. Ельцин, спросил меня: что происходит? Я ему объяснил, что введено чрезвычайное положение, войска идут из Тулы к Москве в Тушино, а дальше будут действовать по указанию министра обороны. Дивизия выдвигается для обеспечения общественного порядка и охраны важнейших государственных и хозяйственных объектов, а также системы жизнеобеспечения.

На это Б. Н. Ельцин заметил, мол, это авантюра, провокация. Он приказал, чтобы я выделил личный состав ВДВ для охраны Белого дома. В 8.00 утра ко мне приехал советник Б. Н. Ельцина Портнов, и мы договорились с ним о взаимодействии.

Около 8 часов этого же дня мне позвонил Ачалов, передал указание взять под охрану: Госбанк, Гохран, радио и телевидение. (Радио и телевидение было взято под охрану до 6.00. Забыл Павел Сергеевич, что он из «Медвежьих озер» выделил и направил для этой цели разведывательную роту.) При этом я сказал Ачалову, что беру под охрану Белый дом и Моссовет. О просьбе Ельцина взять под охрану Белый дом Ачалов уже знал.

20 августа началось с того, что Язов спросил меня: почему Лебедь продался, почему он был у Ельцина? Я ему откровенно сказал: «Лебедь взял под охрану Белый дом, Язов приказал вызвать Лебедя, а мне идти в кабинет к Ачалову на совещание.

(Неправда. Во‑первых, я с Грачевым не разговаривал. С утра находился в кабинете Янаева, там был Ачалов. Помощник Янаева приоткрыл дверь и сказал: «Вас просят к телефону». Я кивнул Ачалову: «Идите переговорите». Ачалов вернулся минут через пять: «Эхо Москвы» сообщило, что Лебедь застрелился».)

В кабинете Ачалова находились люди, многие в гражданской одежде, – сотрудники КГБ. Ачалов сидел за своим столом, слева от него – Агеев, Варенников. Хотя совещание проходило у Ачалова, создалось впечатление, что вел его Агеев, он больше всех выступал, особенно против Ельцина. Мол, что правительство России ведет себя не так, как нужно, придется применить силу, в том числе и десантную дивизию.

(Не знаю, что говорил Агеев, но в сказанное Грачевым верится с трудом. В. И. Варенников не присутствовал на совещании, он прибыл из Киева только в 14 часов.)

Далее Агеев изложил план, по которому следует действовать при захвате Белого дома, а именно: «Окружаем Белый дом, ВДВ клином подходит к зданию, а в образовавшийся проход врывается группа «Альфа» КГБ». Ачалов на совещании вел себя пассивно, инициативы не проявлял. Напротив, Варенников горячился, убеждал, что нужно действовать решительно, уверенно.

Лично мне подобная затея не понравилась. Однако свое мнение я держал при себе и вслух его не высказывал из опасения, что меня инициаторы из КГБ не поймут. Моя мысль была направлена на то, чтобы до конца выяснить план захвата и принять соответствующие меры, исходя из договоренности с Б. Н. Ельциным.

Хочу заметить: лично я не собирался принимать участия в реализации предлагаемого плана захвата и не допустил бы использовать подчиненные мне ВДВ. На совещании обстановка продолжала накаляться. Чтобы ее остудить, я сказал присутствующим, что они не знают обстановки в районе Белого дома. В приемной находится генерал Лебедь, пусть он лично охарактеризует ситуацию. Ачалов поддержал меня, и в кабинет пригласили Лебедя, который доложил, что вокруг здания стоят многотысячные толпы, построены баррикады. О штурме не может быть и речи, это вызовет море крови и гражданскую войну. Агеев и Варенников проявили недовольство докладом Лебедя, мол, он нас запугивает».

Замечу, что Грачев пытался все свалить на Агеева и Варенникова. Он не сказал, что в кабинет к Ачалову мы заходили с Сергеем Федоровичем Ахромеевым.

Задержались мы в кабинете с Сергеем Федоровичем не более 5 минут. Речь шла о том, что предполагается ввести в Москве комендантский час. Вот что по этому поводу написал С. Ф. Ахромеев в докладной записке на имя М. С. Горбачева:

«…20 августа примерно в 15 часов я встретился в Министерстве обороны с Д. Т. Язовым по его просьбе. Он сказал мне, что обстановка осложняется, и выразил сомнение в успехе задуманного. После беседы он просил пройти с ним вместе к заместителю министра обороны генерал‑полковнику В. А. Ачалову, где шла работа над планом захвата здания ВС РСФСР. Он слушал Ачалова в течение трех минут, только о составе войск и сроках действий».

Как видим из докладов еще не рожденного плана, даже такой высокий профессионал, как Сергей Федорович, не уловил, что речь идет о вводе комендантского часа. Я же помалкивал, этот вопрос еще не был рассмотрен на совещании ГКЧП.

* * *

«Язов мне приказал перебросить два полка Белградской дивизии в Москву, – продолжает Грачев, – поэтому, сославшись на его приказ, я прибыл в штаб. Тут и позвонил Шапошников: «Как настроение?» Отвечаю: «Мы, ВДВ, никуда ввязываться не будем», – и предложил Шапошникову взаимодействовать вместе. Мы приняли решение посадить Болградские полки на два аэродрома: Чкаловский и Кубинку, причем батальоны разных полков вперемешку, чтобы их труднее было собрать.

Прибыл Лебедь, доложил, какой план был принят на совещании. На рекогносцировке у Белого дома, он окончательно убедился в бессмысленности задуманной чекистами операции. Лебедь показал мне карту Москвы, обычную туристическую карту, на которой карандашом условно были нанесены положения войск МВД и ВДВ при блокировании Белого дома. Это не было планом, просто штриховой набросок, без какой‑либо проработки. Мы с ним поговорили «по душам» и сошлись на том, что никто из ВДВ на эту акцию не пойдет. (Плана‑то не было, а по штриховому наброску не воюют, а главное, не было приказа – ни блокировать, ни штурмовать, так от какой же «акции» ВДВ отказались?)

О плане захвата «Белого дома» я проинформировал Скокова – советника Ельцина, мол, нападать на них наши войска не собираются. В 24.00 21.08 я направил Лебедя к Белому дому, чтобы он изыскал возможность передать защитникам о намерении осуществить штурм здания подразделениями КГБ, посоветовать подтянуть к зданию как можно больше людей, ведь не осмелятся нападающие стрелять в народ. (А как же осмелились в 1993 году?)

Согласно плану войска намечалось выдвинуть к Белому дому в 24.00, а штурм назначили на 3.00. Я собрал всех своих заместителей и сообщил: ВДВ участвовать в штурме не будут. Примерно в 0 ч. 30 мин. мне позвонил Громов, предупредил: «Войска МВД никуда не пойдут». (Громов правильно говорил, ГКЧП решение по штурму Белого дома не принимало.)

В час ночи на меня вышел по связи Карпухин – командир группы «Альфа», он сказал, что стоит перед мостом в районе Белого дома, впереди люди, его группа не будет участвовать в штурме. (Следователи ухватились за эту версию. Дескать, ГКЧП требовало штурмовать, а подчиненные отказались. Хотя никто, в том числе и верноподданный Павлик, не говорит, что Язов ему приказал, а он его приказа не выполнил. Мы защищали интересы России и стрелять в народ не собирались. Разве только Шапошников и Грачев грозились разбомбить Кремль.)

Примерно в час ночи 21 августа я позвонил Язову, на звонок никто не ответил. (Надо же, перед «штурмом» министр лег спать?) Позвонил Ачалову, мне ответили, что он спит. У меня созрело решение остановить всякое продвижение войск (Павел Сергеевич, вы уже все остановили). В 2 часа 30 минут мне наконец позвонил Ачалов, спросил, как идут дела и какое я принял решение. Я ответил: «На площадке много народу, в чем он может убедиться сам, и что я решил выводить войска из Москвы».

(Ачалов и Варенников были у Крючкова. Мы сами приняли решение о выводе войск. Но Павлик приписал себе подвиг, выклянчивая у «гаранта» орденок.)

Я считаю, что только решительные действия руководства войск МВД, в частности Громова, командующего ВДВ, моих заместителей и Ачалова, командира группы «Альфа» Карпухина, не позволили осуществить план захвата здания и правительства РСФСР».

Все, что говорит Грачев, – вздор. Не случайно «герой» уклонялся от встречи с правосудием до 25 октября…

Следователь задал Грачеву вопрос: «Павел Сергеевич, что вам известно о намерениях интернировать членов правительства России?»

Ответ Грачева: «Термин «интернирование» я впервые услышал от Язова на совещании 18 августа. Но там речь шла только о том, что в случае введения чрезвычайного положения появится много недовольных людей, мол, мы их будем интернировать, собирать. По указанию Язова в бригаде связи ВДВ подготовили казарму для их приема. У Язова никаких списков не было, он еще предупредил, чтобы этих людей кормили и не грубили с ними. 19 августа появились и первые интернированные: Уражцев и Гдлян. Уражцева я дал команду отпустить, а Гдляну предложил переночевать, опасаясь за его безопасность на улицах». Это выдумки Грачева, дескать, Язов задерживал, а герой Грачев освобождал из неволи.

Вообще много странного в показаниях Грачева, то он говорит, что Язов приказал действовать исключительно по его команде, то утверждает, что полки из Белграда приказал перебросить в Москву Ачалов. Факт остается фактом, Грачев проявлял огромную инициативу. Например, я издал директиву: привести войска в повышенную боевую готовность, а Павел Сергеевич самостийно привел их в полную боевую готовность. По его же инициативе и было организовано «место» для «интернированных» в «Медвежьих озерах». Любому ясно, что не прерогатива министра обороны задерживать, допрашивать, тем более «интернировать». Я не отдавал приказа задержать Уражцева. Когда мне предложили с ним побеседовать, я сказал, чтобы самодеятельностью не занимались, и Уражцева отпустили. Вопросы интернирования решались на уровне Грачева и работников КГБ. А. Б. Корсак (начальник УКГБ по Москве и Московской области) показал: «Грачев провел совещание инициативно, сообщил, что силы ВДВ уже подтягиваются к Москве. Кроме того, на совещании был рассмотрен вопрос об административном задержании Гдляна, Уражцева. Грачев сказал: «Они давно сеют смуту». Местом, куда должны были привозить задержанных, было названо расположение одной из частей в районе «Медвежьих озер».

Можно еще привести много доказательств, что интернированием занимался исключительно Грачев, это его инициатива.

* * *

Одни спасали Союз, а другие рвались к власти. Сразу после августа униженная армия, прошедшая через чистку, стала оптом и в розницу разворовываться. В военных округах и на флотах были допрошены тысячи офицеров, сержантов и солдат, и всем задавался вопрос: «Чем вы занимались с 18 по 22 августа?» Как правило, офицеры давали объективные показания. Они понимали: разрушается великое государство!

Например, командир танковой роты Кантемировской дивизии лейтенант Бондаренко доложил рапортом по команде: «19 августа 1991 года в Москве неизвестные лица предлагали ему три миллиона рублей наличными и автомобиль‑иномарку за танк».

Этих неизвестных мы хорошо знали. Они развозили водку, строили баррикады из троллейбусов, спаивали людей. Это они отстаивали «демократию».

5 сентября 1991 года Шапошников издаст приказ министра обороны № 425, в котором объявит состав комиссии по анализу деятельности руководящего состава Вооруженных Сил СССР в период государственного переворота.

В комиссию вошли: генерал армии Константин Иванович Кобец – председатель; генерал‑полковник Анатолий Николаевич Клейменов– заместитель председателя; Владимир Валентинович Селезнев; народный депутат СССР Владимир Николаевич Лопатин.

Собрали и объяснительные записки от заместителей министра обороны, главнокомандующих видами Вооруженных Сил, от командующих войсками военных округов. Опытные военачальники, такие, как И. М. Третьяк, К. А. Кочетов, И. М. Мальцев, В. Литвинов, в одночасье оказались не у дел, хотя никто из них не нарушил присягу.

На кремлевском дворе воцарились новые времена. Да и сами наши прославленные военачальники не захотели принимать участие в порушении родного Отечества. Вся рыночная идеология «новых русских» была предназначена «расчеловечить» человека. И не пора ли нам осознать, что народ перестанет безмолвствовать, когда мы ополченцами пойдем на Москву. А пока в кремлевском театре абсурда – одни премьеры…

Date: 2015-07-25; view: 581; Нарушение авторских прав