Перед Балканской кампанией

Вечером 6 февраля Гитлер снова выехал в Мюнхен, а 7‑го – опять отправился в «Бергхоф» и с некоторыми перерывами оставался на Оберзальцберге до середины марта. Февраль в горах был месяцем очень приятным, служебная нагрузка – невелика. Подготовка к «Барбароссе» и вступлению в Грецию велась по плану. Воздушная война, отчасти ввиду крайне плохой погоды, шла на убыль. А в целом то, что мы находимся в войне, почти не замечалось. Фюрер принял югославских государственных деятелей – премьер‑министра Цветковича и его министра иностранных дел Марковича для подробной продолжительной беседы. Он хотел уговорить их вступить в пакт Трех держав. Разговор был открытым и непринужденным, но вопрос о вступлении так и повис в воздухе.

24 февраля Гитлер поехал в Мюнхен, чтобы во второй половине дня произнести в праздничном зале «Хофбройхауза» речь по случаю дня основания партии. Он особенно подчеркнул в ней свою дружбу с Муссолини: «Наши противники все еще не понимают, что если я однажды назвал человека моим другом, то буду стоять за этого человека всеми силами и своим отношением к нему торговать не стану». Далее фюрер говорил о свершениях германского вермахта и немецкого народа, не оставляя никакого сомнения в своем убеждении, что «наша борьба, как была благословлена Провидением до сих пор, так и останется такой впредь».

Вечером 28‑го мы поездом выехали в Вену – Гитлер хотел 1 марта принять участие в приеме Болгарии в Тройственный пакт. Этот торжественный акт состоялся во дворце Бельведер в присутствии болгарского премьер‑министра Филова, графа Чиано, посла Осимы и Риббентропа. В заключение церемонии фюрер дал в Бельведере завтрак. А в то же самое время немецкие саперы работали на Дунае, возводя три больших моста для сосредоточения германских войск против Греции. По этим мостам чуть позже вермахт маршем вступит на болгарскую территорию, что сознательно замышлялось Гитлером как мера против России. Ведь Молотов во время своего визита в Берлин в ноябре 1940 г. высказал большой интерес России к Болгарии. Фюрер тогда ему ответа не дал. Теперь он этот ответ получил.

Вторую половину дня в Вене Гитлер использовал для подробного разговора с Чиано. Ему важно было сообщить итальянскому министру иностранных дел свою ясную позицию относительно предстоящей борьбы с Грецией. Вечер фюрер провел с гауляйтером Бальдуром фон Ширахом и его женой – он очень ценил обоих. (Фрау фон Ширах он знал еще маленькой девочкой, познакомившись с ней в доме ее отца – своего придворного фотографа Генриха Гофмана). Следующим утром наш поезд в 6 часов 45 минут сделал полуторачасовую стоянку в Линце. Гитлер охотно воспользовался этой оказией, чтобы осмотреть отдельные кварталы города, пока его вновь не захватил водоворот дня. Этим утром он обсуждал постройку на Дунае «Моста нибелунгов».

На Оберзальцберге ежедневные обсуждения обстановки с Кейтелем и Йодлем затягивались все дольше. Фюрер принял также нескольких визитеров, казавшихся ему важными в связи с предстоящей операцией на Балканах. Первым появился принц‑регент Югославии Павел. Фюрер прежде всего стремился побудить его присоединиться к Тройственному пакту. Состоялась весьма вежливая и официальная беседа, поначалу безуспешная. Гитлер считал, что, возможно, Югославия через несколько недель и решится, но особенных надежд на это, казалось, не возлагал.

Йодль же занимался проблемой Японии. Из того факта, что хорошо известный немцам генерал Осима снова занял пост посла, он вывел своего рода готовность японских вооруженных сил к сотрудничеству с рейхом, если даже не большее – готовность к союзу. Он предложил Гитлеру для начала подписать документ, охватывающий возникающие вопросы. Это и стало содержанием директивы № 24 от 5 марта 1941 г. «О сотрудничестве с Японией». Первой строкой было записано: «Целью обоснованного пактом Трех держав сотрудничества должно служить как можно скорее привести Японию к активным действиям на Дальнем Востоке». И далее говорилось: «В качестве цели совместного ведения войны можно обозначить быстрый разгром Англии и благодаря этому недопущение США к участию в войне». А последняя фраза гласила: «Никаких намеков об операции „Барбаросса“ японцам давать не следует».

Вечером 12 марта мы поездом отправились в Линц, где фюрер следующим полднем посетил принадлежащие Герингу предприятия концерна «Герман‑Герингверке». Здесь он обсудил вопросы, связанные с увеличением выпуска такой продукции, как танки и противотанковые пушки.

16 марта Гитлер, как обычно, произнес речь в берлинском Цейхгаузе по случаю «Дня поминовения героев». Остановившись на налетах английской авиации, он сказал: «Тыл, как и прежде, тоже должен нести в этой войне тяжелые жертвы. Причем не только мужчины, уже доказавшие свою стойкость, но и женщины». Тем самым фюрер впервые указал на опасности предстоящей воздушной войны, размах которой тогда еще даже невозможно было вообразить.

Дни до 25 марта проходили нормально, без особых событии. Гитлер принял назначенного командиром Африканского корпуса генерал‑лейтенанта Роммеля, вручил ему дубовые листья к Рыцарскому кресту и обсудил с ним новые планы по возвращению Киренайки в Северной Африке. Роммель был большой оптимист. Не желал видеть никаких трудностей и надеялся, что после быстрой подброски 15‑й танковой дивизии всеми своими силами начнет наступать на восток. В эти дни газеты впервые написали об Африканском корпусе. К марту Роммель внезапно перешел в атаку у Агедаби и стал быстрым темпом развивать предпринятое им наступление. 4 апреля он взял Бенгази и вскоре окружил Тобрук.

20 марта Гитлер через Мюнхен выехал в Вену, прибыв туда утром 25 марта. Югославы все же решили вступить в Тройственный пакт, и это следовало должным образом отпраздновать. Подписание произошло во дворце Бельведер в присутствии фюрера и сопровождалось официальным завтраком. Югославы согласились пойти на это, только заранее получив от германской стороны твердое заверение насчет сохранения их нейтралитета. Вечер Гитлер опять провел у Шираха, был открыт и счастлив тем, что теперь даже последнее Балканское государство присоединилось к Пакту Трех. Но притом не преминул заметить в узком кругу: большого доверия к надежности нынешнего югославского правительства он не питает.

«Марита»

И он оказался прав. 27 марта Хевель сообщил огромный «сюрприз»: ночью принц‑регент Павел и его правительство в Белграде свергнуты! В югославских городах и селениях – беспорядки, из столицы сообщают о признаках восстания. Малолетний король Петр в прокламации объявил, что вступил в королевские права. Но фюрер быстро осознал, что путч этот вспыхнул в подходящий ему момент. Ведь во время операции «Барбаросса» волнения в Югославии создали бы для него опасность гораздо большую. А сейчас как раз у него есть еще какое‑то время.

Гитлер приказал явиться к нему ОКХ и ОКЛ для обсуждения необходимых мер. В 15 часов в конференц‑зале собрался широкий крут офицеров сухопутных войск и люфтваффе, с ними был и министр иностранных дел. Я увидел здесь Геринга, Браухича, Кейтеля, Йодля, Гальдера, Гофмана фон Вальдау, Боденшатца, Хойзингера и других. Фюрер изложил уже ставшие известными факты и добавил, что сербы и словенцы никогда дружественны к немцам не были. Он полон решимости, не ожидая никаких заявлений о лояльности, как можно скорее напасть на Югославию и разгромить это государство. Руководящей линией в данном случае следует считать максимально быстрое начало операции «Марита» против Греции, удар из района Софии в направлении Скопле и, более крупными силами, на Ниш и Белград. Из района Граца и Клагенфурта необходимо нанести удар с целью разгрома югославской армии.

Люфтваффе доложила, что 8‑й авиационный корпус под командованием генерал‑лейтенанта фон Рихтхофена может быть введен в действие из Болгарии немедленно, а силы 10‑го авиационного корпуса – через два‑три дня. Гитлер приказал незамедлительно предпринять все необходимые приготовления и попросил к концу вечера сообщить ему намерения обеих составных частей вермахта. В тот же день Йодль оформил мысли фюрера в виде директивы № 25. Балканский поход вступил в новую стадию. Начало его можно было ожидать через несколько дней.

Date: 2015-07-25; view: 489; Нарушение авторских прав