Глава шестая. Я закрыла за доставившими банкетку грузчиками дверь, после чего направилась к лестнице, ведущей на второй этаж

ОЛЬГА

Я закрыла за доставившими банкетку грузчиками дверь, после чего направилась к лестнице, ведущей на второй этаж. Яркий неестественный свет, пробивавшийся из‑под двери, заставил меня ускорить шаг, а удар колокола – перейти на бег. Но когда я ворвалась в комнату, свет исчез, как исчез и Мишка, лишь Герцог прыгал около зеркала и отчаянно скулил. Я плохо запомнила последующие несколько минут. Кажется, я выла, ругала Мишку самыми последними словами, стучала кулаками о стены. Пришла в себя сидя на полу, вся в слезах и соплях, одна рука машинально гладит загривок лижущего мне щёки Герцога. Встала, пошла в ванную. Пока умывалась и хоть как‑то приводила себя в божеский вид, успела прийти к мысли, что Мишка по доброй воле не мог так со мной поступить. Произошло что‑то ему не подвластное. Но и в этом случае – свинья он порядочная. Как ни странно последняя мысль заставила меня даже слегка улыбнуться. Все мужики сволочи – однозначно! И что теперь мне, слабой женщине, прикажете делать? А ничего! Ждать пока он за мной вернётся. А если нет, то пусть больше на глаза мне лучше не попадается! После того как виновник моих слёз – чтоб ему там икалось! – был предан суровому, но справедливому товарищескому суду, стало сразу как‑то легче. Тут же захотелось это усилить и закрепить, и я, глядя в издевательски незамутнённую поверхность треклятого зеркала, подмигнула своему отражению и спросила: «Ёшкин каравай! А не сделать ли нам новую причёску?» На что тут же получила вполне доброжелательный и весьма утвердительный ответ: «Разумеется, мы это заслужили. Кстати, я тут неподалёку заприметила один салон…»

Домой я возвращалась с изрядно похудевшим кошельком и в добром расположении духа. Во‑первых, деньги были не мои, а Мишкины – компенсация за моральный ущерб. С него, олигарха грёбаного, не убудет. Во‑вторых, новая причёска мне очень шла. Так считала я сама и те самцы, которые голосовали за это своими шеями, поворачивая их мне вслед вместе с закреплёнными на их конце тупыми головами. А чё? Они у них и в самом деле такие. Сама читала выдержку из милицейского протокола: «… Удар был нанесён твёрдым тупым предметом, возможно, головой…» В‑третьих, в руке у меня фирменный пакет из гастронома на углу. А в нём всё то, что так вредно для моей фигуры. Ничё, сегодня расслабляюсь, потом три дня гоняю фигуру до седьмого, нет, мало, до двенадцатого поту, она про эти лишние калории и не вспомнит.

До дома оставалось пара шагов. Перейти улицу, а там рукой подать до знакомой арки. Красненькие цифры на информационном табло светофора худеют на глазах. Спрашивается, куда с такой скорость несётся тот симпатичный автомобильчик? Рассчитывает проскочить? Наивняк! Видимо, та же мысль приходит в голову и водителю злополучной машины. Начинает отчаянно тормозить. Делает это крайне неумело и, похоже, теряет управление. Машину несёт прямо на меня, скромно стоящую у края тротуара. Кто‑то кричит, но не я. Я отскакиваю назад и оказываюсь за очень кстати на этом месте оказавшимся столбом. Ему‑то отскакивать некуда и он принимает удар на себя. Хрясь! Не то чтобы очень сильно. Не вовсе всмятку. Но правую переднюю дверь, того же наименования крыло точно придётся менять. И много ещё чего другого. Вокруг уже собирается толпа. Мне сочувствуют, – лучше бы столбу посочувствовали – водителя ругают. Он, вернее она, слава богу, жив. За тонированными стёклами всего не разберёшь, но, похоже, выручила подушка безопасности.

– С вами всё в порядке?

Поворачиваюсь на голос. Мишкиного возраста, интеллигентен, очкаст, а спросил глупость. Видит же, что моя реакция и прочность столба оказались на высоте.

– Спасибо, – говорю, – всё хорошо.

Водитель, наконец‑то, покинул салон. Глаза бессмысленные, локоны белокурые, похоже, натуральные. Классический расклад! Визгливый старушечий голос рядом:

– Товарищ милиционер, она чуть эту женщину не сбила!

Значит представители власти уже на месте. Оперативно! Но только мне все эти разборки ни к чему. Заявляю решительно:

– Никто на меня не наезжал и не пытался! Наехали на столб. Так что все вопросы по поводу претензий к водителю – к нему!

Решительно выбираюсь из толпы и направляюсь к арке. Сзади что‑то кричат, но за руки не хватают. Но интересно не это, интересно другое. От самого перекрёстка за мной кто‑то идёт. Поднимаюсь по лестнице со стороны чёрного хода и слышу, как хлопает входная дверь. Вот это уже наглость! На площадке второго этажа перегорела лампочка. Очень кстати! Маскируюсь в тени. Осторожные торопливые шаги. Очкарик, тот самый, с перекрёстка! Начинает подниматься на третий этаж, выглядывает, где там я? А я здесь!

– Вы не меня ищите?

Вздрагивает, – ещё бы! – поворачивается, делает шаг, всматриваясь в темноту. Выхожу из тени, руки – пакет давно стоит у стенки – свободны, но ненадолго. Теперь в них очкарик, в моих надёжных спецназовских ручках. Прижимаю интеллигента к стенке, слегка встряхиваю и нежно мурлыкаю:

– Котик, что тебе от меня надо? Зачем ты за мной следишь?

Ещё до того, как ответил, по его глазам, в которых что угодно, только не замешательство, понимаю, что прокололась и ослабляю хватку.

– Вообще‑то, я тут живу, этажом выше вас.

То‑то лицо мне показалось знакомым! Отпускаю, бормочу извинения, поправляю слегка потерявший форму ворот пальто.

– А вы не спешите извиняться, Ольга, – сразу напрягаюсь, но руки пока в ход не пускаю, пусть договорит, – в данном случае я действительно шёл за вами.

Видимо что‑то прочёл на моём лице и поспешил добавить банальность:

– Это совсем не то, что вы подумали.

Я внутренне хмыкаю. Тоже мне, Вольф Мессинг нашёлся. Мысли он мои читает. Но молчу.

– Мне просто надо с вами поговорить.

Милый мой, это как раз то, о чём я и подумала. Не в ухажёры же ты мне набиваться хотел, глиста очкастая? Куда тебе супротив моего Васича. Усмехаюсь и многозначительно произношу:

– Ну, пошли.

Ещё возле вешалки мой странный гость стал косить глазом в направлении лестницы на второй этаж. Выходит, что‑то знает? Будем колоть! Я провела хлюпика на кухню, предложила: ни чаю, ни кофе, а лишь присесть – села сама и произнесла сакраментальное:

– Ну?

И я ещё хотела его колоть! Через пять минут у меня уже голова пухла от потока информации, а он всё лил и лил воду на непрочную мельницу моего восприятия. Когда я поняла, что плотину вот‑вот прорвёт, я крикнула:

– Стоп!

Очкарик замер с открытым ртом, в котором застряло последнее слово.

– Стоп, – уже более спокойно повторила я. – Давайте разложим по полочкам то, что вы успели сказать. Я буду говорить, а вы меня поправляйте, если что не так, лады?

Он уже успел закрыть рот, потому лишь утвердительно кивнул.

– Вас зовут Игнат Семёнович…

– Степанович, – поправил он меня. – Игнат Степанович.

– Вас зовут Игнат Степанович. Вы учёный, подвинутый на паранормальных явлениях. По этому поводу вы даже лежали в психушке.

Он хотел было возразить, но потом махнул рукой.

– Всё так.

– Вы являетесь членом подпольной организации…

Вот тут он возразил весьма решительно.

– Прошу прощения, но не подпольной, подполье где‑то рядом с политикой, а неформальной, не афиширующей свою деятельность.

Я не заметила большой разницы, но и спорить не стала.

– Хорошо, пусть будет неформальной. Ваша организация, среди прочих объектов, следит и за квартирой, где мы сейчас находимся, потому что вам кажется, что здесь присутствует какая‑то чертовщина.

Игнат Степанович страдальчески поморщился, но подтвердил:

– Ну, да, да, где‑то так.

– Для удобства наблюдения вы даже сняли квартиру этажом выше и установили там круглосуточный пост.

– Именно так, – кивнул Игнат Степанович.

– Не далее как вчера ваши приборы – я правильно поняла: у вас там установлены какие‑то приборы? – он кивнул, – зафиксировали сильный всплеск неизвестного науке вида энергии.

– Не совсем так, – попытался поправить меня Игнат Степанович. – Это не неизвестный, а один из непризнанных официальной наукой видов энергии, так называемая…

– Стоп! – опять крикнула я, и он опять замолк с открытым ртом, так и не произнеся ничего не говорившее мне слово. – Для чего мне вникать в ваши научные разборки? Неизвестным я называю тот вид энергии, про который лично я ничего не знаю.

Учёный прыщ посмотрел на меня как‑то странно, мне показалось, что с уважением, и кивнул головой.

– Тогда, да.

– Вот и славно, вот и договорились, – мне сразу как‑то полегчало. – Теперь вы хотите узнать, что же тут произошло, чтобы удовлетворить своё учёное любопытство?

– И, возможно, уберечь вас от большой опасности! – добавил он.

Я скептически осмотрела его щуплую фигуру. По‑моему, уберечь – это не по его части. Однако совет мне таки нужен. И раз он всё одно уже слывёт сумасшедшим, почему бы мне ему всё не рассказать? Не вдаваясь в детали, конечно. И я поведала Игнату Степановичу и про ребят, и про колокол, и про зеркало. Он слушал с блеском в глазах и периодически бормотал плод нос: «Замечательно!» «Великолепно!» Когда я закончила говорить, то хмуро поинтересовалась, что в моём печальном рассказе так его восхитило?

– Конечно не ваше горе, голубушка Ольга Владимировна! – прижав руки к груди, заверил он меня. – Мои неуместные на ваш взгляд отклики на эту действительно печальную историю относятся к скрытой ещё пока от вас другой её ипостаси!

– И какой же? – глядя в его бесстыже блестящие глазки спросила я.

– С точки зрения исповедуемого нами воззрения – она замечательна! – И тут же поспешил добавить, видя, что моё лицо становится всё суровее: – Нет, право. Пусть для вас четверых – я подчёркиваю, не троих, а именно четверых! – это, конечно, драма. Драма, а вовсе не трагедия, как вам представляется. Ведь вы все живы. Да, да, живы все! И я это вам сейчас докажу! Вы позволите теперь изложить вашу историю в моём, так сказать, понимании?

– Валяйте, – всё ещё хмуро разрешила я.

Он ненадолго задумался, видимо делал перевод своей речи с учёного на человеческий язык, потом заговорил:

Все мы, живущие на Земле, находимся «под колпаком» у некого Могущества. Кто‑то именует его Богом, а я, с вашего позволения, назову Мировым разумом. В начале XX века не без его согласия – а как иначе‑то? – было запущено пресловутое Красное колесо, как поименовал его Александр Исаевич Солженицын. И начало оно свой бег по странам и континентам с того, что исполосовало своим раскалённым ободом вдоль и поперёк Российскую империю, а потом очертило вокруг её развалин границы нового мира. Спустя семьдесят лет колесо было остановлено, притом, там же, где и было запущено. Великий эксперимент закончился неудачей. – Заметив моё недовольство, червь учёный поспешил внести поправку. – Согласен, голубушка, что и грешно, и цинично так говорить, учитывая миллионы загубленных жизней, но для краткости позвольте мне помянуть беду лишь этим упоминанием. Не об том, извините, речь. А вот то, что Мировой разум вряд ли предполагал подобный исход, давая разрешение на начало эксперимента, мне кажется, мы вполне допустить можем. Как вы думаете?

Не знаю, что он хотел от меня услышать, но, судя по его вытянувшемуся лицу, вряд ли то, что произнесла я:

– Думать я пока ещё не начала. Начну с того момента, когда услышу, какое отношение вся эта лабуда имеет ко мне и ребятам. И имей в виду: моё терпение на исходе!

Печально вздохнув, мой учёный собеседник покорно кивнул.

– Хорошо. Перехожу сразу к сути. После 1917 года человечество пошло не по тому пути. Мировой разум решил создать параллельную ветвь истории, в которой Красное колесо будет катиться как‑то иначе. Для придания нужного импульса из будущего изымается группа «попаданцев» – извините, термин не мной придуман – и переносится ближе к точке начала изменения. Не спрашивайте, почему выбрали именно вас и почему именно сейчас, а не годом или десятилетием раньше или позже.

– Не буду, – кивнула я, – но всё‑таки – почему?

Вот что значит питерский интеллигент! Глеб на этом месте обязательно бы сорвался, а этот ничего, только погрустнел ещё больше.

– Точно я, конечно, не знаю. Предположим, что кто‑то из вашей четвёрки внешне похож на реальную историческую личность. Их меняют местами, а остальных отправляют в прошлое как бы на подмогу.

– Ёрш! – воскликнула я.

– Вы имеете в виду Николая Ершова? – уточнил Игнат Степанович. – Это весьма вероятно. На месте его якобы гибели находят останки человека из прошлого, а он сам оказывается вместо него в будущем.

В моей голове стало проясняться. Ну, конечно, всё так и есть! Вот только…

– С ребятами всё ясно. Теперь я уверена, что они там, в прошлом. Но почему вы думаете, что и я должна присоединиться к ним?

– Во‑первых, вы и сами так думаете, – ответил Игнат Степанович. – Во‑вторых, я не утверждаю, что вы обязательно попадёте к ним. – Заметив мою реакцию, поспешил добавить: – Но это более чем вероятно! Ключевым моментом я считаю происшествие на берегу реки, вы ведь тогда впервые услышали колокол? – Я кивнула. – Звук колокола, скорее всего, является неким атрибутом перехода. Все, кто его слышал, будут втянуты во временную воронку.

Не могу сказать, что объяснение показалось мне убедительным, но очень хотелось, чтобы так оно и случилось, и я поверила. Но кое‑что хотелось уточнить.

– Как вы думаете, после выполнения миссии мы вернёмся назад?

Учёный посмотрел на меня печальными глазами.

– Боюсь, что нет; не буду врать, я уверен, билеты вам выписаны в один конец.

– Но в кино… – растеряно произнесла я.

– Причём тут кино? – удивился мой собеседник. – Хотя… Видите ли, я допускаю, что «попаданцы» могут вернуться в свою эпоху, но при условии, что они никак не изменили прошлое. А это возможно лишь в том случае, если они попали туда случайно и на очень короткий промежуток времени. У вас же совсем иная миссия. Вам суждено стать частью нового мира, и старый мир вас обратно не примет. Зачем далеко ходить? Вы ещё здесь, но другой мир уже заявил на вас права, и этот мир вас отторгает.

– Вы имеете в виду случай на улице? – догадалась я.

– Именно! – воскликнул Игнат Степанович.

Я с сомнением покачала головой.

– Так или иначе, но вам больше не следует покидать квартиру, – убеждённо сказал учёный. – И в целях безопасности, и в виду того, что проход может открыться в любую минуту. Всё необходимое вам будут доставлять члены нашей организации.

– Ну, хорошо, – согласилась я. А как вы предполагаете объяснить наше исчезновение?

– Конечно, это будет несколько хлопотно, – ответил Игнат Степанович, но при наших возможностях мы что‑нибудь придумаем. Я думаю, наследники Михаила Макаровича не сильно пострадают, если им не достанется автомобиль?

– Думаю, нет, – ответила я. – Понимаю. Вы выкупите из морга два бесхозных трупа и организуете для них автомобильную катастрофу.

– Ну, как‑то так, – кивнул Игнат Степанович.

Я решительно достала остатки позаимствованных у Михаила денег и протянула учёному.

– Это на расходы!

– Но это много, – испытывая неловкость, ответил он.

– То, что останется, употребите на нужды вашей организации, – твёрдо сказала я. – И не беспокойтесь, на наследстве это отразится крайне мало.

Игнат Степанович принял деньги и посмотрел на меня.

– Вы что‑то ещё хотите спросить?

– Да. Скажите…