В войну вступают школьники, студенты, отдельные граждане и целые города

Так нам скоро придется самим бурить нефтяные скважины.

Полли Армстронг, член муниципального совета города Беркли, штат Калифорния, о решении совета запретить закупку бензина для городских нужд у всех крупных нефтяных компаний.

— О'кей, надо, чтобы у каждой двери кто‑то стоял. Поехали! — закричал Шон Хейес своим лающим баритоном, типичным для школьного тренера по баскетболу, каковым, кстати сказать, он и является. — Поехали, — рявкнул он снова, ударяя в свои мясистые ладони, да так громко, что хлопок отозвался эхом в огромном спортзале средней школы Сент‑Мери в Пикеринге, провинция Онтарио (городе, больше всего известном своей близостью к атомной электростанции сомнительной репутации).

Хейес пригласил меня поучаствовать в первом школьном «Шоу потогонной моды», задуманном, когда он узнал, что сделанные в Индонезии найковские кроссовки, в которых играет его баскетбольная команда, могли быть изготовлены в потогонных цехах. Хейес — грубоватый «пан спортсмен», у которого есть совесть; с горсткой сознательных студентов он организовал сегодняшнее мероприятие, чтобы остальные две тысячи подростков Сент‑Мери задумались об одежде, которую они носят, в более глубоком смысле, чем в терминах «круто» или «отстой».

Замысел был прост: пока модели, наряженные в фирменные шмотки, дефилируют по наскоро сколоченному подиуму, один из ребят, стоя сбоку, должен читать заранее заготовленный текст о жизни трудящихся «третьего мира», которые эту одежду производят. Сразу за этим ученики представят сценку «Микки Маус едет на Гаити» и скетч на тему о том, как часто тинейджеры чувствуют себя «нелюбимыми, нежеланными, гонимыми и непопулярными, если не носят то, что принято в их кругу». Моя очередь наступит в самом конце — я должна произнести короткую речь о своих исследованиях в зонах экспортного производства и потом ответить на вопросы. Все просто и без затей.

Пока мы ждали, чтобы зазвенел звонок и ученики повалили в зал, Хей‑ес повернулся ко мне и сказал с вымученной улыбкой:

— Надеюсь, дети поймут, о чем речь, и не подумают, что это обычный показ мод.

Я к тому времени уже прочла приготовленную учениками речь, и теперь подумала, что эта его нервозность несколько неадекватна. Да, показы мод стали у старшеклассников излюбленным способом подзаработать, и уже не уступают в популярности мытью машин. Но неужели Хейес всерьез считает своих учеников настолько бесчувственными, что они смогут выслушать свидетельство о нищенской зарплате и физических издевательствах над найковскими рабочими и при этом ожидать, что обсуждаемые вещи после шоу будут продаваться со скидкой? В этот момент двое подростков заглянули в зал, окинули взглядом лихорадочные приготовления, и один сказал:

— Эй, мужики, показ мод, это, наверно, шутка?

Тренер Хейес явно нервничал.

По мере того как две тысячи учеников занимали места на трибунах, зал заполняла суматоха, сопровождающая любую отмену уроков, — будь то школьный спектакль, просветительская лекция о СПИДе, забастовка учителей или пожарная тревога. Поверхностный взгляд не обнаруживал на одежде этих детей никаких логотипов, что явно не было их собственным выбором. Сент‑Мери — школа католическая[37], и ее учащиеся ходят в форме — скучно, конечно, потому они и старались придать ей хоть немного оригинальности. Конечно, из серых фланелевых брюк и синего акрилового свитера «крутой прикид» не сварганишь, но мальчики старались изо всех сил — штаны спускали чуть ли не до колен, а под ними пристегивали к ремню узорчатые боксерские шорты. Не отставали и девочки: в ансамбль с невзрачными коричневыми платьями надевали туфли на высоченной платформе и красили губы черной помадой.

Оказалось, что тренер Хейес нервничал не напрасно. Когда зазвучал хип‑хоп и первые модели пошли по подиуму в найковской обуви и тренировочных костюмах, зал взорвался приветственными криками и аплодисментами. Как только девушка, которой было поручено читать серьезный текст, начала словами «Добро пожаловать в мир Nike», ее голос утонул в гиканье и свисте. С первого взгляда было понятно, что приветствовали они вовсе не ее, а само слово Nike — всеми любимый звездный брэнд.

Пока я ожидала своей очереди, меня так и подмывало бежать прочь из этого современного тинейджерского мира, но тренер Хейес угрожающе погудел несколько раз, и толпа потихоньку успокоилась. По крайней мере, мою речь не перебивали, а последовавшее за нею обсуждение было одним из самых оживленных на моей памяти. Первый мой вопрос (как и на всех мероприятиях, посвященных рассказу о потогонной системе производства) был: «Какие брэнды не имеют ничего общего с потогонной системой?» Adidas? — спросили они. Reebok? Gap? Я отвечала ученикам Сент‑Мери, что, зайдя в супермаркет, обзавестись гардеробом, не запятнанным эксплуатацией человека человеком, практически невозможно, если учесть, как налажено производство у всех крупнейших компаний. Лучший способ вызвать хоть какие‑то изменения в мире, сказала я им, — это обладать информацией, для чего и существует Интернет, и сообщать компаниям, что вы о них думаете, — для этого необходимо писать письма и задавать множество вопросов в магазинах. Ребята Сент‑Мери отнеслись к ответу в такой форме весьма скептически.

— Вы же понимаете, у меня нет времени действовать как политический активист всякий раз, когда я иду в супермаркет, — сказала одна девушка, твердо уперши правую руку в бок. — Просто скажите, какую обувь покупать, а какую нет?

К микрофону подплыла другая девушка, с виду лет шестнадцати:

— Я просто хочу сказать, у нас капитализм, о'кей? и всем разрешено делать деньги, о'кей? а если вам это не нравится, так вы, может, просто завидуете?

В ответ взлетело несколько рук:

— Эй, слушай, у тебя крыша поехала, что ли? Значит, если кто‑нибудь что‑то делает, так это обязательно правильно, что ли? И вообще, надо стоять за то, во что веришь, а не постоянно торчать перед зеркалом и прихорашиваться.

Эти детишки, посмотревшие тысячи передач Рики Лейк и Опры Уинфри, подхватывают формат ток‑шоу с естественностью какого‑нибудь известного политика, например, Элизабет Доул[38]. Только что они шумно приветствовали Nike, теперь с таким же энтузиазмом подбадривают друг друга — давай‑давай, девчата! Последнюю минуту перед звонком тренер Хейес отвел для последнего вопроса. Мальчишка в отвисших штанах прошаркал подошвами по залу, брезгливо оттягивая двумя пальцами форменный синий свитер от своего тощего, вытянутого торса с таким выражением, как будто от него воняет. Он навис над микрофоном и безукоризненным тинейджерским монотонным голосом произнес:

— Типа, тренер Хейес, если условия труда в Индонезии такие хреновые, то почему мы должны носить эту форму? Мы покупаем тысячи этих штук, а тут прямо так и написано: Made in Indonesia. Откуда вы знаете, что они не сделаны в потогонных цехах?

Аудитория взорвалась. Получился изрядный конфуз. К микрофону рванулся еще один: они должны попытаться узнать, кто производит их школьную форму; недостатка добровольцев для такого проекта не оказалось. Когда я покидала в тот день Сент‑Мери, школа кипела энтузиазмом новой взятой на себя задачи.

Не спорю, за этой новообретенной заботой учащихся Сент‑Мери условиями труда в Индонезии стояло в основном то, что они вдруг нашли благовидный предлог отказаться носить свою дурацкую форму, — забота, прямо скажем, не вполне альтруистическая. Но, пусть и нечаянно, они набрели на чрезвычайно мощные рычаги, которые уже используются в целях заставить транснациональные корпорации, действующие неэтично, пойти на реформы.

Когда школы, университеты, церковные приходы, профсоюзы, муниципальные советы и правительства разных уровней, принимая решения о закупке крупных партий товаров, применяют этические критерии отбора, антикорпоративное движение выходит далеко за рамки «рекламоборчества» и протестов у супермагазинов — войны, в общем‑то, символической. Каждый такого рода общественный или государственный институт — не просто совокупность индивидуальных покупателей; они сами являются потребителями — и очень влиятельными. Тысячи школ, подобных Сент‑Мери, заказывающих тысячи комплектов школьной формы каждая, — из этого складывается ОГРОМНОЕ количество школьной формы. Они закупают и спортивный инвентарь для своих команд, и еду для своих столовых, и напитки для своих торговых автоматов. Муниципальные правительства закупают форму для своих полицейских, бензин для своих мусорных машин и компьютеры для своих офисов; они инвестируют средства своих пенсионных фондов в ценные бумаги крупнейших корпораций. Университеты выбирают те или иные телекоммуникационные компании в качестве провайдеров для обслуживания своих Интернет‑порталов, держат свои деньги в банках и распоряжаются данными им пожертвованиями, которые могут составлять миллиарды долларов. И, разумеется, они все чаще заключают спонсорские соглашения непосредственно с корпорациями. Оптовые поставки и спонсорские сделки входят в число самых вожделенных видов контрактов, и корпорации изо всех сил стараются перебить друг другу цену, чтобы их заполучить.

Все эти различные виды бизнеса объединяет одно: противоречие между этикой общественной жизни (строящейся, по идее, на принципах «общественного блага») с корпоративной жаждой наживы. Когда корпорации спонсируют некое мероприятие на университетском кампусе или подписывают сделку с муниципальными властями, они переходят очень важную грань между частным пространством и общественным, выходят за пределы той области, где потребитель взаимодействует с корпорацией как индивидуальный покупатель. Мы не ожидаем обнаружить высокие нравственные принципы в супермаркетах и моллах, но пока еще надеемся — в известных пределах — найти их в нашем общественном пространстве: в учебных заведениях, в национальных парках, на муниципальных детских площадках.

Пусть это кому‑то покажется ложкой меда в бочке дегтя, но в том, что частные корпорации все больше претендуют на это наше общественное пространство, есть некий положительный побочный эффект. В последние несколько лет во многих общественных, общенациональных и религиозных учреждениях просыпается коллективное понимание того, что вероятность иметь у себя гостем транснациональную корпорацию — в качестве поставщика или спонсора — открывает им неплохие политические возможности. Со своей гигантской покупательной способностью государственные, общественные и благотворительные учреждения могут в интересах общества оказывать серьезное давление на частные корпорации, которые, если этого не делать, ведут себя излишне свободно. И нигде эта возможность не может быть реализована успешнее, чем в школах и университетах.

Date: 2015-07-11; view: 340; Нарушение авторских прав