Главная Случайная страница


Полезное:

Как сделать разговор полезным и приятным Как сделать объемную звезду своими руками Как сделать то, что делать не хочется? Как сделать погремушку Как сделать так чтобы женщины сами знакомились с вами Как сделать идею коммерческой Как сделать хорошую растяжку ног? Как сделать наш разум здоровым? Как сделать, чтобы люди обманывали меньше Вопрос 4. Как сделать так, чтобы вас уважали и ценили? Как сделать лучше себе и другим людям Как сделать свидание интересным?


Категории:

АрхитектураАстрономияБиологияГеографияГеологияИнформатикаИскусствоИсторияКулинарияКультураМаркетингМатематикаМедицинаМенеджментОхрана трудаПравоПроизводствоПсихологияРелигияСоциологияСпортТехникаФизикаФилософияХимияЭкологияЭкономикаЭлектроника






Глава XXII





 

Что надо здесь изменнику? Алан придержал коня, стараясь разрешить эту загадку. Вот Герат нагнулся над колесницей, воровато оглянувшись, быстро подхватил на руки большой бесформенный предмет и повернул в приоткрытые ворота ближайшего двора. Алан стегнул жеребца и в два прыжка очутился перед ним.

— Стой, несчастный! Только псы спасаются в подворотню!

От этого крика Герат вздрогнул и выпустил из рук свою ношу. Это оказалась женщина. Она слабо застонала и даже не попыталась подняться с земли. Алан не обратил на нее внимания. Весь отдавшись гневному чувству, он соскочил с коня и, обнажив меч, медленно и грозно шагнул навстречу бывшему другу.

Герат стиснул зубы и тоже схватился за меч. Но в лице Алана было что-то, заставившее предателя попятиться и опустить руку.

— Ну что ж, «полководец», сегодня взяла твоя, но мы еще расквитаемся! Инга все равно не будет с тобой! Клянусь, этому не бывать, хотя ты и захватил ее!

От слов Герата все завертелось перед глазами Алана, он еще боялся поверить…

Плохо соображая, что делает, Алан склонился над упав-, шей женщиной и обхватил ее голову руками. Какое-то удушающее бессилие заставило его сесть на землю с ней рядом — это была она! Его Инга!

Черноволосая девушка, спасшая ему жизнь в ледяной западне, что с ней? Кто посмел обидеть ее? Как она попала сюда? Нет, понять теперь ничего невозможно, туман какой-то, все вертится. И в этом тумане он не заметил, как злобно усмехнулся Герат. Предатель увидел приближавшихся всадников и исчез в темном дворе, прошептав на прощание: «Ты умрешь этой ночью, счастливчик».

Мипоксай на полном скаку буквально слетел с лошади и, схватив за плечи Алана, тряхнул его, словно сомневаясь еще, он ли это.

— Ты? Жив! А мы перевернули все! Думали, им все же удалось захватить тебя!

— Кого захватить? Кто захватил?

— Я видел в городе Антимаха. Он повсюду ищет тебя.

— Погоди, Мипоксай, молчи сейчас, я и так ничего не могу понять. Взгляни — это Инга! Моя Инга, о которой я столько говорил тебе… Сейчас я плохо понимаю. Ты упомянул Антимаха?

— Зато я, кажется, начинаю понимать. Эй, ребята, сотня Эскура пойдет расчищать путь к воротам, остальные остаются охранять командующего!

Она медленно открыла глаза. Вначале они ничего не выражали, а потом в их черной глубине вместе с первыми искорками сознания появилось удивление, даже испуг. Но на смену им быстро пришло выражение тихой радости.

— Вот видишь, Великий Шамши услышал мою просьбу. В стране теней перед дальней дорогой он позволил увидеть еще раз тебя. — И искристые глаза снова закрылись.

Но сильные руки крепко встряхнули ее, и голос, совсем не похожий на загробные голоса теней, заставил очнуться.

— Мы еще поживем, Инга! На земле поживем! Ты слышишь? Слышишь меня?

Из тумана вновь выплыли разукрашенные стены шатра и лицо человека. Родное, знакомое и вместе с тем чужое… Лоб ровный и чистый, а у виска закорючка шрама… Это тогда… Он был мальчиком и победил барса… А потом ушел от нее… Много долгих лет лишь во сне да в мечтах видела она его… И вот сейчас на нем алая одежда чужой, враждебной страны…

— Ты, значит, свободен, Алан? — Этот вопрос первым сорвался с ее губ, потому что было мучительно больно и непонятно, как мог он, здоровый и свободный находиться вдали от родины… От нее…

— Да, я свободен, Инга! Мне подчинены греческие полки и города… Что-то странное в лице девушки заставило его оборвать фразу.

— Почему ты так смотришь на меня?

— Нет, ничего… Алан — греческий полководец. Как странно! Хотя… Столько лет… Ты теперь совсем другой…

— О чем ты говоришь? — Чуть заметная нотка гнева в этом вопросе заставила девушку резко приподняться. Вся загоревшись, она бросила ему в лицо горькие слова:

— Ты, почетный воин племени филагетов, стал полководцем врагов! И это ты, мой Алан, которого я ждала столько лет! Молчи! Не прикасайся ко мне! Здесь, у греков, красивые женщины. Герат говорил мне, все рассказал! А я, глупая, не верила ни одному слову! — И, зарыдав, девушка без сил опустила голову на ковер. Оглушенный и безмолвный стоял над ней Алан, еще не в силах понять и поверить.

— Я почетный воин племени! Я?!

— Ты, может, притворишься, что не знал этого? Герат говорил тебе! А ты смеялся в ответ, бактрийский полководец!

— О чем ты говоришь? Племя изгнало меня!

— Никто не изгонял тебя! Ты сам ушел. Нет, трусливо сбежал! А на следующее утро у Герата нашли шкуру твоего барса! Он спрятал ее! И племя изгнало его, а ты был все эти годы почетным воином, ты, изменник и трус!

Если бы хоть раз взглянула она ему в лицо! Если бы. горечь и отчаяние не придавили ее с такой силой к земле, не душили рыданиями и гневом! Когда она пришла в себя — никого уже не было в шатре. Только шаги часовых нарушали жуткую тишину.

В эту ночь новый смертоносный вихрь потряс Бактру. Он зародился у северных уже распахнутых настежь ворот. Вместо того чтобы выйти из западни, два гвардейских полка, подчиняясь непонятному приказу Алана, повернули и ударили на город. Навстречу смерти — вдоль бесчисленных укрепленных узких улиц, где из-за каждой стены, из-за каждого дома летели в них стрелы и копья укрытых, во много раз превосходящих числом дружинников Антимаха. В самом центре отряда две лошади несли хорошо защищенные носилки с девушкой. Казалось, прославленный полководец сошел с ума. Кровь хлестала из боков его жеребца, израненного стременами. А алая туника служила отличной мишенью. Тут и там из нее уже торчали вражеские стрелы, под их наконечниками гнулись пластинки панциря…

С крыши какого-то здания вражеская рука направила в него длинную и тяжелую, как бревно, стрелу баллисты. Было мгновение, когда, казалось, ничего уже не спасет отчаянного, обезумевшего человека. Мипоксай прыгнул ему на спину и сильным ударом сбросил с коня. Стрела баллисты, сорвав опустевшее седло, вдребезги разнесла стену противоположного дома. Они лежали, прижавшись спинами к земле, со всех сторон окруженные кольцом воинов, прикрывших их своими щитами…

— Смотри, Алан! Смотри и одумайся. Кто дал тебе право жертвовать жизнью этих людей?

— Мипоксай! Неужели и ты не понимаешь меня? Я должен найти этого негодяя! Этого требует честь воина. Это мой долг!

— Может быть. Но это не дает тебе права посылать на смерть людей, до конца преданных тебе! Идущих за тобой даже против законов своей родины! Знаешь ли ты, что Верховный совет общины отстранил тебя от командования армией? Что он приговорил тебя к смерти?

— Меня? За что?

— Ты человек, который может слишком много, это всегда не нравится. А твой злейший враг Антимах — царь Бактрии.

Эта последняя новость, казалось, совсем надломила Алана. Хриплым, глухим голосом задал он Мипоксаю последний вопрос:

— Откуда это известно?

— Глашатаи уже обнародовали постановление общины, скрепленное царской подписью, в нем ты обвиняешься во многих преступлениях. Вместе с ним зачитан царский указ, повелевающий всем твоим воинам, бывшим рабам, вернуться к своим хозяевам. За непослушание — смерть. Там еще сказано, что рабам, по твоей просьбе, за каждый день военной службы выплатят по одной медной драхме. Им приказано получить эти деньги в казне и навсегда забыть о свободе… Обманом и клеветой наши враги надеялись сломить волю верных тебе полков, и вот смотри — твои воины знают, где правда.

Красноватые отблески вставали над городом. Отовсюду доносились звуки труб и боевые кличи. Стрелы, копья, мечи собирали обильную жатву смерти. А вокруг друзей все так же плотным кольцом стояли суровые мужественные воины. Они ожидали команды человека, которого теперь только сердцем признавали своим полководцем. И Алан понял, какой должна быть эта команда… Путь назад, к воротам, был еще труднее: поперек улиц вставали временные укрепления. Все больше войск стягивало кольцо вокруг непокорных полков. Стало ясно, что назад, к северным воротам, им уже не пробиться. Таяли ряды воинов, на крышах надрывались глашатаи, именем царя обещая свободу изменникам. Но слишком хорошо знали люди Алана иену этим обещаниям, слишком верили тому, кто всегда был с ними.

Рванувшись в сторону, истекающий кровью отряд вырвался наконец к городской стене, и только узкая брешь, проломленная еще индусами во время штурма, спасла его. Остатки двух полков — небольшая кучка израненных людей — ушли в ночь. Воины сплотились вокруг человека, которому добровольно подарили власть над своими жизнями.

К южной дороге, по которой ушла армия, пути не было. Большие заслоны, словно опасаясь ее возвращения, прикрыли город с юга, как бы нарочно оставив открытым путь на север… Туда, откуда неслись в сердце Алана пьянящие ветры возвращенной родины, которая ждала все эти годы своего сына, оторванного от нее силой предательства, и теперь властно звала обратно. Едва погасли вдали последние огни города и стих шум погони, как Алан остановил свой небольшой отряд.

— Друзья! Немало славных дел совершили мы вместе. Много боев прошли, много побед одержали, и до сих пор вы не могли упрекнуть своего командира. А сейчас я впервые забыл долг полководца, и много наших товарищей заплатило за это жизнью. Случилось так потому, что меня не качала в люльке гречанка, а ветры Эллады не играли со мной в детстве. И деды мои не знали вашей далекой страны, они родились там, где огромные горы, каких вы не видали, подпирают серое от ветров и снегов небо. А для меня это небо дороже голубого неба Бактрии. Настало время, когда я должен вернуться к нему, вновь взобраться на вершины родных гор! Они зовут меня, и, кроме этого зова, уже ничего не властно надо мной! А вы возвращайтесь! В жизни человека, надолго покинувшего родину, бывают минуты, которые могут сделать его навсегда несчастным, помните это. А теперь протайте и передайте войскам мой последний приказ: они должны все время настигать отходящих индусов, не давать им возможности остановиться, на ходу уничтожить остатки их армий, навсегда избавить свою страну от опасного своей силой врага. И может быть, другой полководец, в жилах которого течет кровь свободного воина, сможет подарить свободу поверившим мне людям. Боритесь за свободу, никому не отдавайте ее. Я не смог выполнить своих обещаний, прав оказался великий мудрей, сын вашей родины. Протайте, я ухожу на север к «варварским» скифам, как их называют в Бактрии, и на прощание хочу попросить вас не поднимать оружие против скифских племен. Только это уже не приказ полководца, а просьба друга.

Алан умолк, и вокруг него долго молча стояли, повесив головы, верные товарищи. Нечего им было возразить ему, он был прав, их Аполонодор, как всегда, прав… Вот один из них чуть тронул коня и, подъехав поближе, заговорил глухим от волнения голосом:

— Ты говорил справедливо. Даже боги не властны дать человеку новую родину. Мы выполним твои последние наказы, сейчас позволь нам проводить тебя до границ Бактрии.

— Этот путь опасен, а я уже не имею права распоряжаться вашими жизнями. Кто хочет — пусть вернется обратно!

Несколько теней отделились от группы всадников и скрылись в ночи.

Кто они? Их лица показались незнакомыми стоящим рядом воинам. Но разве разберешь что-нибудь в ночной тьме! В городе всякие люди могли увязаться за отрядом.

Ушли — тем лучше. А теперь — в путь. Пока розово-перстая Эос не открыла врагам их следов, нужно выйти на караванную тропу.

Две сильные лошади легко несли украшенные золотом и серебром носилки. За шелковыми занавесками сидела девушка.

Алан хотел и не смел подъехать к ее носилкам. Боялся, что она не поверит ему, не простит… Долго тянулся горький молчанием путь. И вдруг под вечер воин, сопровождающий носилки, доложил Алану, что Инга хочет с ним говорить.

— Куда мы едем?

Вопрос был задан холодным, чужим тоном. С трудом сдержал Алан гримасу боли и ответил как можно спокойнее.

— Домой, Инга. В горы. В стойбище нашего племени.

— Ты, что же, решил проводить меня?

И столько тревоги было в ее голосе, столько боязни услышать в ответ холодное «да», что Алан не выдержал. Он выпрыгнул из седла и, схватив ее за руку, горячо заговорил:

— Не поймал я его, не сумел, ты прости меня, Инга! Я хотел, чтобы этот шакал сам рассказал тебе все. Он обманул меня. Ты не знаешь, как я тосковал все эти годы о тебе, о родных горах и лесах! Не знаешь, как жестоко наказали меня боги за чрезмерную гордость! Как я мечтал увидеть тебя хоть на одно мгновение! А вместо этого видел блеск мечей и пески чужой страны… Но я верил, ждал, надеялся на чудо — и вот оно свершилось. Опять вместе, как в детстве. И я сейчас самый счастливый человек. Мы вместе, вместе!

Ему хотелось кричать, петь это слово — и девушка поняла. Алан был счастлив. Маленькая девочка из мечты пришла в его действительность, пришла красивой и гордой, любящей и потому не прощающей, верной и гневной… Годами хранимое чувство было стремительно, как атаки его полков, и так же несокрушимо. Оно победило в нем воина и разбудило, уснувшую было от грохота оружия, душу художника. Мир проснулся тысячами новых красок. Розовая пена восхода ложилась на пески… Вскинув голову, весь затрепетав, ржал конь, и под его кожей играли бронзовые мышцы. Ослепительно переливались солнечные зайчики на брошенных в песке старых военных доспехах.

А Мипоксай не мог избавиться от непонятной тревоги. Все время мучил вопрос — кто эти уехавшие всадники? Это не могли быть воины их полков! И тревога, как узкая змейка, заползала все глубже.

В алых бликах зари ему тоже виделась розоватая пена, только другая — теплая и солоноватая пена человеческой крови. Стиснув зубы, он ускакал далеко вперед, чтобы не видеть беспечное и глупое от счастья лицо друга.

Антимах не из тех, кто так просто выпустит их из западни. Почему до сих пор нет погони? Почему?

Но погони и в самом деле не было. Вот уже и граница Бактрии. Мутная Яксарт преградила путь отряду. Очевидно, Антимах потерял их след, и все опасения Мипоксая напрасны. Прибрежные холмы заросли сочной травой и кустарником. Вот и брод. Настала пора прощаться с боевыми друзьями. Здесь, на границе Скифии, бактрийцы повернут Своих коней обратно.

Весь долгий шестидневный путь Алан жил в пьяном сне счастья. Инга… Она заполнила все его существо.

Словно из сна выплыла вдруг пограничная река, за которой раскинулись родные степи Мипоксая.

Вот и Скифия… Пора прощаться… Алан остановил коня. И вдруг услышал, как совсем рядом, с той стороны, где находились носилки Инги, просвистела стрела.

Он обернулся на звон тетивы и в кустах увидел Герата, опускавшего лук. Алан торжествующе вскрикнул и хлестнул коня. Герат рванулся в сторону, а от него врассыпную бросились сидящие в засаде воины. Слишком хорошо знали они боевой клич Аполонодора Артамитского, и, хоть было их здесь больше трех полков, ничто не могло рассеять страх перед этим человеком. Никто не помог Герату. С хрустом вместе с медью шлема развалился пополам череп предателя, спиной встретившего смерть. Даже не взглянув на скорченный труп, Алан повернул коня и вздрогнул от страшной картины, открывшейся его взгляду. Алыми от крови стали струи реки. Быстро таяли ряды его верных друзей, со всех сторон сдавленных массой врагов.

В несколько прыжков он оказался среди друзей, и грозный голос полководца отдал последний приказ:

— Всем уходить в пустыню! Найдите армию. Передайте ей мой приказ. Вы еще сможете отомстить за себя. Им нужен только я, всем погибать бессмысленно! Выполнять приказ! Ко мне, Мипоксай! Мы еще покажем этим шакалам, как рубятся в скифских степях!

Почти нечеловеческая сила этого юноши не раз заставляла сотни людей без раздумья подчиняться ему. И сейчас последние остатки его славных полков — тридцать-сорок воинов — беспрекословно повернули в сторону. Им почти не препятствовали: один Аполонодор будет не так страшен. Только Мипоксай не выполнил приказа. За соседним холмом лежал он с пробитой грудью. А рядом в окровавленной золотой тунике валялся труп Антимаха. Мипоксай умирал тяжело и перед смертью думал о друге:

— Я отомстил ему, Алан, отомстил за все…

Вот так случилось, что Алан один на один остался со своими врагами; и все же много голов покатилось бы под копыта коней… Но могучий воин вдруг покачнулся в седле, хотя никто еще не осмелился нанести удар. Со звоном упал на землю его меч. Славный меч, сотни раз разивший врагов. Сам он как-то очень медленно сполз с коня и, шатаясь, сделал несколько шагов. Враги расступились перед ним. Никто не поднял оружия. В суровом молчании стояли они вокруг него, и было слышно, как журчат воды реки и стонут раненые. Полководец пошатнулся. Кто-то из вражеских воинов протянул руку, чтобы поддержать его.

У ног Алана лежала девушка. Одну руку она согнула, а другую откинула в сторону, будто хотела погладить шелковистые травинки. А в том месте, где тонкое полотно приподнимала девичья грудь, торчало окрашенное кровью оперение стрелы.

Высоко вверху парил степной орел, он летел на север, прочь от палящих песков пустыни, в родные степи и горы. Может, он понял, что происходит там, внизу? Может, тот, что оставался на чужбине, что не смог полететь вслед за ним, передал ему свою тоску? Этого не знали люди, молча проводившие глазами сильную птицу. И долго еще звучал над степью печальный крик улетающего орла.

 

Date: 2015-07-11; view: 284; Нарушение авторских прав; Помощь в написании работы --> СЮДА...



mydocx.ru - 2015-2024 year. (0.007 sec.) Все материалы представленные на сайте исключительно с целью ознакомления читателями и не преследуют коммерческих целей или нарушение авторских прав - Пожаловаться на публикацию