Рейхстаг подчиняется

Для того чтобы закон был принят, требовалось согласно Конституции, чтобы за него высказался рейхстаг большинством в две трети голосов. Это не было, разумеется, подлинное большинство в две трети. Конституция требовала лишь того, чтобы на заседании присутствовали две трети депутатов, а из них опять-таки две трети голосовали за закон. Нетрудно вывести отсюда, что довольно значительная группа депутатов, которая из страха перед террором, быть может, не осмелилась бы открыто выступить против закона, могла тем не менее благодаря своему отсутствию понизить требуемый состав депутатов до нормы, меньшей двух третей. После того как 81 коммунист насильно был удален из рейхстага, для этого было достаточно 120 социал-демократов и около 15 депутатов центра. Разумеется, тайная ярость депутатов центра была достаточно сильна, чтобы мобилизовать для этой цели 15 членов их фракции. От 73 депутатов центра и 19 депутатов близкой ему баварской народной партии зависел отказ правительству Гитлера в диктаторских полномочиях. Они могли достичь этого либо путем открытого отказа, либо попросту отсутствуя на заседании.

С помощью обещаний и угроз Гитлер постарался склонить центр к повиновению. Он обещал его вождю Каасу, что все партии, которые будут голосовать за этот закон, составят рабочую комиссию. Она будет представлять собой как бы уменьшенный и улучшенный парламент, перед которым правительство будет отчитываться в своей деятельности. Это обещание Гитлер нарушил так же, как и многие другие свои обещания, а Каас, возможно, только сделал вид, что верит ему. Большее значение имело то, что Гитлер включил в свою правительственную декларацию ряд обещаний, касающихся прав церкви. По своей четкости они выгодно отличались от большинства прочих его заявлений, носивших большей частью общий характер. Так как эти обещания были даны иностранной державе, а именно святому престолу, то казалось, что они до известной степени связывают правительство.

О социал-демократии Гитлеру не приходилось беспокоиться, хотя эта партия в то время еще не была окончательно изгнана из политической жизни и в соответствии с национал-социалистской стратегией должна была временно играть роль объекта истязаний. После ожесточенных внутренних споров фракция решила присутствовать на заседании рейхстага и голосовать против закона. Она исходила, очевидно, из того соображения, что это более мужественное поведение, чем простое отсутствие.

В своей программной речи Гитлер заявил: «Национальное правительство ввиду бедственного положения, в котором находится теперь народ, считает вопрос о монархистской реставрации не подлежащим обсуждению. Попытку разрешить самовольно эту проблему в отдельных провинциях оно будет рассматривать как посягательство на имперское единство». Далее: «Противоречило бы духу национального восстания, если бы правительство вздумало испрашивать от случая к случаю разрешение рейхстага для своих мероприятий. Авторитет, а вместе с ним и работоспособность правительства пострадали бы, если бы в народе могло возникнуть сомнение в стабильности нового режима». И далее: «Вряд ли какая-либо революция столь большого масштаба протекала в истории столь дисциплинированно и бескровно, как восстание германского народа в эти недели». Далее: «Правительство намерено использовать предоставленные ему полномочия лишь в той мере, в какой это потребуется для проведения жизненно необходимых мероприятий. Ни существование рейхстага, ни существование рейхсрата не должны быть благодаря этому поставлены под угрозу. Положение и права президента остаются неприкосновенными. Высшей задачей правительства явится достижение полного согласия с его волей. Существование провинций не будет отменено, права церквей не будут ограничены, их отношение к государству не будет изменено». И после всех этих заявлений в заключение резкий поворот – несколько фраз, ради которых, собственно, была произнесена вся речь: «Правительство предлагает партиям возможность спокойного германского развития, а в связи с ним возможность соглашения в будущем. Оно однако в такой же мере готово встретить отказ и вместе с ним и сопротивление. Решайте же сами, господа, быть ли миру или войне».

Война была последним словом Гитлера, его вечная война против второй половины народа. Так как последняя была безоружна, то вначале Гитлер должен был, несомненно, выиграть эту войну. На трибунах и в проходах между скамьями депутатов были размещены вооруженные до зубов штурмовики. Речь, в которой Отто Вельс обосновал отказ социал-демократов, можно бы при таких обстоятельствах назвать даже мужественной; тем не менее она не содержала ни малейшего указания на действительное положение, создавшееся в стране. Гитлер в ответной речи, которая была довольно пустой по содержанию, но в ораторском отношении являлась безусловно одной из лучших, какие пришлось слышать рейхстагу, разгромил Вельса. Каас, соединяя замешательство со сдержанностью, объяснил, почему центр, несмотря на все свои сомнения, голосует за закон. Он напомнил об обещаниях Гитлера во время переговоров, и свободная от предрассудков национал-социалистская режиссура наградила аплодисментами оратора католической партии, которая казалась в то время еще могущественной. Хлопал даже Гитлер. Рейхстаг принял закон о полномочиях 441 голосом против 94 голосов социал-демократов. Национал-социалистская фракция вскочила после этого со своих мест и пропела песню Хорста Весселя.

Date: 2015-07-10; view: 305; Нарушение авторских прав