Падение Гренера и Брюнинга

Разумеется, для генерала фон Шлейхера вопросы военной политики стояли на первом плане. При этом он, вероятно, полагал, что встретит в людях, которые следовали за знаменами Гитлера как при нынешнем руководстве, так и при реорганизации этой партии, более боевых союзников, чем в социал-демократии. Военный пыл, который поддерживался союзом имперского флага в социал-демократических рядах, Шлейхер либо не замечал, либо не принимал всерьез. Во всяком случае после запрета штурмовых отрядов он поспешил выразить свое соболезнование представителям Гитлера и то же высказал президенту.

В этот момент в помощь национал-социалистам в более чем достаточной мере пришла германская юстиция. Верховный прокурор не нашел в опубликованных Зеверингом документах ничего преступного и отказался возбудить против национал-социалистов преследование за государственную измену. Поэтому президент, подписавши декрет о роспуске штурмовых отрядов, почувствовал себя поставленным в неловкое положение. Он написал нелюбезное письмо Гренеру и дал ему понять, что необходимо распустить также союз имперского флага. Когда у Гренера, больного человека с прерывающимся голосом, хватило мужества под неистовые крики национал-социалистов в рейхстаге отклонить это требование, – сцена эта несколько напоминает историю с Бюловым и Вильгельмом в деле «Дейли телеграф»,^[126] – Шлейхер воткнул ему нож в спину. После речи Гренера он подошел к своему начальнику и заявил ему в известной степени от имени армии, что его дальнейшее пребывание в качестве министра рейхсвера недопустимо и что он должен подать в отставку. Гренер был поражен словно ударом молнии. Он любил Шлейхера как «приемного сына» и самым бескорыстным образом собирался открыть широкую дорогу талантам своего протеже. После своего назначения министром иностранных дел в октябре 1931 г. он собирался добровольно уступить Шлейхеру министерство рейхсвера, с тем чтобы предоставить поле деятельности честолюбию этого способного человека. Его измены он не ожидал.

Покинутый Гинденбургом и фон Шлейхером, Гренер должен был оставить пост министра рейхсвера. При такой ситуации кабинету Брюнинга морально наносился смертельный удар. Старый президент в то время находился в своем имении в Нейдеке в Восточной Пруссии, где ему прожужжали уши жалобами на Брюнинга. Планы канцлера, желавшего поделить на участки часть обанкротившихся ост-эльбских поместий и заселить их крестьянами, были представлены президенту как «аграрный большевизм». Престарелый господин понял из всего этого лишь одно слово «большевизм». Министр труда Штегервальд, бывший рабочий, затем вождь христианских профсоюзов, в прошлом политический опекун Брюнинга, а теперь его министр, особенно упорно защищал эти планы и даже лично занялся вопросами расселения крестьян. У старого фельдмаршала возникли подозрения.

Брюнинг решил вывести интригу на чистую воду. Он хотел обратиться непосредственно к президенту с вопросом, пользуется ли он еще его доверием, и рассчитывал, что у Гинденбурга не хватит духа ответить «нет». Но он не знал седого фельдмаршала так же хорошо, как знал его генерал Гренер, который собственными глазами видел, как фельдмаршал с невозмутимостью бревна расставался с Людендорфом, с Вильгельмом II, со своими избирателями 1925 г. и с Германом Мюллером. «На что вы, безусловно, можете положиться, – сказал Гренер, – это на неверность старого господина».

Когда Гинденбург вернулся из Нейдека, Брюнинг поставил вопрос о доверии. Это произошло во время их двухдневных переговоров. Они продолжались в первый раз один час, во второй раз четверть часа, ибо престарелый господин не в состоянии был долго разговаривать. На записочках большими буквами он записал свои вопросы, которые затем зачитал. «У вас в кабинете, как передают, министры носятся с большевистскими планами?» – был один из вопросов. Брюнинг попытался объясниться, но старого господина трудно было отвлечь от его записочек. На другой день он дал понять, что Брюнингу лучше отказаться от канцлерского поста и остаться в кабинете, подобно Штреземану, министром иностранных тел. Брюнинг однако отклонил это предложение. Со словами «и у меня есть свое доброе имя и своя честь» от оставил комнату. 30 мая 1932 г. после двухлетнего пребывания на своем посту пал этот «лучший со времени Бисмарка» канцлер под напором национал-социализма, недовольства генерала фон Шлейхера и происков ост-эльбских юнкеров.

Date: 2015-07-10; view: 303; Нарушение авторских прав