Суббота, девятнадцатое декабря, вторая половина дня

Анья вошла в кабинет комиссара и молча протянула ему папку и чашку грога. Он посмотрел на ее круглое розовое лицо. Анья не улыбнулась ему, что было на нее не похоже.

– Ребенка идентифицировали, – коротко пояснила она и ткнула пальцем в папку.

– Спасибо.

Ненавижу две вещи, подумал Йона, глядя на коричневую картонную папку. Во-первых, когда заставляют бросать дело, уходить от неидентифицированных тел, ненайденных насильников, грабителей, безнаказанных побоев и убийств. А во-вторых – противоположное: когда нераскрытые дела раскрываются. Потому что когда находишь ответ на старую загадку, он редко оказывается таким, как тебе хотелось.

Йона открыл папку и стал читать. Тело ребенка, найденное в саду Лидии Эверс, принадлежало мальчику, убитому в возрасте пяти лет. Причиной смерти стал, по-видимому, перелом темени вследствие удара тупым предметом. Кроме того, на скелете обнаружено множество заживших и полузаживших повреждений, указывавших на многократные жестокие побои. «Побои?» приписал судебный медик, поставив вопросительный знак. Побои такие жестокие, что стали причиной перелома костей и трещин в скелете. По всей видимости, избиению тяжелым предметом подвергались в первую очередь спина и плечи. Кроме того, плохое состояние костей свидетельствовало о том, что ребенка морили голодом.

Комиссар немного посидел, глядя в окно. К этому он так и не смог привыкнуть. Он говорил себе: в день, когда я привыкну к таким вещам, я перестану быть комиссаром уголовной полиции. Йона запустил руки в густые волосы, с трудом сглотнул и снова вернулся к чтению.

Итак, ребенка идентифицировали. Его звали Юхан Самуэльссон, родители заявили о его пропаже тринадцать лет назад. Мать, Исабелла Самуэльссон, по ее собственным словам, находилась с сыном в саду, когда в доме зазвонил телефон. Она пошла в дом одна и за те двадцать-тридцать секунд, пока она поднимала трубку и удостоверялась, что на том конце ей никто не отвечает, ребенок пропал.

Юхану было два года, когда он пропал.

Ему было пять, когда его убили.

После этого его останки десять лет лежали в саду Лидии Эверс.

От запаха грога, поднимавшегося от чашки, вдруг затошнило. Йона встал и приоткрыл окно. Глянул вниз, на внутренний двор управления: пустой мокрый асфальт, деревья у ограды растопырили ветки.

Лидия держала ребенка у себя три года, подумал комиссар. Три года хранила тайну. Три года побоев, голода и страха.

– Йона, с тобой все нормально? – спросила Анья, просовывая голову в дверь.

– Поеду поговорю с родителями.

– Это может сделать и Никлассон.

– Нет.

– Де Геер?

– Это же мое дело. Поеду…

– Понятно.

– Можешь пока проверить несколько адресов?

– Ну конечно могу, милый, – ответила она с улыбкой.

– Это касается Лидии Эверс. Я бы хотел знать, где она жила последние тринадцать лет.

– Лидия Эверс? – повторила Анья.

Йона с тяжелым чувством надел меховую шапку, зимнюю куртку и отправился сообщить Исабелле и Юакиму Самуэльссонам, что их сына Юхана, к сожалению, нашли.

Анья позвонила ему, когда он проезжал через шлагбаум.

– Быстро ты. – Комиссар постарался, чтобы это прозвучало весело, но у него ничего не вышло.

– Сердце мое, я как раз с этим работаю, – прощебетала Анья.

Он услышал, как она вздохнула. Стая черных птиц поднялась с покрытого снегом поля. Йона заметил их краем глаза, они показались ему тяжелыми каплями. Он вспомнил две фотографии Юхана, лежавшие у него в папке, и ему захотелось громко выругаться. На одной фотографии был изображен хохочущий во весь рот лохматый парнишка в костюме полицейского. На другой – остатки костей, разложенные на металлическом столе, аккуратно снабженные бирками с номером.

– Вот дерьмо, – буркнул он себе под нос.

– Ну ты!

– Извини, Анья, тут просто другая машина…

– Ладно, ладно. Но вообще я не люблю, когда ругаются.

– Да, я знаю, – устало сказал Йона. Спорить у него не было сил.

Кажется, Анья наконец поняла, что ему не до шуток, и доложила ровным тоном:

– Дом, где нашли останки Юхана Самуэльссона, – это дом родителей Лидии Эверс. Она в нем выросла, это ее единственный адрес.

– Семьи у нее нет? Родители? Братья, сестры?

– Погоди, прочитаю. Вроде нет… Отец неизвестен, мать умерла. Кажется, она не слишком долго воспитывала Лидию.

– Братьев-сестер нет? – снова спросил Йона.

– Нет, – ответила Анья, и он услышал, как она шуршит бумагами. – Хотя подожди, – воскликнула она. – У нее был младший брат, но он, кажется, умер совсем маленьким.

– Лидии тогда было… сколько ей тогда было лет?

– Десять.

– Она всегда жила в этом доме?

– Я так не говорила, – возразила Анья. – Она жила в другом месте, даже несколько раз…

– В каком? – терпеливо спросил Йона.

– Уллерокер, Уллерокер, Уллерокер.

– В психушке?

– Это называется психиатрическая клиника. Но в общем – да.

Йона свернул на узкую дорогу в Сальтшёбаден, где все еще жили родители Юхана Самуэльссона. Он сразу увидел их дом – кирпично-красный дом восемнадцатого века с двускатной крышей. В саду стоял ветхий домик для игр, за холмистым участком угадывалась тяжелая черная вода.

Комиссар провел ладонями по лицу, прежде чем вылезти из машины. Как он все это ненавидел. Обочина выровненной граблями гравийной дорожки аккуратно выложена булыжниками. Йона подошел к двери и позвонил, подождал, еще раз позвонил. Наконец за дверью послышался чей-то голос:

– Открываю!

Щелкнул замок, и девочка-подросток распахнула дверь. Глаза накрашены черными тенями, лиловые волосы.

– Здравствуйте, – удивленно сказала она и уставилась на Йону.

– Меня зовут Йона Линна, я из Государственной уголовной полиции. Мама или папа дома?

Девочка кивнула и повернулась, чтобы позвать родителей. Женщина средних лет уже стояла внизу, в прихожей, и внимательно смотрела на Йону.

– Аманда, – испуганно сказала женщина, – спроси его… спроси, что ему надо.

Йона покачал головой.

– Мне бы не хотелось говорить то, что я должен сказать, стоя на крыльце. Можно войти?

– Да, – прошептала мать Аманды.

Йона шагнул через порог и закрыл входную дверь. Посмотрел на девочку – у нее задрожала нижняя губа. Потом посмотрел на мать, Исабеллу Самуэльссон. Та сложила руки на груди, лицо было мертвенно-бледным. Йона глубоко вздохнул и тихо сказал:

– Мне очень, очень жаль. Мы нашли останки Юхана.

Мать прижала кулак ко рту и тихо, тонко завыла.

Она оперлась было о стену, но съехала и опустилась на пол.

– Папа! – закричала Аманда. – Папа!

Мужчина сбежал вниз по лестнице. Увидев рыдающую жену на полу, он медленно, осторожно приблизился. С его лица и губ словно стерлись краски. Мужчина посмотрел на жену, на дочь, потом на Йону.

– Юхан, – только и выговорил он.

– Мы нашли останки, – вполголоса ответил комиссар.

Они сели в гостиной. Девочка обнимала безутешно рыдавшую мать. Отец все еще казался странно спокойным. Комиссару и раньше случалось видеть подобное. Таких мужчин, а иногда, хотя и редко, женщин – вяло реагировавших, продолжавших говорить и задавать вопросы, их по-особому звучащий голос, бессмысленное уточнение подробностей.

Йона знал: это не равнодушие. Это борьба. Отчаянная, безуспешная попытка продлить оставшиеся до прихода боли мгновения.

– Как вы его нашли? – прошептала мать между приступами рыданий. – Где вы его нашли?

– Мы искали другого ребенка в доме, где живет человек, которого мы подозреваем в похищении людей, – объяснил Йона. – Наша собака учуяла… она обозначила место в саду… он, Юхан, умер десять лет назад, так определил судмедэксперт.

Юаким Самуэльссон поднял глаза.

– Десять лет?

Он покачал головой и прошептал:

– Но Юхан пропал тринадцать лет назад.

Йона кивнул и, чувствуя себя совершенно измотанным, объяснил:

– У нас есть основания думать, что человек, похитивший ребенка, три года держал его взаперти…

Посмотрел на свои колени, заставил себя успокоиться и снова поднял голову.

– Юхана три года держали в подвале, – продолжил он, – до того, как преступник лишил его жизни. Юхану было пять лет, когда он умер.

У отца перекосилось лицо. Его железные попытки сохранить спокойствие разлетелись вдребезги, словно тонкое стекло. Видеть это было невыносимо. Он не отрывал глаз от Йоны, в то время как его лицо сжалось и слезы полились по щекам, в открытый рот. Грубые страшные всхлипывания разорвали воздух.

Йона рассматривал дом. На стенах – фотографии в рамках. Комиссар узнал фотографию из своей папки – двухлетний малыш Юхан в костюме полицейского. Фотография девочки с конфирмации. Вот родители, смеясь, поднимают новорожденного перед объективом. Йона сглотнул и отвернулся. Как же он ненавидел такие дела. Но он еще не закончил.

– Мне надо выяснить еще кое-что, – сказал он и терпеливо подождал, когда они достаточно успокоятся, чтобы понять, о чем он спрашивает. – Вы когда-нибудь слышали о женщине по имени Лидия Эверс?

Мать удивленно покачала головой. Отец несколько раз закрыл и открыл глаза, потом быстро проговорил:

– Нет, никогда.

Аманда прошептала:

– Это она… это она похитила моего брата?

Йона серьезно посмотрел на нее и ответил:

– Мы думаем – да.

Когда он поднялся, ладони у него были мокрыми, по бокам струился пот.

– Мне очень жаль, – снова сказал он. – Мне правда, правда очень жаль.

Он положил свою визитку на стол перед ними и оставил телефон куратора и группы поддержки.

– Позвоните мне, если что-нибудь вспомните или просто захотите поговорить.

Комиссар направился к выходу и вдруг краем глаза увидел, что отец встал.

– Подождите… я должен знать. Вы поймали ее? Поймали?

Йона стиснул зубы, повернулся к нему и ответил, сложив ладони:

– Нет, мы еще не взяли ее. Но мы идем за ней по пятам. Скоро мы ее возьмем. Я поймаю ее, я это знаю.

Сев в машину, Йона первым делом набрал номер Аньи. Она взяла трубку после первого же гудка.

– Все нормально? – спросила она.

– Такое не бывает нормальным, – сквозь зубы ответил Йона.

На мгновение в трубке стало тихо.

– Тебе нужно что-нибудь конкретное? – осторожно спросила Анья.

– Да.

– Помнишь, что сегодня суббота?

– Мужчина врет, – продолжал Йона. – Он знает Лидию. Он сказал, что никогда о ней не слышал, но это неправда.

– Откуда ты знаешь, что он врет?

– Его глаза, его глаза, когда я спросил. В этом я был прав.

– Я тебе верю, ты всегда прав. Правда?

– Да, я всегда прав.

– Если тебе не поверить, придется потом выслушивать твое «что я говорил».

Йона улыбнулся.

– Я смотрю, ты меня хорошо знаешь.

– Ты когда-нибудь говорил еще что-нибудь, кроме «я прав»?

– Да. Что я еду в Уллерокер.

– Сейчас? Ты знаешь, что сегодня вечером рождественская вечеринка?

– Разве сегодня?

– Йона, – наставительно сказала Анья. – Праздник для сотрудников, рождественское угощение в Скансене. Ты не забыл?

– Обязательно на него идти? – спросил Йона.

– Обязательно, – отрезала Анья. – И посидишь рядом со мной, правда?

– Если не начнешь приставать после пары рюмок.

– Потерпишь.

– Если хочешь быть ангелочком, позвони в Уллерокер и устрой, чтобы мне было с кем поговорить о Лидии. Тогда можешь делать со мной почти все, что хочешь.

– О-о, уже звоню, – радостно завопила Анья и положила трубку.

Date: 2015-07-10; view: 301; Нарушение авторских прав