Глава 9. Ольга чувствовала себя счастливой

Ольга чувствовала себя счастливой. Вполне. Раньше она даже не подозревала, что такое возможно. Раньше, если бы ее спросили, что ей нужно для счастья, она наверняка бы ответила какую-нибудь глупость. По ее наблюдениям, практически все думают, будто для счастья нужно то, се, пятое, десятое… Ерунда. Для счастья нужна Анна. И возможность больше ни на что не отвлекаться.

У Ольги Анна есть. И Ольга не отвлекается на всякую ерунду типа где взять деньги на житье, чем кормить, во что одевать, куда деваться от тоски, если никому не нужна. Она точно знает, что нужна Анне. Больше всех. Может, даже больше, чем отец.

Отец. Хм… Нет, он тоже, конечно, нужен. Чтобы кормить Анну, и одевать, и выбирать любые игрушки… Чтобы дарить ей пианино, в конце концов. Вот дурь-то, а? Ну, пусть. Главное – нанять для Анны такую гувернантку, как она. И поселить в этом лабиринте, в самом дальнем тупике, обустроенном, как отдельный гостиничный номер люкс.

В люксе хорошо спать. Или не спать, слушая легкое дыхание Чижика. Очень хорошо просыпаться от веселого крика проснувшейся ни свет ни заря Анны:

– Пи-и-иси-и-ить!

Еще лучше – просыпаться раньше Анны и наблюдать, как она досматривает последний утренний сон, хмурится, улыбается, чмокает губами и иногда подергивает лапами. Как котенок. Только что уши не прижимает.

Еще лучше поселиться с Чижиком часа на полтора в роскошной и очень удобной ванной комнате, дружно делая вид, будто именно столько времени требует процедура купания ребенка. Хотя, с другой стороны, почему бы и нет, если в процедуру входили такие замечательно интересные дела, как попытка утопить непотопляемую модель катера, разучивание элементов фигурного плавания, экспериментальное исследование температурных режимов душа и даже отмывание тигры Мурки от неизвестно как попавшего на нее какао. После такого купания Ольга выходила из ванной такая мокрая, будто не Анна, а она сама просидела в воде полтора часа, причем в одежде и в тапочках. Живот болел от смеха, а руки – от попыток сладить с голеньким скользким тельцем, энергии в котором хватит на парочку электростанций.

Однажды при купании Чижика пожелал присутствовать Игорь Дмитриевич, заинтригованный неистовым шумом, плеском, криком и хохотом, которые неизменно сопровождали эти мероприятия. Но через несколько минут с позором бежал, ошеломленный действом – в тот раз была предпринята охота на дельфина – и облитый с ног до головы холодным душем под предлогом «папа должен закаляться».

После купания Анна засыпала раньше, чем Ольга успевала досушить ее кудри феном. Ольга укладывала уже сонного Чижика в постель, переодевалась во что-нибудь сухое, еще несколько минут тихо возилась в комнате, собирая влажные полотенца, игрушки и ожидая, не проснется ли Анна, а потом шла на кухню попить чайку и порассказывать Катерине Петровне о новых замечательных способностях Чижика, которые проявились сегодня.

Катерина Петровна была в доме Серебряных Хозяйкой. Ее прямо так все и называли – с большой буквы. Себя она называла кухаркой, иногда – домработницей, в раздражении – девкой Палашкой. Но по повадке было ясно, что осознает она себя именно Хозяйкой и ожидает к себе соответствующего отношения. В первый раз Катерина Петровна встретила Ольгу, мягко говоря, сдержанно. Она окинула саркастическим взглядом ее белые штаны – во все стороны равны – и необъятных размеров мужскую рубаху и поинтересовалась, нет ли у Ольги чего-нибудь поприличнее.

– Нет, – честно ответила Ольга. – Есть один приличный костюмчик, но он выходной. Остальное еще хуже.

В глазах Катерины Петровны мелькнуло недоумение. Она, кажется, хотела еще что-то сказать, но промолчала. Только хмыкнула и поджала губы. Ольге было в общем-то все равно, какое впечатление она произвела на Хозяйку. Анне Катерина Петровна нравилась. Похоже, симпатия была взаимной. А при таком раскладе Ольга потерпит Хозяйкины саркастические взгляды, замечания, пристрастие к молочным блюдам и фанатичную веру в то, что все вещи в доме существуют для того, чтобы их, не дай бог, случайно не сдвинули с места.

Катерина Петровна полюбила Ольгу только на второй день. Ольга не уловила мгновения, когда это произошло. И уж совсем не поняла, почему это случилось. За обедом, во время соревнования «кто быстрее съест лапшу», почему-то побеждала Анна, несмотря на категорическое заявление, что лапшу «терпеть ненавидит». Победителю полагался пирог с грибами. Конечно, пирог с грибами полагался и проигравшему, поскольку был единственным вторым блюдом. Но кусок пирога положили сначала на тарелку Анне. И пока деморализованная поражением Ольга дохлебывала свою лапшу, Анна разломила кусок пирога надвое и подвинула тарелку Ольге:

– По-честному я не очень победила. Ты нарочно не быстро ела, да?

Катерина Петровна, за спиной Анны укладывающая на тарелку пирог для Ольги, открыла было рот, но Ольга быстро прижала палец к губам, а сама ответила с искренним возмущением:

– Как это нарочно? Просто я давно не тренировалась. Вот увидишь, в следующий раз я выиграю.

– Хе, – скривилась Анна. – Это мы еще посмотрим.

– А вот посмотрим, – заносчиво подхватила Ольгa. – Прямо завтра же.

И тут Катерина Петровна обошла стол, поставила тарелку перед Ольгой и проворчала:

– На-ка, деточка, потренируйся как следует. – Она погладила Ольгу по спине большой теплой ладонью. – Вон что делается, совсем бестелая. Одни косточки, да и те птичьи…

Ольга удивилась и почему-то виновато произнесла:

– Я вообще-то здоровая. Просто выгляжу плохо. А на самом деле гораздо крепче, чем кажусь.

– Оленька уж-ж-жасно сильная, – подтвердила Лина авторитетно. – Когда мы боремся, я ее с ог-р-ромным трудом могу победить. А один раз вообще не смогла.

Катерина Петровна заулыбалась, но тут же стерла улыбку концом фартука и по-прежнему ворчливо буркнула:

– Ешьте уж… чемпионы. Сегодня отец домой обедать придет, так мне ему еще мясо поджарить надо. Пирогом-то его, хищника, не укормишь.

– Что такое хищник? – тут же заинтересовалась Анна.

– Это тот, кто мясо любит, – не вдаваясь в подробности, объяснила Ольга.

– А почему ты не хищник? – не отставала Анна.

– Нет, почему… Просто я овощи больше люблю. И пироги… А вообще я все люблю. – Ольга глянула на Катерину Петровну. – Я ведь не очень Капризная, правда? Я и мясо иногда ем. Значит, я тоже иногда хищник.

Катерина Петровна совсем откровенно заулыбалась и вдруг наклонилась к Ольге, чмокнула ее в макушку и пробормотала растроганно:

– Ах ты хищник… Зайчонок ты серенький. С этой минуты Хозяйка официально взяла шефство над Ольгой. Следила, чтобы та как следует поела, требовала, чтобы спала днем после обеда – как пятилетняя Анна, смешно, честное слово! – и пресекала все поползновения Ольги хоть что-нибудь сделать по хозяйству. Однажды, застукав ее за стиркой Анькиной одежды, Хозяйка пригрозила пожаловаться Игорю Дмитриевичу, если еще раз увидит подобное безобразие.

– Почему безобразие? – перепугалась Ольга. – Я что-нибудь не так сделала? По-моему, очень хорошо выстиралось…

– Хорошо, не хорошо… Не твоя это забота. Я бы завтра все собрала да в машину сунула. Ты только Анной Игоревной должна заниматься.

– А я разве не занимаюсь? – совсем перепугалась Ольга. – Я все время с Чижиком… А когда она спит – мне что, в потолок плевать? К тому же я не хочу, чтобы Чижикины вещи вместе с остальными стирались в машине. И в порошке. Все-таки ребенок… Мылом как-то спокойней.

– Тут ты, пожалуй, права, – согласилась Хозяйка. – А за стирку все равно не хватайся. Мелочь я сама стираю, а постельное мы отдаем. – Женщина повздыхала, похмурилась и неожиданно добавила: – Ах ты зайка моя… Мать-то из тебя какая получилась бы, а?

– Мне и Чижика хватает, – по возможности весело ответила Ольга. – К тому же няням платят, а мамам нет.

– Ну-ну, – недоверчиво буркнула Катерина Петровна и на эту тему больше не заговаривала.

Зато на эту тему к концу первой недели неожиданно заговорил Игорь Дмитриевич. В пятницу он пришел домой рано, еще и семи не было. Гостей почему-то не ожидалось, а Катерина Петровна приготовила роскошный ужин из соображений «все равно кто-нибудь припрется». Но раз уж никто не приперся, накрыли стол в кухне на четверых – Хозяйка согласилась остаться на ужин, потому что дочка сегодня дома и внуки под присмотром. Игорь Дмитриевич поставил на стол начатую еще на дне рождения Анны бутылку кагора, и Анна спросила:

– У нас какой праздник?

– Юбилей, – торжественно ответил Игорь Дмитриевич. – Ровно неделя, как Ольга тебя нашла.

– Это я ее нашла, – уточнила Анна.

– Неделя и один день, – уточнила Ольга.

– Неделя, один день и… – Игорь Дмитриевич глянул на часы, – шесть часов двенадцать минут.

– И пять секунд, – подхватила Катерина Петровна, усаживаясь за стол последней. – Четыре секунды, три, две, одна…

– Поехали! – заорала Анна и протянула свою чашку. – Па, я тоже вина хочу. Это же у меня ю-бю-лей.

– Чижик, не вводи общественность в заблуждение, – строго возразила Ольга. – Юбилей на самом деле у меня.

В этот раз они сидели за столом гораздо дольше, чем обычно. Пробовали все, что наготовила Катерина Петровна. Игорь Дмитриевич с Катериной Петровной чокались рюмками с кагором, а Ольга с Чижиком – чашками с кипяченой водой. Выпили четырехлитровый чайник чаю и съели половину песочного торта с орехами. Смеялись, болтали и изумлялись невиданным успехам Анны. Она знала уже несколько букв и умела писать слова «Аня», «папа» и «Оля». К тому же сегодня нарисовала мелом на асфальтовой дорожке в парке цветок ромашки – очень красиво, даже чужая тетенька похвалила. А еще прошла по бревну, совсем сама, только немножко Оленьку за руку держала, чтобы та не боялась. А главное – буквально без очков! А в очках она видела много птичек. Оленька дала птичкам крошки, а потом все сидели на лавочке тихо-тихо, а птички прилетели и чуть в руки не лезут. И Анна успела их всех рассмотреть, пока они не улетели, потому что Саша-маленький чихнул буквально нарочно.

– Это ты уже во сне буровишь, – остановила Анну Ольга. – Кто бы на его месте не чихнул! Ты же ему все время рукой рот зажимала, а в руке у тебя какие-то ветки были.

– Липовые, – пояснила Анна совсем уже сонно. – Липовые цветы. Они на чиханье не действуют. Они, наоборот, от чиханья помогают. Теть Кать, скажи…

Ольга вынула Чижика из-за стола и понесла укладывать. Сегодня даже сказки не понадобилось, день оказался настолько насыщен событиями, что Анна устала и уснула мгновенно. Ольга, по обыкновению, побыла в комнате еще несколько минут, ожидая, не проснется ли девочка, прихватила неоконченное вязанье и направилась в малахитовую шкатулку – небольшую комнату, выдержанную в зеленых тонах. Там все было зеленое, только разных оттенков: бледно-зеленые обои, серебристо-зеленые шторы и ковер на полу, темно-зеленые, как дубовый лист, многочисленные мягкие кресла и диван. Лишь телевизор и журнальный столик были не зелеными, а черными. Ольга не могла понять назначение комнаты и решила, что сюда просто поставили набор мягкой мебели, купленной по недомыслию. Или в подарок какому-нибудь нужному дядьке. А потом забыли, и комната так и осталась малахитовой шкатулкой неизвестного назначения. Но Ольге она нравилась. Здесь всегда был полумрак, и к тому же близко от их с Чижиком закутка, зато далеко от парадной гостиной, где чуть ли не каждый вечер толокся народ независимо от того, дома ли хозяин. И если оставить дверь приоткрытой, всегда можно услышать даже самый тихий зов Чижика. А никто чужой сюда не забредет и не помешает ей посидеть часок-другой перед сном за портретом или вязанием.

Ольга оставила дверь приоткрытой и плюхнулась в огромное мягкое кресло спиной к окну. Через полчаса можно приоткрыть шторы, а пока светло, еще десяти нет. Наверняка эту малахитовую шкатулку замыслили не для того, чтобы она тут сидела и вязала Чижику пальто, но, на взгляд Ольги, никто бы все равно не нашел комнате лучшего применения. Какая хорошая комната! Пальтишко тоже очень даже ничего получается. День очень хороший был. Катерина Петровна оказалась такая хорошая. И песочный торт с орехами получился хороший…

Господи, неужели это правда? У нее такая хорошая жизнь, и за это еще платят деньги! Хорошие деньги.

Она вязала, улыбалась и прислушивалась к шорохам и шагам где-то там, в коридоре. Это не Анна, значит, меня не касается. Анна спит, а это кто-то из гостей бродит… Хотя нет, сегодня никого не было. Сегодня Игорь Дмитриевич один остался. Ну конечно, он шастает. Зачем его в их тупик понесло? Чижика разбудит…

Ольга подхватилась, метнулась к двери, но окликать его не стала, чтобы не потревожить Чижика. Распахнула дверь пошире и несколько раз щелкнула выключателем – может, он заметит мигание света из коридорного полумрака. Ага, заметил, сюда свернул.

Ольга выключила свет, опять забралась в кресло и продолжила вязание, без особого интереса размышляя, что ему тут понадобилось.

Он остановился на пороге, с любопытством огляделся, будто впервые сюда попал:

– Привет.

– Здравствуйте, – вежливо ответила Ольга. – Как поживаете? Проходите. Чувствуйте себя как дома. Сегодня прекрасная погода.

– У вас хорошее настроение, – отметил он. Прошел, сел в соседнее кресло, откинулся на спинку и закрыл глаза. – Здесь не темновато для вязания?

– Зато можно без черных очков.

– Ах да, черные очки… Для чего вы их вообще носите?

– Для загадочности. А также для таинственности.

– Как это я сам не догадался. – Он потянулся, закинув руки за голову, вытянул ноги и, не открывая глаз, похвалил: – Вы что-то очень красивое вяжете.

– Да. Я бы сказала, просто великолепное.

– Вам очень пойдет.

– Вряд ли. Лет двадцать семь назад пошло бы. Это пальто для Чижика.

– Для Анны? – Он открыл глаза и заинтересованно глянул на вязанье. – А… почему? В смысле – зачем? Проще готовое купить.

– Игорь Дмитриевич, – назидательно отозвалась Ольга. – Вы перепутали. Это все гениальное – просто. Но далеко не все простое – гениально.

Он тихо засмеялся, протянул руку и длинными жесткими пальцами схватил ее за запястье:

– Оленька… Знаете, вы очень занятный человек.

Ольга высвободила руку более резким движением, чем собиралась, и в качестве извинения за недружественный жест пояснила:

– И занятой. Видите? У меня руки заняты.

Она вновь принялась за вязание, пытаясь вернуть настроение абсолютного довольства жизнью. Но уже что-то было не так. Он что-то сказал? Нет, кажется, ничего особенного. Засмеялся противно? Нормально засмеялся. За руки хватать стал? Похоже, машинально, без подтекста. У меня все хорошо, у меня все в порядке… Но в теплом монолите безмятежности появилась трещина, и в эту трещину стал просачиваться знакомый запах страха.

– Вы, наверное, телевизор хотели посмотреть? – предложила Ольга, сворачивая работу. – Я спать пойду. Вы очень громко не включайте и дверь поплотней закройте. У Чижика очень тонкий слух.

– У вас тоже тонкий слух. – Игорь заулыбался, вспомнив, как Ольга с Анной переговариваются через сто километров чуть ли не шепотом, а те, кто между ними, ни одну из них не слышат. – Знаете, я раньше думал, будто Анна сочиняет, что абсолютно все слышит… Не верил. У людей такого слуха не бывает.

– Бывает. И слух, и нюх, и все такое. – Тема невеселая, и Ольге не очень хотелось поддерживать разговор. – Ну, я пойду, да? Спокойной ночи, Игорь Дмитриевич.

Она направилась к двери, но он встал, в три шага догнал ее и, выходя из комнаты, взял Ольгу за плечи и мягко развернул в обратную сторону от их с Анной тупика:

– Какая там ночь. Десяти еще нет. Даже светло совсем. Пойдемте-ка поговорим, а то за неделю словом не обмолвились.

– О чем поговорим? – встревожилась Ольга. – Случилось что-нибудь?- Ну почему обязательно что-то должно случиться? Просто мне интересно с вами пообщаться.

Ну-ну… Пообщаться ему интересно. Они дошли до пересечения двух коридоров и свернули в разные стороны: он – в глубину квартиры, Ольга – в сторону кухни. Остановились, молча глядя друг на друга, потом он слабо улыбнулся, махнул рукой и пошел за Ольгой.

– Чай?

Когда он кивнул, Ольга налила себе в большую чашку кипяченой воды, а потом уже поставила чайник на огонь.

Она села на жесткий кухонный диванчик, опять развернула вязанье и ожидающе глянула на Игоря:

– Вы что-то сказать хотели?

– Расскажите мне о себе, – неожиданно попросил он, садясь на диванчик рядом с ней и взяв клубок пряжи с ее колен.

– Вы чего-то обо мне не знаете? – насторожилась Ольга. – Вроде я абсолютно все документы…

– Да при чем тут… – Он потянул за нитку, мешая ей вязать. – На кого вы похожи – на папу, на маму?

– На бабушку, – все еще настороженная, ответила Ольга. – Так говорят. Я ее не видела.

– И глаза у нее такие же были?

– Да, – ровным голосом произнесла Ольга. – Точно такие же.

Мать рассказывала, что бабушка совсем ослепла в двадцать три года, когда родила Ольгину маму.

– А почему вы с мужем развелись?

– Так получилось, – еще спокойнее отозвалась Ольга. – Все когда-нибудь заканчивается. Начинается, продолжается и заканчивается. Закон природы.

Лучше бы это никогда не начиналось. И продолжалось это слишком долго. Гораздо дольше,

чем необходимо для понимания, что жизнь кончилась.

– А почему у вас детей нет? – У него даже голос не изменился. Ему просто интересно. Катерина и та не посмела спросить.

– Не знаю, – равнодушно ответила Ольга, отобрала у него клубок и стала складывать вязанье.

– А врачи что по этому поводу думают? – не унимался Игорь.

– Не знаю. Я их мнением не интересовалась.

Она знала, что думал по этому поводу по крайней мере один врач. Сразу после свадьбы Григорий на шутливый прогноз одного из своих приятелей по поводу будущих наследников прямо при ней, Ольге, резко ответил:

– Нет уж, обойдусь без наследников. Мне детей не надо.

Ей было тогда девятнадцать, и она чуть не умерла от стыда и ужаса, услышав эти слова и увидев, как переглянулись окружающие. Она по глупости считала, что замуж выходят, чтобы детей рожать. Потом Григорий все объяснил, мол, просто он беспокоится о ней. Дети – страшная нагрузка, это просто опасно и так далее. Он мог бы и не беспокоиться. У нее не было детей – и все. И слава богу. Ведь могли бы пойти в папочку.

Ольга встала, шагнула к двери, но Игорь опять схватил ее за руку:

– Куда вы? Чайник уже закипел. И мы так и не поговорили.

– Меня Чижик зовет, – соврала Ольга. И добавила для разнообразия правду: – А горячего я все равно не пью.

– Вы к ней по первому зову… Разбалуете мне Анну, – улыбнулся Игорь.

– Обязательно, – серьезно пообещала Ольга. – Во всяком случае, приложу максимум усилий.- Нет, все-таки вы очень занятная, – протянул он задумчиво, глядя на закрывшуюся за няней дверь.