Трагедия повторяется

В 1959 году я начал консультировать 1 раз в неделю, помимо практики в больнице. Одной из самых первых консультаций стала беседа с женой одного из наших пациентов. Врачи полагали, что больной страдал паранойей в результате неверности жены, и передо мной стояла задача собрать ин формацию и выяснить истинное положение вещей. При передаче истории болезни мой коллега сказал: «Я подозреваю, что она изменяет мужу, но в беседах она отрицает это». Я отправился повидать ее в качестве консультанта. И в первый же день – это был понедельник – я проспал. Джун разбудила меня, сказав, что совсем забыла завести будильник. В спешке я оделся, уже на пороге выпил чашку кофе, впрыгнул в машину и быстро поехал в отдаленный сельский дом, где жила эта женщина. Помню, я очень волновался и все время думал о том, что я теперь консультант, что должен сделать так, чтобы беседа оказалась полезной, и все зависит теперь от меня самого.

Наш разговор происходил в гостиной. Женщина сидела напротив, на кушетке. Наклонившись вперед и поставив локти на раздвинутые колени, я пытался направить разговор в нужное русло, так как непременно хотел добиться правды. Если она действительно ведет себя честно, следовательно, ее муж параноик, если она лжет, то мы напрасно держим ее мужа в больнице. Во время всего разговора она избегала смотреть мне в глаза, невидящим взглядом уставилась на мой галстук, при этом лицо ее сохраняло озабоченное выражение. К моему великому удивлению, она созналась во всех грехах и долго рассказывала, с кем она имела связь как до, так и после госпитализации мужа.

На обратном пути меня распирало чувство душевного подъема, своей важности и победы настоящего специалиста, Я торжествовал при мысли, что мои коллеги безуспешно работали целый год, а я всего за одну беседу смог установить истину. «Да, только настоящие профессионалы побеждают», – думал я.

Эйфория переполняла меня, пока я не добрался до окружного суда. Войдя в туалет справить малую нужду, я обнаружил, что брюки расстегнуты и не были застегнуты во время беседы с женщиной. Покраснев от смущения, как дурак, я оглушено просидел в туалетной минут пять. Вернувшись в больницу, я честно рассказал моим сотрудникам обо всем, что со мной произошло. Они оглушительно и долго хохотали над моим «новым подходом» к лечению и назвали его «терапией открытой ширинки». Друзья психологи с важностью заявили, что этот случай доказывает истину: «Измени стимул и ты изменишь реакцию». (Следует добавить, что пациент был выписан вскоре с рекомендацией амбулаторного лечения для обоих супругов).

Из этого досадного случая можно извлечь несколько уроков: что в психиатрии боль, трагедия и смех идут рядом, и комическое нередко сменяется трагическим. Я научился смеяться над самим собой, над своими ошибками, не утаивать промахи в работе от коллег‑клиницистов, а они всегда, если быть честным в профессиональной работе, поддержат и ответят сочувствием.

Эксперимент на соответствие

В том же году (1959) я вел переговоры с психологом отделения о том, чтобы провести эксперимент на мне самом. Я поделился с ним мыслью о необходимости и пользе сочувственного, бережного и щадящего отношения к пациентам и старательном уходе за ними. Незадолго до этого я прочитал вышедшую в 1957 году книгу Карла Роджерса «Необходимые и достаточные условия выздоровления психотерапевтических больных» и жаждал провести эксперимент, который максимально соответствовал бы условиям лечебного сеанса с последующим обсуждением полученных результатов. Я надеялся выбрать всеми отвергнутого больного и записать на пленку каждую беседу с ним (включая и получасовые сеансы), причем во время беседы не скрывать от него своих мыслей, давать ему высказываться открыто.

Предполагалось, что мы должны точно соответствовать пациентам, то есть вести себя как пациенты не только с больными, но и между собой. Если бы один из нас сказал пациенту то, что не понравилось бы другому, нам срочно следовало бы собраться всем вместе, попросить пациента находиться здесь же, в одной с нами комнате и обстоятельно обсудить все происходящее.

Едва я огласил суть эксперимента, в комнату вошел один из больных и с порога спросил: «Уже записывается все это?». У него был необычный, неподражаемый вид: беззубый рот, торчащие надо лбом рыжие волосы, как будто через него прошел электрический разряд. Вдобавок глаза у него были косые и маленькие, как у поросенка, нос картошкой, а говорил он, как Кощей бессмертный (Красный скелет Клем).

Я вдруг впал в истерический хохот, от смеха у меня заболели бока, и слезы потекли по щекам. Наш психиатр замер, съежившись от страха, потом нахмурился и выдавил из себя: «Фрэнк, так нельзя! Что ты делаешь?» Между приступами смеха мне удалось произнести: «Не могу сдержаться, он необычайно смешной!»

«Клем» по очереди оглядел нас и констатировал: «Ничего, все в порядке, всегда так бывает. Иногда хочу заставить людей смеяться, но они смеются, когда я не хочу этого, а я обижаюсь, схожу с ума и начинаю делать глупости». Bingo! Очко!" (Наш эксперимент продолжался с сеансами 1 раз в неделю; этот пациент здорово продвинулся в лечении, и через пару месяцев его выписали).

Я определенно запомнил следующее: абсолютная конгруэнтность, если ее последовательно доводить до конца, очень полезна в сеансах с больными; над пациентами можно смеяться без вреда, а часто и с пользой для них; смех не обязательно «унижает их достоинство». И еще: в таких сеансе я чувствовал себя свободным, «не скрипел сцеплением», мои мысли и чувства не расходились с реакциями по отношению к пациенту.

Случай опасного психопата

В 1959 году мне по случаю пришлось работать с больным, который проходил по уголовному делу и считался опасным. Я тщательно расспросил его семью и составил для себя картину его общественного поведения. Он узнал, что я разговаривал с его женой и матерью и должен подготовить медицинское заключение. Прежде чем увидеться со мной, он посоветовался со своими психиатром и психологом. Продуманно, хорошо сформулированными фразами, проникновенно, и с большой долей искренности, в течение 20 минут он рассказывал мне о том, что в больнице у него было время обо всем подумать, что в жизни он наделал много ошибок, что необходимо наладить супружеское согласие в семье, что он надеется все поправить, когда выйдет отсюда. Он признал, что ему нужно время, чтобы научиться какому‑нибудь делу по торговой части и т.д. Я молча сидел и слушал его разглагольствования, пока он не спросил: «Ну, мистер Фаррелли, что вы думаете о моем деле?». И в этот момент, словно на школьной доске, я увидел написанное: «Поскольку я не собираюсь лечить этого больного, я могу позволить себе быть с ним честным». Смешавшись на минуту, я спросил, выигрывая время: «Вы действительно хотите знать, что я думаю по этому поводу?» Пациент кивнул и серьезно заметил: «Да, сэр, именно поэтому я и спрашиваю». Я вздохнул глубоко и сказал: «Видите ли, я думаю, что это самое большое надувательство, которое мне когда‑либо всучивали в моей практике». Наклонившись ко мне, он с яростью прошипел: «Мне очень хочется послать вас на…, встать и выйти отсюда». На что я ответил: «Почему же не сделать это?». – «Но я хочу разделаться с тобой!» – и на глазах он стал превращаться в другого человека. Примерно полчаса он бросал отрывистые предложения, перескакивал от одного к другому, употреблял грубые слова, его голос вибрировал, и, совсем потеряв контроль, он явно потерял рассудок. Одним словом, налицо был очевидный контраст между первым и вторым человеком, что является безошибочным признаком душевного заболевания.

Я объяснил, что мне нужно переехать в другое здание больницы. В машине он спросил: «Меня привлекут или отпустят?» «Не знаю, – ответил я, – но вы будете первым, кто узнает решение административного совета». Однако он продолжал: «Если я выйду отсюда, могу я рассчитывать на ваше лечение?» «Зачем?» – задал я вопрос. Царапая сиденье машины, он спокойно ответил: «В общем, я интересуюсь психологией». Я не мог скрыть раздражения: «Да бросьте, почему я?» Он помолчал, а затем смиренно изрек: «Я постараюсь изложить вам доступно…» – «Оставьте это! Я вам не нужен, вы ведь не доверяете мне».

Путем конфронтации и приема «эмоциональной честности» я обнаружил, что мне удалось построить доверительные отношения в течение часа лучше, чем это удавалось с некоторыми больными за многие месяцы бесед и внушений.

Date: 2015-07-02; view: 313; Нарушение авторских прав