Функции контакта

Я смочу свои губы в вине,

Мне глаза затуманит любовь,

Что еще надо в жизни мне?

Чтоб вино заменило кровь.

Снова выпью стакан и на дне

Я увижу любимую вновь.

У. Б. Йитс[42]

Контакт вдыхает в нас жизнь. Микеланджело знал это, когда изобразил во фресках Сикстинской Капеллы Адама, который ждет, чтобы Бог дотронулся до него и вдохнул в него жизнь. Можно почувствовать это божественное прикосновение, когда пальцы Бога прикасаются к Адаму. Этот знак божественной силы символизирует первичность и могущество физического контакта.

В нашем языке прикосновение является прототипом контакта. Мы " соприкасаемся" с кем-то; мы слышим или видим что-то, что " трогает" нас; когда нам нужно подойти к кому-нибудь настолько близко, чтобы одолжить деньги, мы должны " опереться" на кого-то. Для большинства из нас контакт означает соприкосновение.

Интуитивно мы близки к истине. Переживание контакта всегда вызывает ощущение прикосновения, даже если в процессе участвуют четыре других органа чувств. Например, зрение – это прикосновение световых лучей. Мы можем только вообразить себе ощущение от прямого взгляда на солнце. А представьте себе, что такое же воздействие можно ощутить от прямого взгляда на другого человека! Слух – это тоже прикосновение звуковых волн к мембране; обоняние и вкус – химическое, газообразное или твердое прикосновение.

Благодаря исключительной роли близости в контакте, есть искушение прежде всего прикоснуться ко всему, не придавая значения контакту, который может существовать на расстоянии. Можно толкаться, обниматься, гладить друг друга – это самый быстрый и действенный способ контакта. Однако взаимодействие на расстоянии, когда люди разговаривают, слушают и смотрят друг на друга, конечно, более распространенный путь, нежели касание, даже в идеальных ситуациях. Известно, что вовремя сказанное слово может тронуть гораздо сильнее, чем физический контакт. Но такое воздействие требует от человека чуткости к своим собственным ощущениям. Для того, чтобы поддерживать постоянный контакт, такой же ощутимый, как и прикосновение, необходимо заботиться о резонансе. Резонанс – это способность человека отражать переживания другого и таким образом давать ему возможность реагировать или " заглушать" реакцию, если она слишком сильна или мучительна.

Кроме пяти основных модальностей контакта существуют еще две: речь и движение. Эти семь процессов являются функциями контакта. Именно с помощью этих функций можно достичь контакта, а их искажение зачастую приводит к его избеганию или блокированию.

Мы можем описывать семь различных функций контакта, но если контакт уже достигнут, он существует для всех функций. Когда человек достигает кульминации чувств, он становится полностью причастным к происходящему. Иногда можно почувствовать, как " устанавливается" контакт. Чаще всего в таком осознанном переживании нет необходимости, и свободное течение контакта воспринимается просто как полнота жизни. Контакт не всегда приводит к ощущению счастья – порой он связан и с неприятными ощущениями, но все равно это неотъемлемый компонент человеческого существования. Страх перед несчастьем приводит к ограничению контакта, лишь бы сохранить свое " счастье". Беда в том, что это лишь еще одна " фаустовская сделка", а цена ее – бесчувствие и скука.

Лень, потеря интереса, а также достижения технического прогресса создают опасность уменьшения силы всех функций контакта. Сегодня еда обычно упакована таким образом, что мы ее не видим, а покупаем в лучшем случае картинку на коробке, а то и всего лишь название, напечатанное на этикетке. Лимоны, упакованные по шесть штук, лежат в ящике, и даже рыба покоится в своем пластиковом ложе – невидимая и без запаха. Кондиционер может заставить кого-то одеться потеплее в то время, как на дворе стоит летняя жара. Даже на скоростной дороге человеку не нужно чувствовать направление пути, это чувство заменяют дорожные знаки, которые указывают, куда надо двигаться. Для телефонного разговора требуется только умение слушать и говорить.

Однако что проку плакать о вчерашнем дне, мы должны развивать новые способности к контакту. Он не предопределяется возрастом. В каждый период жизни вырабатывает свой стиль. Технический прогресс с его новыми технологиями заставляет людей менять стереотипы контакта. Джордж Сименон однажды заметил, что если бы Толстой и Достоевский жили сегодня, они бы писали бы гораздо короче. У них не было бы необходимости пускаться в длинные описания того, что читатель может увидеть по телевизору. Это, разумеется, упрощение, но мы, безусловно, не можем не меняться с течением времени. И сегодня новые возможности создают иные условия для хорошего контакта.

Например, стиральная машина пришла на смену стиральной доске, и женщины уже не " вступают" в такой тесный контакт с процессом стирки. Для большинства этот переход прошел безболезненно, он позволил им заниматься чем-то более приятным, пока машина стирает сама. Но некоторым женщинам пришлось преодолевать эффект деперсонализации: куда же девать ту энергию, которая раньше она тратила на стирку со стиральной доской? Однако прогрессивные технологии порой лишают человека многих удовольствий – ведь поездка на машине по скоростной магистрали – это совсем не то, что прогулка на лошади по сельской местности. Изменились масштабы, но настоящий, естественный контакт по-прежнему волнует. И в наше время прогресс может сочетаться с естественной красотой природы – и скоростные магистрали располагаются среди долин и гор, из иллюминатора самолета можно наслаждаться видом облаков...

А стиральная доска может быть способом деперсонализации. Все зависит от точки зрения...

Зрение

Попробуйте сделать вот что: посмотрите на книгу, которую вы читаете, вот на эту самую страницу. Понаблюдайте за соотношением напечатанных букв и белого листа. Вы увидите, что края страницы темнее, чем пространство между строчками. Обратите внимание на структуру бумаги и очертание букв. Попробуйте увидеть строку просто как горизонтальную линию, а не как слова, которые вы должны понять. Посмотрите на сочетание света и тени на странице: может быть, тень проходит по диагонали, а может, она перерезает текст пополам. Поверните страницу так, чтобы видеть только вертикальные столбцы, которые нельзя прочитать.

Если вам удалось увидеть все это, значит, вы смогли получить маленький опыт зрительного наслаждения. Этот опыт не так уж значим сам по себе, но дает вам представление о силе зрительного контакта. Сила этого источника живо описана Джойсом Кэри[43]:

" Я помню, как мой младший сын в возрасте полутора лет сидел в свой коляске и разглядывал газету, лежащую на траве. Легкий ветерок шевелил страницы, они то поднимались, то опускались, то как будто сражались между собой. Иногда газета понималась и резко опускалась на траву. Ребенок не знал, что это за предмет на траве. Он с огромным вниманием рассматривал это " творение". Для него это был совершенно новый опыт. И глядя глазами ребенка, я вдруг увидел газету как некую индивидуальность, которая находилась в особом движении".

Естественно, что такой зрительный контакт не так значим для нас, когда вы читаете книгу и хотите понять ее содержание. В этом случае зрение становится промежуточной функцией, способствующей вашему контакту с содержанием книги. Лишь немногие люди, у которых достаточно свободного времени, могут позволить себе реагировать на все многообразие возможностей контакта, существующих в данный момент. В большинстве же случаев мы создаем для себя уровни предпочтений в соответствии с данной ситуацией и мотивами. Но всякий раз, анализируя предпочтения, мы испытываем волнующее чувство выбора. Мы становимся открытыми для любого контакта с миром. Даже сейчас, глядя на страницу как на источник зрительных впечатлений, а не информации, вы можете получить новый опыт, который прежде был вам не знаком.

Мы обратили ваше внимание на два вида зрения; эта раздвоенность присутствует и в других функциях контакта. Один из видов – это контакт с определенной целью, когда зрение помогает ориентироваться в происходящем. Второй – контакт ради самого контакта.

Когда преобладает целенаправленный контакт, жизнь становится слишком практичной. Я вижу печатную машинку, как будто печатаю сам, я смотрю на моего друга, когда беседую с ним, потому что должен знать, что он еще здесь и ему еще интересно говорить со мной. Эта функция чрезвычайно важна. Слепой человек становится инвалидом не потому, что ему недоступно все разнообразие зрительных впечатлений, а потому многие вещи требуют зрительной обратной связи.

Мы достаточно вооружены для целенаправленного контакта, но, несмотря на это, бываем слепы к нему, зрение само по себе для нас не столь важно. Это обедняет жизнь, да и сам целенаправленный контакт. Все функции должны " работать" ради самих себя вдобавок к той практической цели, которой они служат. Те, кто находит удовольствие в зрительных впечатлениях, будут более чувствительными и к целенаправленному контакту.

Однако зрение не всегда вызывает только безоблачный восторг. Иногда чувства, вызванные тем, что мы видим, бывают непереносимыми. Порой человеку приходится делать опасный выбор, когда его способность ассимилировать увиденное нарушена и возникает риск психической перегрузки. Об этом свидетельствуют следующие примеры.

Сорокасемилетний Сид страдал от парализующего состояния хронического страха. Он редко чувствовал себя нормально, не мог работать. Бесконечные размышления лишали его естественных жизненных контактов и лишь немного отвлекали от болезненного страха. Сид довольно долго не мог смотреть на меня во время терапии, лишь иногда бросал взгляды искоса, когда хотел убедиться, что я еще здесь. Мало-помалу я подводил Сида к зрительному контакту со мной, задавая простые вопросы о том, что он видел, когда смотрел на меня. Я предлагал ему рассматривать предметы в комнате и давал " домашние задания" смотреть на людей и предметы, где бы он ни находился. Однажды Сид обнаружил, что может смотреть на меня во время нашей беседы, и его глаза засветились. Он впервые убедился в том, что говорит со мной и, более того, что хочет со мной разговаривать. В этот момент Сид вспомнил свои прежние переживания.

Когда он учился в младших классах колледжа, ему очень нравились учителя, особенно один из них. Непонятно, была ли это гомосексуальная тяга или учитель представлялся ему героем из мечты, но восхищение переполняло его. Однажды Сид подошел к своему кумиру после урока, чтобы задать вопрос. Он увидел лицо учителя так ясно, что чувство необычайного наслаждения стало заполнять его. Сид прервал эти чувства не сознательно, а просто рефлекторно. Он описал мне, как в этот миг лицо учителя " расплылось": он мог различать только отдельные его части – рот, нос, глаза. Сида охватил панический страх, он онемел и начал размышлять, пытаясь тщетно " собрать" лицо, которое распалось на части. Размышления захлестнули его настолько, что он уже не мог вспомнить первоначальную причину страха. Позже он подошел к преподавателю, но тот спешил и, не долго думая, предложил ему обратиться к психиатру. Вскоре после этого Сид покинул школу и только через год вернулся туда, чтобы закончить обучение. Впервые за много лет он вспомнил те давние переживания, но теперь он сумел справиться с нахлынувшими чувствами и вместо страха почувствовал радость и дружелюбие.

Усвоение зрительного опыта почти всегда происходит само собой. Правда, люди не часто сталкиваются с подобным драматическим эффектом. В нашей культуре осторожное отношению к зрительному опыту принимает довольно уродливый характер. Вот простой пример подобного перехлеста, вызванного страхом: наверняка многие закрывали или отводили глаза от экрана во время просмотра страшного фильма. Таким способом мы " ослепляем" себя и уклоняемся от множества острых контактов.

Взгляд в сторону – только один из способов уклонения от зрительного контакта. Противоположная крайность – пристальный взгляд, связанный с блокадой зрительных мышц. Пристальный взгляд производит впечатление активного участия в контакте, на самом же деле это " мертвый" контакт. Если долго держать в руках что-то хрупкое, боясь уронить, руки начинают неметь. Если долго стоять в одной позе, затекают ноги. Нечто похожее происходит и с пристальным взглядом. Разница между пристальным взглядом и открытым прямым взглядом ребенка, который взволнованно смотрит на мир, состоит в том, что ребенок смотрит, а не застревает глазами на предмете. Пристальный взгляд никогда не дает хорошего видения. В этом случае глаза не двигаются и не дают обратной связи, пропадают живость и ощущение подвижности окружающих предметов. Если человек чувствуют на себе такой взгляд, ему кажется, что он будто задавлен стеной, и хочется убежать. Пристальный взгляд является зрительным эквивалентом повторения одних и тех же слов до тех пор, пока они не станут бессвязными и потеряют смысл.

Чтобы избавиться от пристального взгляда, нужно восстановить желание видеть и чувствовать то, что видишь. Научиться смотреть и видеть терапевта – первый шаг в этом направлении. Пациенту (как, впрочем, и терапевт) необходимо уметь исследовать многообразие зрительных возможностей в терапевтическом общении. Он должен быть готовым увидеть глаза, жесты, выражение лица терапевта. Чтобы ни происходило, он имеет право видеть это. Человек важно понять, что его открытый взгляд дает знать другому, что на него тоже можно смотреть открыто. Например, застывшие слезы мешают заглянуть в глаза, но если слезы прольются, напряжение исчезнет, вернется способность видеть и снова можно будет различить, что отражается во взгляде. " Застенчивые" глаза, могут в конце концов набраться смелости посмотреть на то, что запрещалось разглядывать, и увидеть весь калейдоскоп окружающего мира.

Хотя зрение связано с общей системой человеческого восприятия, есть несколько удивительно простых терапевтических техник, восстанавливающих готовность видеть. Одно упражнение заключается в том, чтобы широко открыть глаза, а затем плотно закрыть и повторять это десять – пятнадцать раз. Такое упражнение дает человеку возможность почувствовать, какие разные ощущения могут испытывать его глаза, и как по-разному они могут видеть. Этого может быть достаточно, чтобы активизировать зрительный " аппетит" или в следующий раз не испытывать страха глядеть открыто.

Другое полезное упражнение – смотреть из стороны в сторону, не поворачивая головы. Люди, избегающие зрительного контакта, часто используют " зрительный туннель", когда человек смотрит только прямо перед собой, как лошадь в шорах, которая идет вперед, не глядя по сторонам. Разглядывание предметов в кабинете терапевта может преподнести большой сюрприз пациенту, который не замечает фактически ничего, кроме терапевта. Некоторым людям кажется неприличным оглядываться по сторонам, они не тратят энергию на рассматривание вещей, непосредственно не связанных с их целью. Но все же такие " затраты" неизбежны. Нет способа в рамках приличий привлечь чье-то внимание, чтобы при этом не пожертвовать чувством взаимосвязи, которое дополняет сцену. Кстати, подобные эксперименты[44] предполагали развитие естественной зрительной активности. Соотношение фигуры (терапевт, его поза, выражение лица, одежда) и фона (стул, на котором он сидит, интерьер его кабинета, освещение) имеет " смазочный эффект" при общения с терапевтом. Контекст придает чувствам соразмерность и резонанс. Он позволяет связать воедино то, что было раньше, и то, что может последовать потом. Фиксация на фигуре " выхолащивает" взаимодействие, потому что сила, которая действует только стратегически, противоестественна. Природа щедра и даже расточительна, а " неэффективность или затраты" являются побочным продуктом спонтанности. Эта щедрость природы в дальнейшем поможет ощутить свежесть жизни.

Слух

Одного терапевта спросили: " Как вы можете целый день сидеть, выслушивая столько людей?" " А кто слушает?" – ответил терапевт.

Эта реплика подтверждает расхожее мнение о том, что слух – это деятельность, не зависящая от других форм восприятия, скучная и требующая непереносимого напряжения особенно когда вам за это платят. Однако слух может быть чрезвычайно активным, открытым процессом. Тот, кто действительно слушает, пропускает звуки через себя, например, на концерте. Этот приятный процесс слишком часто воспринимается как второстепенный по сравнению с явно более активным процессом речи или извлечения звуков.

Существует представление, что слушание – это пассивный процесс, в котором слушатель " уступает дорогу" другому до тех пор, пока не приходит его очередь играть активную роль. Это мнение основано на взаимосвязанной природе речи и слуха. Невозможно услышать другого, если оба будут говорить одновременно. Это происходит примерно так: мой друг еще не успел договорить, а я уже готов ответить ему. Я должен решить, отвечать ли мне сразу или подождать, пока он не закончит свою мысль. Если я перебью своего друга, то огорчу его, не дав ему закончить свой рассказ. Перебивая, я создам хаос, а это не лучшее состояние. Воспитание обязывает нас слушать друг друга, не перебивать, стараясь сдерживать свои реакции. Обычно люди считают долгом вежливости выслушивать других, а на самом деле только и ждут, чтобы вставить слово.

Следовательно, выслушивание, пребывающее " на вторых ролях", не относится к числу престижных занятий. В крайнем случае за определенными людьми закрепляется качество " хорошего слушателя". Примерно так же звучит похвала женщине, не очень образованной и не очень способной: " Она хорошая хозяйка и мать". Конечно, это хорошие качества, но многие женщины воспримут такой комплимент как слабо прикрытое пренебрежение.

Действительно, когда происходит обмен мнениями, только слушать не достаточно. Но как способ ориентации выслушивание является основой последующего поведения.

Трудности в соблюдении ритма между выслушиванием и высказыванием становятся очевидными, когда хотя бы один из участников беседы хочет навязать свою точку зрения или заранее имеет определенные ожидания. Спрятанная " повестка дня" всегда нарушает нормальное выслушивание – человек выбирает не только то, что он хочет сказать, но и то, что хочет услышать. Например, тот, кто ожидает критику в свой адрес, услышит только ее и ничего больше. Другой может услышать только то, что он готов принять, а критику не заметит вовсе. Такая избирательность, конечно, ограничивает человеческие контакты.

Каждый человек слушает по-своему. Он может обращать внимание на поддержку, критику, просто на факты, на сложную и непонятную информацию, на интонацию голоса без учета содержания речи и т.д. Неважно, что вы собирались сказать Джеку, – он в любом случае все упростит и не усвоит детали. Не имеет значения, что вы скажете Мэри, – она поймет это по-своему. Некоторые люди слышат только ответы на вопросы, которые нельзя задавать, потому что они будут восприняты как требование или обвинение. Порой люди считают, что если кто-то спрашивает их о том, что они делают, он хочет продемонстрировать им свое отношение к их поведению, а вовсе не узнать о них. Однажды участник терапевтической группы рассказал, что он задает вопросы людям в качестве защиты, когда подозревает, что они хотят спросить его о чем-то. Когда мать кричит: " Почему ты толкнул своего маленького братишку?", – она скорее осуждает, чем спрашивает. Когда муж говорит жене: " Мне кажется, тебе лучше перейти в правый ряд, чтобы сделать поворот.", – она может услышать это по-другому: " Ты беспросветная дура, тебе надо поворачивать, а ты зеваешь!"

Чтобы справиться с этими несоответствиями и восстановить внимание и фокус в процессе слушания, можно попросить пациента попробовать услышать в речи нечто другое, нежели произносимые слова. Что он слышит в голосе другого человека? Может быть, мягкость и придыхание, или жесткость и агрессию? Каковы интонация и модуляция голоса – ровная, металлическая, монотонная или восторженная и заразительная? Люди часто бывают удивлены, когда перестают слушать слова и переключают внимание на другие признаки. Они получают совершенно новые сообщения в ситуации привычной коммуникации.

Еще один способ убедиться, что человек слушает, – попросить его повторить только что сказанное прежде чем отвечать. Собеседник должен удостовериться, что его правильно поняли. Эти техники можно использовать в индивидуальной терапии, но еще более ценными они оказываются в работе с супружескими парами или с группами. Здесь имеешь дело не только с одним человеком, который сопротивляется выслушиванию, но и с другим – тем, который не хочет быть услышанным и прячется. Когда терапевт работает с одним человеком, он обычно старается быть насколько возможно ясным и четким, чтобы клиент понимал его с минимальным искажением. Но даже в этом случае что-то обязательно будет услышано не так. Те, кто видели демонстрации Перлз а, отчетливо помнят, что он всегда рассчитывал быть услышанным, когда бы он ни говорил. Если кто-то не слушал его, он воспринимал это как преднамеренное сопротивление и отказывался повторять что бы то ни было. Это суровый шаг, но зато эффект оказывался сокрушительным – человек, с которым он работал, начинал жадно ловить каждое его слово.

Избирательность в процессе слушания становится источником творчества. Например, некоторые терапевты могут красиво работать с сексуальной подоплекой того, что они слышат, в то время как другие будут слышать признаки враждебности, а третьи станут отмечать нарастающую фрустрацию в том, что говорит пациент. Они не то чтобы " прочитывают" это, а просто более чувствительны к тем или иным темам. Надо отметить, что такая избирательность действительно существует. Этим можно объяснить, почему с одним пациентом терапевту работать легко, а с другим трудно.

Слушание не следует понимать только буквально. Оно становится оркестровкой, основанной на процессе собственно слушания, но реагирующей на нюансы голоса, точно так же как и на слова, смысл и логические связи. Человек, который вызывает жалость, часто делает это таким тонким способом, что только очень внимательный собеседник может это заметить, в то время как другие чувствуют это бессознательно. Я слушаю рассказ человека, оказавшегося в беде; но я не хочу его слушать и не хочу вникать. Он камнем висит у меня на шее. Я слушаю другого человека – глаза мои открыты, я распахнут ему навстречу, его несчастье трогает меня. Он знает, что был услышан.

Однажды я работал с группой молодых людей, расположившихся в кафе. Меня представили группе, сидевшей за столиком, и мы не успели даже перекинуться несколькими фразами, как вдруг один парень довольно громко поинтересовался, можно ли мне доверять. Я спросил: " Почему бы и нет?" Он ответил, что я могу оказаться полицейским. Мне захотелось узнать, чем я похож на полицейского. Тогда он сказал: " Ты слушаешь. Только полицейские слушают". Это было весьма тонкое наблюдение, заслуживающее внимания. Люди часто принимают живое участие в беседе, но почти не слушают друг друга. Обычно разговоры изобилуют стереотипными репликами, которые вызывают такие же ответы. Собеседники не вдаются в нюансы каждого отдельного высказывания. Человека, как правило, больше всего волнует правота его собственных суждений, он не особенно интересуется тем, как его взгляды соотносятся со взглядами собеседника.

Слушатель, открытый для контакта, внимателен к тому, что говорится, но он также прислушивается к тому, как говорится, поэтому слышит больше, чем просто слова. Он слышит все, что значимо для него, и реагирует на все, что слышит. Когда человек слушает, он знает, что находится в хорошем контакте. Когда говорящий знает, что его слушают, его контакт тоже оживляется.

Date: 2015-07-02; view: 332; Нарушение авторских прав