Одной Ладони. Он такой тихий, абсолютно беззвучный, что двойственность исчезает, все превращается в одно, двойственности сливаются в одно

Он такой тихий, абсолютно беззвучный, что двойственность исчезает, все превращается в одно, двойственности сливаются в одно, соединяются день и ночь, жизнь и смерть, любовь и ненависть. Это и есть общение и встреча противоположностей, это есть слияние и взаимопроникновение всех противоречий.

В тот момент, когда все противоречия становятся взаимодополняющими частями целого, вы обретаете свой дом. Это и есть состояние медитации. И в этом состоянии все сокровенные стремления нашего сердца, находят свое завершение. Они осуществляются настолько полно, что в нас не остается и следа желания.

Старые религии учат оставить желания, только в таком случае вы можете достичь бога, старые религии говорят: перестаньте желать, и тогда достигнете бога. Но ведь говорить такое людям, желающим познать бога – абсурд, сейчас это абсурдно. Говорить людям оставить желания для достижения бога - так глупо, смешно, потому что те, кто хочет достичь бога, являются желающими, желанием является само достижение бога. На самом деле, величайшим желанием может стать стремление, стремление оставить желание для достижения бога. Если вы оставили все желания, для чего вам вообще нужен этот бог? Что касается меня, то я не таков. Если он постучит в мою дверь, я даже не пойду взглянуть на него. Иисус говорит, тот, кто стучится, тому откроется. Тогда я даже не скажу богу – «постучи, и я открою мою дверь», какое кому дело до моей двери? Я не стучусь в вашу, не стучитесь и вы в мою, сойдемся на этом.

Человеку, который ничего не желает, нет дела до бога, а если он желает познать бога, то как же выполнить главное условие - ничего не желать. Поэтому я такого не говорю, мой подход диаметрально противоположен. Я говорю — будьте медитативны, наслаждайтесь молчанием, радуйтесь молчанию, и в самом этом молчании случится блаженство, случится истина, случится свобода. Если однажды блаженство, истина, свобода и любовь случились, то не остается ничего, что можно было бы желать.