Полезное:
Как сделать разговор полезным и приятным
Как сделать объемную звезду своими руками
Как сделать то, что делать не хочется?
Как сделать погремушку
Как сделать так чтобы женщины сами знакомились с вами
Как сделать идею коммерческой
Как сделать хорошую растяжку ног?
Как сделать наш разум здоровым?
Как сделать, чтобы люди обманывали меньше
Вопрос 4. Как сделать так, чтобы вас уважали и ценили?
Как сделать лучше себе и другим людям
Как сделать свидание интересным?
Категории:
АрхитектураАстрономияБиологияГеографияГеологияИнформатикаИскусствоИсторияКулинарияКультураМаркетингМатематикаМедицинаМенеджментОхрана трудаПравоПроизводствоПсихологияРелигияСоциологияСпортТехникаФизикаФилософияХимияЭкологияЭкономикаЭлектроника
|
Грузинские фамилии
На следующий день я пришел на кафедру и справился, где будет мое рабочее место. Зоя Давыдовна, секретарь кафедры, повела меня по коридору. Мы прошли мимо всех лабораторий и остановились у двери с номером 347. Дверь была серая, неопрятного вида. – Юрий Тимофеевич обещал быть к двенадцати, – сказала Зоя Давыдовна и ушла. Я вошел в комнату. Справа стояли два пустых стола, а слева, перегораживая комнату пополам, громоздилось что‑то черное, непонятное, с множеством круглых ручек. Оно было похоже на мебельную стенку производства ГДР, на которую мои родители стояли в очереди. Вся передняя панель стенки была густо усеяна рядами ручек с указателями. Внизу была узкая горизонтальная панель с кучей проводов. Я подошел к стенке и покрутил одну из ручек. Указатель защелкал, перепрыгивая с деления на деление. – Не трожь! – сказала стенка человеческим голосом. Я отскочил от стенки к столу и сделал вид, что раскладываю на нем бумаги. – Выставь потенциометр на прежнее деление, – продолжала стенка ровным голосом. Теперь я уже знал, что крутил ручку потенциометра. Но какую? Их было штук триста, и я не успел запомнить, какую я трогал. Я снова приблизился к стенке и начал шарить глазами по указателям. – Ну, чего ты там? – лениво поинтересовалась стенка. Я схватился за первую попавшуюся ручку и повернул ее против часовой стрелки. Снова раздался треск указателя. – Ну ты, брат, даешь! – сказал тот же голос, потом за стенкой послышалось шевеление, и из‑за нее вышел худой мужчина в черном свитере. Он был мрачен. Подойдя к стенке, он, почти не глядя, нашел сдвинутые мною ручки и восстановил первоначальное положение. – Чемогуров, – сказал он, протягивая руку. – А это электроинтегратор, – представил он стенку. – Ты его больше не трогай. – Петя… – сказал я. – Верлухин. Я буду здесь диплом писать. – У кого? – спросил Чемогуров. – У Юрия Тимофеевича. Чемогуров оценивающе посмотрел на меня. Он рассмотрел мое лицо, волосы, пиджак, брюки и ботинки. Мне стало не по себе. – Годидзе, – сказал он. – Чего? – не понял я. – Грузинская фамилия, – мрачно пояснил Чемогуров. – Годидзе. – При чем тут грузинская фамилия? – Скоро поймешь, – сказал он и стал разминать своими длинными пальцами папиросу. Чемогурову было лет под сорок. Он был небрит и нестрижен. Под глазами фиолетовые мешки. Свитер висел на нем, как на распялке. Было видно, что Чемогуров холост, любит выпить и пофилософствовать. Он дунул в папиросу и закурил. Потом, еще раз взглянув на меня, ушел за электроинтегратор. Я выбрал себе стол, застелил его листом миллиметровки, который оторвал от рулона, и прикнопил. На стол я выложил из портфеля большую толстую тетрадь, стаканчик для карандашей, стирательную резинку, три разноцветных шариковых ручки, пачку белой бумаги и угольник. Все это я разложил в идеальном порядке. Я люблю аккуратность. После этого я сел за стол и стал ждать. Была половина двенадцатого. За интегратором что‑то тихонько запищало, потом затюкало и зашипело. Чемогуров пробормотал три слова. Первые два я не расслышал, а последнее было «мать». Тут распахнулась дверь, и в комнату быстрым шагом вошел Мих‑Мих, за которым почти бежал Славка Крылов. Мих‑Мих поздоровался со мной, окинул беглым взглядом столы и воскликнул: – Ага! Так я и предполагал. Стол еще не занят… Располагайтесь! – приказал он Славке. Славка молча взял с моего стола лист бумаги, подошел к своему столу, написал на листе «Занято» и положил лист на стол. – Расположился, – сказал он. – Вот и прекрасно, – сказал Мих‑Мих. – Женя, ты не возражаешь? – крикнул он в сторону интегратора. Чемогуров снова появился, посмотрел на Славку и пожал плечами. – Что мне, жалко? – сказал он. – А ты, Мишка, большая скотина, – продолжал он, обращаясь к Мих‑Миху. Наш доцент сразу подобрался. Он кинул взгляд на нас, и глаза его стали непроницаемыми. Мы со Славкой сделали вид, что мы глухие от рождения. – Ты же мне обещал заказать вэтэ семнадцатые. Я без них тут кувыркаюсь, – сказал Чемогуров. – Ты не горячись, – сказал доцент и, обняв Чемогурова за плечи, увел его за интегратор. – А я не горячусь, – сказал Чемогуров. – Но ты свинья. Мих‑Мих что‑то ему зашептал, сначала сердитым голосом, а потом умоляющим. – А иди ты! – проворчал Чемогуров. Мих‑Мих показался из‑за стенки с наигранно‑бодрой улыбкой на лице. Они с Крыловым уселись за его стол и принялись обсуждать тему диплома. При этом они то и дело хватали чистые листы из моей пачки и писали на них какие‑то формулы. Мне стало жалко своей бумаги, потому что многие листы они тут же комкали и кидали в корзину. Это было обидно. Постепенно они увлеклись и стали кричать друг на друга, пользуясь разными терминами. – Дэ фи по дэ икс равно нулю! – кричал Мих‑Мих. – Пускай! – кричал Крылов. – А частное решение? Поток идет сюда. – Сомневаюсь. Надо проверить. – Да это же и так видно! – кричал Крылов. – Вам видно, а мне не видно… Стоп! – воскликнул Мих‑Мих. – Мне пора на лекцию. К следующему разу прочитайте вот это. И он написал на листке список литературы. Потом доцент поправил галстук и ушел. Славка еще немного побегал по комнате, переваривая мысли, сел к подоконнику и застыл, уставившись на улицу. – Нужно делать железо, – внятно произнес Чемогуров за стенкой. Славка встрепенулся, засунул листок с литературой в карман и убежал в библиотеку. На его столе остался ворох исписанной им и доцентом бумаги. Я вздохнул, сложил листки в стопку и придвинул их на край стола. Потом я на цыпочках подкрался к интегратору и заглянул за него. Там был закуток, заставленный приборами от пола до потолка, опутанный проводами и погруженный в синеватый канифольный дым. Чемогуров настраивал какую‑то схему. На экране осциллографа стоял зеленый прямоугольный импульс. Чемогуров недовольно смотрел на импульс и дотрагивался щупом до ножки транзистора, отчего импульс подпрыгивал. Стена над столом была облеплена цветными проспектами с изображением цифровых вольтметров, счетных машин, лазеров и прочих штук. Проспекты были наклеены любовно, точно зарубежные красавицы. – Вот зараза! – сказал Чемогуров и погрузил жало паяльника в канифоль. Брызнула струйка дыма, канифоль зашипела, и Чемогуров прикоснулся паяльником к ножке транзистора. Импульс на экране провалился куда‑то, потом всплыл в увеличенном виде. – Ага! – сказал Чемогуров и откинулся на спинку стула. Тут он заметил меня. – А‑а… Ты еще здесь? – протянул он. – Тоже теоретик? – спросил Чемогуров сурово. – Почему тоже? Почему теоретик? – слегка обиделся я. – Ну, этот парнишка у Майкла будет теорией заниматься. Верно? Я сообразил, что Майкл – это Михаил Михайлович. На всякий случай я пожал плечами. – А ты будешь теоретизировать у шефа, – объяснил Чемогуров. – Я еще темы не знаю, – сказал я. – Зато я знаю, – отрезал Чемогуров и снова склонился над импульсом. Я не успел расспросить его про тему, как в коридоре послышались голоса и щелкнул фиксатор двери. Я вышел из закутка и увидел церемонию, происходящую в дверях. В коридоре перед дверью интеллигентно толкались три человека: Юрий Тимофеевич и два неизвестных. Они пропускали друг друга вперед. Это было удивительно красиво. Жесты их были предупредительны и настойчивы. Юрий Тимофеевич загребал незнакомцев обеими руками, а те в свою очередь пытались пропихнуть его в дверь. Жесты сопровождались соответствующими восклицаниями. Я подумал, что если они таким образом входят в каждую дверь, то уже потеряли много сил и времени. Наконец им удалось войти. Они протиснулись все сразу, облегченно вздохнули и рассмеялись. – Разрешите вам представить нашего молодого сотрудника, ответственного исполнителя темы Петра Николаевича Верлухина, – сказал профессор, делая в мою сторону жест раскрытой ладонью. За интегратором у Чемогурова что‑то со стуком упало на пол. А у меня внутри что‑то оборвалось, когда смысл сказанных профессором слов дошел до моего сознания. – Харахадзе, – сказал первый незнакомец, протягивая руку. – Меглишвили, – сказал второй, делая то же самое. Тут я их разглядел. Несомненно, это были грузины. Тот, что назвал себя Харахадзе, был высок, сед и красив той красотой, которая сводит с ума некоторых женщин. Меглишвили был покороче и потолще. Глаза у него располагались так близко к переносице, что между ними оставалось расстояние миллиметров в пять. Оба грузина смотрели на меня чуть покровительственно. – Прошу садиться, – сказал Юрий Тимофеевич, указывая той же ладонью на стулья. Мы сели. Харахадзе закинул ногу на ногу и достал из кармана пачку американских сигарет. Он церемонно протянул пачку профессору, но тот сделал протестующий жест. Харахадзе перевел пачку ближе ко мне. Я вытянул сигарету и поблагодарил легким кивком. Щелкнула импортная зажигалка. Мы закурили. – Как я вам уже говорил, Петр Николаевич, мы решили сделать вас ответственным исполнителем новой темы, – начал профессор. Я важно кивнул, сообразив, что мое дело состоит именно в этом. – Наши тбилисские товарищи предложили нам договор на научно‑исследовательскую работу. Научное руководство темой я взял на себя, а вам предстоит провести непосредственно расчеты… За стенкой опять что‑то звякнуло, и послышались сдавленные звуки. Чемогуров веселился от души. – Зураб Ираклиевич, я прошу вас вкратце рассказать о сути вашей работы… Так сказать, из первых рук, – с улыбкой сказал профессор. Харахадзе затянулся, поискал, куда стряхнуть пепел, но не нашел. Я подсунул ему листок бумаги из своей пачки. Он задумчиво стряхнул пепел и сказал: – Ми рэжим металл… После этого он сделал глубокую паузу, во время которой я успел правильно понять фразу. – Ми рэжим металл, – повторил он, внезапно возбуждаясь. – Вольфрам, титан, ванадий… Ми рэжим лазером… По‑видимому, ему очень нравилось слово «режем». У него даже глаза засверкали. Из дальнейших объяснений я понял, что они «рэжут» и сваривают тонкие листы вольфрама, титана и прочих металлов для электронных приборов, которые они конструируют и изготовляют на своем опытном производстве. Точность требуется феноменальная, потому что приборы маленькие. Их интересуют тепловые процессы, поскольку при сварке лазерным лучом иногда отваливаются припаянные лепестки, выводы и еще что‑то. А иногда даже лопается стекло. Короче говоря, мне нужно произвести теоретический расчет тепловых режимов при сварке, чтобы они могли определить, на каком расстоянии от спаев можно «рэзать». К пониманию проблемы мы пришли общими усилиями в течение сорока минут. – Ви считаете, ми платим дэньги. Ми рэжим, ви защищаете диссертацию, – веско закончил Зураб Ираклиевич. Я не стал объяснять, что еще не защитил диплома. – Вы уж только, пожалуйста, вышлите нам техническое задание, – попросил Юрий Тимофеевич. – Договор мы сегодня подпишем, а техническое задание… – О чем разговор, Юрий Тимофеевич! – воскликнул Харахадзе. Меглишвили посмотрел на часы и что‑то обеспокоенно сказал по‑грузински. Харахадзде погрозил ему пальцем и засмеялся. – Ну, а теперь, друзья мои, ми обедаем. Я правильно говорю, нет? – сказал Зураб Ираклиевич. Профессор кинул на меня быстрый взгляд. Может быть, он боялся, что я соглашусь так же естественно, как взял американскую сигарету? Но я знал чувство меры. Не хватало мне начинать работу над дипломом с обеда в компании профессора! – Столик уже заказан, – проговорил Харахадзе игривым шепотом. – В «Астории», – добавил Меглишвили. Я вспомнил, что я ел на завтрак. Я ел яйца всмятку и бутерброд с колбасой. Очень хорошая еда на завтрак. Потом я подумал, что сейчас помчусь в нашу студенческую столовую, выбью чек на половинку харчо, шашлык из свинины с рисом и компот. Получится прекрасный грузинский обед на восемьдесят семь копеек. Это будет праздник. Все это пронеслось у меня в сознании, пока профессор, опасливо косясь на меня, разводил руками и говорил, что у него дела и прочее. Я тоже развел руками и сказал, что у меня в тринадцать пятнадцать доклад в обществе «Знание» на тему «Перспективы развития лазерной техники». Грузины посмотрели на меня с уважением, а Юрий Тимофеевич с благодарностью. Таким образом, я отпал. Мы долго и задушевно прощались, причем Зураб Ираклиевич намекал на мой приезд в Тбилиси, где мы, мол, возьмем свое. – Если начальство отпустит… – пошутил я, глядя на профессора. – Непременно, непременно поедете, – сказал Юрий Тимофеевич. Это была компенсация за мой отказ от обеда. – Где взять такси? – озабоченно спросил Меглишвили. Его явно беспокоил остывающий обед в «Астории». Они вышли уже не так церемонно, почти по‑дружески, и гул их голосов затих в коридоре. – Интересно, могу ли я, в самом деле, съездить в Тбилиси? – подумал я вслух. – Было бы неплохо… – Могулия! – крикнул Чемогуров за интегратором. – Грузинская фамилия… Теоретиков надо душить, – задумчиво сказал он.
|