Глава 11. Когда окончательно стемнело, Тэтч, Дэвис и все остальные, допив остатки рома, направились на север к берегу реки

Когда окончательно стемнело, Тэтч, Дэвис и все остальные, допив остатки рома, направились на север к берегу реки, где их поджидали шлюпки, и Бенджамен Харвуд заставил себя подняться и последовать за остальными.

Грезы наяву, за последние два года становившиеся все более ясными и настойчивыми, теперь приобрели такую яркость, что их можно было назвать галлюцинациями. И лишь постоянным усилием воли Харвуд удерживал себя в рамках реальности, заставляя себя не обращать внимания на те видения, которые, как он знал, существуют лишь в его воображении.

«Сейчас 1718 год, – повторял он себе, – я на западном побережье Флориды с пиратом Эдвардом Тэтчем и… моей дочерью… как же ее зовут, черт возьми? Только не Маргарет… Элизабет! Точно, именно так. Несмотря на то, что я вижу сейчас, на самом деле я не в церкви города Челси… мне не сорок три года, и сейчас не 1694 год, и вижу я не свою невесту, мою ненаглядную Маргарет, мою жизнь, мое прибежище… нет, это наша дочь, сосуд… сосуд для духа…»

Харвуд, жмурясь от ярких солнечных лучей, падающих сквозь широкое окно ризницы, вернул фляжку своему шаферу.

– Спасибо, Питер, – улыбнулся он. Он заглянул в щель между двух створок боковой двери церкви, но движение меж скамей не прекращалось, люди рассаживались, да и священник еще не появился, лишь один напуганный мальчик из хора возился возле алтаря…

– Еще есть время, – сказал он другу. – Ну-ка погляжусь еще разок в зеркало.

Харвуд пересек притвор и бросил взгляд в зеркало, которое он установил на маленькой полочке. Питер улыбнулся ему вслед:

– Грех тщеславия, Бен.

– Капля тщеславия сегодня простительна, – ответил Харвуд, приглаживая длинные каштановые локоны. Хоть Харвуд и был книжным червем, он гордился своими пышными кудрями и, вразрез с господствующей модой, никогда не носил парика. Он всегда появлялся в обществе в «своих собственных волосах», и, несмотря на возраст, седины у него еще не было.

– Что-то Маргарет я не вижу, – заметил Питер, приоткрывая дверь и заглядывая в щелочку. – Готов держать пари, она передумала.

Даже от такого невинного замечания у Харвуда холодок пробежал по спине.

– Бог мой, Питер, не шути ты так. Да я просто сойду с ума. Я…

– Шучу, шучу, ну что ты, – успокоил его Питер, хотя за его веселостью крылась легкая обеспокоенность. – Не волнуйся так, она, конечно же, появится. Вот, хлебни еще бренди, а то ты самый бледный жених, какого видела эта церковь.

Харвуд взял протянутую флягу и сделал большой глоток.

– Спасибо, однако хватит. Не годится быть пьяным во время церемонии.

– Мне сажать ее в шлюпку? – спросил Питер, задергивая портьеру на окне, отчего они оказались в темноте, которую разгоняла только лампа, раньше не замеченная Харвудом. Воздух внезапно посвежел, но пах морем и болотами. У Харвуда мелькнула мысль, что священнику надо бы чаще проветривать церковь – за столетия запахи ладана, изъеденных молью занавесей, сухой бумаги молитвенников стали невыносимы.

– Пожалуй, ты все же перепил, Питер, – возмутился Харвуд, который не мог разглядеть себя в зеркале. – Отдерни же наконец портьеру.

– Сейчас не время для видений, мистер Харвуд, – сказал кто-то, предположительно Питер. – Пора садиться в шлюпки.

Харвуд обернулся и с ужасом обнаружил, что лампа вдруг превратилась в костер, и даже не в один, пылающий в боковом притворе.

– Питер, – выкрикнул он, – церковь горит! Он повернулся к своему шаферу, но вместо худощавой, элегантной фигуры Питера увидел до безобразия толстого молодого человека в нелепом одеянии.

– Вы кто? – спросил Харвуд с испугом, ибо теперь он был уверен, что с невестой что-то приключилось. – С Маргарет все в порядке?

– Она мертва, мистер Харвуд, – раздраженно бросил толстомордый юнец. – Вот почему мы здесь, вспомнили?

– Мертва! – Тогда, должно быть, он пришел в церковь на похороны, а не на свадьбу. Но почему же тогда гроб такой маленький – квадратная деревянная коробка со стороной всего полтора фута? И отчего же он так отвратительно пахнет тленом?

Харвуд наконец вырвался из цепких объятий иллюзий, и воспоминания последней четверти столетия обвалились на него разом, как лавина, оставив его слабым седым стариком.

– Да, мертва, – повторил Лео Френд и добавил отчаянно: – И вы будете вести себя разумно эти последние пару пару часов, даже если для этого мне придется взять вас под контроль!

– Успокойтесь, Лео, – сказал Харвуд, стараясь придать голосу веселость. – Да, конечно, усадите…Элизабет в шлюпку.

Харвуд уверенно спустился по склону на берег реки, где их ждали шлюпки и где теперь вскрывали деревянный ящик, доставленный с корабля Тэтча, но все же шаги его были неровными – Харвуд все время сбивался на мерный торжественный ритм, каким пристало идти по проходу в церкви под руку с невестой.

Вдоль берега ярдов на сто корни мангровых деревьев были вырублены все, и пираты, стоя по колено в черной, играющей отблесками факелов воде, передавали друг другу упакованные в клеенку тюки, укладывая их в шлюпки. На корме каждой был установлен смоляной факел, и в колеблющемся свете Харвуд увидел, что Дэвис и кок уже сидят в одной из шлюпок и удерживают ее на месте, держась за обрубок мангрового дерева.

– …В здравии и болезни, пока смерть не разлучит вас? – спросил священник, улыбаясь паре, преклонившей перед ним колени. Уголком глаза Харвуд заметил, что мальчик из хора все еще здесь и по-прежнему выглядит перепуганным… нет, скорее растерянным, чем перепуганным.

– Обещаю, – сказал Харвуд.

– Что-что, босс? – переспросил пират, только что вытащивший последний тюк из ящика и кинувший его через борт шлюпки.

– Он говорит, что обещает, – хихикнул его сосед. Первый пират подмигнул своему компаньону:

– Да, он такой, наобещать может.

– Ха-ха!

Харвуд недоумевающе огляделся, потом улыбнулся:

– Очень забавно. Обещаю вам, джентльмены, что обязательно прихвачу для вас пару сувениров в память о Фонтане юности.

Ухмылки как ветром сдуло с лиц пиратов. – Мы вовсе не хотим обидеть вас, сэр, – угрюмо произнес один из них.

– И все же я не забуду.

Он глянул через плечо на приближающегося Лео Френда.

– Мы сядем в эту лодку, – сказал он перетрусившим пиратам, указывая на одну из шлюпок. – Подведите ее ближе и держите крепче, мой спутник весьма грузен.

Пираты молча повиновались и из страха перед Харвудом подтащили шлюпку так близко к берегу, что тот шагнул в нее, даже не замочив ног. Несколько человек осыпали его рисом, несмотря на то, что Харвуд был против такого обычая. Но это нисколько не испортило ему настроения, и он улыбался, садясь в карету со своей молодой женой. Он был слишком взволнован и счастлив, чтобы обращать внимание на подобные досадные мелочи.

Харвуд широко улыбнулся.

– Благодарю вас, – крикнул он опешившим пиратам и Лео Френду. – Мы приглашаем вас всех на обед после возвращения из Европы.

***

Шэнди перегнулся через борт шлюпки, чтобы лучше видеть Харвуда. А старик все улыбался и махал рукой, прощаясь с теми, кто оставался на берегу, к изумлению пиратов, Френда и Бет, которая в сопровождении похожего на лунатика Стида Боннета направлялась к шлюпке отца. Пожалуй, она все же права, подумал Шэнди, отец ее явно помешался.

Луна все чаще и чаще скрывалась за рваными тучами, и вскоре начал накрапывать теплый дождь. Снаряжение погрузили, пассажиры разместились: Тэтч со своим странным гребцом в первой шлюпке, Харвуд, Френд, Элизабет и Боннет – в следующей, и Шэнди с Дэвисом – в третьей. Шэнди с удивлением отметил, что Печальный Толстяк с ними так и не отправился. Может, толстый бокор знал о чем-то, что не было известно людям в лодках?

Шлюпки отвалили от берега, противно заскрипели весла в уключинах. От факелов поднимался пар, и все путешественники, за исключением Бет Харвуд, принялись тихо напевать мотив без слов, долженствующий привлечь внимание Барона Субботы и Мэтра Каррефура, но через несколько минут умолкли, словно ощутив неуместность этого.

Грести вверх против медленного течения было легко, и вскоре зарево трех костров на берегу затерялось далеко позади. Шэнди примостился на носу и, всматриваясь в непроглядную тьму вокруг, откуда то и дело выплывали колышущиеся силуэты узловатых кипарисов, похожих на гигантских черных монахов в высоких клобуках или камни, но только никак не на деревья, вполголоса сообщал направление Дэвису, настоявшему на том, чтобы грести, несмотря на лишь недавно зажившее плечо.

Во тьме с окружавших болот доносилось хлюпанье, плеск и бульканье, однако Шэнди не видел ничего движущегося, за исключением перламутрово-радужных пятен на воде, которые иногда преображались в протянутые руки и искаженные лица, чьи разинутые рты выкрикивали неслышные слова. Киль шлюпки разрезал их, и пятна распадались, исчезая без следа.

Шлюпка Тэтча шла впереди, и среди ночных звуков застывшего леса до Шэнди иногда доносилось странное громкое шипение, которое издавал гребец. К этому временами примешивался голос Френда, дававшего указания Боннету, сидевшему на веслах, и изредка тихий, бессмысленный смешок Харвуда. Бет, съежившись, сидела подле отца.

Неожиданно Шэнди осознал, что вот уже несколько минут слышит неумолчный странный шелест, до сих пор сливавшийся с плеском весел и скрипом уключин. Шелест напоминал тревожный тихий говор огромной толпы. В окружающий мир к тому же вторгся новый запах, вытеснивший собой ставшие уже привычными ароматы смолистых кипарисов, гниющей растительности и стоячей воды. Как только Шэнди почувствовал его, он сразу понял, что подсознательно ждал чего-то подобного. Он резко выдохнул воздух, прочистил горло и сплюнул за борт.

– Ага, – буркнул Дэвис, который и сам не испытывал особой радости, – похоже на вонь от пушек, которым не дают остыть.

Харвуд тоже, похоже, заметил его, потому что перестал наконец хихикать и повелительно скомандовал:

– Добавьте ту траву в факелы!

Шэнди развязал клеенчатый тючок, лежавший на дне шлюпки, и осторожно начал кидать сухую траву в огонь факела. Трава разом вспыхнула, дым повалил густыми клубами, и Шэнди отпрянул назад, отплевываясь и откашливаясь от едкого запаха. «Можно не беспокоиться, разгонит ли эта гадость духов, – подумал Шэнди. – От нее сбегут даже деревянные фигуры с бушпритов».

Особого страха Шэнди не испытывал, но в то же время ощущал, что его нынешнее состояние схоже с его хладнокровием на борту «Кармайкла» и основывается оно на незнании опасности. «Но ведь Тэтч здесь уже был один раз, – сказал себе Шэнди, – и не так уж при этом пострадал… К тому же он наткнулся на это место случайно, притягиваемый магическими флюидами источника или чего там еще… Как бабочка, летящая на пламя. А с нами теперь есть проводник, который знает, как управляться с подобными силами…»

Но его уверенность несколько поувяла, когда он вспомнил, что Харвуд явно безумен. И почему это Тэтч, интересно, запретил им брать с собой пистолеты?

Река сузилась или, точнее, разбилась на множество заросших проток, нормально грести стало невозможно, и веслами пришлось пользоваться, как шестами. Шлюпка Тэтча по-прежнему шла впереди, а шлюпка Шэнди замыкала процессию. Влажные лианы и ветви деревьев все теснее и теснее смыкались над головами, и у Шэнди закрадывалось подозрение, не преследует ли их по болотам нечто гигантское, невидимое, беззвучное. Он попытался заставить свое воображение убавить прыть, хотя неумолчный шелест становился все сильнее и доносился теперь со всех сторон.

Одним коленом опираясь на банку, Шэнди то отталкивался веслом от топкого дна реки, то поднимал глаза и, щурясь в едком дыму, пытался разглядеть, в какие протоки свернули лодки впереди. Искры от факела на носу все время летели на него, и Шэнди рассеянно смахивал их, пока не почувствовал жжение на талии. Он глянул туда, но упавших искр не увидел. Он провел рукой по рубашке и обнаружил, что железная пряжка пояса, да и нож в чехле сильно нагрелись. Теперь он обратил внимание и на подозрительное тепло там, где были пряжки его сапог. – Э? – начал он, оборачиваясь к Дэвису, но не успел даже сообразить, о чем спросить, как раздался крик Харвуда.

– Железо! – выкрикнул тот. – Без сомнения, древние суеверия, связывавшие железо с магией, справедливы. Пожалуй, будет разумно избавиться от железных предметов, насколько возможно…

– Оружие оставить! – пробасил Тэтч. – Я уже был здесь, оно не слишком раскаляется. Терпеть можно. И не выбрасывайте пояса с пряжками, иначе штаны свалятся.

Вопль, раздавшийся в ответ из тьмы, заставил Шэнди подпрыгнуть. Однако Дэвис, наваливаясь на свое весло, тихо рассмеялся и сказал:

– Это не привидение, это просто птица, такая коричневая с белым, она ест улиток.

– Ох… верно.

Шэнди вытащил свое весло, положил его вдоль борта и осторожно, словно открывая еще горячий панцирь омара, расстегнул пряжку. Затем он вытащил нож – даже сквозь чехол чувствовался жар, – разложил ремень на планшире и аккуратно отрезал пряжку. Она, булькнув, упала в воду, плещущуюся на дне шлюпки. Он сунул горячий нож обратно в ножны и снова взялся за весло.

Дэвис, который все так же ритмично продолжал отталкиваться веслом от илистого дна, насмешливо усмехнулся:

– Смотри, чтоб штаны с тебя не свалились.

Всем телом наваливаясь на весло, Шэнди подумал: то ли они все еще плывут по воде, то ли уже просто тащатся по грязи.

– Следи лучше… чтобы твои штаны… не загорелись, – пропыхтел он.

Три шлюпки ползли и ползли сквозь сырые джунгли, окутанные дымкой от факелов. Дым разъедал глаза, и чтобы дать им немного отдохнуть да к тому же опасаясь, как бы какой-нибудь болотный монстр не подкрался к ним под покровом тьмы, Шэнди оглядывался по сторонам. Вскоре он, к своему облегчению, обнаружил, что неясный шелест, так беспокоивший его, издают круглые грибы, похожие на дождевики, которых вокруг становилось все больше и больше. Он даже попытался найти логическое объяснение этому феномену. Скорее всего корни этих растений уходят далеко вглубь, достигая подземных каверн, и воздух из-за разницы температуры устремляется вверх, производя странные звуки. Однако по мере того как они все дальше и дальше заплывали в болота, грибы становились все крупнее, и ему стали чудиться на них выпуклости и впадины, подозрительно напоминавшие глаза и нос.

Ощущение присутствия таящегося во тьме гигантского безмолвного существа становилось все сильнее. И Шэнди со страхом оглядывал переплетения лиан и ветвей, поблескивающих в свете луны, подозревая, что именно за ними скрывается нечто гигантское, страшное. Оно было древним повелителем этих мест и состояло из этих болот, деревьев и лиан, амфибий и рептилий.

Видимо, и остальные это ощущали. Френд грузно поднялся на ноги и едва не затушил факел на их лодке, положив вдвое больше, чем требовалось, травы. Пламя на мгновение угасло, а потом вспыхнуло в облаке дыма, который взвился вверх к нависающим ветвям.

И совершенно внезапно откуда-то с неба на них обрушился дикий вопль такой силы, что лепестки с цветов на деревьях посыпались вниз, а вода вокруг покрылась рябью. Вопль отзвенел и укатился прочь, оставив за собой только крики и гомон переполошившихся птиц, но вскоре замолкли и они. Их продолжал сопровождать лишь неумолчный шелест грибов. Шэнди глянул на ближайшее их скопление и увидел, что теперь они определенно напоминали лица, и по тому, как дрожали веки, догадался, что вскоре он встретит их взгляды.

Позади Дэвис вполголоса сыпал ругательствами, не умолкая.

– Только не говори мне, – сказал ему Шэнди довольно твердым голосом, – что это кричала птица, одна из тех, которые питаются улитками.

Дэвис хмыкнул и ничего не ответил. До Шэнди донесся тихий плач Бет.

– Ах, моя милая Маргарет, – произнес Бенджамен Харвуд задыхаясь, но радостно. – Пусть слезы радости будут единственными, которые ты когда-либо прольешь. Сделай милость, прояви благосклонность к сентиментальному оксфордскому профессору. Сегодня, в день нашей свадьбы, я хотел бы прочесть тебе сонет, который сочинил. – И он откашлялся.

Присуствие духа болот незримой тяжестью наваливалось на всех. Сквозь толстую кожу сапога пряжки жгли стопы все сильнее и сильнее.

– О, Маргарет, лишь Данте муза…

– Мы добрались до суши, – разнесся по болоту голос Тэтча. – Отсюда пойдем пешком. «Бог мой», – подумал Шэнди.

– Он что, шутит? – поинтерсовался он без особой надежды.

Вместо ответа Дэвис бросил весло на дно шлюпки, перелез через борт и спрыгнул в воду. Протока оказалась ему по пояс.

– …Воспела б страсть сего союза… – не обращая внимания на происходящее, продолжал декламировать Харвуд.

Шэнди глянул вперед. Тэтч выдернул факел из подставки и теперь вместе со своим гребцом-зомби переходил протоку вброд, направляясь к берегу. Они двигались, а вокруг метались и порхали чернильные тени. И по мере того как факел Тэтча освещал берег, становилось видно все больше и больше белесых грибов-голов. – Мистер Харвуд, – шипел Лео Фрейд, тряся за плечо однорукого спутника. – Мистер Харвуд, да очнитесь вы, черт побери.

– Когда на перекрестке судеб

Бог дал возможность мне

Оставить мрачные леса…

Шэнди явственно видел, как содрогаются плечи Бет. А Боннет сидел неподвижно, словно манекен.

Тэтч со своим гребцом выбрались на берег и, цепляясь за лианы и низкие ветви, остановились, не обращая ни малейшего внимания на шары под ногами.

– Он нужен нам в полном рассудке, – крикнул Тэтч Лео Френду, – ударь его как следует. Если это не поможет, то я спущусь и займусь им сам.

Френд нервно улыбнулся, облизнул губы, занес пухлую руку и ударил Харвуда по улыбающемуся лицу.

Харвуд издал вопль, похожий на всхлип, некоторое время недоуменно оглядывался и наконец пришел в себя.

– Уже недалеко, – терпеливо объяснил ему Тэтч. – Но шлюпки придется оставить здесь.

Харвуд с минуту вглядывался в воду, в вязкий склон берега, торчавшие корни деревьев и наконец сказал:

– Нам придется нести девушку.

– Я помогу, – крикнул Шэнди. Френд метнул в Шэнди злобный взгляд, но Харвуд бросил, не оборачиваясь:

– Нет, я, Френд и Боннет справимся сами.

– Верно, – прогудел Тэтч. – Остальным и так хватит работенки прорубаться сквозь эти джунгли.

Шэнди вздохнул и опустил весло. Он раскачал факел и, выдрав его из крепления, подал его и траву Дэвису, а затем и сам выбрался из шлюпки.

В сапоги немедленно залилась вода, и прохладная болотная жижа остудила его разгоряченные ноги.

Date: 2015-06-11; view: 320; Нарушение авторских прав