Глава 1. Держась за вибрирующий под рукой натянутый как струна канат и далеко перегнувшись через леер, Джон Шанданьяк все же улучил момент и

Держась за вибрирующий под рукой натянутый как струна канат и далеко перегнувшись через леер, Джон Шанданьяк все же улучил момент и, когда набежавшая волна приподняла огромную скрипучую корму корабля, на которой он находился, изо всех сил швырнул морской сухарь. Вначале ему показалось, что бросок получился на славу, но вскоре по тому, как сухарь все падал и падал в пространство, понял, что зашвырнул его не так уж и далеко. Но чайка все же заметила добычу и, стрелой метнувшись вниз, в последний миг, словно хвалясь собственной ловкостью, подхватила сухарь у самой воды. Сухарь развалился при этом, и чайка тотчас метнулась в сторону, плавно набирая высоту, но было ясно, что ей все же перепало угощение.

В кармане камзола был еще один сухарь, но Шанданьяк вынимать его не стал, а лишь рассеянно продолжал следить за плавным полетом птицы, восхищаясь той естественной грацией, с какой чайка парила, точно удерживаясь над раскачивающимся на корме фонарем. Шанданьяк вдыхал воздух, с самого рассвета смутно пахнущий землей.

Капитан Чаворт заверил, что, по его расчетам, они увидят лилово-зеленые горы Ямайки уже после полудня, до ужина успеют обогнуть мыс Морант и окажутся в гавани Кингстона до темноты. Но хотя разгрузка «Громогласного Кармайкла» и означала конец заботам и волнениям капитана, от которых тот за последнюю неделю плавания заметно похудел, высадка на берег положит начало хлопотам самого Шанданьяка.

И не забывай, сказал он себе укоризненно, вытаскивая из кармана сухарь, что как Чаворт, так и ты виноваты в половине возникших проблем. Сухарь ему на сей раз удалось кинуть куда дальше, чем в прошлый раз, и чайка поймала его, не нырнув вниз и на пару ярдов. Он повернулся к маленькому столику, поставленному здесь же на палубе, за которым пассажирам разрешалось завтракать, когда не было никаких срочных корабельных дел, и с удивлением обнаружил, что сидевшая за столом девушка поднялась со стула. Ее карие глаза искрились любопытством.

– И чайка их поймала? – спросила она.

– Вне всякого сомнения, – подтвердил Шанданьяк, подходя к столику. Теперь он даже пожалел, что не брился сегодня. – Хотите, и ваш брошу?

Девушка отодвинула стул и удивила Шанданьяка еще больше, сказав:

– Я брошу сама… раз вы уверены, что она не побрезгует червями.

Шанданьяк повернул голову и бросил взгляд на парящую птицу:

– Во всяком случае, это не слишком ее пугает. С легкой дрожью отвращения она взяла со столика прогрызенный червями сухарь и подошла к перилам. Шанданьяк обратил внимание, что сегодня утром девушка держится куда увереннее, чем раньше, и морская качка уже не так тревожит ее. Глянув вниз, девушка слегка отпрянула от перил, поскольку корма возвышалась на добрых десять футов над кипящими волнами. Ухватившись левой рукой за ограждение, она подергала его, словно проверяя на прочность.

– Не хотелось бы мне свалиться за борт, – с нервным смешком заметила она.

Шанданьяк встал рядом и ухватил ее за левый локоть.

– Не бойтесь. – Он почувствовал, как сердце неожиданно забилось быстрее, и даже разозлился на себя за это.

Девушка широко размахнулась и швырнула сухарь вверх. Чайка послушно спикировала, вновь подхватив угощение у самой воды. Девушка весело рассмеялась – Шанданьяк впервые услышал ее смех за все время путешествия.

– Готова поспорить – чайка встречает все прибывающие корабли, зная, что люди рады избавиться от остатков провизии.

Шанданьяк кивнул, и они вернулись к столику.

– Конечно, у меня не слишком тугой кошелек, но знаете, о чем я мечтаю? – спросил Шанданьяк. – Я намерен сегодня с шиком поужинать в Кингстоне. Бифштекс с кровью, свежие овощи и нормальное пиво, а не эта прокисшая бурда, к тому же отдающая дегтем.

– А мне вот мясо не разрешают, – поморщилась девушка.

Шанданьяк передвинул стул чуть левее, в тень паруса. Он ощутил прилив интереса к этой девушке, и ему хотелось получше видеть ее лицо.

– Да, я заметил, что вы едите одни лишь овощи, – сказал он, поднимая салфетку. Она кивнула:

– Питательное и целительное – вот как это определяет мой врач. Он утверждает, что я заполучила мозговую лихорадку от промозглой атмосферы шотландского монастыря, где я воспитывалась. Он специалист и, наверное, прав, хотя, признаюсь, чувствовала я себя гораздо лучше, пока не стала следовать его предписаниям.

Шанданьяк рассеянно ухватил одну из ниточек и стал вытягивать ее из салфетки, потом другую.

– Ваш врач? – спросил он как бы между прочим, опасаясь нарушить ее сегодняшнее веселое настроение и превратить ее вновь в ту неуклюжую, молчаливую пассажирку, какой она была весь прошлый месяц. – Не тот ли… грузный мужчина?

Девушка рассмеялась:

– Да, бедняга Лео. Говорите же прямо, не стесняйтесь. Скажите толстый, скажите жирный. Да, это он – доктор Лео Френд. Он кажется неловким и неповоротливым, но мой отец клянется, что лучше медика не сыскать.

Шанданьяк поднял глаза от салфетки.

– Вы нарушаете предписания… вашего врача? Сегодня вы кажетесь мне гораздо бодрее, чем обычно.

Ее салфетка лежала на столе, и он принялся теребить ее тоже.

– Это правда, вчера я выкинула в окно все, что лежало на тарелке. Надеюсь, бедная чайка не додумалась это пробовать: в салате ничего не было, кроме трав и сорняков, которые Лео так старательно выращивает в ящиках у себя в каюте. Потом я прокралась в камбуз и выпросила у кока сыра, маринованного лука и рому. – Она застенчиво улыбнулась. – Мне так отчаянно захотелось вдруг нормальной еды, а не этой преснятины.

Шанданьяк пожал плечами:

– Не вижу в этом ничего плохого.

Он выдернул из каждой свернутой конусом салфетки по три нитяные петли, просунул в них пальцы, и салфетки превратились в подобия человеческих фигурок, шагающих навстречу друг другу. Затем Шанданьяк заставил одну фигурку поклониться, в то время как вторая присела в реверансе, и обе самодельные куколки – одной из которых ему даже удалось придать некоторую женственность – принялись танцевать по столу, выделывая замысловатые пируэты, поклоны, прыжки.

Девушка восхищенно захлопала в ладоши. Шанданьяк приблизил куколок к ней – одна присела в низком реверансе, а вторая склонилась перед девушкой в галантном гасконском поклоне – после чего он небрежным движением скинул салфетки с пальцев. – Благодарю вас, мисс Харвуд, – церемонно произнес он.

– Благодарю вас, мистер Шанданьяк, – сказала она, – вас и ваши замечательные салфетки. Оставим формальности, зовите меня Бет.

– Отлично, – откликнулся Шанданьяк, – а я – Джон.

Он уже сожалел о порыве развеселить ее: у него не было ни времени, ни особенного желания заводить близкое знакомство с женщиной. Ему вспомнились уличные дворняги. Он частенько подзывал их просто так, чтобы посмотреть, как они на его зов потешно виляют хвостами, а потом они часами бежали за ним, не желая отставать.

Он поднялся с вежливой улыбкой.

– Что ж, – сказал он. – Пожалуй, я должен вас покинуть: мне предстоит обсудить некоторые дела с капитаном Чавортом.

Теперь, когда эта мысль пришла ему в голову, Шанданьяк решил, что ему и впрямь следует пойти к капитану. «Кармайкл» шел ходко и ровно, и было не лишним спуститься в каюту к капитану, хлебнуть с ним пивка и потолковать по душам напоследок.

Шанданьяк собирался поздравить Чаворта с явным успехом его рискованного предприятия: тот не застраховал свой груз, как того требовали законы. Шанданьяку, правда, придется принести поздравления в иносказательной форме, если они окажутся не одни, а заодно предупредить, чтобы тот больше не повторял подобных опасных попыток. Шанданьяк успешно вел собственный бизнес, во всяком случае, до сего времени, и потому прекрасно знал разницу между тщательно продуманным и рассчитанным риском и бессмысленной игрой, когда на карту ставится не только дело, но и сама репутация. Конечно, Шанданьяк выскажет свой упрек в шутливой форме, чтобы старый капитан не стал жалеть, что случайно проболтался в подпитии.

– А, – сказала Бет, явно разочарованная его нежеланием продолжить беседу. – Что ж, тогда я передвину стул к перилам и буду любоваться океаном.

– Давайте я помогу.

Шанданьяк взял стул, прошел к правому борту и поставил его рядом с одной из миниатюрных пушек, которые матросы называли вращающимися орудиями.

– Тень здесь довольно относительная, – сказал он с сомнением, – да и ветер дует вовсю. Вы уверены, что не будет лучше, если вы спуститесь вниз?

– Лео уж точно счел бы именно так, – заметила она, усаживаясь на стул и одаривая Шанданьяка благодарной улыбкой. – Но я бы хотела продолжить свой эксперимент и посмотреть, какую такую болезнь можно заполучить от нормальной пищи, солнца и свежего воздуха. К тому же мой отец занят своими опытами и вечно захламляет каюту бумагами, маятниками и камертонами. Он раскладывает это по всему полу, и тогда уж ни войти, ни выйти.

Шанданьяк поколебался, но любопытство все же взяло верх:

– Опыты? А что он изучает?

– Он… Я, право, не знаю. Одно время он интересовался математикой и естественной философией, но с тех пор, как шесть лет назад оставил кафедру в Оксфорде…

Шанданьяк видел ее отца лишь несколько раз за весь месяц путешествия. Солидный однорукий мужчина, который явно чуждался всякого общества, на которого Шанданьяк не обращал особого внимания. Но сейчас, услышав слова Бет, он возбужденно щелкнул пальцами:

– Оксфорд? Бенджамен Харвуд?

– Верно.

– Ваш отец…

– Парус! – донесся крик с мачты. – Слева по борту парус!

Бет поднялась, и они поспешно перешли к левому борту, стараясь высмотреть с кормы замеченный парусник; им мешал собственный такелаж «Кармайкла». Шанданьяку вдруг подумалось, что это еще хуже, чем глядеть сверху на сцену кукольного театра, когда все марионетки в действии и за перепутанными нитями почти ничего не видно. Это воспоминание слишком живо напомнило ему об отце, и он торопливо прогнал неприятную мысль и снова сосредоточился на море.

В конце концов он сумел разглядеть белое пятнышко на самом горизонте и указал на него Бет Харвуд. Какое-то время они пристально следили за парусом, но судно, похоже, не приближалось. Несмотря на солнце, ветер на этой стороне казался холоднее, и вскоре они вернулись к ее стулу.

– Ваш отец – автор… ммм… все время забываю название. Того опровержения Гоббса…

– «Оправдание свободы воли». – Она облокотилась о перила, подставляя лицо ветру. – Да, это он написал, хотя Гоббс и мой отец были друзьями, насколько я помню. Вы читали?

И снова Шанданьяк пожалел, что затеял весь этот разговор. Книга Харвуда была частью обширной программы, которую отец заставлял его изучать. Поэзия, история, философия, искусство! Все это замечательно, но вот римский солдат-невежда проткнул же Архимеда мечом, а орел сбросил черепаху на лысину Эсхила, приняв ее за камень, о который можно расколоть твердый панцирь.

– Читал, и мне кажется, он довольно эффективно разделался с самой идеей Гоббса о космосе как о машине. – И прежде чем она успела согласиться либо возразить, Шанданьяк торопливо поинтересовался: – Но как же с этим связаны маятники и камертоны?

Бет нахмурилась:

– Не знаю. Я даже не знаю, в какой области… науки он сейчас работает. С тех пор как умерла моя мать, он совсем ушел в себя. Иногда мне кажется, он тоже умер тогда, во всяком случае, та часть его души, которая… ну не знаю, смеялась, что ли. Последний год, правда, он несколько оживился – после его первого неудачного посещения Вест-Индии. – Она озадаченно покачала головой. – Странно, что потеря руки так подстегнула его.

Шанданьяк вопросительно приподнял бровь:

– Что же случилось?

– Прошу прощения, я думала, вы знаете. Корабль, на котором он плыл, захватил пират по прозвищу Черная Борода, и свинцовая пуля раздробила папе кость. Так что я удивилась, когда он снова решил вернуться сюда. Правда, теперь у папы не меньше дюжины заряженных пистолетов и два он постоянно носит с собой.

Шанданьяк внутренне усмехнулся, представив себе старого оксфордского профессора, хватающегося за пистолет в предвкушении встречи с пиратами.

Над голубой гладью спокойного океана прокатился громкий звук – похожий на удар тяжелого камня, упавшего на мостовую. Шанданьяк уже сделал шаг в сторону левого борта, собираясь узнать, что происходит, когда неожиданно по правому борту ярдах в ста от корабля вверх взмыл фонтан воды.

Первой мыслью Шанданьяка было, что приближающееся судно – рыбачье, и фонтан – это прыжок большой рыбы. Однако тут же услышал, как матрос на мачте заорал пронзительно:

– Пираты слева по борту! Одиночный шлюп! Вот ненормальные!

Бет вскочила.

– Боже милостивый, – произнесла она тихо. – Неужели это возможно?

Шанданьяк ощутил приступ легкого головокружения, сердце бешено заколотилось, но страха не было. Вместе с Бет он поспешно перешел к левому борту.

– Не знаю, но если это так, то они действительно сумасшедшие. Ведь шлюп – он же, по сути, просто парусная лодка, а «Кармайкл» – трехмачтовый бриг с восемнадцатью орудиями.

Ему пришлось повысить голос, потому что тихое утро, когда единственными звуками был плеск волн о борт да поскрипывание мачт, мгновенно преобразилось: раздавались возбужденные возгласы, отрывистые команды, топот босых ног по палубе, скрип тросов в блоках. К этой кутерьме примешивались другие звуки, далекие, но пугающие: где-то отчаянно барабанили по металлу, громко и немузыкально свистели в дудки.

– Так это действительно пираты! – выдохнула Бет, стискивая поручень. – Мой отец описывал мне этот шум. Они должны еще танцевать – они называют это «бахвалиться», – чтобы напугать жертву.

«Этого они, во всяком случае, добиваются», – подумал Шанданьяк. Однако, повернувшись к Бет, он с улыбкой произнес:

– Это бы меня напугало, будь мы на меньшем судне или они на большем.

– Лево руля! – раздалась команда с нижней палубы, и Шанданьяк увидел, как рулевой и еще один матрос принялись крутить штурвал, одновременно реи, несущие паруса, со скрипом развернулись.

Все утро корабль слегка кренился вправо, а теперь он выровнялся и тут же завалился влево, да так сильно, что Шанданьяку пришлось одной рукой ухватиться за первый попавшийся канат, а другой подхватить Бет. Палуба вздыбилась под ногами. Столик сорвался с места и с грохотом врезался в борт в ярде от Бет. Тарелки, серебряные столовые приборы, салфетки посыпались вниз и со всплеском попадали в воду прямо под ногами Шанданьяка.

– Черт меня побери, – сквозь стиснутые зубы проворчал Шанданьяк. Корабль все никак не выравнивался, и прямо под ними пенились зеленые волны. – Что пираты могут нас убить, я не верю, но вот капитану, пожалуй, это удастся.

Ему пришлось задрать голову, чтобы взглянуть на горизонт, но в таком положении его начало мутить, и он поспешно опустил глаза на воду. Однако за несколько секунд Шанданьяк успел увидеть, как все бескрайнее морское пространство вращается справа налево, и пиратский корабль, уже не точка вдали за кормой, превращается в цель прямо по курсу. Хотя Шанданьяк увидел только нос судна, он убедился, что перед ними действительно одномачтовый шлюп с двумя треугольными парусами в заплатах. На палубе толпились оборванцы – действительно, кажется, танцующие.

Левый борт сначала медленно, потом быстрее стал подниматься. Горизонт опустился, вернувшись на свое привычное место. «Кармайкл» завершил разворот. Солнце светило теперь с правого борта и сзади, ветер дул в корму. Шанданьяк, поддерживая Бет за талию, увлек ее к трапу.

– Я должен увести вас отсюда! – прокричал он. Отец Бет оказался на юте одновременно с ними, поднявшись по трапу с нижней палубы, даже царивший вокруг переполох не помешал Шанданьяку вытаращить на него глаза: старый профессор был в нарядном жилете, длинном камзоле и пудреном парике. Харвуд поднимался по трапу, цепляясь за перекладины рукоятью пистолета в единственной руке; еще по крайней мере полдюжины торчало из петель на перекинутой через плечо перевязи.

– Я провожу ее вниз, – рявкнул он, выбираясь на палубу и подталкивая Бет к трапу. Она послушно принялась спускаться, а он последовал за ней, бросив через плечо: – Осторожнее спускайся, черт побери! Осторожнее!

На какое-то сумасшедшее мгновение Шанданьяку пришла в голову нелепая мысль: неужели профессор за несколько минут с тех пор, как матрос крикнул «пираты», успел отлить пули для пистолетов – от него определенно пахло раскаленным металлом. Но тут Харвуд и Бет исчезли из виду, и Шанданьяк отскочил в сторону, пропуская матросов, спешивших на корму. Он попятился к столику, застрявшему между стойками перил, надеясь, что уж тут-то никому не помешает, размышляя о том, как развернутся события, когда двенадцатидюймовые пушки начнут стрелять, и удивляясь, почему капитан до сих пор не отдал команды открыть огонь.

Три отчетливых взрыва потрясли палубу. «Может быть, это стреляют пушки?» – подумал Шанданьяк, но, перегнувшись через леер, не обнаружил ни клубов дыма у борта, ни фонтанов воды вокруг приближающегося судна.

Что он увидел – так это пиратский шлюп, отвернувший к востоку и приближающийся, держась по ветру, к корме «Кармайкла» слева.

«Что за чертовщина, – подумал он с нарастающим беспокойством. – Почему никто не открыл огонь, когда пираты шли прямо на нас, почему не стреляют теперь, когда они подставили борт?» Он следил за мечущимися по палубе фигурами матросов, пока не заметил плотную фигуру Чаворта на юте. У Шанданьяка внутри все так и оборвалось, когда он понял, что и капитан Чаворт явно поражен затянувшимся молчанием пушек. Шанданьяк обогнул стол и заторопился к перилам у трапа, откуда открывался лучший обзор шкафута.

Он увидел Чаворта, бегущего к трапу, ведущему на пушечную палубу. Почти одновременно оттуда повалил густой дым и донеслись панические крики:

– Боже, пушка взорвалась! Все три взорвались, там всех в клочья разнесло! Спасайтесь!.. Сейчас рванет пороховой погреб!..

Пистолетный выстрел прорезал нарастающий гвалт, и Шанданьяк увидел, как матрос, кинувшийся к лодкам, рухнул на палубу с разможженным пулей черепом. Взгляд Шанданьяка остановился на дымящемся пистолете в руке обычно добродушного Чаворта.

– К шлюпкам только по моему приказу! – прогремел Чаворт. – Ни взрыва, ни пожара нет и в помине, просто дым…

Как бы в подтверждение его слов несколько надрывно кашляющих матросов по очереди вскарабкались по трапу.

– И мы имеем дело всего лишь со шлюпом, – уже спокойнее продолжил капитан. – Пушкари – к пушкам на корме! Мушкеты заряжай! Приготовить абордажные сабли!

Вскарабкавшийся по трапу на шкафут матрос грубо оттолкнул Шанданьяка в сторону и кинулся к пушкам на корме, и тот растерянно попятился к застрявшему в перилах столику, который представлял хоть какое-то убежище от пуль. Шанданьяк неловко пристроился за столешницей. «Проклятие, – подумал он, – и это все называется морской баталией? Пираты вовсю наяривают на дудках и отплясывают, матросы, в копоти и саже, как какие-нибудь кузнецы, выскакивают с нижней палубы, словно статисты в лондонской музыкальной комедии, единственный попавший в цель выстрел сделан капитаном, уложившим члена собственной команды». Рядом с ним заняли свои места матросы, готовые манипулировать парусами и фалами, еще несколько человек кинулись к пушкам у левого борта – по обеим сторонам от Шанданьяка. Зарядив их и проверив прицел, они застыли в ожидании, бросая взгляды на пиратский шлюп и каждые несколько секунд раздувая концы запальных шнуров. Шанданьяк, скорчившись, выглянул между стойками (а не поверх перил) и стал опять наблюдать за действиями пиратов. Обладавший мелкой осадкой шлюп догонял «Кармайкла», он мог похвастать несколькими приличными пушками, но отплясывающие на палубе пираты, похоже, совсем забыли про свои орудия, целясь из пистолетов и размахивая саблями, топорами и абордажными крючьями. «Должно быть, они хотят захватить „Кармайкл“ целым и невредимым», – подумал Шанданьяк. Если, не дай Бог, им это удастся, догадаются ли они, что их выручило лишь несчастье на пушечной палубе?

Бенджамен Харвуд неуклюже взобрался на полуют, вооруженный до зубов: те же шесть пистолетов красовались на его перевязи, кроме того, еще с полдюжины было заткнуто за пояс, и один он сжимал в руке. Выглядывая через край стола и читая на лице Харвуда непреклонную решимость, Шанданьяк признался себе, что, несмотря на всю несуразность облика, профессор в их нынешней отчаянной ситуации выглядел достойно.

Матрос рядом ухватился за длинную рукоять пушки, развернул и наклонил ствол, целясь в шлюп, поднес фитиль к запальному отверстию. Он был всего в пяти футах от Шанданьяка, и тот наблюдал за ним, чувствуя, как к нему возвращается уверенность.

Шанданьяк пытался представить себе, как сейчас выстрелит первая пушка, потом раздастся залп всех орудий, затем заговорят мушкеты и пистолеты, обрушивая свинец и сталь на заполненную людьми палубу шлюпа; еще два-три залпа, и сквозь пороховой дым станет видно кренящееся беспомощное судно с немногими уцелевшими пиратами и изувеченными трупами. А «Кармайкл» вновь вернется на прежний курс и возобновит путешествие. Чаворт отделается легким испугом в связи со своим незаконным трюком со страховкой груза и будет более чем рад разделить с Шанданьяком обещанное пиво.

Но выстрел совершенно неожиданно грянул за спиной Шанданьяка, и матроса, на которого смотрел Джон, швырнуло вперед прямо на пушку. Прежде чем он свалился за борт, Шанданьяк успел заметить на его спине кровавую дыру. За выстрелом послышалось звяканье железа, тут же раздался новый выстрел, за которым последовало то же звяканье.

Шанданьяк обернулся и выглянул поверх дубовой столешницы как раз вовремя, чтобы увидеть, как профессор Харвуд выхватил третий пистолет и разрядил его прямо в изумленное лицо одного из двух матросов, натягивавших хлопающий парус. Несчастный упал на палубу, в предсмертной судороге выгибаясь всем телом. Его напарник вскрикнул и, пригибаясь, кинулся к лестнице. Харвуд бросил еще дымящийся пистолет, выхватил другой: его следующий выстрел перебил крепление, удерживавшее парус в свернутом состоянии. Высвобожденный конец каната взлетел вверх, тридцатифутовый парус развернулся, внезапно наполнившись ветром, и нижняя рея тяжело повернулась к левому борту, словно гнилые нити, разрывая на своем пути бегучий такелаж. Ничем не удерживаемые паруса захлопали на ветру, весь корабль содрогнулся, когда бизань-мачта накренилась к правому борту, и сверху донесся оглушительный треск ломающегося дерева.

Матрос у другой пушки лежал на палубе, уткнувшись лицом в окровавленные доски: именно он стал жертвой второго выстрела Харвуда.

Харвуд не заметил Шанданьяка, укрывавшегося за столешницей. Вытащив очередной пистолет, он шагнул к лестнице и бесстрастно прицелился в беспорядочно снующую толпу на нижней палубе.

Не размышляя, Шанданьяк выскочил из-за своего укрытия и, в два прыжка преодолев расстояние до профессора, плечом врезался в спину Харвуда как раз в тот момент, когда раздался выстрел. Пуля улетела куда-то в сторону, а Харвуд вместе с Шанданьяком покатились вниз по лестнице.

Шанданьяк, согнув колени, перевернулся в воздухе и приземлился на ноги, но не устоял и, перекатившись, столкнулся с кем-то из матросов, сбив того с ног. Шанданьяк тут же вскочил на ноги и обернулся, стараясь разглядеть, что с Харвудом, но в драке впавших в панику матросов, мечущихся по палубе, ничего не было видно. То и дело раздавались разрозненные выстрелы, свист рикошетирующих пуль заставлял людей поминутно пригибаться, но кто и откуда ведет стрельбу, Шанданьяк определить не мог. Наверху с треском лопнули канаты, и тяжелый обломок реи рухнул на палубу, сметя часть ограждения борта. Тут же с глухим стуком ударился о палубу упавший с мачты матрос. Но не это вывело Шанданьяка из состояния оцепенения – а абордажный крюк, перелетевший через леер и намертво вцепившийся в дерево. Матрос по соседству кинулся вперед, спеша вырвать его, пока никто не успел натянуть прикрепленную к нему веревку, и Шанданьяк за ним, но выстрел сзади сразил матроса, и Шанданьяк, не удержавшись, полетел кубарем через него. Он тут же вскочил на ноги и, пригибаясь, стал озираться по сторонам, уверенный, что стрелял Харвуд, но тут очередная пуля расщепила доску палубы прямо перед ним, и, глянув в сторону, откуда стреляли, Шанданьяк увидел Лео Френда, толстого и щеголеватого врача Бет. Тот, стоя на полубаке в десяти ярдах, целился в него из пистолета.

Шанданьяк нырнул в сторону, и пуля врезалась в планшир как раз там, где он только что был. Вскочив на ноги, Шанданьяк, пригибаясь, бросился бежать к правому борту, лавируя между матросами.

Рядом ничком лежал моряк в расплывающейся под ним луже крови. Шанданьяк поспешно перевернул его на бок, заметив у того за поясом рукояти двух заряженных пистолетов. Моряк еще был жив и попытался что-то сказать разбитыми губами, но Шанданьяку было не до него. Кивнув умирающему, он выхватил пистолеты у того из-за пояса и повернулся к полубаку.

Он нашел Лео Френда не сразу: потерявший управление корабль развернулся бортом к волне и так сильно накренился, что Шанданьяку приходилось балансировать, чтобы устоять на ногах. Наконец он обнаружил толстяка-врача, для устойчивости всем телом навалившегося на ограждение полубака. Одной рукой он прижимал к себе ящик, из которого методично, после каждого выстрела, доставал новый пистолет.

Шанданьяк заставил себя успокоиться. Он слегка присел, чтобы лучше сохранять равновесие, и дождавшись момента, когда корабль замер на гребне волны, прицелился, прищурившись, в толстый живот Френда и нажал на курок.

Раздался выстрел, и отдачей чуть было не вывихнуло руку, но когда едкий дым рассеялся, толстяк-врач все так же стоял на полубаке, методично расстреливая матросов на нижней палубе.

Шанданьяк отшвырнул прочь разряженный пистолет, сжал оставшийся обеими руками, и не сознавая, что делает, пересек палубу и с расстояния не более пятнадцати футов выстрелил Френду в живот.

Невредимый толстяк лишь презрительно покосился на Шанданьяка сверху, достал очередной пистолет и выстрелил в новую жертву среди экипажа на палубе. И вновь сквозь запахи порохового дыма, пота перепуганных людей, горящего дерева Шанданьяка обдало запахом раскаленного металла.

Мгновением позже Френд опустил пистолет. Сражение было окончено. Дюжина пиратов уже рассыпалась по палубе, и еще столько же лезли через борт. Уцелевшие матросы сложили оружие.

Шанданьяк выронил свой пистолет и попятился назад, к правому борту, неверящими глазами глядя на пиратов. Они веселились, их желтые зубы и возбужденные глаза блестели. Лица, если бы они не гримасничали, можно было бы счесть вырезанными из красного дерева. Некоторые все еще горланили на мотив той мелодии, с которой они вступили в бой. Они походили, отрешенно подумал Шанданьяк, на детей, напяливших на себя одежду из театральной костюмерной. Несмотря на их явно бывшие в употреблении пистолеты и ножи, несмотря на шрамы, покрывающие лица и тела, они казались Шанданьяку невинными дикарями, детьми природы – вроде хищных птиц – по сравнению с холодно-деловитыми Харвудом и Фрейдом.

Один из пиратов вышел вперед и одним прыжком оказался на полуюте; Шанданьяк был поражен, увидев, когда тот сдвинул треуголку на затылок, глубокие морщины на лице и седину во всклокоченных волосах. Пират оглядел побежденных противников и усмехнулся, прищурив глаза и оскалив зубы.

– Пленники, – заговорил он, и его резкий голос перекрыл возбужденный шепот. – Меня зовут Филли Дэвис, и я новый капитан этого корабля. Всем собраться вокруг грот-мачты – мои ребята обыщут вас… вдруг кто-то припрятал оружие, э? Скэнк, ты, Бартоломью и еще кто-нибудь, живо пошарьте внизу – нет ли там кого. Да осторожнее, крови сегодня и так пролито достаточно.

Восемь уцелевших членов команды понуро сгрудились вокруг мачты. Шанданьяк присоединился к ним и оперся плечом о нагретое солнцем дерево, надеясь, что его неустойчивую походку припишут качке, а не страху. Глянув мимо предводителя пиратов, Шанданьяк заметил, как чайка, очевидно, успокоившаяся после прекращения стрельбы, спикировала вниз и уселась на корме. Невозможно было поверить, что всего полчаса назад он и Бет Харвуд мирно кормили птицу морскими сухарями.

– Мистер Харвуд, – позвал Дэвис. – Мистер Харвуд, я знаю, что вы не убиты. Где же вы?

– Да… – послышался слабый голос из-за груды трупов у трапа, -…я не был убит. Но хотел бы я, чтобы у меня было заклинание от ушибов. Харвуд с усилием поднялся и сел. Парик он потерял, элегантная одежда была в беспорядке.

– У вас же есть дух-покровитель, который заботится о вас, – без всякого сочувствия заметил Дэвис и обвел рукой усеянную трупами и ранеными палубу. – Из этих парней никто не может этим похвастаться. Надеюсь, вы не сильно ушиблись.

– Дочь моя внизу, – взволнованно заговорил Харвуд, понемногу приходя в себя. – Я принял меры, но вели своим людям…

– Ее не тронут, – пообещал предводитель пиратов и, щурясь, обвел корабль оценивающим взглядом. – А неплохое суденышко вы нам привели, Харвуд. Вижу, вы хорошо все запомнили. Эй, вы! Пэйн, Рич! Ну-ка все наверх, за работу. Обрезать все обломки, ставить паруса. Попробуем переползти через Великую отмель Багам.

– Сделаем, Фил, – заверил его нестройный хор голосов, и пираты деловито принялись карабкаться вверх по вантам.

Дэвис спустился с мостика на ют и некоторое время созерцал кучку обезоруженных моряков подле грот-мачты. Улыбка все еще играла на его губах.

– Четверо моих парней погибли во время абордажной атаки, – заметил он вкрадчиво-тихим тоном.

– Господи, – прошептал сосед Шанданьяка, закрывая глаза.

– Однако, – продолжил Дэвис, – из вашей команды убито больше половины, так что можно считать, что мы квиты.

Все хранили молчание. Лишь кто-то шумно втянул воздух да послышалось шарканье подошв о палубу. Шанданьяк с запозданием сообразил, что решалась и его собственная участь.

– Вы вольны покинуть корабль на шлюпке, – закончил Дэвис. – Эспаньола лежит прямо на восток, Куба к северу, Ямайка на юго-востоке. Вам дадут провизию, воду, карты, секстант и компас. Кстати, – добавил он весело, – те из вас, кто желает присоединиться к нам, могут остаться. Жизнь у нас полегче, чем у других моряков, а еще доля в добыче плюс право покинуть нас после каждого плавания.

Нет уж, благодарю, подумал Шанданьяк. Как покончу с делами в Порт-о-Пренсе, так сразу же домой, и никогда в жизни не пожелаю я больше видеть проклятого моря.

Старый Чаворт вот уже несколько минут потерянно озирался по сторонам, и Шанданьяк понял, что, хотя капитан и примирился с потерей груза, до него только теперь дошло, что и корабль он тоже теряет. Ведь пираты, как правило, предпочитали суда с мелкой осадкой, дающие возможность в случае опасности оторваться от погони по мелководью. Крупный корабль, предназначенный для океанских просторов, как «Кармайкл», им был бы так же полезен, как разбойникам с большой дороги осадное орудие.

Старик-капитан посерел лицом. Шанданьяк сообразил, что с потерей груза Чаворту еще не грозила долговая тюрьма. Не лишись он «Кармайкла», он мог бы продать корабль, и после расплаты с акционерами или совладельцами у него еще остались бы деньги на уплату страховки за груз. Это, без сомнения, оставило бы его без гроша, но по крайней мере позволило сохранить секрет, насчет которого он однажды спьяну проболтался Шанданьяку: поскольку стоимость страховки выше, чем вся прибыль, на которую он мог рассчитывать, он взял с владельцев груза деньги на страховку, а документы оформлять не стал…

На палубу поднялся один из пиратов, посланных вниз Дэвисом, и, глядя назад, поманил кого-то рукой с зажатым в ней пистолетом. На солнечный свет сначала, шатаясь, выбрался корабельный кок, который явно последовал освященной временем традиции встречать опасность, упившись, что называется, до положения риз, затем появились двое мальчишек-юнг и Бет Харвуд.

Девушка была бледна и напряжена, но сохраняла видимое спокойствие, пока не увидела растрепанного отца.

– Папа! – крикнула она, бросаясь к нему. – Тебе больно? Тебя ранили?

Не дожидаясь ответа, она сердито обернулась к Дэвису:

– Вы уже причинили ему достаточно горя. Встреча с пиратом Черная Борода стоила ему руки. Что бы он ни сделал вашим людям сегодня…

– …является предметом их глубокой благодарности, мисс, – улыбаясь во весь рот, заявил Дэвис. – Согласно договору, который он с Тэтчем – Черной Бородой, если хотите, – заключили в прошлом году, ваш папочка доставил нам этот прекрасный корабль.

– Да о чем вы?.. – начала Бет, но договорить не успела. Чаворт взревел, вырвал у ближайшего пирата саблю, оттолкнул его и занес саблю над Дэвисом.

– Нет! – крикнул Шанданьяк, рванувшись вперед. – Чаворт, не надо!..

Дэвис спокойно достал пистолет из-за своего яркого пояса, взвел курок и выстрелил Чаворту в грудь. Пуля пятидесятого калибра с такой силой ударила капитана, что на какое-то мгновение он, перевернувшись в воздухе, почти встал на голову и только потом рухнул на палубу безжизненной грудой.

Шанданьяк почувствовал головокружение и никак не мог набрать в легкие достаточно воздуха. Время словно остановилось… нет, скорее теперь каждый момент существовал сам по себе, не связанный с общим ходом событий. Бет вскрикнула. Из дула пистолета вырвался клуб дыма. Морская чайка в испуге взмыла в воздух. Выроненная Чавортом сабля заскользила и завращалась по палубе, задев эфесом ногу Шанданьяка. Он нагнулся и поднял оружие.

И тут, без всякого участия сознания, он кинулся на предводителя пиратов. И хотя палуба под ногами отдает гулким эхом и рука устремлена вперед, держа зажатую в ладони тяжелую саблю, мысленно он вновь за ширмой, искусно дергает за веревочки, и марионетка Меркуцио прыгает навстречу марионетке Тибальду в движении, которое отец всегда называл coupe-et-fleche.

Удивленный Дэвис улыбнулся, кинул разряженный пистолет кому-то из пиратов и обнажил свою рапиру, принимая классическую стойку en garde.

С последним шагом – Шанданьяк буквально ощутил рывок веревочки вверх – он острием сабли отвел рапиру Дэвиса и, привыкнув к тому, что Тибальд отбирает атаку движением шпаги вбок, сделал выпад – почти слишком быстро; однако в реальной, неотрепетированной ситуации Дэвис принял все за чистую монету и парировал – впустую. Его бок оказался незащищен, и Шанданьяк с разбегу вонзил в него саблю. Эфес тут же оказался вырван из неопытной руки.

Сабля зазвенела, упав на палубу, и на одно долгое мгновение все замерло. Дэвис, развернувшись по инерции и все еще стоя на ногах, смотрел удивленно на Шанданьяка, а Шанданьяк напряженно застыл, ожидая, что в любой момент и откуда угодно раздастся выстрел, беспомощно глядя в глаза раненому пирату.

Наконец Дэвис медленно вложил рапиру в ножны и так же медленно опустился на колени. Тишина царила невероятная, слышно было, как падают на палубу капли крови.

– Убейте его, – отчетливо произнес Дэвис. Шанданьяк повернулся было к борту, намереваясь прыгнуть в воду и попытаться доплыть до Эспаньолы, когда тишину прорезал чей-то насмешливый голос:

– Убить за то, Фил, что он оказался искуснее тебя в фехтовании? Вот уж верный способ подтвердить свое превосходство.

Эти слова вызвали глухой ропот среди пиратов, и Шанданьяк замер, покосившись на Дэвиса. В душе он молился, чтобы тот истек кровью и не повторял приказа.

Но Дэвис глядел на пирата, который только что высказался. Он по-волчьи осклабился и показал на рану:

– А, Веннер, ты всерьез считаешь это раной? Этот порез?

Дэвис оперся руками о палубу, согнув сначала одну ногу, приподнялся, все еще улыбаясь, глянул опять на Веннера и медленно-медленно встал. Улыбка не сходила с его лица, хотя он сильно побледнел под загаром и по вискам струился пот.

– Ты… ты новичок, Веннер, – хрипло сказал Дэвис. – При случае спроси Эбботта или Гарднера, какой должна быть рана, чтобы вывести меня из строя.

Он сделал глубокий вдох, пошатнулся и какое-то время созерцал палубу. Штанину по всей длине окрасило кровью. Через секунду он поднял голову и неуверенно сделал шаг назад, вынимая рапиру опять.

– Или… Веннер, ты и сам не прочь… проверить, насколько эта царапина вывела меня из строя?..

Веннер оказался низеньким крепышом с лицом, изъеденным оспой. С полуулыбкой на губах он какое-то время молча разглядывал своего капитана, словно противника за игорным столом, который либо притворяется пьяным, либо нарочно преувеличивает степень опьянения. Наконец он просто развел руками.

– Дьявол меня побери, Фил, – весело сказал он. – Ты же знаешь, нам с тобой делить нечего.

Дэвис кивнул и позволил себе на мгновение прикрыть глаза.

– Да, конечно.

Засовывая рапиру в ножны, он повернулся к Шанданьяку.

– Веннер, однако, прав, – проскрипел он. – Я чертовски рад, что никто не убил тебя… по крайней мере пока я не смогу научиться этому финту. – Он позволил себе прислониться к стене кубрика. – Но Боже милостивый! – воскликнул он с ноткой искреннего изумления. – Откуда ты знаешь такой славный трюк, хотя двигаешься хуже утки и саблю держишь, как кок сковороду!

Шанданьяк не смог сразу выдумать правдоподобной лжи и неуверенно признался:

– Мой отец был хозяином кукольного театра, и я… я всю жизнь управлял марионетками. Мы выступали… по всей Европе, и когда по ходу пьесы требовались поединки – а в наш репертуар входили и пьесы Шекспира, – он специально справлялся у мастеров фехтования, чтобы все было как можно более реалистично. Так… я научился многим приемам и повторял их сотни раз, но только с куклами.

Держась за бок, Дэвис вытаращил на него глаза.

– Куклы, – наконец выдавил он. – Что ж, я… Надо же, куклы! – Скользя по стене, он осел на палубу. – Черт, куда подевался Хансон?!

– Я здесь, Фил! – заторопился к нему один из пиратов, на ходу раскрывая складной нож. – Тебе бы надо прилечь, слышишь.

Дэвис покорно лег, но оперся на локоть, чтобы видеть Шанданьяка, пока Хансон, очевидно, бывший у пиратов за хирурга, разрезал одежду.

– Что ж, – повторил Дэвис, – Веннер намекнул, что я был слишком… суров, отдавая приказ убить тебя, и наше братство мы… ай… дьявол, Хансон, поаккуратнее же, черт побери! – Он прикрыл глаза и, собравшись с силами, продолжил: - …а у нас принято обсуждать любой приказ, кроме как в бою. Тем не менее ты ранил меня, и я не могу просто взять и… позволить тебе отплыть вместе со всеми на шлюпке. – Дэвис оглядел остальных. – Я предлагаю предоставить ему выбор.

Пираты закивали и криками выразили свое одобрение.

Дэвис взглянул на Шанданьяка:

– Итак, присоединяйся к нам и поклянись разделять наши цели либо прими смерть, здесь и сейчас.

Шанданьяк оглянулся на Бет Харвуд, но та что-то шептала своему отцу, который, впрочем, не обращал на нее никакого внимания. За ними высилась массивная фигура Лео Френда. Его лицо кривилось в недовольной гримасе, видимо, он был разочарован тем, что Шанданьяк до сих пор жив. Никогда прежде Шанданьяк не чувствовал себя столь одиноким и беззащитным. Неожиданно он ощутил, как ужасно ему не хватает отца. Он обернулся к Дэвису:

– Я с вами.

Дэвис рассудительно кивнул:

– Что ж, ответ обычно таков, хоть я и засомневался было немного.

Хансон поднялся и с сомнением посмотрел на сооруженный им бандаж.

– Пожалуй, это все, что я могу сделать для тебя, Фил, – буркнул он. – Проследи, чтобы его милость Харвуд остановил кровь и не дал ране воспалиться.

Шанданьяк с изумлением посмотрел на Хансона. Тот, наверное, оговорился. Он, должно быть, имел в виду Френда, ведь философия вряд ли способна залечивать раны.

Услышав свое имя, Харвуд наконец вышел из задумчивости и поднял голову.

– Где Тэтч? – громко спросил он. – Он должен быть здесь. Где же он?

– Ему времени не хватило, – бросил Дэвис, не поворачиваясь. – Как раз сейчас он добывает в Чарльстоне припасы, которые вы просили. Мы встретимся с ним уже во Флориде. А теперь подойдите сюда и позаботьтесь, чтобы я не подох от этой раны.

Бет хотела было заговорить, но отец жестом остановил ее.

– Он передал вам проводника? – недовольно поинтересовался Харвуд. Дэвис поморщился:

– Мумифицированную собачью голову? Да, конечно. И она вчера вечером принялась хрипеть и вертеться в своей банке с ромом, а около полудня застыла, повернувшись на юго-восток. С тех пор она двигалась, только когда мы меняли курс. Так что мы направились туда, куда она указывала. – Он осторожно пожал плечами. – Она точно помогла выйти на вас, но отвратительнее отброса еще поискать. Мне пришлось потрудиться, чтобы не дать крысам ее сожрать.

– Черт бы побрал этого Тэтча! – взорвался профессор. – Доверить невежественным бандитам сложнейшее приспособление! Если крысы хоть коснутся головы, они сожрут тебя самого, Дэвис, обещаю. Легкомысленный глупец! Часто ли появляются на свет двухголовые псы?! Немедленно пошли кого-нибудь за ней.

Дэвис слабо улыбнулся и откинулся навзничь.

– Ну уж нет, – сказал он. – Вы получите вторую половину своей отвратительной парочки лишь тогда, когда я сойду на берег Нью-Провиденс живым и здоровым, каким я был час назад. В противном случае мои парни сожгут проклятое чучело. Так, парни?

– Как скажешь, Фил! – отозвался кто-то; остальные одобрительно закивали.

Харвуд негодующе глянул по сторонам, но все же подошел и опустился на колени рядом с Дэвисом. Он оглядел повязку, сдвинул ее и взглянул на рану.

– Проклятие, ты прекрасно мог бы, пожалуй, поправиться и без моей помощи, – буркнул он, – но ради вящей безопасности моего проводника я позабочусь об этом.

С этими словами Харвуд принялся рыться в глубоких карманах кафтана.

Шанданьяк оглянулся. Взгляд его упал на труп Чаворта. Морская качка перекатывала мертвеца с боку на бок, и далеко откинутая рука то поворачивалась ладонью вверх, то ложилась вновь на палубу жестом, странно полным философского смысла. Все приходит и уходит, казалось, говорил этот жест, радость и горе, жизнь и смерть, хорошее и плохое, и ничто не должно удивлять.

Зрелище почему-то показалось Шанданьяку постыдным, словно бы у мертвеца остались спущены штаны. Ему страстно хотелось, чтобы кто-нибудь придал руке пристойное положение. Шанданьяк отвел глаза…

Ему еще не приходилось видеть, как врач, каким, по-видимому, был Харвуд, обрабатывает рану, и ему захотелось посмотреть, как это делается. На какое-то сумасшедшее мгновение ему показалось, что Харвуд собирается начать с приведения в порядок внешности Дэвиса, потому что достал он из кармана нечто, похожее на кисточку для бритья.

– Этот бычий хвост, – лекторским тоном объявил Харвуд, – был особым образом подготовлен для того, чтобы привлекать нечто, которое вы зовете духом-покровителем. Будь оно более могущественным, то могло бы приглядеть за всеми людьми на борту сразу, а так оно способно уделить внимание лишь одному-двум. В этой недавней стычке он заботился обо мне и мистере Фрейде. Поскольку опасность для нас миновала, я препоручаю тебя его вниманию. – Харвуд засунул колючий хвост за ворот зеленой рубахи Дэвиса и принялся опять рыться в карманах. – Так, а теперь… Вот оно! – Он достал маленький полотняный мешочек. – Это дрогу, благодаря ему все органы работают как должно. Сейчас ты в большей опасности, чем я, поэтому передаю тебе амулет, но помни – с возвратом. – Он снял треуголку с головы Дэвиса, положил на макушку мешочек и вновь прикрыл треуголкой. – На этом все, – объявил он, поднимаясь с колен. – Довольно терять время. Сажайте в шлюпку пленников и пусть они отправляются.

Новые хозяева «Кармайкла» небрежно спустили на воду одну из лодок и сбросили вниз веревочную лестницу, чтобы пленники могли спуститься. Из-за качки шлюпка ударилась о борт судна и тут же зачерпнула воды. Дэвис утомленно отдал необходимые распоряжения, корабль развернулся, и качка прекратилась.

Дэвис поднялся на ноги, раздраженно поморщившись.

– Все по местам, – рявкнул он.

Со смешанным чувством Шанданьяк наблюдал, как матросы старого экипажа, поддерживая раненых товарищей, перелезают через борт. Бет Харвуд, спрятав медные кудри под черным капюшоном, шагнула вперед и, повернувшись, позвала:

– Отец! Жду тебя в лодке.

Харвуд посмотрел на нее и издал смешок, похожий на скрежет несмазанных шестерен.

– Как бы они были рады этому там, внизу. Ведь добрая половина убитых погибла от моей руки! Нет, моя дорогая, я остаюсь, и ты тоже.

Слова отца ошеломили ее. Не говоря ни слова, она повернулась и пошла к борту.

– Эй, вы там, остановить ее, – нетерпеливо скомандовал Харвуд. Дэвис кивнул, и двое ухмылявшихся пиратов заступили ей дорогу.

Харвуд еще раз хохотнул, но смех тут же перешел в надсадный кашель. Через силу он выдавил:

– Поднимайте паруса.

– Верно, – отозвался Дэвис. – Эй вы, тупицы! Кидайте трупы за борт, да смотрите шлюпку не заденьте. Он задрал голову наверх:

– Как дела, Рич?

– Мы не можем маневрировать без половины парусов, но при попутном ветре дойдем, если ты отправишь всех ребят тянуть шкоты.

– Отлично. Эллиот, возьми двоих. Отведешь шлюп домой.

– Есть, Фил.

Бет Харвуд перевела взгляд с отца на Лео Френда, который тут же заулыбался и шагнул к ней – Шанданьяк впервые заметил, что щегольской наряд Френда включал в себя и модные туфли с высокими красными каблуками и лентами, завязанными бантом «ветряная мельница», – предлагая руку, похожую на расшитый и слишком туго набитый валик. Однако Бет молча отвернулась, прошла и встала рядом с Шанданьяком. Ее губы были плотно сжаты, но Шанданьяк заметил набежавшие на глаза слезы, которые Бет промокнула манжетой.

– Проводить вас вниз? – предложил он тихо. Она покачала головой:

– Я там просто не выдержу.

Дэвис глянул в их сторону.

– У вас пока нет обязанностей, – обратился он к Шанданьяку. – Уведите ее куда-нибудь на нос, чтобы не путалась под ногами. Можете к тому же принести ей рома.

– Я не думаю… – начал было Шанданьяк, но Элизабет перебила его:

– О ради Бога, конечно.

Дэвис усмехнулся и поторопил их размашистым жестом.

Через несколько минут они уже стояли на полубаке у правого борта, где паруса грот-мачты защищали их от ветра. По пути Шанданьяк успел заглянуть на камбуз и, наполнив глиняные кружки ромом, протянул одну Бет.

Канаты, скрипя, ползли через блоки, заскрипел такелаж, паруса развернулись под ветром, и корабль, описав широкую дугу, пошел на северо-восток. Шанданьяк потерянно созерцал, как переполненная шлюпка постепенно отдаляется от корабля, пока совсем не скрылась из виду за кормой. По левому борту за «Кармайклом» не отставая следовал пиратский шлюп. Со своего места, где он, облокотившись о перила, прихлебывал тепловатый ром, Шанданьяк видел только мачту и паруса маленького суденышка. По мере того как корабль набирал скорость, шлюп уходил все дальше, и теперь Шанданьяк видел весь длинный, с низкой посадкой, корпус. Он слегка покачал головой, словно все еще не веря в случившееся.

– Что ж, могло быть и хуже, – сказал он вполголоса Бет, пытаясь убедить в этом не только ее, но и себя. – Мне, по-видимому, простили нападение на их предводителя, а вы защищены от этих существ… положением вашего отца.

По палубе, ниже того места, где они стояли, сновал, насвистывая себе под нос, один из пиратов, присыпая песком лужицы и пятна крови. Шанданьяк поспешно отвернулся и продолжил:

– И когда мы наконец выберемся из этой передряги, то все матросы, уплывшие на шлюпке, засвидетельствуют, что мы с вами остались здесь не по своей воле.

Шанданьяк ощутил гордость тем, что голос его прозвучал спокойно и ровно. Он торопливо отхлебнул рому, пытаясь унять нервную дрожь в руках и ногах, которая появилась теперь, когда кризис миновал.

– Боже мой, – ошеломленно пробормотала Бет, – мне остается только надеяться, что он погибнет здесь. Он никогда теперь не сможет вернуться домой. Его даже не отправят в сумасшедший дом – его повесят!

Шанданьяк кивнул, думая о том, что даже и такая казнь слишком мягка после всего, что натворил ее отец.

– Я должна была заметить признаки надвигающегося безумия, – продолжала Бет. – Я же видела, что он стал… эксцентричен, в последнее время он занимался такими странными изысканиями… Но у меня даже в мыслях не было, что он когда-нибудь сделается опасен, как бешеная собака, и начнет убивать людей.

Шанданьяку припомнился матрос, застреленный подле пушки, и тот, другой, кого Харвуд убил выстрелом в лицо.

– Это не было припадком… безумия, мисс Харвуд, – отрывисто сказал он. – Все было проделано равнодушно и методично – так кок давит муравьев на кухонном столе, одного за другим, а потом моет руки и принимается за стряпню. А этот ваш доктор-толстяк занимался тем же на другом конце корабля.

– Френд, да… – прошептала она. – В нем всегда ощущалось нечто мерзкое. Без сомнения, именно он вовлек моего бедного отца в эту отвратительную авантюру. Но мой отец все-таки безумен. Послушайте, как раз перед тем, как мы оставили Англию, он отсутствовал почти всю ночь и вернулся на рассвете, весь в грязи, без шляпы, с какой-то вонючей деревянной шкатулкой. Он не хотел говорить, что там находилось, а когда я спросила, он посмотрел на меня так, словно никогда раньше не видел. С тех самых пор он не расстается с этой шкатулкой, постоянно держит ее при себе. Она и теперь в его каюте, и, клянусь, он о чем-то шепчет ей по ночам. О Господи, ведь вы же читали его трактат! Он был таким блестящим мыслителем. Ну что еще, кроме сумасшествия, может объяснить тот факт, что он, автор «Оправдания свободы воли», вдруг начинает плести околесицу про воловьи хвосты и двухголовых псов?

Шанданьяк различил в ее голосе страх и сомнение, хоть она и старалась сохранить самообладание.

– Не стану спорить, – мягко согласился он. Бет допила ром.

– Наверное, мне лучше спуститься вниз и… Джон, не могли бы вы помочь мне раздобыть еды?

Шанданьяк оторопело уставился на нее.

– Прямо сейчас? Э-э… конечно. Что вы…

– Нет, не сейчас. Когда наступит время обеда. Теперь мне, наверное, будет еще труднее уклониться от диеты, которую предписал Френд, а теперь, как никогда, я должна сохранять ясность рассудка.

Шанданьяк улыбнулся и снова подумал о том, что бывает, когда пожалеешь бездомную собаку.

– Сделаю все, что смогу. Но Бог знает, чем эти дьяволы питаются. Может статься, что травки Френда окажутся предпочтительнее.

– Вы их просто не пробовали. – Бет шагнула к трапу, но остановилась. – Это был действительно мужественный поступок, Джон, то, как вы вызвали этого пирата.

– Это не было вызовом, просто сработал рефлекс. – Шанданьяк почувствовал раздражение. – Мне нравился старый Чаворт. Он мне напоминал другого старика. Ни у одного из них не было ни на грош здравого смысла. Боюсь, я тоже его лишен, иначе плыл бы сейчас в шлюпке вместе с остальными. – Он залпом допил остатки рома. – Что ж, увидимся позже.

Он смотрел вперед, мимо бушприта, на голубеющий под солнцем горизонт, а когда оглянулся, она уже ушла. Только тогда Шанданьяк немного расслабился и принялся следить за работой новой команды. Пираты ловко шныряли по вантам, быстрые, точно пауки, ругаясь на английском, французском, итальянском и паре других языков, которые Шанданьяку еще не доводилось слышать. С грамматикой они были явно не в ладу, но следовало признать – по степени непристойности, богохульства и изобретательности оскорблений пираты выжимали максимум из доступных им языков. Он невольно улыбнулся и вдруг сообразил, что вся эта многоязычная и в общем-то добродушная ругань сильно напоминает то, что он привык слышать в тавернах Амстердама и Марселя, Брайтона и Венеции. В его памяти они слились в единый образ портовых кабаков, где они с отцом, бывало, грелись у жаркого огня, потягивая вино и обмениваясь новостями с другими путешественниками. Временами юному Шанданьяку казалось, что их марионетки – компания аристократов, путешествующих в сопровождении двух слуг-людей. И вот теперь, семь лет спустя, Шанданьяк вдруг понял, что куклы, пожалуй, были не такими уж и плохими хозяевами. Правда, плата была нерегулярной, но ведь великие дни кукольных театров уже закончились к 1690 году, году рождения Шанданьяка, когда правители Германии отменили наконец свой десятилетний запрет на исполнение пьес живыми актерами. И все же временами наступали и благословенные дни, когда деньги буквально шли им в руки, и тогда сытные обеды и теплые постели казались куда как приятнее в сравнении с предыдущими месяцами холодных комнат и пропущенных завтраков. Пират, посыпавший палубу песком, закончил свою работу, но, проходя мимо грот-мачты, неожиданно поскользнулся и чуть не упал. Он с вызовом огляделся – не смеется ли кто над ним, потом высыпал остатки песка на скользкое пятно и ушел. Не на крови ли Чаворта тот поскользнулся, подумал Шанданьяк. И ему припомнилась ночь в Нанте, когда его отец попытался обороняться ножом против банды бродяг, поджидавших их за винной лавкой. Франсуа Шанданьяк тогда как раз был при деньгах, но ему было уже под шестьдесят и он не питал никаких надежд на будущее. И вот вместо того, чтобы отдать деньги, как он благоразумно поступал раньше, когда их пару раз так же грабили, он вынул нож, которым вырезал кукол для новых представлений…

Шанданьяк облокотился о так и не выстрелившую пушку и только теперь позволил себе почувствовать удовлетворение от того, как пригревает солнце спину, как по всему телу от рома разливается приятная истома и что он цел и невредим.

Нож выбили сразу, точным ударом башмака, а потом были кулаки, зубы, колени, пинки, и когда бандиты наконец удалились, пересчитывая серебро в туго набитом кошельке и шумно радуясь богатой добыче, им наверняка казалось, что они оставили лежать пару трупов. В последующие годы Шанданьяк иногда жалел, что это оказалось не так: ни отец, ни он сам полностью не оправились после той ночи.

В конце концов они все же добрались до своего номера в гостинице. Отец потерял передние зубы и левый глаз. Сам Джон долгое время не владел парализованной правой рукой, по которой прошелся чей-то каблук. Целый месяц он опирался при ходьбе на трость и лишь через год перестал мочиться кровью. Поврежденная рука, пусть даже потом он и научился ею пользоваться в полной мере, послужила поводом, чтобы навсегда оставить кочевой образ жизни. Ему удалось выклянчить у дальнего родственника в Англии деньги на проезд и согласие поселить его в своем доме, и к двадцати двум годам он нашел себе место бухгалтера в текстильной фирме.

Отец же, здоровье которого все ухудшалось, в одиночку продолжал давать кукольные представления еще пару лет, пока не умер в Брюсселе зимой 1714 года. Он так никогда и не узнал о тех деньгах, которые могли продлить и скрасить его жизнь, о деньгах, которые так коварно присвоил его собственный младший брат Себастьян.

Шанданьяк бросил взгляд через правое плечо, и ему показалось, что он различает на востоке темную полоску, которая вполне могла быть берегом Эспаньолы.

«Я бы прибыл туда уже через неделю, – с тоской подумал он, – после того, как получил бы кредит в банке на Ямайке. Когда же я туда теперь попаду? Не умирай, дядя Себастьян. Не умирай, пока я до тебя не доберусь».

Date: 2015-06-11; view: 354; Нарушение авторских прав