Книга IV Мессения 3 page

А что они должны были вместе со спартанцами носить траур, это им высказано в следующем месте:

Если постигнет царей неизбежная смертная участь,

Плач о владыках поднять жены и сами должны.

4. Попав в такое положение, вместе с тем и в будущем не надеясь на милосердие со стороны лакедемонян, считая предпочтительнее при настоящем своем положении смерть с оружием в руках, или даже окончательное изгнание из Пелопоннеса, они стали замышлять восстание, несмотря ни на какой риск. К этому особенно стремилась молодежь, еще не испытавшая ужасов войны, благородная в своих помыслах и предпочитавшая умереть в свободной своей родине, даже если бы рабское положение предоставляло ей всякое благополучие. 5. Такая молодежь росла во многих местах Мессении, но лучшая и наиболее многочисленная была в Андании, а среди нее был Аристомен, который и теперь еще чествуется мессенцами как величайший герой. (Как это рассказывается и о других героях), так и мессенцы считают обстоятельства рождения Аристомена необычными: они сохраняют сказание, что с Никотелеей, матерью Аристомена, сочетался дракон или бог, принявший образ дракона. Я знаю, что подобное же македоняне рассказывают об Олимпиаде, а сикионцы об Аристодаме. Но тут есть большая разница: мессенцы не приписывают Аристомену рождение от Геракла или Зевса, как македоняне, которые делают Александра сыном Аммона, а сикионцы Арата — сыном Асклепия; отцом Аристомена большинство эллинов называют Пирра, а сами мессенцы, как я знаю, при возлияниях называют Аристомена сыном Никомеда. Итак, он, будучи в цвете сил и отваги, вместе с другими знатными лицами стал побуждать к восстанию. Делали они это не сразу и не открыто, но тайно посылали в Аргос и к аркадянам спросить, хотят ли они помогать им столь же решительно и смело, как и в первой войне.

XV

1. Когда у них все уже было готово для войны и со стороны союзников они увидали больше готовности, чем даже ожидали, так как и у аргивян и у аркадян уже ярко горела ненависть к лакедемонянам; при таких обстоятельствах мессенцы восстали на тридцать девятом году после взятия Итомы, в четвертый год 23-й олимпиады, на которой Икар из Гипересии (в Ахейе) победил в беге. В Афинах были уже ежегодно избираемые архонты, и архонтом в Афинах был Тлесий. Кто были тогда царями в Лакедемоне, Тиртей не называл их имен, Риан же в своей поэме считает Леотихида царем во время этой войны. Но я лично не согласен ни в коем случае с Рианом вот на каком основании: хотя Тиртей и не назвал имени царя, однако, можно думать, что в следующих стихах он указывает это. Данная элегия написана им на первую войну:

Вкруг Итомы в боях без году двадцать годов

Смело сражались они, терпя великие беды

Наших славных отцов смелые духом отцы.

Ясно, что эту войну мессенцы начали тогда спустя два поколения после первой войны и по ходу времени выходит, что в Спарте тогда царствовали Анаксандр, сын Эврикрата, внук Полидора, а из второго дома Анаксидам, сын Зевксидама, внук Архидама, правнук Феопомпа. В потомстве Феопомпа я дошел до четвертого колена, потому что Архидам, сын Феопомпа, умер раньше отца, и власть перешла к Зевксидаму, бывшему внуком Феопомпа. Леотихид же, как известно, царствовал после Демарата, сына Аристона, а Аристон был седьмым потомком Феопомпа.

2. Тогда в первый раз мессенцы столкнулись с лакедемонянами в своей стране при так называемых Дерах; это был первый год их восстания; союзников ни с той, ни с другой стороны не было. Победа осталась нерешенной, но говорят, что Аристомен явил такие подвиги, которые превосходили силы обычного человека, так что после этой битвы мессенцы хотели избрать его царем, тем более что он был из рода Эпитидов; когда же он отказался от этого избрания, они назначили его полномочным предводителем войска. По мнению Аристомена, добиться славы в битве даже ценою жизни не откажутся и другие люди; для себя же он считал прежде всего необходимым в самом начале войны чем-либо лично поразить лакедемонян, а на будущее время внушить им к себе еще больший страх. С этой целью, войдя ночью в Лакедемон, он положил у храма богини "Медного дома" щит с посвятительной надписью: "Аристомен приносит богине дар из добычи спартанской".

3. И лакедемонянам было прорицание из Дельф призвать к себе как помощника и советника (намеченного богом) афинского мужа. И вот они отправляют к афинянам посольство, чтобы оно сообщило им вещание бога и попросило дать им человека, который мог бы им посоветовать, что нужно им делать. Афинянам не хотелось делать ни того, ни другого; им не хотелось, чтобы лакедемоняне без больших трудов и опасностей овладели лучшей частью Пелопоннеса, но не хотели они и ослушаться воли бога. Поэтому они нашли некоего Тиртея — он был учителем грамоты, считался человеком небольшого ума и был хромым на одну ногу; его-то они и послали в Спарту. Прибыв туда, он сначала только знатным, а затем и всем, кого он мог собрать, стал петь элегии и свои анапесты (походные песни).

4. Спустя год после битвы при Дерах, когда и к тем и к другим прибыли союзники, обе стороны стали готовиться, чтобы вступить в битву при так называемой Могиле кабана. К мессенцам прибыли элейцы, аркадяне, а также вспомогательные отряды из Аргоса и Сикиона. Были здесь и те, которые раньше добровольно бежали из Мессении, из Элевсина — те, которые наследственно совершали служение Великим богиням, а также потомки Андрокла: с их стороны как раз было оказано мессенцам наибольшее содействие. На помощь лакедемонянам пришли коринфяне и некоторые из лепрейцев вследствие своей ненависти к элейцам. У асинейцев же был клятвенный договор (о невмешательстве) с обеими сторонами. Это местечко Могила кабана находится у Стениклера в Мессении. Говорят, что здесь Геракл обменялся взаимными клятвами с детьми Нелея над разрезанными частями кабана.

XVI

1. С обеих сторон перед битвой прорицатели принесли жертвы; со стороны лакедемонян — Гекас, потомок и тезка тому Гекасу, который прибыл в Спарту с сыновьями Аристодема; со стороны мессенцев — Феокл; этот Феокл был родом от Эвмантида, а этого Эвмантида, родом элейца из рода Иамидов, Кресфонт привел с собой в Мессению. Присутствие таких мудрых гадателей тем более побуждало их к битве. Из числа сражавшихся многие пылали готовностью к бою, насколько каждому позволяли его возраст и силы, особенно же выделялся лакедемонский царь Анаксандр и те из спартанцев, которые его окружали; со стороны же мессенцев — потомки Андрокла, Финт и Андрокл, и те, которые стояли с ними, всячески старались проявить себя храбрыми воинами. Тиртей же и гиерофанты (жрецы) великих богов сами не участвовали в битве, но, стоя в тылу каждый своего войска, поощряли задние ряды. 2. Что касается самого Аристомена, то дело обстояло так. Около него был отборный отряд мессенцев в восемьдесят человек, одного с ним возраста; каждый из них считал для себя великой честью, что он удостоился сражаться вместе с Аристоменом; они быстро соображали, что начинал или даже еще собирался сделать каждый из них, а особенно их вождь. И им самим и Аристомену пришлось принять на себя первый удар, так как они стояли против Анаксандра и лучших из лакедемонян. Не боясь ран и руководимые высшей степенью ярости благодаря стойкости и натиску, они опрокинули стоящих около Анаксандра. 3. Преследовать их в бегстве Аристомен поручил другому отряду мессенцев, а сам устремился туда, где вражеский строй стоял особенно крепко; а когда он одолел и их, вновь обратился на других. Быстро потеснил он и этих и ему стало уже легче нападать на оставшихся до тех пор, пока ему не удалось, наконец, разбить и рассеять весь строй как самих лакедемонян, так и их союзников. И когда они бежали, забыв уже всякий стыд, даже не желая поджидать друг друга, он нападал на них с тылу, распространяя среди них больший ужас, чем это могла бы сделать даже безумная храбрость одного человека. Тут на равнине росла дикая груша; прорицатель Феокл не позволял Аристомену бежать мимо нее; он не раз говорил ему, что на этой дикой груше сидят Диоскуры. Но Аристомен под влиянием своего гневного возбуждения не услыхал всего, что говорил ему прорицатель, и когда оказался у этого дерева, он потерял свой щит. Этот промах Аристомена дал возможность некоторым из лакедемонян спастись в бегстве, так как Аристомен потерял время, стараясь найти свой щит.

После этого поражения лакедемоняне упали духом и хотели уже прекратить войну, но Тиртей своими песнями изменил их мысли; вместо убитых они зачислили в свои отряды мужчин из илотов. 4. Аристомена же, когда он вернулся в Анданию, женщины закидали венками и цветами и сложили песню, которая поется еще и до нашего времени:

Долом широким близ Стениклера, по горным

вершинам

Гнал герой Аристомен Спарты трусливых бойцов.

И свой щит Аристомен вернул себе после того, как он отправился в Дельфы, и потом, как ему повелела Пифия, спустился в таинственное святилище Трофония в Лебадии. Впоследствии этот щит он посвятил богу, принеся его в Лебадию, где я его сам видел висящим; в виде герба на нем был изображен орел, распустивший крылья по обе стороны до края обода. 5. После этого, когда Аристомен вернулся из Беотии, найдя свой щит в пещере Трофония и принеся его с собой, он тотчас стал замышлять еще большие подвиги. Собрав всех мессенцев и особенно свой отборный отряд, дождавшись позднего вечера, он двинулся на город в Лаконии, древнее название которого и в «Каталоге» у Гомера было Фарис, спартанцами же и окружными жителями он назывался Фарами. Подойдя к нему, он всех пытавшихся сопротивляться перебил и, забрав добычу, погнал ее в Мессению. Когда лакедемонские гоплиты и их царь Анаксандр напали на них в пути, он обратил в бегство и их и устремился преследовать Анаксандра. Раненный копьем в заднюю часть, он должен был прекратить преследование, однако не потерял той добычи, которую он гнал. После перерыва, достаточного для того, чтобы залечить рану, он ночью собирался сделать нападение на самую Спарту; от этого он был удержан явившимися ему призраками Елены и Диоскуров, но днем он устроил засаду на девушек, которые в Кариях совершали торжественный хоровод в честь Артемиды, и всех тех, отцы которых отличались богатством или знатностью, он взял в плен и увел в мессенскую деревню, где и оставил на целую ночь, поручив охрану девушек людям из своего отряда. Тут юноши под влиянием опьянения, да и вообще, думаю, не отличающиеся твердостью характера, пытались совершить над девушками насилие. Аристомен старался удержать их, говоря, что они намереваются совершить то, что считается у эллинов недозволенным; так как они не слушали никаких слов, то некоторых из них, особенно пьяных, он принужден был убить. Пленных же девушек он взял к себе и отпустил их за большой выкуп такими же, как он их взял, чистыми.

XVII

1. В Лаконике есть местечко Эгила, где находится чтимый храм Деметры. Узнав, что там женщины справляют праздник, Аристомен и его сотоварищи (попытались их захватить, но) так как, очевидно не без помощи богини, женщины решили защищаться, то многие из месенцев получили ранения ножами, которые женщины употребляли при жертвоприношениях, и вертелами, на которые они натыкали мясо, чтобы жарить, а самого Аристомена, поражая его факелами, они взяли живым. Однако он спасся той же самой ночью в Мессению. То, что он ушел, в этом обвиняли жрицу Деметры, Архидамию. Она отпустила его не за деньги, но потому что еще раньше она была влюблена в него, а в свое оправдание она сказала, будто Аристомен бежал, пережегши свои веревки.

2. На третьем году войны, когда должна была произойти битва у так называемого Большого рва и к мессенцам пришли вспомогательные отряды изо всех аркадских городов, лакедемоняне подкупили Аристократа, сына Гикетаса, родом из Трапезунта — он был царем у аркадян и в это время главнокомандующим над их войском. Лакедемоняне первые из всех, кого мы знаем, подкупили дарами своего врага, первые, которые победу на поле битвы сделали покупным товаром. До того времени как лакедемоняне столь недостойно преступили законы войны по отношению к мессенцам, до этой измены аркадянина Аристократа, вступавшие в сражение решали исход боя своей доблестью и соизволением бога. Известно, что и позднее, когда лакедемоняне при Эгоспотамах (Козьих реках) вступили в бой с афинскими кораблями, они подкупили Адиманта и других афинских стратегов. 3. Однако с течением времени и самих лакедемонян постигла так называемая Неоптолемова кара. Неоптолему, сыну Ахилла, убившему Приама у очага Зевса Геркея (Хранителя домашнего очага), было суждено и самому пасть в Дельфах у жертвенника Аполлона, поэтому, если зло, сделанное кем-либо другому, затем постигает его самого, это называется "Неоптолемовой карой". Соответственно с этим, когда лакедемоняне достигли высшего процветания, уничтожили весь афинский флот и Агесилай покорил уже большую часть Азии, им не только не удалось отнять всей власти у персидского царя, но этот варвар их же обманул, применив их же прием, послав деньги в Коринф, Аргос, Афины и Фивы, и благодаря этим деньгам началась так называемая Коринфская война, так что Агесилай был принужден покинуть все то, чего он добился в Азии. Таким образом то коварство, которое лакедемоняне применили к мессенцам, божество предопределило обратить на них самих, им же на погибель.

4. Когда Аристократ получил деньги от лакедемонян, он сначала скрывал от аркадян задуманное им предательство, а когда они уже готовились вступить в бой, только тогда он внушил им страх, (уверив), что они застигнуты на неудобной позиции и что, в случае если они будут побеждены, им не будет никакой возможности к отступлению; и жертвы для них, говорил он, оказались неблагоприятными. Поэтому он велел каждому из них по данному знаку спасаться бегством. Когда лакедемоняне стали подходить и внимание мессенцев было обращено на вражеский фронт, тогда Аристократ в самом начале битвы стал уводить аркадян и таким образом левое крыло и центр у мессенцев оказались обнаженными и покинутыми; так как элейцы отсутствовали при этой битве, отсутствовали и аргивяне и сикионцы, то аркадяне заняли оба эти места. Но Аристократ сделал нечто большее, чем это: он велел своим отступить через ряды мессенцев. Неожиданность такого движения при данных обстоятельствах поставила мессенцев в тупик, вместе с тем, вследствие прохода аркадян через их ряды, они пришли в такое замешательство, что почти не знали, что им делать в данный момент. Вместо того чтобы обращать внимание на наступавших уже лакедемонян, они с удивлением и ужасом смотрели на убегающих аркадян; одни стали умолять их остаться с ними, другие обращались к ним со словами брани и оскорблений, как к предателям и людям, потерявшим совесть. 5. Когда мессенцы остались одни, то лакедемонянам было нетрудно их окружить, и они одержали победу; ни одна победа не доставалась им так легко и безо всякого труда. Аристомен и окружающие его оставались на месте и старались сдерживать наиболее сильно наступавших лакедемонян, но их было мало и большой пользы они не могли принести. Из числа простых мессенцев погибло такое количество, что, вначале мечтая вместо рабов стать господами лакедемонян, теперь они уже не имели даже надежды на спасение. Погибло много и знатнейших лиц, в том числе Андрокл и Финт, а также совершивший особенно славные подвиги в битве Фанас, тот самый, который перед этим одержал победу в Олимпии в длинном беге. 6. После этой битвы Аристомен стал собирать разбежавшихся мессенцев и посоветовал им оставить Анданию и большинство других городов, находящихся в середине области, и переселиться на гору Гиру. Когда они собрались сюда, они были осаждены лакедемонянами, которые думали, что они тотчас победят их. Но у мессенцев даже после поражения у (Большого) Рва хватило еще сил защищаться в продолжение одиннадцати лет. Что длительность осады была именно такая, на это указывают песни Риана, где он пишет о лакедемонянах:

Возле ущелий Белой горы они воевали:

Двадцать два раза хлеба поднимались и стужей

сменялись.

Он считал вместе зимы и лета, всходами считая зеленый хлеб или немного раньше до жатвы.

XVIII

1. Когда мессенцы поселились на Гире и потеряли доступ ко всем другим частям Мессении, кроме той приморской, которую сохранили для них пилосцы и мофонейцы, они стали делать набеги и грабить как Лаконию, так и бывшую свою страну, считая ее уже для себя страной вражеской. Многие лица собирали такие отряды для нападения, как кому удастся, Аристомен же довел свой отборный отряд до трехсот человек. Они грабили и опустошали лаконскую землю кто как мог: забирая хлеб, скот и вино, они пользовались им для собственного потребления, а движимое имущество и людей они продавали за деньги. Так что лакедемоняне постановили оставить, пока идет война, Мессению и прилегающую часть Лаконии без обработки: ведь все равно они возделывали их скорее для Гиры, чем для самих себя. 2. Но вследствие этого в Спарте возник недостаток в хлебе, а вместе с недостатком поднялось возмущение: те, которые имели там свои поместья, не желали мириться с тем, что их земли остаются пустовать; однако эти распри успокоил Тиртей. 3. Аристомен же со своим отборным отрядом поздним вечером двинулся походом и благодаря быстроте передвижения он успел появиться в Амиклах перед восходом солнца; он взял этот городок Амиклы, разграбил его и успел уйти прежде, чем из Спарты пришли на помощь. Он делал набеги и позднее на эту страну, пока не наткнулся на отряды лакедемонян, вдвое сильнее, чем его, и под предводительством обоих царей. Отбиваясь, он получил много ран и, кроме того, вследствие удара камнем в голову у него потемнело в глазах; он упал и тогда лакедемоняне (всей гурьбой) бросились на него и взяли его в плен живым; вместе с ним они взяли из его отряда около пятидесяти человек. Всех их лакедемоняне решили бросить в Кеаду (пропасть): они бросают туда тех, кого они хотят наказать за величайшие преступления. 4. Мессенцы, сброшенные туда, тотчас же погибли; Аристомена же, как и при других обстоятельствах, так и тогда охранял какой-то бог. Прославляющие его деяния говорят, что когда Аристомен был сброшен в Кеаду, то орел подлетел под него и поддерживал его своими крыльями до тех пор, пока не спустил его вниз, так что он не получил никакого ушиба и никакой раны. Но божество решило и оттуда указать ему выход. Когда он оказался на дне пропасти, он лег на землю и, завернувшись в плащ, спокойно стал ожидать конца, считая, что все равно ему суждено умереть. На третий день после этого он услыхал шорох и, раскрывшись, — он уже мог видеть в темноте — увидал лисицу, обгрызавшую трупы. Сообразив, что животное откуда-нибудь должно было войти, он стал ждать, чтобы лисица подошла к нему ближе, а когда она подошла, он ее схватил за хвост; когда же она бросилась на него, он набросил плащ на другую руку и предоставил ей кусать ее. Большую часть дороги он бежал вместе с ней, а в наиболее трудных местах (там, где путь был чересчур непроходим) он даже полз за ней. Наконец он увидал отверстие, достаточное, чтобы пролезть лисице, и через него был виден свет. И вот, когда Аристомен ее отпустил, лисица, думаю я, бросилась в свою нору, но так как это отверстие не давало возможности выйти и ему, он руками расширил его и невредимо вернулся домой на Гиру. Если странным противоречием его обычному счастью казалось уже то, что он попал в плен — его предусмотрительность и смелость были так велики, что никак нельзя было подумать, чтобы Аристомен мог стать пленником, — но еще более странным, скажу, чудесным образом произошло его спасение из Кеады, и для всех совершенно ясно, что это было не без воли и помощи бога.

XIX

1. Быстро через перебежчиков было дано знать лакедемонянам, что Аристомен вернулся невредимым. Это сообщение казалось настолько невероятным, как если бы кто сообщал, что он воскрес из мертвых, но Аристомен лично постарался убедить их в этом. Коринфяне послали лакедемонянам военный отряд, чтобы помочь им взять Гиру. Узнав через своих разведчиков, что во время пути они идут в большем беспорядке, чем обычно, и своих стоянок не охраняют, Аристомен нападает на них ночью. Многих из них он убивает еще спящими, в том числе их предводителей, Гиперменида, Ахладея, Лисистрата и Сидекта. Разграбив и палатку вождей, он дал возможность лакедемонянам ясно понять, что сделал это только Аристомен и никто другой из мессенцев. 2. Он принес жертву и Зевсу Итомскому которую называют — Гекатомфонии (Сто жертв). Это жертвоприношение установлено с древних времен и считается за правило, что ее приносят те из мессенцев, которые убили сто неприятелей. В первый раз эту жертву Аристомен принес после того, как произошло сражение при Могиле кабана, принести ее вторично дало ему возможность ночное избиение коринфян; говорят, что третий раз он принес эту жертву при последующих набегах. 3. Наступали праздники Гиакинфий, поэтому лакедемоняне заключили с Гирой сорокадневное перемирие, удалились сами домой и там справляли праздник. Но критские стрелки, которых лакедемоняне вызвали из Ликта и других городов в качестве наемников, бродили вдоль и поперек по всей Мессении; семь человек из этих стрелков устроили засаду на Аристомена, так как он, полагаясь на перемирие, выйдя из Гиры, ушел далеко и двигался с меньшими предосторожностями. Схватив его, они связали его теми ремнями, которые у них были на колчанах. Наступал вечер. Поэтому двое из критян ушли в Лакедемон сообщить радостную весть о том, что Аристомен захвачен в плен, а остальные удалились в один мессенский дом. 4. Там жила девушка с матерью; она была сиротой, так как отец ее был убит. В предыдущую ночь эта девушка видала следующий сон: к ним в их деревенский дом волки привели льва связанным и без когтей; она развязала оковы у льва, нашла ему когти, и ей снилось, что таким образом волки были растерзаны львом. И вот тогда, когда критяне ввели Аристомена, девушка сообразила, что исполняется сон, приснившийся ей этой ночью, и спросила мать, кто это такой; узнав, она укрепилась в своем намерении и, взглянув на него, она поняла, что он поручает ей сделать. Она щедро подливала вино критянам, так что они стали пьянеть, и у наиболее крепко заснувшего она похищает кинжал. Этим кинжалом девушка разрезала оковы Аристомена и он, схватив меч, убил (критян). Эту девушку взял себе в жены Горг, сын Аристомена: этим Аристомен отплатил девушке за свое спасение, хотя Горгу не было еще и 18-ти лет, когда он женился.

XX

1. На одиннадцатом году осады было суждено, чтобы Гира была взята и мессенцы изгнаны из своих домов и таким образом бог исполнил то предсказание, которое он изрек некогда Аристомену и Феоклу. Когда они после поражения у (Большого) Рва пришли в Дельфы и вопросили бога о возможности для них спасения, Пифия дала им такой ответ:

Если трагос напьется воды извилистой Неды,

Больше мессенскую землю спасать от бед не могу я:

Близкая гибель тогда грозит ей и день истребленья.

Истоки этой реки Неды находятся на горе Ликее; эта река, пройдя через Аркадию и вновь повернув в Мессению, является границей между приморскими областями мессенской и элидской земель. С этого времени мессенцы были в постоянном страхе, как бы козлы не напились воды из реки Неды. Но на самом деле божество дало следующее предзнаменование. Есть у эллинов дерево дикой смоковницы, которое они называют «олинфом» (зимним), мессеняне же — «трагосом» (козлом). Росшая тогда у Неды дикая смоковница росла не прямо, но сгибалась над водою и краями своих листьев уже касалась воды. Увидав это, прорицатель Феокл понял, что под словом "трагос, пьющий из реки Неды", Пифия подразумевала эту дикую смоковницу и что для мессенцев наступил уже роковой конец; от других он держал это в тайне, но Аристомена он подвел к этой смоковнице и указал ему, что время пощады для них уже истекло, Аристомен согласился с этим; он понял, что пришел их последний час; тем не менее он предусмотрительно предпринял меры, какие позволяли ему данные обстоятельства.2. У мессенцев был некий талисман; если бы он погиб, то Мессения навеки бы исчезла в бездне небытия, но если он будет сохранен, то предсказания Лика, сына Пандиона, говорили мессенцам, что с течением времени они вновь получат эту страну. Зная эти предсказания, Аристомен с наступлением ночи взял этот талисман и унес. Уйдя в самую уединенную часть бывшей Итомы, он зарыл его на горе Итоме и молил Зевса Итомского и богов, которые до сих пор спасали мессенцев, быть хранителями той тайны, которую он тут скрыл, и не допустить, чтобы единственная надежда мессенцев на возвращение в свою страну оказалась в руках лакедемонян. 3. После этого мессенцев стали постигать несчастия, как некогда троянцев, от прелюбодеяния. Мессенцы владели как горой Гирой, так и местностью от горы до реки Неды и у некоторых из них были дома вне городских стен. Из Лаконии к ним не приходило перебежчиков, за исключением раба, принадлежавшего Эмпераму; этот раб был пастухом, и он пригнал коров своего господина, а Эмперам был из числа знатнейших лиц в Спарте. Этот пастух гонял стадо недалеко от Неды, Он увидал здесь жену одного из мессенцев, живших вне стен, когда она пришла за водою. Влюбившись, он решился с ней заговорить, и сделав ей подарки, он с нею сошелся. С этого времени он стал подстерегать, когда муж этой женщины уходил нести стражу; эту охрану крепости мессенцы несли поочередно, так как они больше всего боялись, как бы этим путем враги не вошли в город. И всякий раз, когда он уходил, пастух приходил к женщине. Так вот как-то ночью мужу этой женщины вместе с другими пришлось идти на стражу; случилось, что в эту ночь бог послал сильный дождь. И мессенцы покинули свои сторожевые посты: дождь лил как из ведра и совершенно их заливал, а ввиду спешности постройки не были выстроены ни прикрытия, ни башни, да и вообще они не думали, чтобы в такую темную, безлунную и ненастную ночь лакедемоняне могли двинуться на них. Что же касается Аристомена, то за несколько дней перед этим он был ранен, так как отбивал одного купца из Кефаллении, своего приятеля, везшего в Гиру все то, в чем они нуждались, от лакедемонян и аптерских стрелков (с Крита), которыми командовал спартанец Эвриал; этого кефалленца и все то, что он вез, он спас, но сам был ранен и не мог пойти и проверить сторожевые посты, как он это делал обыкновенно. Это было главной причиной, почему акрополь был покинут стражей. Каждый из этих сторожей ушел со своего поста домой, равно и муж той, которая имела любовником пастуха. В это время пастух был у нее в доме; заметив возвращающегося мужа, она тотчас же со всею поспешностью спрятала любовника. Вошедшего мужа она встретила с такой приветливостью, как никогда прежде, и спросила, по какой причине он пришел. Он, не зная, что у нее есть любовник и что пастух находится в доме, рассказал ей всю правду, что и он, и все другие, по его словам, покинули свои посты из-за сильного ливня. Его слова слыхал и пастух, и когда он точно узнал обо всем, он вновь перебежал от мессенцев к лакедемонянам.

В это время у лакедемонян при войске не было царей, а над осаждавшим Гиру отрядом командовал тогда Эмперам, господин этого самого пастуха. Явившись к нему, он прежде всего испросил прощение за совершенное им преступление, за то, что он бежал от него, а затем указал, что в настоящее время очень легко можно взять Гиру, передав ему все, что он слышал от мессенца.

XXI

1. Его сообщение показалось правдоподобным, и он повел Эмперама и спартанцев. Дорога была трудная, так как было темно и дождь не переставал лить, но их решимость преодолевала все трудности. Когда они оказались под стенами Гиры, они стали перелезать через них, приставив лестницы или кому как удастся другим способом. О грозящем несчастии дали знать мессенцам главным образом собаки, которые лаяли не обычным образом, но продолжительно и дико, с завыванием. Поняв, что им предстоит последняя и отчаянная борьба, они захватывали даже не все оружие, но какое было у каждого под рукой; схватив его, они бросались на защиту родного города, который у них остался один изо всей Мессении. Первыми, кто заметил, что враги внутри города и кто бросился на них, защищая родину, были Горг, сын Аристомена, сам Аристомен, прорицатель Феокл и Мантикл, сын Феокла, а с ними Эвергетид, человек вообще очень чтимый в Мессении, теперь же имевший еще большее значение, как муж сестры Аристомена, Гагнагоры. При таких обстоятельствах другие хотя и понимали, что они попали как бы в сети, однако, даже теперь не теряли надежды на спасение. 2. Только Аристомен и прорицатель понимали, что наступил последний час гибели для мессенцев, зная то предсказание, которое в загадочных словах о «трагосе» (козле) изрекла Пифия, но со своей стороны они держали это в тайне от других. Они поспешно обходили город и всех, кого встречали на пути, если только это был мессенец, побуждали быть доблестными и вызывали из домов тех, которые еще там оставались. 3. В течение ночи не произошло ничего важного ни с той, ни с другой стороны: лакедемонян заставляло медлить незнание местности и страх перед доблестью Аристомена; со стороны же мессенцев предводители не успели принять общего решения, а кроме того, если кто и хотел зажечь факелы или какой-либо другой светильник, то дождь, ниспосланный богом, тушил их. Когда же наступил день и они могли видеть друг друга, Аристомен и Феокл старались возбудить в мессенцах отчаянную решимость, приводя среди многих других примеров также и доблестную решимость жителей Смирны, напоминая своим мессенцам, как эти обитатели Смирны, будучи лишь частью (мало воинственных) ионян, благодаря своей доблести и смелости, выгнали Гигеса, сына Даскила, и лидийцев, уже захвативших их город. 4. Слыша это, мессенцы исполнились решимости и, собираясь отрядами, где и кто с кем встречался, стали нападать на лакедемонян. Устремились на врагов и женщины с кирпичами в руках, схватывая и всякие другие предметы, которыми каждая из них могла бросать во врагов. Но проливной дождь не давал им возможности ни действовать, как они хотели, ни подняться на крыши домов. Тогда они решились взяться за оружие и этим еще более зажгли в мужчинах смелость, когда они увидали, что и женщины предпочитают умереть вместе с ними за родину, чем быть отведенными рабынями в Лакедемон, так что они, пожалуй, могли бы еще избегнуть своей роковой судьбы. Но по воле бога проливной дождь пошел еще с большей силой, раздавались оглушительные удары грома, а молнии слепили их, блистая перед их глазами. Все это придавало лакедемонянам уверенность, и они говорили, что сам бог помогает им. И так как молния блистала им с правой стороны, то их прорицатель Гекас объяснил, что это знамение для них благоприятно. 5. Он же придумал и следующую военную хитрость. Численностью лакедемоняне намного превосходили мессенцев, но так как битва шла у них не на ровном месте и не правильными рядами, но сражения завязывались в разных частях города, то в каждом отряде стоявшие позади оказывались бесполезными. Им Гекас велел вернуться в лагерь, подкрепиться пищей и сном и вновь к вечеру вернуться сюда, чтобы сменить остававшихся и несших труд. 6. Таким образом они, отдыхая и сражаясь посменно, с большей легкостью имели возможность выдерживать бой, мессенцы же во всех отношениях были поставлены в безвыходное положение; им приходилось сражаться непрерывно и днем и ночью. Шел уже третий день; бессонница, дождь и холод мучили их, они страдали от голода и жажды. Особенно были измучены женщины вследствие непривычки к войне и непрерывного утомления. 7. Тогда прорицатель Феокл, подойдя к Аристомену, сказал ему: "Зачем напрасно несешь ты этот труд? Ведь все равно Мессении рок присуждает погибнуть; ее злая судьба уже перед нашими глазами; нам явно вещала об этом Пифия, а недавно подтвердила это дикая смоковница. Для меня лично бог назначил гибель вместе с родиной; ты же спасай мессенцев, пока есть силы, спасай самого себя". С этими словами он бросился на врагов, при этом он громко бросил в лицо лакедемонян такую фразу: "Не вечно с радостью будете вы собирать плоды Мессении". Затем напав на тех, кто стоял против него, он стал их избивать, но и сам получил рану; он испустил дух, насытив свою душу кровью врагов. 8. Тогда Аристомен отозвал из битвы мессенцев, находившихся в тылу, оставив тех, которые по своей доблести были передовыми бойцами; этим он позволил остаться на месте. Всем же остальным он велел, взяв женщин и детей в середину своего строя, вести их туда, куда он сам им укажет путь. Начальниками этого арьергарда он поставил Горга и Мантикла, а сам, быстро выйдя вперед и став во главе своего отряда, склонив голову, движением копья показал им, что просит прохода и что он уже решил удалиться. Эмперам и присутствовавшие тут спартанцы решили пропустить мессенцев и не озлоблять чересчур людей, ожесточившихся и без того и дошедших до последней степени отчаяния. Это же советовал им сделать и их прорицатель Гекас.