Девушка с гиппогрифом

Гости прибывали во дворец Л'Инконну на колесницах, в роскошных лимузинах, на рикшах, в паланкинах и наемных экипажах. Они приезжали на «дюзенбергах», «Харлеях» и в каретах, запряженных четверками белых жеребцов. Кто-то даже прилетел на верховой сове. Вместо обычных в подобных случаях фанфар трубач и рожечник встречали каждого вновь прибывшего короткими пассажами из генделевской «Музыки на воде», в то время как слуги убирали их экипажи на стоянку. Чтобы смягчить переход от наружной обстановки к внутренней, скрипичный квартет играл в фойе Моцарта.

Вилл приехал на такси. По верхним уровням Вавилона недавно прошло дождевое облако, и теперь на мокрых мостовых играли яркие разноцветные пятна — отражения неоновых вывесок. Глубоко вздохнув и оставив на счастье двадцатку чаевых, он надел полумаску, прошел мимо строя слуг, герольдов и музыкантов, предъявил приглашение и любезно позволил ежесекундно кланявшимся ливрейным лакеям провести себя сквозь головоломную путаницу коридоров. В конечном итоге он оказался в обширной приемной, куда доносились звуки недалекого бала и где возвышалась чудовищная груда розового шифона — хозяйка дома, полулежавшая на некоем подобии дивана, искусно подогнанном под очертания ее тела. Она была столь огромна, что даже в таком положении гора ее бледной плоти доходила Виллу до подбородка. Наполовину эльфийка, наполовину термитная матка, царица термитника, она так плотно заполняла свое одеяние, что оно грозило треснуть при малейшем ее вздохе.

Какой-то невыносимо долгий момент она критически изучала внешность Вилла и его манеру себя держать. Оркестр негромко играл «Fly Me to the Moon»[52].

— Monsieur Pierrot, j'observe. Je presume vous parle le français [53].

— Да, мадам, и достаточно прилично, чтобы узнать le bel accent d'Ys [54]. Но мой французский будет мучителен для ваших ушей.

В глазах матроны появился живой блеск, на огромном бледном лице приоткрылась крошечная улыбка, обнажившая мелкие острые зубы.

— Это очень заботливо с вашей стороны, господин… — она опустила глаза на приглашение, которое держал ливрейный карлик, прежде Виллом не замеченный, — Камбион. Весьма заботливо, особенно для того, кого я, насколько помню, не приглашала. Вы подделали эту бумажку?

— Только имя на ней, фата Л'Инконну. К тому же приглашение я приобрел у одного из беднейших ваших родственников.

— И для чего же вы это сделали?

Ее тон не был совсем уж ледяным, но и теплоты в нем не замечалось.

— Я стремлюсь завоевать положение в свете. — Вилл сопроводил свое признание легким поклоном.

И снова мелькнула крошечная острозубая улыбка, словно матрона была дуэлянтом, чей противник сделал неожиданно искусный выпад.

— Вы пытаетесь очаровать меня правдивостью?

— Это все, что у меня есть, мадам.

— Ха-ха-ха! — рассмеялась матрона и вяло взмахнула рукой, в которую карлик тут же вложил платочек, чтобы она могла изящно промокнуть выступившие слезы. — Вы, мой галантный юный шут, есть не что иное, как прожженный плут, и, без всякого сомнения, стремитесь похитить либо мои драгоценности, либо честь какой-нибудь леди. Не будь я толстой старухой, непременно и с огромным удовольствием постаралась бы разобраться в ваших истинных мотивах. — Она вновь опустила на диван приподнявшееся было тело, и по этой чудовищной живой горе пробежала легкая рябь. — Но я не могу забывать о своих обязанностях хозяйки. Вы — лакомый кусочек, и demoiselles [55] получат удовольствие, сумев разбить ваше неверное сердце.

— Вы плохо обо мне думаете, — сказал Вилл, наклоняясь и целуя мягкую, как пудинг, руку, — если считаете, что я не способен оценить вашу внутреннюю красоту.

— Ну не хитер ли он, Коротышка? Ну не находчив ли?

— Хитер, и даже слишком, — мрачно согласился карлик. — Как глава вашей службы безопасности я советовал бы немедленно его кастрировать. А потом высечь, чтоб на заднице живого места не осталось, и вышвырнуть на улицу.

— Слишком уж ты мнителен, Коротышка. Не лишай моих кошечек листика мяты, — Фата повернулась к Виллу. — Так давай же! К танцулькам через эту дверь и вниз по ступенькам.

И Вилл вошел в бальный зал.

Это была полукруглая терраса, навесом которой служило одно лишь звездное небо. Несомненно, ее защищали какие-то заклятия, потому что облако, обильно полившее улицу дождем, не уронило сюда ни капли. Танцевальный оркестр расположился в глубине террасы между двумя огромными хрустальными чашами, где плавали русалки, единственной одеждой которых были лифчики, сплетенные из пластиковой морской травы. Те гости, что не танцевали, стояли кучками у перил или сидели на стульях, беспорядочно расставленных по внутреннему краю террасы, под освещавшими ее факелами. Как и сам Вилл, эльфийские лорды были в голографических масках: костюмах ярмарочных шутов, речных богов и астронавтов, сквозь которые, если пристально присмотреться, можно было на долю секунды заметить формальные смокинги. Костюмы дам являли собою беспредельное буйство пышных перьев и драгоценностей вкупе со сложным многослойным колдовством. Вилл решил, что здесь собралось все худшее, что могли предоставить правящие классы. Но сколь бы ни были порочны эльфийские барышни (сомнения в этом даже не возникало), их красота была очевидна. Они сверкали на этой террасе как отравленные яблоки в корзинке. Вилл подошел к ближайшей из них и поклонился:

— Позвольте пригласить вас на танец.

— Разве мы с вами знакомы, лорд Пьеро? — Взгляд эльфийки был полон скептического высокомерия.

— А это имеет значение? — нагловато улыбнулся Вилл.

Взгляд эльфийки скользнул по его рукам, и голос ее вдруг потеплел.

— Нет, — сказала она, — конечно же не имеет.

Она двигалась легко, как перышко на ветру, танцевать с ней Виллу очень понравилось, вот только костюм ее слишком уж отвлекал внимание. Это было платье Лилии святого Диониса, оставлявшее голыми груди, чуть припудренные золотым порошком. Украшенная перьями маска была заколдована так, что заменила ее голову головой свиньи — образ, знакомый Виллу по модным журналам, которые Нат заставил его изучать, образ Инанны[56], воплотившейся в свинью. Свинячья голова беззвучно щелкала зубами и слюнявилась, а когда он крутил партнершу — ее звали фата д'Этуаль, — по сторонам разлетались серебристые ниточки слюны.

— У тебя красивые руки, — заметила фата.

— У тебя красивые груди.

— Это старье? — притворно удивилась явно польщенная девушка. — Они болтаются у меня уже целую вечность. — И добавила, возвращаясь к своей первоначальной теме: — И кольцо у тебя тоже интересное.

— Да ничего такого особенного.

— Могу я спросить, откуда оно происходит?

— Да я и сам толком не знаю. Симпатичная побрякушка, доставшаяся мне по наследству. Поболтаем лучше о чем-нибудь другом. Расскажи мне, например, про себя. Что-нибудь интересное и неожиданное.

Лукаво улыбнувшись, фата Л'Этуаль склонила голову к самому уху Вилла и прошептала:

— Дома у меня есть очень древний, с сертификатом подлинности годмиш. Он тешил трех императриц.

— Я не знаю, что это такое — годмиш.

— Дурачок! Это же дилдо. — Она скромно потупила глаза и улыбнулась. — Я не шокирую тебя, мой принц?

— Я не принц.

— О? Ну, может быть, я ошиблась. — По лицу фаты скользнуло что-то опасное, словно она подавила внезапный порыв сунуть нож ему в спину — или руку ему в штаны. — Есть лишь один способ убедиться наверняка.

— И какой же это?

— Ну… — чуть-чуть покраснела фата Л'Этуаль, — ты же знаешь, что говорят про знаки царственности.

Вилл не знал и, в общем-то, был бы не прочь узнать. Но Нат дал ему указание протанцевать с возможно большим количеством партнерш, а потому он с нескрываемым сожалением вернул фату Л'Этуаль на скамейку запасных, куртуазно с нею раскланялся и занялся другой фатой, не менее прекрасной.

— А тебя правда зовут Кристофер Пройдоха? — спросила Вилла четвертая партнерша, фата Кахиндо, смуглая брюнетка с большими глазами, в которых отсвечивало серебро. Ее голову окружало мерцающее облако светлячков, похожих на виртуальные частицы, то порождающиеся, то бесследно исчезающие. — Как-то не слишком царственное имя.

— А я и сам не слишком-то царственный.

— Царственность спрятать трудно, она как шило в мешке.

Девушка приблизилась к нему настолько близко, что вернее было бы сказать — прижалась. Так разговор и шел, от дамы к даме.

— Ты вернулся, чтобы востребовать свой престол? — спросила фата фон унд цу Хорзельберг.

— Насколько я понимаю, ты всем говоришь, что никакой ты не царь, — сказала фата Гардсворд. — Так почему же тогда…

— …твои руки…

— …твое кольцо…

— …ваше величество…

— Вы разрешите разбить вашу пару?

Женщина в темно-сером с красным кантом мундире вклинилась между Виллом и его партнершей с ловкостью мясницкого ножа, проникающего между мясом и костью, чтобы отделить ножку курицы. Вилл взглядом, без слов извинился перед прекрасной, разъяренной и ничего не понимающей девушкой, так и оставшейся в середине зала. Затем опустил глаза и увидел серебряный значок с изображением орхидеи, проткнутой кинжалом.

В жилах Вилла застыла кровь, однако он заставил себя улыбнуться и небрежно сказал:

— Забавный у тебя костюм. Дворцовая стража Бригадунского замка?

— Это парадная форма политической полиции.

На лице неожиданной партнерши не было и тени улыбки.

— Странный выбор. С какой такой стати ты оделась как une poulette?

— Оскорбления ничуть меня не трогают. Я слышала, какими словами выражался тролль, когда ему защемили яйца плоскогубцами. А форма потому, что я здесь, как ты, несомненно, уже догадался, по служебному делу.

Вилл надел на лицо бессмысленное, ну-ты-даешь-сдохну-со-смеху выражение, для отработки которого он часами трудился перед зеркалом.

— Ты пришла меня арестовать? Буду несказанно рад, мое сердце и так у тебя в плену.

— Еще немного, и я бы поверила, что ты стопроцентный олух. Но потом я себя спросила: а не стал ли бы доподлинный олух стараться убедить меня, что он не олух?

— Ты хорошо танцуешь, — мгновенно посерьезнел Вилл. — Ты не лишена привлекательности. Ты достаточно умна, что я тоже нахожу привлекательным, и, приложив хотя бы минимум усилий, ты могла бы флиртовать не хуже любой из здесь присутствующих дам. Однако ты этого не делаешь. Ну зачем ты портишь серьезностью вечер, бывший до того бессмысленным, легкомысленным и абсолютно восхитительным?

Ногти политической агентессы болезненно впились ему в плечо.

— Мне уже хочется, — проворковала она, — препроводить тебя в камеру и лично заняться твоим допросом. Рано или поздно ты расколешься, иначе не бывает, но, если соблюдать хотя бы минимальную осторожность, тебя можно будет растянуть на несколько часов. Однако это к делу не относится. Некий бдительный гражданин проинформировал мое ведомство, что вы, уважаемый мистер Камбион, щеголяете кольцом, на которое не имеете права.

— Опять это кольцо! Я начинаю уже жалеть, что не забыл его дома. Похоже, все только о нем и говорят.

— Ты будешь убеждать меня, будто не знаешь, что на твоей руке фамильный перстень рода Сайн-Драко?

— Да ничего подобного. Ну зачем беспокоиться по всяким пустякам? Ну кольцо, ну в виде Червя, и камень во рту у него красный. Да такую штуку смастерит тебе любой ювелир.

— Ты старательно убеждал в этом добрую дюжину эльфийских леди. Но, как ни странно, все эти отрицания только сделали твое мошенничество еще больше похожим на правду. Весь этот зал гудит от сплетен о тебе.

Вилл пожал плечами, она могла бы этого даже не говорить. Куда бы он ни посмотрел, везде встречал взгляды — кипевшие возмущением, взволнованные, просто любопытные. Кучки эльфийских лордов яростно его обсуждали. Эльфийские леди прихорашивались.

— Флориан, похоже, только о тебе и думает.

— О? А кто это?

— Наш гостеприимный хозяин. — Партнерша одарила Вилла холоднейшей из улыбок. — Отпрыск и ближайший наследник титула в роде Л'Инконну. — Она указала подбородком в глубину зала, и Вилл с интересом повернулся.

Прямо под хрустальной чашей, в которой ходили бесконечными кругами зелено-золотистые русалки, через силу старавшиеся не показать, до чего же им скучно, стоял эльфийский лорд в обличье циркового медведя, стоял и смотрел прямо на него. Узнав лицо, полускрытое тупорылой мордой, Вилл внутренне напрягся.

— Ты его знаешь, — тут же заметила агентесса.

— Да, только я крайне сомневаюсь, что он сумеет меня узнать. При последней нашей встрече я был совершенно другим.

Что было абсолютной правдой. В те времена Вилл был командором Джеком Риддлом, воеводой йохацу, живших в подземных туннелях Вавилона, а Флориан из рода Л'Инконну был вожаком Сумасбродов — желторотых щенков, развлекавшихся тем, что охотились на этих несчастных. Вилл не был даже уверен, что они действительно виделись. Вполне возможно, что их мимолетная, на воде замешанная встреча была полностью аннулирована смертью лорда Уиэри. Но это и не имело особого значения. Так или этак, у него сохранились воспоминания о кровожадном Флориане, и теперь его мнение об этом парне было хуже некуда.

— Ну что ж, — сказала агентесса, — поскольку я узнала сегодня все, что мне было нужно, то спешу оставить вас, юных джентльменов, вашим игрищам и беседам. — Музыкальный номер как раз закончился, и без всякой спешки, но и не делая понапрасну ни одного движения, Виллова инквизиторша препроводила его на край террасы. — Благодарю за танец, — сказала она. — Буду с нетерпением ждать следующего, более, будем надеяться, продолжительного. Мое имя Зоря Вечерняя. Возможно, я когда-нибудь услышу, как ты кричишь его, задыхаясь от боли.

— Ты упорно стараешься быть неприятной.

— Поверь мне, мальчик, весь этот город крайне неприятен для пойманных на попытке выдать себя за царственную особу.

Она повернулась и ушла.

Снова зазвучала музыка. Зоря Вечерняя оставила Вилла на той же стороне террасы, где стоял и Флориан Л'Инконну. Заметив, что медведевидный хозяин дома косолапит прямо к нему, Вилл торопливо отвернулся, чтобы выбрать себе новую партнершу из множества дам, наперебой старавшихся попасться ему на глаза. Совершенно случайно его взгляд зацепился за даму, одетую саламандрой. На ее лице пылала маска из красных перьев, такие же перья были вплетены в зачесанные кверху волосы, так что казалось, что вся голова ее в огне. Возможно, тут было и колдовство, но очень тонкое, без нажима. Эта, подумал Вилл и, не теряя времени, направился прямо к саламандре.

Но потом он узнал ее и замер на полпути.

В отличие от прошлого раза она была в полной боевой раскраске: губы и ногти краснее крови, ее алое платье длиною до полу и с разрезом по боку разительно отличалось от спортивно-мальчишеского костюма, в котором (и без которого) он видел ее тогда. И все же, без малейшей тени сомнения, это была она, девушка с гиппогрифом (сейчас — без), показавшая ему неприличный жест в день, когда он только что вышел из подземелья.

Это была незнакомка, в которую он влюбился.

На время между двумя ударами пульса, длившееся едва ли не вечность, Вилл застыл как молнией пораженный. Одернул манжеты с чем-то вроде безмолвной молитвы впервые надетому смокингу: я заплатил за тебя более чем достаточно, так придай же мне теперь уверенность, в которой я так нуждаюсь. Затем подошел к эльфийской девушке, сказал: «Потанцуем?» — и подхватил ее в вальсе, не дожидаясь ответа. Девушка смотрела на него с откровенным интересом.

— Ты всполошил весь здешний курятник. Все только и делают, что решают, кто ты такой и что у тебя за кольцо, настоящее или нет.

— Настоящее, вполне настоящее. Но это ведь только кольцо, и никак не более.

— Еще они говорят, что у тебя больше имен, чем числится во всем «Светском календаре».

— Плюнь ты на это, — отмахнулся Вилл. — Ну кому какая разница, назову я себя Фобетором, Хотспуром или Ваал-Пеором? И так, и так это — дерьмо собачье. Значение имеет только то, что год назад я тебя мимолетно увидел и мгновенно потерял свое сердце. И с той поры я тебя разыскивал.

— Бред какой-то, и к тому же тоскливый! Хотелось бы надеяться, что ты не подъезжаешь с ним к каждой встречной и поперечной, а хоть слегка разнообразишь свои приемчики.

— Я абсолютно серьезен.

— По моему опыту, искренность ценится незаслуженно высоко и с правдой она связана лишь очень косвенным образом.

— Каждое слово, что я сказал, чистейшая правда.

— Как особь мужского пола ты, конечно, и сам в это веришь. — Ее глаза сверкали, как изумруды, освещенные зелеными лазерами. Отпустив плечо Вилла, она сунула руку в потайной карман своего платья. А другой рукой коснулась его щеки. — Кто ты такой? Что ты такое? Это кольцо, оно настоящее?

— Вилл ле Фей. Мошенник. Насколько я знаю, нет.

Лицо Вилла залилось краской, он споткнулся и чуть не упал.

— О-ла-ла! — рассмеялась его партнерша. — Посмотрел бы ты сейчас на себя. — (Ухо Вилла ощущало теплоту ее дыхания.) — И ты, месье шут, совсем не единственный, у кого есть кольцо.

Мгновенным движением Вилл схватил сквозь ткань платья ее руку, так и пребывавшую в кармане.

— Это кольцо. — (Глаза девушки встревоженно расширились.) — Оно работает при контакте? Будет ли оно работать у меня? Кто ты такая и чем занимаешься?

— Да, — сказала девушка. — Да. Да, и мы видим, что работает. Алкиона. Воровка.

Она было вырвалась, но Вилл с почти непристойной на людях грубостью поймал ее за руку, и они снова начали танцевать. Он с головокружительной остротой ощущал упругость и теплоту ее талии, отделенной от его ладони лишь тончайшей шелковой материей. Он притянул ее поближе к себе. Ее тело было мягким, но никак не мясистым, мускулистым, но никак уж не жилистым. А еще оно было напряженным, сопротивлялось его объятью, хотя девушка и успела уже понять, что вырваться ей не под силу.

— Кольцо все еще у тебя на пальце. Если ты сомневаешься, люблю ли я тебя, так просто спроси.

— Если б меня это хоть чуточку волновало, — обрезала его Алкиона, — я бы давно так и сделала.

— Послушай, мы, похоже, начали все как-то не так…

— Ты так думаешь?

— …но это еще не значит, что мы не могли бы…

— Ошибаешься, именно это оно и значит. — Они как раз оказались на краю танцевальной площадки; Алкиона резко остановилась и подала руку ближайшему существу мужского пола, щеголю в костюме Зеленого Рыцаря. — Благодарю вас, — произнесла она, хоть он ее и не приглашал, — я с удовольствием с вами потанцую.

Вилл был вынужден отдать свою саламандру ее мимолетному рыцарю.

И она унеслась в вихре танца.

Какую-то секунду Вилл задумчиво созерцал террасу, полную несравненных красавиц, любая из которых была бы в восторге от возможности потанцевать с ним, пофлиртовать с ним, проболтать с ним до самого рассвета. Любая, кроме единственной женщины, которая была ему нужна. Ну какова вероятность такого положения вещей? Не лежит ли на нем проклятие максвелловского демона, способного обратить все вероятности, превратить две теплые комнаты в нестерпимо жаркую и леденяще холодную, сделать любовные слова отвратительными для уха любимой, а ее саму, его отвергнувшую, еще более для него желанной?

А тем временем на другой стороне террасы цирковой медведь отчаянно махал правой лапой, пытаясь привлечь его внимание.

Кое-как сохраняя видимость апломба, Вилл нырнул в толпу и стал пробираться на выход. Выйдя из зала, уже в буфетной он спросил у слуги, где тут мужской туалет.

— Мимо этих жаровен и направо, — сказал карлик, даже не пытаясь изобразить поклон.

Туда Вилл и поспешил, почти уже ничего не видя.

Проблевавшись в унитаз, Вилл сдернул маску, и костюм Пьеро тут же исчез. Затем он прополоснул рот, плеснул холодной воды на лицо и причесался. На жилете его смокинга были два пятна от золотой пудры. Он сколько мог вытер их влажной салфеткой и попытался взять себя в руки. Он чувствовал себя абсолютно выжатым и сильно подозревал, что может отключиться совсем, настолько болела голова.

Пока еще оставались силы, Вилл вынул из кармана мешочек из кожи феникса, развязал его и достал бритвенное лезвие, обрезок пластиковой «макдоналдсовской» соломинки и пузырек эльфийской пыли. Вытряхнув пыль на гранитный подзеркальник, он разгреб ее бритвенным лезвием на две дорожки и поочередно их занюхал.

И, словно кто-то открыл Врата Рассвета, покинувшая было его энергия стала втекать обратно. Мысль об освещенном луной зале, полном прекрасных сильфид, наперебой старающихся попасться ему на глаза, перестала наполнять его ужасом. Вилл снова надел маску и покинул туалет.

За дверью его ждал медведь. Он стоял, скрестив руки и облокотившись о стену, рядом со скромной гравюрой Рембрандта, одетой в пышную золотую раму.

— Наконец-то я тебя поймал.

Медведь спрятал маску в жилетный карман и превратился во Флориана Л'Инконну.

— Я видел, как ты беседовал с этой ведьмой из политической безопасности. — Флориан вынул серебряный портсигар и открыл его. — Курить будешь?

Когда Вилл помотал головой, он достал сигарету, постучал ею о портсигар и небрежно сунул ее в рот — текучая изящная комбинация движений, тут же взятая Виллом на заметку: после небольшой тренировки он мог бы ее повторить.

— Ведьма? — С почти непростительным запозданием Вилл решил разыгрывать дурачка. — А-а, эта. Она что, правда из этих, как они там, органов? Думаю, она хотела заковать меня в кандалы и утащить в свои казематы.

— Здесь ты в полной безопасности, какие бы дела на тебе ни висели. Они не решатся задержать ни одну особу, находящуюся под покровительством рода Л'Инконну, а этот статус распространяется и на наших гостей.

— Я не совсем уверен, что попадаю под определение гостя. Коротышка настойчиво намекал, что это не так.

— Коротышка? Если ты имеешь в виду Хротгара Талвегссона, я бы очень тебе советовал никогда не использовать при нем этого мамашиного словечка. Такая вольность не сошла бы с рук даже мне. Хотя, в общем-то, Хротгар мужик неплохой. Познакомитесь поближе, он тебе даже понравится.

— Это он напустил на меня эту Зорю Вечернюю.

— У нас с ним была уже беседа на эту тему, и могу тебе твердо обещать, что такого больше не повторится. Я вижу, — он указал сигаретой, — что ты повернул кольцо камнем вниз.

— Оно привлекает слишком много внимания. Было очень приятно с тобой поболтать, — соврал Вилл и коротко поклонился, — но мне уже нужно идти.

За его спиной кто-то прокашлялся. Он повернулся.

Три ряда зубов, похожих на кинжалы. Львиное тело. Косматая рыжая шерсть. Голубые глаза. Острые собачьи уши. Поросшая перьями спина. Бородатое человечье лицо. Длинные, подкрученные кверху усы. Длинный, с жалом, как у скорпиона, хвост. Все эти черты были так гротескно несовместимы, что в первое мгновение Вилл даже не смог составить из них одно существо. Но затем все стало понятно.

Мантикор расплылся в улыбке, широкой как океан.

— Не покидай нас, кореш. — Из его пасти разило подгнившим мясом. — Не покидай, пока босс тебе не позволит.

Вилл сунул руки в карманы и вызывающе побренчал монетами. Тем временем он заглянул внутрь себя, где молча и настороженно лежал дракон, и спросил: что мне делать?

Они приперли тебя в угол. Сделай вид, что ты этого не замечаешь. Подыгрывай им во всем. Жди удобного случая.

— Я уйду, когда захочу и куда захочу. А что до твоих угроз, — он вынул руку из кармана и щелкнул под носом чудовища пальцами, — вот они мне что!

Мантикор презрительно фыркнул. Несмотря на все свое вызывающее поведение, Вилл был в ужасе. При поддержке дракона с Флорианом он уж как-нибудь справится. Но не с мантикором. Мантикоры прославились свирепостью. Гюстав Флобер писал от имени такого существа: «Лоснящийся багрянец моей шкуры сливается с блеском великих песков. Я выдыхаю ноздрями ужас пустынь. Я изрыгаю чуму. Я поедаю войска, когда они забираются в глушь»[57]. Никто из живых не может с уверенностью сказать, что эти слова всего лишь метафора.

Да уж, попал так попал.

Успокойся, прошептал внутри него дракон.

— Так вот в чем наша с тобой проблема, — начал Флориан, дружелюбно беря Вилла под руку. — Мы оказались в состоянии квантовой неопределенности. Либо ты, как думает Хротгар, мошенник, либо законный наследник Его Отсутствующего Величества. — Он вел Вилла по коридору прочь от бального зала. — Возможно, во мне говорит романтик, но я бы очень хотел в тебя поверить.

— Верь во что хочешь, но я и не мошенник, и не наследник.

— Да-да, конечно. Здесь существует три возможности. Одна — это что ты жулик, самый обычный, без всяких фокусов. В каковом случае ты будешь быстро разоблачен, и я в этом деле не нужен. Вторая — что ты ни в чем не повинный парень, случайно вляпавшийся в чужие махинации и погрязший в них так глубоко, что не видишь теперь другого выхода, кроме как выгребать вперед и вперед в отчаянной надежде достичь дальнего берега. В каковом случае я готов предложить тебе полную амнистию и прекрасную выгодную работу. Ты очевиднейшим образом парень очень неглупый, а у меня, как ты можешь видеть… — он кивнул на мантикора, — всегда найдется применение для неординарных способностей. Я могу поклясться своим именем, что, приняв это предложение, ты никогда о том не пожалеешь. — (Вилл промолчал.) — Тогда мы подходим к третьей и самой пикантной возможности. Я понимаю, что шансы на то, что ты действительно являешься внебрачным отпрыском нашего монарха, крайне малы. Но если это все же так, если это так…

— А если это так?

Все еще держа Вилла под руку, Флориан ласково, словно любимую игрушку, погладил его по груди и почти проворковал:

— Если это так, то мы с тобою сможем делать великие дела.

Они дошли до винтовой лестницы и стали по ней спускаться. Ступеньки вспыхивали у них под ногами и быстро меркли за спиной. Мантикор молча шел следом.

— Куда мы идем?

— Если ты этого еще не заметил, то сообщаю: я пытаюсь быть твоим другом, и такого друга очень даже стоит иметь. Твоя очевидная холодность дает основания предположить, что в прошлом я причинил тебе некое зло. Что ж, политика дело жестокое. В борьбе за народное благо я не мог не причинить отдельным и даже многим личностям тяжкое зло. Но если ты действительно взойдешь на Гибельное Сиденье, тебе понадобятся союзники. И ты не сможешь особо привередничать, чисты ли, мол, их руки. Так что достигнуть взаимопонимания было бы в наших обоюдных интересах.

Лестница закончилась, и они оказались в небольшой прихожей. Справа была деревянная двустворчатая дверь, украшенная резными, крайне непристойными изображениями Грангузье[58] и Фальстафа — то ли реальных, то ли мифических героев хазарской династии, правившей когда-то Вавилоном.

— Позволь, я кое-что тебе покажу.

От прикосновения Флориановой ладони дверь распахнулась, представив взору обширную библиотеку с кожаными креслами, пепельницами, читальными столами и газетными стойками. Как только они вошли, в воздух взмыли эльфийские огоньки, залившие все огромное помещение мягким золотистым светом.

Пройдя по безбрежному, как океан, шелковому кашанскому ковру, узором которому служила пиктографическая история мира, они остановились прямо на Вавилоне. Вилл с любопытством запрокинул голову к куполообразному потолку, настолько высокому, что для доступа к книжным стеллажам, тянувшимся по всем стенам, потребовалась даже не просто галерея, а трехъярусная. Столь безумное расточение пространства — а в этих кварталах и вдвойне безумное — производило впечатление много большее, чем могла бы произвести гора бриллиантов и рубинов. В воздухе тихо вращались глобусы всех известных миров с аккуратно обозначенными названиями городов, народов и крупных массивов суши.

— Здесь, — сказал Флориан, вдавливая окурок в пепельницу, — мы положим конец всем загадкам. — Он взял с ближайшего стола небольшую деревянную коробочку, подбросил ее, поймал и поставил на прежнее место. — Ничего такого с виду особенного, верно?

Вилл почувствовал в учтивой улыбке Флориана ту же самую напряженную силу, какая ощущалась в немигающем взгляде мантикора. Он находился на чужой, незнакомой и очень опасной территории. Лучше всего было бы сбежать, да где тут сбежишь?

— Да, в общем-то, да.

— А ты попробуй поднять ее со стола.

Вилл попробовал. Сперва небрежно, одной рукой, потом двумя. И без всякого толка. Он поставил ноги поудобнее и потянул треклятую деревяшку изо всех, что были, сил. Но хотя от усилий на лбу его выступил пот, коробочка даже не шелохнулась.

— Фокус какой-то, — пробурчал он, оставив свои тщетные старания. — Электромагнит и железяка внутри?

— Какая там железяка, — рассмеялся Флориан. — Эта коробочка вырезана из древесины Иггдрасиля, мирового древа. Сдвинуть ее с места или открыть не под силу и всем, вместе взятым, армиям мира. Это могут сделать только члены нашей семьи. Но при всем при том эта коробочка — ерунда, пустая игрушка. Она служит лишь для того, чтобы хранить действительно драгоценный предмет… Ты видишь перед собой, — сказал он, открывая коробочку, — величайшее из сокровищ рода Л'Инконну.

В коробочке было пусто.

Флориан побледнел. Сперва его кожа стала белой как снег, а затем с негромким потрескиванием озона вокруг его головы засветился нимб. Его лицо превратилось в мертвую маску, глаза — в черные омуты бешенства. По залу пронесся ветер, газеты срывались со стоек и взмывали под потолок. Ну да, Флориан был пакостным щенком, но он же был и силой. Прямо здесь, на глазах он вырос на добрый фут и стал соответственно шире. Угрожающе надвинувшись на Вилла, он одной рукой схватил его за жилет и легко, как пушинку, вскинул вверх.

— Что ты с ним сделал?!

— Я не знаю, о чем это ты! — крикнул Вилл. Флориан сорвал с Вилла маску и ощупал взглядом его лицо.

— Нет, ты мне вроде бы не знаком, — сказал он наконец голосом, дрожащим от бешенства. — Ну как мог сделать такое тот, кого я даже не знаю?

— За то время, босс, пока я здесь, он ничего такого не делал, — вмешался мантикор. — Я следил за этим крысенком бдительно, как ястреб.

С ревом отчаяния Флориан отшвырнул Вилла прочь.

— Сиди здесь, следи за ним в оба, — приказал он мантикору. — Я схожу за Талвегссоном, уж он-то знает, что в таких случаях делают. — В дверях он обернулся. — Если этот тип попытается убежать, оборви ему руки и ноги. Но только чтобы остался жив и мог отвечать на вопросы.

Двери за ним с грохотом захлопнулись.

После того как Вилл соскреб себя с пола и снова надел маску, что тут же превратило его в Пьеро, мантикор широко зевнул и разлегся плашмя на ковре.

— Лопух ты, вот что я скажу, — заметил он, словно продолжая какой-то разговор. Перья на спине его аккуратно улеглись, но длинный, суставчатый, с жалом на кончике хвост продолжал беспокойно метаться, словно хвост настороженного кота. — Не знаю, как уж это у тебя получилось — считается, что открыть Флорианову коробочку может только чистокровный Л'Инконну, — но ты бы все-таки думал, кого стоит чистить, а кого нет.

— Мне надо вернуться на бал, — сказал Вилл.

— Мы оба с тобой прекрасно знаем, что об этом можно забыть. — Мантикор лениво прикрыл глаза. — Но если ты хочешь попробовать, я охотно дам тебе фору в десять шагов.

Его дыхание становилось все реже, хвост перестал метаться и лег на ковер.

Он слишком уж уверен в себе, прошептал дракон. Дай мне полную волю, и один к одному, что эта тварь будет дохлой, как половик под ногами, не успев даже понять, что же это с ним происходит.

Такие шансы Вилла не слишком устраивали, а потому он стал торопливо припоминать все, чему научился со времени приезда в Вавилон. Вот что сделал бы при таких обстоятельствах Нат? Что-нибудь очень ловкое, можно не сомневаться. Но Вилл отнюдь не чувствовал себя ловкачом. А что бы сделал Салем Туссен? Об этом стоило подумать.

— Я не вижу никаких причин, мешающих нам подружиться, — начал Вилл. — Ну чем я могу убедить тебя, что мы с тобой на одной стороне?

— Не могу себе даже представить, — сказал мантикор и чуть-чуть приоткрыл глаза.

— Тогда позволь мне сделать тебе предложение. — Вилл медленным движением достал из кармана бумажник, а затем еще более медленно открыл его и пересчитал лежащие в нем деньги. — У меня тут тысяча триста долларов. — Он положил бумажник на пол и осторожно отступил на три шага. — Позволь мне уйти отсюда живым и здоровым, и все они станут твоими.

Мантикор лениво встал, зевнул, потянулся и подошел к бумажнику. Его жуткая когтистая лапа осторожно перебрала купюры. Его синие, небесной красоты глаза встретили взгляд Вилла. Он широко улыбнулся:

— Проходи, дружище.

Вилл выскользнул из библиотеки, закрыл за собой дверь и помчался по лестнице вверх. Мотай отсюда на хрен, — посоветовал дракон, — и в кои-то веки Вилл с ним полностью согласился.

Но сколько бы Вилл ни пытался, он не мог найти выход. Он словно попал в лабиринт или запутался в бредовом сне. В какую бы сторону он ни поворачивал, рано или поздно каждый коридор выводил его к бальному залу. Ситуация представлялась крайне кислой, и все-таки, как ни странно, он ощущал подъем. Казалось, что вся энергия, ушедшая у него на танцы и пустую болтовню, вдруг вернулась едва ли не с добавкой. Над ним висела страшная опасность, и он мог с нею справиться. Вот только уйти бы подальше от этого бального зала.

А вот этого-то он и не мог.

Ну что ж, тогда оставался единственный выход, хотя слово «выход» не совсем здесь подходит.

За время его отсутствия в зале на небе взошла луна. Большая и рыжая, как перезревшая тыква, она висела прямо над горизонтом. Не обращая внимания на всю эту ораву эльфов, которые пялились на него и громко шушукались, Вилл стал искать глазами Алкиону.

Вспышка красного в глубине террасы.

Он пошел прямо к ней.

Вилл небрежно взял Алкиону за руку, словно они друзья, решившие прогуляться, и глаза ее потемнели от гнева. Ее свободная рука чуть приподнялась с намеком на намерение отвесить ему пощечину, однако она себя сдержала. Это было предупреждение.

— Мне, сударь, совсем не требуется внимание мелких ловчил.

— Улыбайся. — Вилл говорил, едва шевеля губами. — Они обнаружили кражу.

— Это невозможно. С какой бы стати…

— Флориан решил показать мне это кольцо. — Вилл приблизил губы к уху Алкионы, словно собираясь ласково куснуть ее за мочку, и прошептал: — Сейчас я тебя поцелую. Попробуй получить от этого удовольствие. Или хотя бы сделай вид. Затем отстранись, возьми меня за руку и тащи к ближайшей двери. Не надо никакой излишней тонкости. Я твоя добыча. Все они будут тебе завидовать. Мы уйдем, и очень важно, чтобы никто не догадался почему.

В холле толпились слуги, ливрейные карлики и хайнты, поэтому сперва, пока коридор не свернул в сторону, они шли вроде как не торопясь. А затем Алкиона выпустила руку Вилла, сбросила туфли, подобрала подол и помчалась со всех ног. Вилл помчался следом.

— Все пути к выходу ведут мимо фаты Л 'Инконну и этого карлика, ее consiglieri [59]. К этому времени там уже выставлена охрана. К счастью, я предусмотрела такой вариант и заготовила себе путь отхода.

— Нам, ты имела в виду.

— Только если у меня не будет выбора.

— У тебя его нет.

Алкиона остановилась перед ничем не приметной дверью. От ее прикосновения дверь открылась, и они вошли.

Свет в этой комнате был только тот, что проникал из окна, однако Вилл рассмотрел кровать под балдахином, призывно вздымавшимся от дувшего с балкона ветерка. Такого ложа не постыдилась бы и сама Астарта. Пахло пудрой, духами и розами. Будь обстоятельства другими, здесь бы стоило задержаться.

Алкиона вышла через балконную дверь.

— Поторапливайся, жопа.

Вилл поторопился. На балконе Алкионовгиппогриф, оседланный и в полной готовности, мирно общипывал горшки герани. Глаза у него были большие как блюдца и красные как гранаты. И эти глаза внимательно взглянули на Вилла.

Вилл протянул руку, чтобы погладить чудище по голове.

— Ты там не очень, — беззаботно бросила Алкиона, — а то он кусается.

Вилл отдернул руку, и в тот же самый момент там, где только что были его пальцы, щелкнул страшный иззубренный клюв.

Алкиона не протянула руку, чтобы подсадить Вилла в седло, но и не стала мешать ему забраться. Ее платье зацепилось за луку седла, и она, не раздумывая, разодрала его двумя руками снизу до самого паха, чтобы сесть на чудо-коня понадежнее, пробормотав при этом: «Зараза, ведь оно от Гивенши», а затем натянула поводья, и гиппогриф сиганул с балкона.

Огромные крылья раскрылись и поймали ветер. Они полетели.

Сразу же выяснилось, что лететь на гиппогрифе совсем не то что скакать на коне: с одной стороны, нет той тряски, с другой — как-то слишком уж необычно. Но это вполне соответствовало возбужденному состоянию Вилла. Он на свободе! Он остался жив! Он может делать все, что угодно! Это было невероятное ощущение, лучшее из возможных. Ему уже хотелось вернуться и сбежать еще раз.

Алкиона громко смеялась, и Вилл неожиданно сообразил, что и он смеется тоже. А тем временем сильные размеренные взмахи крыльев несли гиппогрифа уже над заливом Демонов. Окна покинутого ими Вавилона становились все меньше и меньше, в то время как сам город не уменьшался, он все так же заполнял половину неба. В холодном воздухе густо висели запахи гиацинтов и солярки.

— Слушай, скажи мне одну вещь, — начал Вилл, когда они отсмеялись. — Этот зверь не был привязан. Как я понимаю, он прилетел на твой зов. Так чего же ты не позвала его прямо оттуда, с террасы?

Алкиона обернулась и смерила его жестким взглядом. Ее улыбка не сулила ничего хорошего.

— Даже странно слышать такой вопрос от паяца. — Привязав поводья к руке, она перекинула через круп гиппогрифа сперва одну ногу, а потом и другую, так что оказалась в результате лицом к Виллу. — Ну-ка, посмотрим, на что ты похож. — Она сорвала с него полумаску, а вместе с ней исчез и костюм Пьеро. — Хмм. Малость шероховато и с заусенцами, но совсем не так плохо, как можно бы ожидать.

— Ты не… зачем ты это?

— Успокойся и расслабься.

Она сдернула с него пиджак смокинга и развязала его галстук. Трепыхаясь, как птицы, они улетели в ночь. Ухватив его рубашку двумя руками, она с силою дернула. Запонки и вырванные с мясом пуговицы брызнули по сторонам. Если раньше Виллу было немного прохладно, то теперь стало холодно.

— Я спасла твою задницу, — сказала она, — и теперь предъявляю права на традиционную награду героя, в данном случае — героини. Ложись и получай удовольствие, если сможешь. Или хотя бы сделай вид.

— Да что это ты делаешь! — крикнул Вилл, когда его рубашка белоснежным буревестником улетела вслед за пиджаком; лохмотья Алкиониного платья бились на ветру, хлестали его по лицу и рукам, а всклокоченные, трепещущие волосы делали ее похожей на горгону Медузу. — Ничего ты меня не спасала, это я спас тебя!

Алкиона толкнула Вилла ладонью в грудь, так что он почти упал на спину. Затем она рванула ширинку его брюк — у него уже, конечно же, стоял — и сказала:

— Давай будем рассказывать эту историю в моем варианте, ладно? А пока что подними, пожалуйста, задницу над седлом.

Не имея особых вариантов, Вилл послушался, после чего она сорвала с него брюки и отправила их вслед за прочими элементами его туалета. Больше снимать с него было нечего. Клочья Алкиониного платья полоскались на ветру, словно красные вымпелы. Куски ее тела появлялись и исчезали с такой трепещущей скоростью, что их было толком не разглядеть. Медленно, с томительными остановками Алкиона нагнулась над Виллом. Он уже чувствовал, как к его члену приближаются ее губы.

А затем, вздернув Вилла за ноги, перекинув через себя, Алкиона сбросила его со спины гиппогрифа. Он полетел, кувыркаясь, в пустоту.

Это были мгновения чистого, ослепительного ужаса, а затем его ударила вода, жесткая, как деревянный пол. Вокруг него вскипели пузырьки.

Задыхаясь и хватая ртом воздух, Вилл вынырнул на поверхность.

Гиппогриф описал круг и снова пролетел над ним, лихая наездница была вне себя от восторга.

— Бедняжка Вилл! — кричала она, давясь от хохота. — Какой восхитительный финал идеального вечера! Ну у кого и когда было такое роскошное первое свидание!

— Гарпия! — орал ей Вилл, бессильно грозя кулаком. — Горгона! Грымза! Сука заразная!

Алкиона натянула поводья, и гиппогриф повис на месте, взбивая воздух своими огромными крыльями. Сбросив в клочья изодранное платье, она достала из седельной сумки и надела футболку с эмблемой «Хард-рок-кафе», перехватила поводья одной рукой, достала из той же сумки джинсы, встряхнула их, чтобы расправились, и тоже надела.

— Пока, старина, еще увидимся. Хорошо мы поразвлекались.

Натянув поводья, она устремилась в небо.

Вилл смотрел вслед таявшему в ночи гиппогрифу с какой-то дурацкой смесью гнева и желания, пытаясь силой мысли заставить ее вернуться. Но нет. Гиппогриф на миг нарисовался на фоне огромной рыжей луны, а затем становился все меньше и меньше, пока не затерялся крошечной пылинкой в сонме пылинок, роившихся в ночи.

Все это время Вилл бестолково лупил руками по воде, а теперь осмотрелся и увидел, что находится менее чем в миле от берега. Видимо, Алкиона полетела не прямо в сторону залива, как он думал все это время, а где-то свернула по направлению русла Тихона. Так что все обстояло не так уж и скверно. А ведь могла бы сбросить его далеко в море, и тогда уж точно конец.

Вилл немного отдышался и поплыл к пристани. Затем он перестал работать руками и оглянулся через плечо на огромную, все еще низко висевшую луну. Где-то там была его воровка.

— Ну ладно, — вздохнул он. — Первый раз прощается, второй раз запрещается, будем надеяться на третий.

И продолжил свой долгий и скучный заплыв.

Начав абсолютно голым, без единого гроша в отсутствующем кармане, Вилл потратил полных три дня, чтобы воровством и попрошайничеством, ласками и сказками заработать на обратную дорогу в Вавилон. Можно было бы уложиться и в половину этого времени, однако гордость обязывала его вернуться домой достаточным с количеством денег, чтобы заплатить за смокинг, буде Нат решит списать безвозвратные потери на его счет.

Но тогда, в самые первые часы, он очень страдал от холода и отчаяния.

Слушая историю его злоключений (немного причесанную), Нат хохотал почти до колик.

— Ну, силен ты, сынок! Почти так же силен, как я!

— А мне казалось, что я только все испоганил. Политическая полиция хочет всерьез нами заняться. Флориан меня ненавидит. А Алкиона знает едва ли не все.

— А есть у кого-нибудь хоть какие-нибудь доказательства?

— Хмм… да нет.

— Так в чем же дело? И не беспокойся насчет врагов — чтобы эта штука сработала, враги нам просто необходимы. А если по большому счету, главное тут — просто позабавиться. Ты позабавился? Ну и ладушки.