Из выполненного Хади Бенотто перевода томов, обнаруженных в Дар‑эс‑Балате 9 page

Я заверяю свою Общину Сестер, что то, что я пишу дальше, есть доподлинные слова Господа Лето:

«Я определенно знаю, что, когда я перестану физически присутствовать среди вас, меня будут задним числом считать животным, лишенным человечности, страшным порождением Пустыни, на меня будут смотреть, как на тирана».

Это достаточно честно. Я действительно был тираном.

Тиран – это не только человеческое понятие, он не безумец – он просто тиран. Но даже вполне заурядные тираны имеют мотивы поступков, у них есть чувства помимо тех, которые приписывают им придворные историки. Но обо мне будут вспоминать, как о великом таране. Поэтому мои чувства и мотивы сохранятся в более водном виде, пока их окончательно не извратят историки. У истории есть способы возвеличивать некоторые характеры и отбрасывать другие.

Люди постараются понять меня и втиснуть в какие‑то привычные для себя рамки. Они будут искать истины. Но истина всегда несет на себе отпечаток двойственности слов, которыми ее пытаются выразить.

Вы не сможете меня понять. Чем сильнее вы будете стараться, тем больше будете вы удаляться от истины, пока наконец я не превращусь в вечный миф о живом Боге!

Вот так обстоят дела. Я не вождь и не поводырь. Я – Бог. Я отличаюсь от вождей и поводырей Бог не несет ответственности ни за что, кроме бытия. Бог принимает все и, таким образом, не принимает ничего. Бога надо определить, но он все равно остается безымянным. Бог не нуждается в духовном мире. Мой дух живет во мне и отвечает на мои малейшие движения. Я делюсь с вами только потому, что это доставляет мне удовольствие – делиться с вами тем, чему научил меня мой дух. Именно он и есть моя истина.

Берегись истины, дорогая Сестра. Хотя многие искали ее, истина может оказаться опасной для того, кто это делает. Гораздо легче поверить в миф или умиротворяющую и ободряющую ложь. Если вы найдете истину, пусть даже временную, она может потребовать, чтобы вы совершенно изменили свой образ жизни. Спрячьте истину за словами. Тоща вас защитит естественная двойственность языка. Слова воспринять гораздо легче, чем дельфийские пророчества. С помощью слов можно кричать свою истину хором.

Но почему никто не предупредил меня об этом?

Я предупредил тебя. Я предупредил тебя примером, а не словами.

Слова неизбежно избыточны. Ты и сейчас записываешь их в своей замечательной памяти. Настанет день, когда люди обнаружат мои записки – в них тоже всего‑навсего слова. Бессловесные движущие причины страшных событий лежат непосредственно под их поверхностью. Я предупреждаю тебя, что чтение моих слов может тебе повредить. Будь глухой! Нет никакой необходимости слышать, нет нужды ничего запоминать. Как успокаивает человека способность забывать, но как она опасна!

Такие слова, как мои, давно считаются обладающими таинственной силой. Существует тайное знание, которое можно использовать для управления забывчивыми. Моя истина – это содержание мифов и лжи, с помощью которых тираны манипулировали массами в своих корыстных целях.

Видишь, я поделился с тобой всем, даже величайшей тайной, тайной, с помощью которой я построил свою жизнь. Я открыл тебе эту тайну обычными словами: «Единственное прошлое, которое вечно пребывает внутри тебя, – бессловесно».

Бог‑Император замолчал. Я осмелилась спросить его: «Это все слова, которые велит сохранить в памяти мой господин?»

– Да, это все слова, – ответил он, и мне показалось, Что он стал очень грустным и обескураженным. Казалось, этими словами он высказал свое последнее завещание. Я припомнила, что он сказал, что не увидит меня больше никогда в жизни, меня охватил страх, но я была очень благодарна моим учителям за тренировку – страх не от разился на звучании моего голоса.

– Господь Лето, – сказала я, – для кого предназначены те записки, о которых вы говорите?

– Для потомков, которые будут жить по прошествии тысячелетий. Я персонализирую своих скрытых во тьме будущего читателей, Сестра Ченоу. Я думаю о них, как о дальних родственниках, которые проявят любопытство к истории своей семьи. Они будут гореть желанием открыть для себя драмы, о которых могу поведать Только я. Они захотят связать эти драмы со своей жизнью. Они захотят смысла, а не слов, они будут жаждать истины!

– Но вы же сами предупредили меня об опасности истины, господин, – сказала я.

– Да, это так. Вся история – это разрушительный инструмент в моих руках. О, я накопил в себе столько прошлого, столько фактов – но эти факты изменятся, когда я стану употреблять их по своему усмотрению. Что я говорю тебе сейчас? Это дневниковая запись, то есть опять‑таки слова.

Господь Лето снова замолчал. Я взвесила содержание его слов, сравнила их с предупреждениями Преподобной Матери Сиаксы и с тем, что говорил мне Бог‑Император. Он сказал, что я – его вестник, и поэтому я почувствовала себя под его защитой и могу осмелиться на большее, нежели другие. Поэтому я спросила:

– Господь Лето, вы сказали, что больше не увидите меня. Означает ли это, что вы скоро умрете?

Я клянусь истинностью своего отчета – Господь Лето рассмеялся в ответ на мои слова! Потом он сказал:

– Нет, уважаемая Сестра, умрешь ты. При этом ты не станешь Преподобной Матерью. Не надо печалиться по этому поводу и связывать этот факт с твоим пребыванием здесь, ибо то, что ты будешь моей посланницей, сохранишь мои слова для потомства, даст тебе нечто гораздо большее. Ты станешь интегральной составляющей моего мифа. Наши будущие родственники будут молиться на тебя за то, что некогда ты встретилась со мной.

Господь Лето снова рассмеялся, но это был добрый смех, и он тепло улыбнулся мне. Мне очень трудно выразить это словами с той точностью, на которую претендует данный отчет, но дело в том, что, когда Господь Лето произнес свои ужасные слова, я почувствовала, что нас с ним связывают неразрывные дружеские узы, словно эти узы имеют физическую природу, связывая нас так, что это невозможно выразить никакими словами. Только в этот момент я поняла, что такое бессловесная истина. Это произошло, и у меня нет слов, чтобы это описать.

Примечание архивариуса

На фоне тех великих событий, которые имели место, данный отчет представляет собой не более чем заметки на полях Истории, интересные только тем, что являются одними из самых ранних свидетельств существования записок Лето. Для тех, кто пожелает ознакомиться с отчетом Сестры Ченоу, приводим ссылку на архивную запись: Ченоу, Святая Сестра Квинтиниус Виолет: Отчет Ченоу, и Непереносимость меланжи, медицинские аспекты.

(Примечание: Сестра Квинтиниус Виолет Ченоу умерла на пятьдесят третьем году своего членства в Общине Сестер. Причина смерти приписывается непереносимости Пряности, которую она принимала в попытке достичь статуса Преподобной Матери).

***

Наш предок, Ассур‑назир‑апли, жесточайший из жестоких, захватил трон, убив для этого собственного отца, и начал править мечом и кровью. Он завоевал область озера Урумия, что открыло ему путь в Коммоген и Хабур. Его сын обложил данью Шуйтес, Тир, Сидон, Джебель, его подданным стал даже Йегу, сын Омри, чье имя внушало страх тысячам людей. Завоевания, начатые Ассуром‑назир‑апли привели его армии в Мидию, а оттуда в Израиль, Дамаск, Едом, Арпад, Вавилон и Умилу. Кто помнит теперь эти географические названия? Я и так сделал достаточно намеков; попробуйте теперь угадать, что это за планета.

(Похищенные записки)

Воздух был особенно густым на том отрезке Королевской Дороги, который заканчивался плоской площадкой, ведущей к мосту через реку Айдахо. Поворачивая направо, дорога выходила за пределы огромной рукотворной скалы. Идя рядом с Императорской тележкой, Монео смотрел на вымощенную ленту дороги, взбегающую на гребень горы и переходящую в стальные, казавшиеся кру жевными, конструкции моста, до которого оставалось еще около километра.

Река, глубоководная в расселине, делала резкий изгиб и, пройдя каскад из нескольких водопадов, уходила вправо, к дальней оконечности Запретного Леса, где отвесные скалы упирались своими подножиями в берега. В этом предместье Онна находились благоухающие сады, поставлявшие фрукты для населения города.

Монео смотрел на реку. Вершина каньона освещалась ярким утренним солнцем, а остальное русло нежилось в тени, монотонность которой нарушали лишь серебристые брызги водопадов.

Дорога ярко сияла в лучах утреннего солнца, а овраги, спускавшиеся к ней с обеих сторон, зияли узкими черными тенями, словно стрелы, указывающие верный путь. Идти по дороге было уже довольно жарко, в воздухе дрожало знойное марево, предупреждая наступающий день.

Мы точно успеем в город до наступления жары, подумал Монео.

Он трусцой бежал по дороге, проявляя усталое терпение, как и всегда в этом месте. Взгляд его остановился на оврагах – в одном из них ждут музейные фримены со своей петицией – так он, во всяком случае, договорился с ними. Теперь их уже не остановить, а в Боге‑Императоре все больше и больше проявлялись черты червя.

Лето услышал фрименов намного раньше, чем Монео.

– Прислушайся! – приказал Император.

Монео превратился в слух.

Лето перекатил свое длинное тело по дну тележки, выпрямил спину и, открыв защитный пузырь, стал внимательно вглядываться вперед.

Монео прекрасно понимал, что происходит. Лето, чувства которого были намного сильнее, чем у любого из смертных, ощутил впереди источник беспокойства. Фримены начали продвигаться к дороге. Монео позволил себе отстать от тележки на один шаг, продолжая двигаться за ней на положенной дистанции. В этот миг он и услышал приближение людей.

Послышался шорох гравия.

Появились первые фримены, выходящие из расселин и оврагов по обеим сторонам дороги приблизительно в ста метрах впереди кортежа.

Дункан Айдахо, опередив своих гвардейцев, догнал Монео.

– Это фримены? – спросил Айдахо.

– Да, – ответил мажордом и заметил, что Лето прижал тело ко дну тележки.

Музейные фримены собрались на дороге компактной группой и сбросили с себя плащи, под которыми были надеты красно‑пурпурные наряды. Монео едва не задохнулся. Фримены были одеты как паломники – под цветной одеждой угадывались черные рубашки. Те, кто был на переднем плане, держали в руках свернутые трубкой бумажные листки. Они размахивали свитками, а вся группа принялась петь и приплясывать, продвигаясь в направлении придворного кортежа.

– Петиция, господин! – кричали первые. – Выслушай нашу петицию!

– Дункан! – крикнул Лето. – Очисти от них дорогу!

Голос Лето не успел затихнуть, как сквозь толпу придворных вперед ринулись Говорящие Рыбы – выполнять приказ своего Бога. Айдахо подал знак к атаке и сам бросился навстречу приближающейся толпе. Гвардейцы построились фалангой, во главе которой встал Дункан.

Лето одним ударом смял воздушный пузырь и, ускорив движение тележки, закричал громовым голосом: «Убирайтесь вон! Убирайтесь!» Музейные фримены, видя, что вперед двинулись гвардейцы, а тележка начала набирать скорость, расступились, освободив середину дороги. Монео, принужденный бежать рядом с повозкой, с изумлением увидел, что фримены нагло нарушают всю программу подачи петиции.

Толпа поющих речитатив фрименов вдруг словно по команде сбросила пестрые одеяния, оказавшись в один миг в точно такой же черной форме, какую носил Айдахо.

Что они делают? – в ужасе подумал Монео.

Он не успел додумать до конца свою мысль, как увидел, что лица фрименов словно тают и превращаются в одно лицо – лицо Дункана Айдахо.

– Лицеделы! – дико крикнул кто‑то.

Лето тоже был захвачен вихрем стремительно развивающихся событий, топотом множества ног по дороге, воинскими командами, под которые Говорящие Рыбы строились в фалангу. Разогнав тележку, Лето вплотную приблизился к гвардейцам, зазвенел звонок, заревел клаксон Императорской тележки, сбив с толку даже некоторых Говорящих Рыб, которых тренировали, вырабатывая привычку к этому шуму.

В этот миг просители отбросили в сторону плащи, и их лица замерцали необыкновенным сходством с лицом Айдахо. Лето услышал крик: «Танцующие Лицом!» и даже узнал голос – это кричал клерк из императорской бухгалтерии.

Первой реакцией Лето было изумление.

Гвардейцы сошлись с Танцующими Лицом. Пение сменилось кликами сражающихся. Лето узнал боевой клич тлейлаксианцев. Плотное кольцо Говорящих Рыб сомкнулось вокруг одетого в черную форму Айдахо. Женщины выполняли приказ Лето, который велел им беречь своего командира в бою.

Но как они смогут отличить его от остальных?

Лето резко остановил свою повозку. Отсюда он ясно видел Говорящих Рыб, которые яростно работали своими дубинами. Солнце сверкало на клинках отравленных ножей. Раздавался резкий скрежещущий звук выстрелов лазерных ружей. Этот звук бабушка Лето описывала, как «самый страшный звук в нашей вселенной». Из передних рядов воинов доносились хриплые яростные крики.

Лето среагировал на первые же выстрелы ружей. Он повернул тележку с дороги направо, снял ее с колес и поставил на шагающую подвеску и направил ее в гущу Танцующих Лицом, стараясь отыскать слабое место в их боевых порядках. Описывая короткие дуги, Лето начал поражать нападавших слева, ощущая соприкосновение металла с живой плотью. От этих ударов полилась кровь. Лето направил тележку в овраг, потом поднялся по его зубчатой стене наверх, на наблюдательный пункт, где он и остановился, будучи вне досягаемости огня ручных лазерных ружей.

Какой сюрприз!

Все огромное тело Бога‑Императора сотрясалось от неудержимого хохота. Изумление его постепенно улеглось.

Со своего места Лето хорошо видел мост и поле битвы. Тела лежали повсюду, даже в оврагах. На трупах были роскошные одежды придворных, форма Говорящих Рыб, окровавленные черные мундиры Танцующих Лицом. Уцелевшие придворные столпились подальше от сражающихся. а Говорящие Рыбы сновали между телами и наносили поверженным врагам удары ножами, чтобы убить их наверняка.

Лето напряженно искал взглядом черную форму Айдахо, но не мог найти. Ни одной стоящей на ногах фигуры в черном! Лето на мгновение растерялся, потом разглядел группу Говорящих Рыб среди толпы придворных, а среди женщин фигуру обнаженного мужчины. Совершенно голого!

Это был Дункан! Голый! Ну конечно! Дункан Айдахо без формы не был Танцующим Лицом.

Лето снова охватил приступ смеха. Какое это было потрясение для атакующих. Они, очевидно, не были готовы к такому повороту событий.

Лето спустился на дорогу, вновь поставил тележку на колеса и покатился по мосту. Он пересекал мост с ощущением чего‑то уже виденного, воскресив в памяти воспоминания о тысячах мостов, служивших полем битвы и усеянных трупами. Освободив мост и вырвавшись из кольца своих гвардейцев, Дункан бегом бросился к тележке, отталкивая ногами трупы и огибая их на ходу. Лето остановил тележку и ждал, когда Айдахо подбежит к нему. Начальник Говорящих Рыб был похож на греческого воина‑вестника, который спешит принести царю сообщение о победе над неприятелем. Исторические факты переполнили память Лето.

Айдахо резко остановился возле тележки. Лето открыл пузырь.

– Танцующие Лицом, все как один, будь они прокляты! – едва переведя дух, прокричал Дункан.

Не пытаясь скрыть удивления, Лето спросил:

– Чья это была идея раздеться?

– Моя! Но они не дали мне сражаться!

Монео подбежал к тележке вместе с группой гвардейцев. Одна из Говорящих Рыб бросила Айдахо синий плащ Говорящей Рыбы, крикнув при этом:

– Мы стараемся найти целый комплект обмундирования на каком‑нибудь трупе.

– Я разорвал свою форму, – пояснил Дункан.

– Ускользнул ли кто‑нибудь из Танцующих Лицом? – спросил Монео.

– Ни один, – ответил Айдахо. – Я признаю, что женщины – хорошие бойцы, но почему они не дали мне вмешаться…

– Потому что по уставу они обязаны тебя защищать, – сказал Лето. – Они всегда защищают самое ценное…

– Четверо из них погибли, не пуская меня в схватку! – возмутился Айдахо.

– Всего мы потеряли около тридцати человек, господин, и подсчет еще не окончен, – сказал Монео.

– Сколько было Танцующих Лицом? – спросил Лето.

– Похоже, что их было около пятидесяти, господин, – ответил Монео. Лицо его было озабочено.

Лето усмехнулся.

– Над чем вы смеетесь? – гневно Спросил Айдахо. – Больше тридцати наших людей…

– Но как же неумелы были тлейлаксианцы, – проговорил Лето. – Вы не можете себе представить, что каких‑нибудь пятьсот лет назад они были бы намного эффективнее и намного опаснее. Трудно себе представить, что они разыграли бы этот пошлый и глупый маскарад. И они не смогли предугадать твой блестящий ответ!

– У них были лазерные ружья, – сказал Айдахо.

Лето развернул передние сегменты своего массивного корпуса и указал на отверстие, прожженное в куполе балдахина, – края отверстия были оплавлены.

– Есть еще несколько попаданий внизу, – сказал он. – По счастью, не были задеты подвеска и колеса.

Айдахо с удивлением воззрился на отверстие – оно находилось на одном уровне с телом Лето.

– Они не попали в вас? – спросил он.

– Попали, – ответил Лето.

– Так вы ранены?

– Лучи лазера для меня безвредны, – солгал Лето. – Когда у нас будет время, я это продемонстрирую.

– Но для меня они не безвредны, – сказал Айдахо, – и для моих гвардейцев тоже. Мы должны получить защитные пояса.

– Защитные палевые пояса запрещены в Империи – ответил Лето. – Их ношение карается смертью.

– Защита – это большой вопрос, – вмешался в разговор Монео.

Айдахо, решив, что Монео спрашивает о том, что такое защитный пояс, охотно пустился в объяснения.

– Пояс образует силовое защитное поле, которое отталкивает от себя любой объект, который входит в него на опасной скорости. Но у этой защиты есть один существенный недостаток. Если силовое поле пересекается с лучом лазера, то в результате происходит взрыв, равный по мощности взрыву водородной бомбы, и этот взрыв поражает как атакующего, так и его цель.

Монео недоуменно взглянул на Айдахо, и тот утвердительно кивнул.

– Так что я хорошо понимаю, почему они запрещены, – продолжал Айдахо. – Полагаю, что Великая Конвенция относительно атомного оружия до сих пор действует.

– Действует, и даже лучше с тех пор, как мы выявили запасы атомного оружия у некоторых Семейств, изъяли его и переправили в безопасное место, – сказал Лето. – Но, думаю, что сейчас не время обсуждать подобные проблемы.

– Но мы можем обсудить более насущную проблему, – не сдавался Айдахо. – Сейчас мы выйдем на открытое место. Это очень опасно, и мы должны…

– Это традиция, и мы не станем ее нарушать, – отрезал Лето.

Монео склонился к уху Дункана:

– Ты начинаешь раздражать Господа Лето, – сказал мажордом.

– Но…

– Ты понял, насколько легче контролировать население, которое передвигается пешком? – спросил Монео.

Айдахо, только теперь все поняв, резко повернулся И посмотрел в глаза Монео.

Воспользовавшись паузой, Лето отдал необходимые распоряжения.

– Монео, позаботься, чтобы здесь не осталось никаких следов нападения, ни одного пятнышка крови, ни обрывков одежды – ничего.

– Слушаюсь, господин.

Айдахо повернулся на шум и увидел, что все, кто уцелел, даже те, кто был ранен и перевязан на скорую руку, подошли ближе, чтобы слышать разговор.

– Вы все, – обратился к ним Лето, – не должны никому рассказывать о том, что здесь произошло. Пусть об этом волнуются тлейлаксианцы, – он посмотрел на Айдахо.

– Дункан, каким образом в этот район проникли лицеделы, ведь здесь должны были находиться лишь музейные фримены?

Айдахо непроизвольно взглянул на Монео.

– Господин, это моя вина, – сказал тот. – Это я отвечал за фрименов, которые должны были подать вам свою петицию. Я уверил в этом Дункана Айдахо.

– Я хорошо помню о том, что ты упоминал о петиции, – произнес Лето.

– Я думал, что это позабавит вас, господин.

– Петиции меня не забавляют, а раздражают. И особенно меня раздражают петиции от людей, которые в моей схеме существуют только для того, чтобы сохранить Древние формы жизни.

– Господин, вы сами столько раз говорили, что эти Паломничества вызывают у вас непреодолимую скуку…

– Я совершаю эти паломничества отнюдь не для того, чтобы разгонять скуку этих ряженых!

– Мой господин?

– Эти музейные фримены ничего не смыслят в древнем образе жизни. Они хороши только в соблюдении внешней обрядности. Это, естественно, нагоняет на них страшную скуку, и они подают разнообразные петиции только для того, чтобы потешиться некоторым разнообразием. Вот что меня раздражает. Я не допущу никаких изменений и никакого разнообразия. Кстати, от кого ты Узнал о готовящейся петиции?

– От самих фрименов, – ответил Монео. – Была Деле… – он осекся на полуслове и нахмурился.

– Тебе были знакомы члены этой делегации?

– Конечно, господин, иначе я бы…

– Они мертвы, – вмешался в разговор Айдахо. Монео посмотрел на него непонимающим взглядом.

– Люди, которых ты знал, были убиты и заменены Танцующими Лицом.

– Это мое упущение, – признал Лето. – Мне следовало научить всех способу распознавать этих мимов. Я обязательно сделаю это – они стали слишком дерзкими в последнее время.

– Почему они так осмелели? – спросил Айдахо.

– Возможно, потому, что хотят отвлечь нас от чего‑то очень важного, – произнес Монео.

Лето улыбнулся мажордому. Как только его жизни начинает угрожать опасность, его ум начинает очень хорошо работать. Монео ошибся, приняв Танцующих Лицом за знакомых фрименов, и теперь понимал, что продолжение его службы зависит от того, проявит ли он те способности, за которые его выбрал Император.

– Итак, теперь у нас есть время приготовиться, – сказал Лето.

– От чего они хотят нас отвлечь? – спросил Айдахо.

– От другого заговора, который они плетут, – ответил Лето. – Они думают, что я жестоко накажу их за это нападение, но их ядро останется целым, и это благодаря тебе, Дункан.

– Но не похоже, что они собирались проигрывать эту схватку, – возразил Айдахо.

– Но они были готовы к такому повороту событии, – сказал Монео.

– Они полагают, что я не уничтожу их, потому что у них единственных хранятся исходные клетки моих Дунканов, – сказал Лето. – Ты меня понимаешь, Айдахо?

– И они правы? – спросил тот.

– Их подход неверен, – уклончиво ответил Лето. Он повернулся к Монео. – Мы должны прийти в Онн, не имея никаких следов нападения. Сменить форму, заменить мертвых и раненых гвардейцев новыми… и пусть все будет, как было.

– Убитые есть и среди придворных, – доложил Монео.

– Замените и их тоже, – распорядился Лето.

Монео поклонился.

– Слушаюсь, господин.

– Пошли в Цитадель за новым балдахином к моей тележке!

– Как прикажет мой господин.

Лето подал тележку назад, потом направил ее к мосту и, обернувшись, сказал:

– Дункан, ты будешь сопровождать меня.

Медленно и неохотно Дункан оставил Монео и других, и ускорив шаг, нагнал тележку и пошел рядом с ней, глядя на Лето.

– Что тебя тревожит, Дункан? – спросил Лето.

– Вы действительно считаете меня своим Дунканом?

– Конечно, точно так же, как и ты считаешь меня своим Лето.

– Почему вы не знали о готовящемся нападении?

– С помощью моего хваленого предзнания? – Да!

– Танцующие Лицом долго не привлекали моего внимания, – ответил Лето.

– Теперь, я полагаю, это отношение изменится?

– Не слишком сильно.

– Почему?

– Потому что Монео прав. Я не стану отвлекаться по мелочам.

– Они действительно могли вас убить?

– С определенной долей вероятности. Знаешь, Дункан, лишь немногие понимают, какой катастрофой станет моя смерть.

– Что замышляют тлейлаксианцы?

– Ловушку; я думаю – обыкновенную, милую ловушку. Они послали мне сигнал, Дункан.

– Какой сигнал?

– Началась новая эскалация отчаянных попыток совершить переворот. Это просто идея фикс у некоторых из Моих подданных.

Они перешли мост и начали взбираться на наблюдательный пункт Лето. Айдахо молча переваривал услышанное.

На вершине скалы Лето оглянулся и посмотрел на выжженную пустыню Сарьира.

За мостом, на месте нападения, слышался плач тех кто потерял в схватке своих близких. Своим обостренным слухом Лето различил голос Монео, который предупреждал их о том, что время траура должно быть по необходимости кратким, что в Цитадели остались другие близкие и что не стоит навлекать на себя гнев Бога‑Императора.

Их слезы высохнут и на лицах вновь появятся улыбки к тому времени, когда мы достигнем Онна, подумал Лето. Они думают, что я их презираю! Но какое значение это имеет в действительности? Это всего лишь маленькие нюансы в настроении тех, кто мало живет и мало думает.

Вид Пустыни успокоил Лето. С этого места не было видно реку, текущую на дне каньона. Она становилась видна, только если повернуться на триста шестьдесят градусов, в направлении Города Празднеств. Слегка повернувшись влево, Лето увидел опушку Запретного Леса. Зеленый ландшафт заставил Лето вспомнить о том, что Сарьир – это всего лишь жалкий остаток той могучей бескрайней Пустыни, перед которой трепетали не только обычные люди, но даже дикие фримены, которые кочевали по ней.

Это река, подумал Лето. Если я обернусь, то увижу плоды своих рук.

Рукотворная расщелина, с которой падали воды реки Айдахо, была простым расширением того пролома, который сделал Муад'Диб в Защитном Валу и сквозь который в Пустыню ворвались его легионы верхом на червях. Там, где сейчас течет вода, Муад'Диб во время бури входил в историю… и в то, что произошло после него.

Лето услышал знакомые шаги Монео, тот взбирался на смотровую площадку. Монео поднялся на вершину и остановился, стараясь отдышаться.

– Когда мы отправимся дальше? – спросил Айдахо.

Монео взмахнул рукой, призвав Айдахо к молчанию, И обратился к Лето:

– Господин, мы получили сообщение из Онна. Бене Гессерит предупредили нас о том, что вы будете атакованы близ моста.

Айдахо презрительно хмыкнул.

– Не слишком ли поздно пришло их предупреждение?

– Это не их вина, – сказал Монео. – Капитан Говорящих Рыб не поверила им.

Тем временем к смотровой площадке начали подтягиваться остальные члены свиты. Некоторые из них до сих пор не оправились от потрясения и еле волочили ноги. Вселяя в них бодрость, среди них сновали Говорящие Рыбы.

– Уберите гвардию из посольства Бене Гессерит, – распорядился Лето. – Направьте им послание. Скажите, что их аудиенция будет последней, но пусть они ничего не опасаются. Скажите им, что последние станут первыми. Они поймут этот намек.

– Как быть с Тлейлаксу? – спросил Айдахо.

Лето обернулся к Монео.

– Да, о Тлейлаксу… Мы пошлем им предупреждение.

– Какое, господин?

– После моего приказа, но не ранее. Посол Тлейлаксу будет подвергнут телесному наказанию и изгнан.

– Господин!

– Ты не согласен?

– Если мы хотим сохранить тайну, – Монео оглянулся на место побоища, – то каким образом мы объясним эту порку?

– Мы не станем ничего объяснять.

– Мы не приведем никаких причин?

– Никаких.

– Но, мой господин, пойдут слухи и разговоры…

– Я просто реагирую, Монео! Пусть моя бессознательная часть, которая действует автоматически, получит в этом деле полную свободу.

– Это породит большой страх, мой господин.

Айдахо расхохотался и встал между тележкой и Монео.

– Это же благодеяние для посла! Были правители, Которые за такое просто сожгли бы дурака на медленном огне.

Монео обратился к Лето через плечо Айдахо:

– Но, мой господин, это действие подтвердит, что Мы были атакованы.

– На Тлейлаксу об этом и так знают, – сказал Лею, – но они ничего об этом не скажут.

– И поскольку все нападавшие убиты… – вставил Айдахо.

– Ты все понял, Монео? – спросил Лето. – Если мы придем в Онн свеженькими и безмятежными, тлейлаксианцы сразу поймут, что потерпели сокрушительное поражение.

Монео оглянулся на придворных и Говорящих Рыб, которые с величайшим вниманием прислушивались к разговору. Редко им приходилось слышать такую откровенную беседу между Императором и его ближайшими помощниками.

– Когда мой господин подаст сигнал к наказанию посла? – спросил Монео.

– Во время аудиенции.

Лето услышал звук приближающихся орнитоптеров, увидел отблеск солнца на их винтах и крыльях и новый балдахин, подвешенный над машинами.

– Пусть поврежденный балдахин доставят в Цитадель и отремонтируют, – приказал Лето, все еще глядя на приближающиеся винтокрылые машины. – Могут возникнуть вопросы, тогда скажите мастерам, чтобы они говорили любопытным, что балдахин был поврежден песчаной бурей.

Монео вздохнул:

– Как будет угодно господину.

– Выше голову, Монео, – сказал Лето. – Теперь иди рядом со мной, а ты, Айдахо, следуй со своими гвардейцами впереди.

– Вы думаете, что может быть еще одна атака? – спросил Айдахо.

– Нет, но гвардию надо чем‑то занять. Смени форму. Я не хочу, чтобы ты носил одежду, запятнанную грязными тлейлаксианцами.

Айдахо поклонился и отошел. Лето дал знак Монео подойти как можно ближе. Тот склонился к открытому колпаку и приблизил лицо к лицу повелителя. Лето понизил голос: