Поистине, прекрасная женщина. 1 page

Корабль резво идет на полных парусах, рассекая волны. Якинахико стоит на носу корабля, глядя вперед. На его левой руке сидит ястреб-тетеревятник. Рядом ожидает Унаси, молодой помощник. Гребцы, суетящиеся на палубе, с почтением смотрят на Якинахико, лица у них довольные — наконец-то корабль поймал ветер. Якинахико и ястреб на носу судна смотрятся совсем как боги-защитники.

Ветер дует на славу. Судно, прибавив скорость, рассекает морские просторы. Мачта постоянно скрипит, и скрип этот, похожий на крик, режет слух. Ястреб выпячивает грудь навстречу сильному морскому ветру, и кажется, будто он летит по небу.

— Унаси, удивительная это вещь, корабль, — обращается Якинахико к помощнику, тихонько поглаживая пальцем острый клюв ястреба.

Унаси, до последнего момента страдавший от морской болезни, видимо, наконец, почувствовав себя лучше, бодро улыбается и смотрит на хозяина с почтением.

— Вот бы так плыть и плыть вечно.

Во взгляде Унаси проглядывают уважение к Якинахико и покорность. Якинахико — мужчина лет тридцати, в полном расцвете сил. Кожа у него белая, лицо благородное, рост под два метра, длинные руки и ноги, мощная грудь, густые черные волосы убраны в прическу-мидзура. Унаси же девятнадцать. Он физически хуже развит, чем Якинахико, худощав, и в нем еще многое сохранилось от подростка. Эти двое, которых можно принять за братьев с большой разницей в возрасте, путешествуют, охотятся с ястребом Кэтамару, когда им вздумается, и дороге их нет конца.

Для Якинахико, которому привычней передвигаться на лошади, это второе морское путешествие на корабле. Первый раз это случилось около года назад. Тогда ему захотелось сесть на корабль после встречи с людьми, чьи запястья были украшены браслетами из устричных раковин. Все жители земледельческой деревни на самом юге Ямаго носили такие браслеты: женщины и дети — маленькие на левом запястье, мужчины — белые и более толстые выше локтя на правой руке.

Когда Якинахико и Унаси верхом на лошадях въехали в деревню, их вышли встречать почти все жители деревни. Мужчины с испугом смотрели на лук со стрелами и большой меч Якинахико и отступили назад, увидев зеленый камень, украшавший его грудь. В Ямато было известно, что камень — символ высшего сословия. Женщины, подивившись красоте обоих мужчин, стали восхищаться одеянием Якинахико из белого шелка. Дети, не в силах сдержать любопытство, тормошили Кэтамару и потихоньку тянули ручонки к мечу Якинахико — за что Унаси сердился на них.

— А что это за браслеты у всех на руках? — поинтересовался Якинахико. В этот момент сквозь толпу протиснулся пожилой мужчина. Он почтительно ответил:

— Мужчины носят браслеты, изготовленные из стромбуса. Женщины и дети — из раковин моллюска-конуса. Для нас. земледельцев, самое важное — дождь. Поэтому тем, кто может заставить пойти дождь, мы даруем самые прекрасные браслеты. В нашей деревне такой человек — я, — с гордостью объяснил мужчина.

Вероятно, он был местным шаманом, что молится о ниспослании дождя. Шаман снял со своей руки браслет и протянул Якинахико. Браслет был увесистым, поверхность его украшал красиво вырезанный узор.

— Прекрасная работа. Где вы достали этот браслет? — с интересом спросил Якинахико.

— Далеко в море есть острова, которые называют архипелагом. Раковины добывают там. Потом обрабатывают и обменивают на наше зерно и глиняную утварь. Для торговли с этих островов часто приплывают корабли.

Удивился Якинахико и невольно перевел взгляд на Унаси. Но Унаси только покачал головой — похоже, он тоже впервые слышал про архипелаг. Эти двое побывали во всех уголках Ямато, но ничего не знали об «архипелаге».

— А где он находится?

— Далеко отсюда, на юге. Архипелаг — это череда маленьких островов, так что если плыть от одного к другому, то плавание не такое уж и тяжелое. Природа на этих южных островах совсем не такая, как на Ямато. Красивые, говорят, там места. Но есть там и яды, каких нет на Ямато.

— Что за яды?

Шаман ухмыльнулся.

— Этого я не знаю. В прекрасных местах есть люди, растения и животные, но есть также западни, яды и смерть, да такие, что нам и выдумать сложно. Так мне представляется.

Якинахико еще больше захотелось посетить архипелаг. Хотелось ему браслетов, таких, как были у шамана, и к тому же не мог он сдержать возбуждения, представив, что в незнакомых местах его ждут встречи с прекрасными женщинами. Да и «невиданные яды» засели у него в голове.

Случилось все это год назад. Охваченный любопытством Якинахико немедленно сел на корабль и после двух недель плавания добрался до большого острова Амароми, самого крайнего острова архипелага. Там он встретил красавицу Масаго-химэ, дочь старейшины, и тут же женился на ней.

Теперь отправился в плавание, чтобы еще раз встретиться с Масаго-химэ. На его левой руке, под рукавом, уже красовался браслет из стромбуса — подарок жены. И браслет шамана по блеску раковины и по изысканности работы не шел ни в какое сравнение с этим.

Якинахико через ткань дотронулся левой рукой до браслета. Ему хотелось побыстрее увидеться с Масаго-химэ. Никогда раньше он так сильно не тосковал по женщине, которая была ему женой. Может быть, только раз давным-давно ему нестерпимо хотелось увидеться со своей женой, и его душевные муки были такими сильными, что он даже хотел умереть. Но поскольку жил он так долго, как живут скалы, то все это стерлось из его памяти.

— Господин Якинахико, посмотрите!

Унаси показывал куда-то вперед по ходу корабля. Там, на белых гребнях волн, раскачивалась маленькая лодочка из тростника. Ее то и дело накрывало волной: она то всплывала, то уходила под воду, но потом снова всплывала.

Почему-то Якинахико стало тяжело на душе.

— Что это?

— Да уж, интересно, что это может быть. Мне такого видеть не приходилось.

Унаси тоже был мрачен.

— Нужно спросить. Давай, позови кого-нибудь.

Унаси побежал по раскачивающемуся кораблю звать кормчего.

— Что это там за маленькая лодка? — показывая в море, спросил Якинахико кормчего, павшего перед ним ниц.

Кормчий пригляделся, и лицо его разом словно окаменело.

— Это останки младенца. На острове, что поблизости, мертворожденных младенцев кладут в лодки и оставляют на волю волн. А потом молятся, чтобы попал тот младенец в счастливую страну где-то в море и, обретя новую жизнь, вернулся на остров.

Якинахико наблюдал за тростниковой лодкой, которая вот-вот могла пойти ко дну. Что-то не давало ему покоя. Какая-то мысль тревожила его: когда-то давным-давно он сам отправлял такую лодку в море. Но когда это было и кто был в той лодке, он вспомнить не мог. То ли было это, то ли не было. Какое-то неопределенное, смутное воспоминание. Прошло уже, наверное, несколько столетий, а возможно, и тысяча лет с тех пор, как Якинахико превратился в человека. Было это так давно, что он уже почти не помнил те времена, когда был богом.

— После того как закончатся родовые муки, тебя ждут муки расставания.

Бормотание Якинахико достигло слуха кормчего, и тот от волнения склонился в поклоне так низко, что дотронулся лбом до палубы.

Было что-то особенное в чувствах Якинахико, что отличало его от других людей. Когда он говорил о своих чувствах, те, кто был рядом, начинали плакать или же весело и дружно смеяться. Поэтому вокруг Якинахико всегда собиралось много людей, которые ловили каждый его жест, каждое слово.

Неожиданно ястреб пронзительно закричал и вцепился в перчатку из оленьей кожи.

— Кэтамару, туда нельзя!

Кэтамару, почувствовав интерес хозяина к тростниковой лодке, собирался взлететь. Когда Якинахико протянул руку, чтобы успокоить его, острые когти Кэтамару задели тыльную сторону его руки. Из рваной раны хлынула кровь. Унаси поспешно замотал руку хозяина белой тканью, чтобы остановить кровотечение. Якинахико слегка прищелкнул языком от досады: такое случалось не часто. Ястреб был хорошо прирученной птицей и всегда подчинялся приказам хозяина, но сегодня он почему-то был возбужден. Вид у Унаси был извиняющимся, как будто это была его вина, и он с тревогой смотрел на намокшую от крови повязку на руке хозяина.

— Похоже, рана серьезная.

— Да все в порядке. Быстро заживет, — заметив, что Унаси переживает, сказал Якинахико, пытаясь спрятать пораненную руку.

— Ой, утонула! — закричал кормчий, показывая куда-то вдаль, туда, где волна поглотила убогую лодчонку. Якинахико слегка покачал головой.

— Зачем умершего младенца отправляют в море? Не лучше ли похоронить как-то по-другому? Или люди думают, что на дне умерших ждет покой?

— Наверное, жители этого острова верят, что это так. Верят, что в следующий раз ребенок непременно родится здоровым. Разве не для этого они и молятся?

Унаси, похоже, поверил такому объяснению, но Якинахико был настроен скептически.

— Да так ли это? Важно то, что у каждого своя судьба. Если умер человек, то на этом и конец, не так ли? Не вижу никакого смысла в том, чтобы так поступать с мертвецами. Бедный младенец! Один, в лодке, — будто бы говоря сам с собою, рассуждал Якинахико.

Когда он произнес «бедный младенец», что-то екнуло у него в груди. Может быть, такой мертворожденный «бедный младенец» был и среди его детей? Якинахико задумался, закрыв глаза, но вспомнить не смог.

И жен и детей у него было несчетное множество.

От неожиданной встречи с маленькой смертью на просторах океана на душе у Якинахико скребло. Он, которому была дарована вечная жизнь, остерегался смерти, для него было естественным бороться с нею. Смерть была достойна ненависти. Смерть забирала одного возлюбленного туда, где влюбленные уже не могли снова встретиться, а другого погружала в пучину такой глубокой печали, что ему уже было не выбраться оттуда. Смерть была нелепым тираном.

Вместе с тем Якинахико был еще и охотником. Он путешествовал, чтобы убивать животных. Так что, если уж говорить о противоречии, то противоречие здесь явно присутствовало. Вместе с Кэтамару он охотился на разную живность, начиная с маленьких птичек — дроздов, полевых жаворонков — и заканчивая фазанами и зайцами. Стоило ему узнать, что где-то есть дичь, он тут же пускался вдогонку.

Охотился Якинахико не только на животных. Стоило ему услышать молву о какой-нибудь красавице, будь она девственницей или зрелой женщиной, он готов был идти хоть на край света, чтобы соблазнить ее, отобрать у отца, мужа или братьев. Затем, будто пытаясь возместить отобранную у убитых им животных жизнь, он одаривал женщин детьми.

Интересно, сколько жизней он подарил до сегодняшнего дня? Сопротивляться смерти, достойной ненависти, можно только рождая новую жизнь. Это и было его предназначением. Вскармливание детей было делом женщины, он же только даровал жизнь, его не заботило, что было потом. Именно поэтому, отправляясь в путешествие, он обычно уже никогда не возвращался обратно. Однако на архипелаге жила та, ради которой он сделал исключение.

— Интересно, в добром ли здравии госпожа Масаго-химэ? — с беспокойством в голосе промолвил Унаси, уставившись на простирающуюся впереди морскую равнину.

Масаго-химэ была почти его ровесница, и он, видимо, относился к ней как к старшей сестре.

— Да, интересно, как она там. Нужно знать Масаго! Возможно, что она даже с большим животом продолжает плавать в море.

Якинахико радостно взглянул на голубое небо без единого облачка. Не иначе как Масаго-химэ завладела его сердцем, раз решился он ради нее на второе морское путешествие.

Масаго-химэ была красивее всех. Было ей двадцать лет, взгляд ее больших черных глаз был таинственным, брови густыми, тело обольстительным. Ростом она доставала Якинахико до подбородка, с крупной грудью и бедрами. Когда она обвивалась вокруг мускулистого Якинахико своим смуглым гладким телом, то казалось, что оно было сделано специально для него. К тому же Масаго-химэ была очень энергичной: быстро бегала, плавала и ныряла. Якинахико, до этого знавший только маленьких хрупких женщин Ямато, не смог устоять перед ее очарованием.

Но Якинахико не мог оставаться подолгу на одном месте. Останься он, и ему грозило разоблачение. Сколько бы лет ни прошло, Якинахико не старел. Когда Якинахико уже засобирался назад в Ямато, соскучившись по охоте, Масаго-химэ, заплакав, стала удерживать его. Она была беременна и просила, чтобы он остался рядом до рождения ребенка, чтобы ей не было одиноко:

— Даже белая ракушка,

подобранная со дна морского,

Пойдет с тобой, украшая руку твою.

Как же быть мне, оставшись одной?

Пела Масаго-химэ, когда преподносила ему браслет, сделанный собственными руками из раковины стромбуса.

Масаго-химэ сама сияла ярче и была прекрасней любого драгоценного камня, и любил ее Якинахико сильнее, чем других женщин. «Твоя любовь, как драгоценный камень, осветила мое сердце», — спел он ей в ответ. Потом повесил на шею Масаго-химэ украшение с зеленым камнем, которое до этого сам носил не снимая.

— Интересно, ребенок уже родился?

Унаси посмотрел снизу вверх на Якинахико.

— Да уж, интересно. Хотелось бы, чтобы дождалась моего приезда, — произнес Якинахико, смеясь. Хоть на этот раз он надеялся подержать в руках новорожденного. Может статься, что новая жизнь, зародившаяся между ним и его любимой Масаго-химэ, доставит ему радость.

— Уверен, что госпожа намерена дождаться господина Якинахико и потом родить, — смущенно, но твердо сказал Унаси хозяину.

Произошло это событие вечером, за день до прибытия на Амароми. Дул попутный ветер, море было непривычно спокойным, и Якинахико принялся угощать гребцов. На борту пирушки были скромными: свежевыловленная рыба да сушеный рис, но на этот раз Якинахико откупорил большую бочку с саке, которую привез с собой. Унаси обошел всех по кругу, разливая саке собравшимся: человек двадцати гребцам и кормчему.

— Наслаждайтесь саке!

Корабль плыл прямо к месту назначения, подгоняемый попутным ветром. Небо было ясным, и звезды отражались в ночном море. Успокоенные благоприятной погодой, гребцы с удовольствием прикладывались к деревянным чаркам с саке, и лица их стали более улыбчивыми.

— Не знает ли кто каких интересных историй про острова? — Якинахико повернул разговоры в интересующее его русло. Гребцы переглянулись. — Да все что угодно. Любую историю, которую я не знаю, будет интересно послушать, — весело сказал Якинахико.

Один бородатый гребец средних лет первым нарушил тишину.

— Что ж, господин Якинахико, разрешите мне начать. Архипелаг состоит из нескольких островов, и каждый остров как один человек.

— Что ты имеешь в виду?

— А вот что. Архипелаг — скопление многочисленных островов. Но зачастую, например, на одном острове есть ядовитые змеи, а на соседнем — нет. Или люди, к примеру. На одном острове — добрые да любезные, а на другом — все как один грубые. И расположены эти острова совсем близко друг от друга, если плыть на корабле, а такая большая разница. Поэтому мне и показалось, что каждый остров имеет свое лицо, совсем как человек.

— Ну, а женщины на каждом острове тоже отличаются?

Гребцы весело расхохотались, услышав вопрос Якинахико. Тут же поднялся невысокого роста мужичок с комическим выражением лица.

— Естественно, господин. Например, на маленьком острове Исики, расположенном на западе, женщины известны не только своей красотой, но и трудолюбием. Сразу по соседству находится остров Кокурика, где женщины прославились тем, что они из рук вон плохие мастерицы. Они темнокожи, высоки ростом и голоса у них пронзительны. Они ни в грош не ставят мужчин, а только и делают, что командуют ими.

— Мужчина становится навсегда посмешищем, если берет в жены женщину с острова Кокурика.

— А ты сам разве не из таких? — промолвил кто-то, и гребец, смутившись, почесал голову.

— Действительно, жена у меня с острова Кокурика. Зато у нее есть свои прелести.

— Да ты никак влюблен?

Мужчины расхохотались.

— А как на острове Амароми? — поинтересовался Якинахико. На это молодой паренек, сидящий поодаль, на менее почетном месте, пробормотал:

— Что уж тут говорить, если там живет Масаго-химэ. С красотой Масаго-химэ никто сравниться не может. Все другие женщины просто мелкая рыбешка.

Все мужчины тяжело вздохнули, пытаясь сдержать свои чувства. Похоже, никто из них не знал, что Масаго-химэ — жена Якинахико.

— Это правда, Масаго-химэ самая красивая. Мы, моряки, на разных островах побывали, но такой красавицы, как Масаго-химэ, больше нигде не видели.

Большинство мужчин поддакнули. Довольный Унаси — как будто это имело к нему какое-то отношение — схватил бочонок и стал наполнять чарки.

— Господин Якинахико, — раздался голос из темноты, — а слышали ли вы об острове Морской змеи?

Якинахико осушил стакан и покачал головой.

— Нет, не приходилось. А где он находится?

Говоривший подвинулся поближе к огню. Седой как лунь мужчина, одетый в рубище. Был он уже в годах, что редко встречалось среди гребцов. Разгоряченные разговорами о женщинах мужчины смотрели на пожилого гребца со смущенным видом.

— Это крошечный остров на самом востоке архипелага.

Самый восток — там, где восходит солнце. Якинахико сразу же заинтересовался и повернулся к старику послушать, что тот скажет.

— А почему тот остров называют островом Морской змеи?

— Потому, что на том острове живут священные морские змеи, которых называют «госпожа Наганава». Весной женщины собираются, ловят живых змей и помещают в хранилище. Когда змеи засыхают, их используют в пищу. Говорят, что из яиц змеи получается вкусная и питательная похлебка, но сам пробовать не пробовал. Дают его только избранным — тем, кто должен жить долго.

— И что особенного в этом острове? — поторопил Якинахико старика, желая побыстрее услышать продолжение. Старик засмеялся беззубым ртом, видимо, почувствовав его нетерпение.

— На этом острове живет очень красивая женщина. Масаго-химэ, конечно, красавица, но та женщина прекрасна. По белизне кожи ей нет равных на всем архипелаге. Она стройная и высокая, чудесно танцует и поет, лицо у нее такое живое и ясное, что невозможно отвести взгляд. Она не юная девушка, но, говорят, тот, кто ее хоть раз увидит, очарованный, теряет голову.

Дул приятный ночной ветер, и собравшиеся мужчины слушали, затаив дыхание. Некоторые, как зачарованные, даже закрыли глаза, пытаясь представить себе, какая она, эта женщина.

— И сколько же ей лет? — спросил кто-то.

— Одно точно, что моложе меня больше, чем вдвое, — ответил старик, и несколько человек довольно закивали.

— Как же зовут ее? — спросил Якинахико.

— Верховная жрица госпожа Камику.

Услышав слово «жрица», некоторые потупились, поняв, что им ничего не светит, а Якинахико было все равно: была ли женщина жрицей или знатного рода. Имя «Камику» запало ему в душу.

— К жрице, наверное, не подступишься. — сказал один подвыпивший юнец, и старик засмеялся.

— Да нет, Камику — одна из тех, кто должна продолжать свой род, родив многочисленное потомство. Так что связи с мужчинами даже приветствуются. Поэтому многие мужчины заигрывают с ней и надеются, если повезет, разделить с ней ложе. Самое главное — понравиться ей. Госпожа Камику выбирает только лучших из лучших, и приятной наружности. Например, таких мужчин, как господин Якинахико.

Гребцы дружно посмотрели на Якинахико, а молодой юнец разочарованно вскрикнул:

— Получается, что никаких шансов у нас нет! Конечно, на меня даже молодая Масаго-химэ не посмотрит.

Грянул дружный хохот, разговоры о женщинах были исчерпаны и переросли просто в пьяную пирушку.

— Господин! — зашептал Унаси, подойдя к Якинахико. Когда Якинахико поднял на него взгляд, Унаси полным негодования голосом произнес: — Я вот все по поводу этого разговора уразуметь не могу. Почему это надо сравнивать женщину средних лет с какого-то малюсенького островка с госпожой Масаго-химэ? Какой же невежа этот старикашка!

— Да ладно тебе, забудь. Мир огромен. Повсюду живут красивые женщины, и красота у них разная, и сравнивать, кто из них более красива, а кто менее, дело бесполезное. К тому же бывает и так, что женщина привлекательная, а как в спальню к ней попадешь, так кукла куклой. А бывает женщина внешне неинтересная, а умеет удовольствие мужчине доставить. В этом деле трудно кому-то отдать предпочтение, — парировал Якинахико.

— Разве ваше сердце, господин, не принадлежит Масаго-химэ? Вы же раньше никогда не возвращались к своим женам, а значит, Масаго-химэ для вас особенная, не так ли?

Это было правдой, и Якинахико не знал, что сказать.

— Я Масаго люблю не только за то, что она красивая. А потому, что я восхищаюсь ею. Я душу этой девушки люблю. Душа у нее красивая. Я один у нее на уме, и она готова отдать за меня жизнь. Не думаю, что есть другая такая женщина. Женщина, что готова и умереть за меня.

Внезапно по молодому лицу Унаси пробежала тень. Якинахико сразу уловил, что Унаси чем-то озабочен, и поинтересовался:

— Унаси, ты, может, хочешь что-то сказать мне?

— Нет, господин. Хотел только извиниться, что уже покормил Кэтамару.

Унаси, опустив голову, спустился в трюм. Якинахико неожиданно охватило необъяснимое беспокойство, и он посмотрел на ночное небо. Но звезды как ни в чем не бывало ярко сверкали, а судно продолжало скользить по спокойному морю.

— Господин Якинахико, спасибо. Саке было отменным, — поблагодарил подошедший кормчий.

— Это я тебе признателен, что ты взял меня на корабль.

— Что вы, что вы! — замахал рукой кормчий. — Для меня это честь, что такой знатный человек, как вы, плывет на моем корабле. Вы вот спрашивали, не знает кто какой интересной истории. Я тут вспомнил одну. Не так, чтобы какая-то особенная история, но подумал, может, вас заинтересует.

Кормчий, поставив рядом деревянную чарку, начал свой рассказ. Вокруг собрались еще несколько человек и стали внимательно слушать.

— Было это где-то с полгода назад. Плыла у меня на корабле оса.

— Оса? — удивленно переспросил вернувшийся Унаси.

— Так точно. Большая желтая оса с черными полосками. Сначала один из моих гребцов заметил ее у бочки с водой, удивился и попытался убить, но пчела ловко увернулась и улетела. Но потом вернулась, будто хотела плыть на корабле, и матросы стали пытаться ее поймать. Услышав шум, я вышел посмотреть и увидел, что пчела летает, пытаясь не отдаляться от корабля, как будто ей надо было куда-то плыть. Я на всякий случай сказал: «Если пообещаешь никого не жалить, то разрешу тебе плыть с нами. В доказательство, что понимаешь меня, опиши в воздухе круг». И тут, к нашему удивлению, оса описала несколько кругов. Все были удивлены тому, что оса понимает человеческую речь, разрешили оставить ее на корабле, и стала оса чем-то вроде нашего бога-хранителя.

— А что потом произошло с осой?

— Потом она тихонько, никому не мешая, плыла с нами. Сидела спокойно на палубе и поедала мошек, живущих на корабле. Иногда приближалась к бочке с водой и пила пролившуюся из нее воду.

— Прокатилась задаром! — перебил кто-то рассказ кормчего, и все дружно рассмеялись.

— Путь наш лежал на остров Нахариха, не заходя на Амароми. Когда мы прибыли на Нахариха, оса покинула корабль, перед этим, будто в благодарность, попрощалась, описав несколько кругов в воздухе.

— Вот уж поистине бывают чудеса, — пробормотал Якинахико, и кормчий закивал головой.

— Но удивительно не только это. Слышал я, что на острове Морской змеи, где живет та самая верховная жрица, о которой рассказывал старик, оса ужалила одного человека, и тот умер. И случилось это как раз через некоторое время после того, как наша оса покинула корабль.

— Да это просто случайность, — засомневался Якинахико, но кормчий покачал головой.

— Не думаю, господин Якинахико. Потому как осы эти не водятся на острове Морской змеи. Помните наш разговор о том, что у каждого острова своя особенность: где-то есть морские змеи, где-то нет. Так вот, на острове Морской змеи ос никогда не было. И тогда получается, что оса, плывшая на моем корабле, полетела на остров Морской змеи.

— Хочешь сказать, что целью осы было добраться до острова Морской змеи?

Кормчий покачал головой:

— Ну, не знаю. Правда лишь то, что оса плыла на моем корабле из Ямато.

— Считается, что оса может пролететь за день больше ста километров, так что она вполне могла долететь до острова Морской змеи, — промолвил старик-гребец, что прежде рассказывал об острове.

— Удивительные вещи случаются, — сказал Якинахико, представляя осу, летящую над океаном.

— Это правда, — несколько раз в знак согласия кивнул кормчий.

Луна уже стала клониться к западу, пирушка подошла к концу.

Якинахико, выпивший не одну чарку, в благодушном расположении духа, поддерживаемый Унаси, пошатываясь, отправился в постель, устроенную на корме корабля. Клетку Кэтамару Унаси уже накрыл черной материей.

— Господин, рана на руке не болит? — с беспокойством в голосе спросил Унаси. Якинахико уставился на белую повязку на руке. Кровь больше не сочилась. Завтра уже ничего не останется от раны. У бессмертного Якинахико кровотечение никогда не шло долго и не оставалось даже царапин.

— Все в порядке. — Якинахико спрятал руку за спиной, чтобы Унаси не смог увидеть его рану. — Знаешь, Унаси, говорят, уже завтра мы приплывем на Амароми. Хорошо, что корабль поймал попутный ветер.

— Верно, господин.

Унаси был немногословен. Якинахико вспомнил, что Унаси во время пирушки был подавлен, и забеспокоился.

— Унаси, уж не скрываешь ли ты что-то от меня? — обратился Якинахико к Унаси, но тот лишь упрямо покачал головой.

— Нет, господин. Вы понапрасну тревожитесь.

— Хорошо, если так.

Якинахико пристально посмотрел в миндалевидные глаза Унаси. Унаси был сиротой, и Якинахико подобрал его, когда тому было двенадцать. Унаси стал сопровождать его повсюду. С тех пор прошло семь лет. Унаси вытянулся и стал почти одного роста с Якинахико. Он сделался широк в плечах, руки и ноги его обросли мускулами, голос загрубел. Он все больше походил на взрослого мужчину. Интересно, заметил ли Унаси, что Якинахико за эти семь лет абсолютно не изменился? Печаль пронзила грудь Якинахико, когда он подумал, что когда-нибудь Унаси все равно заподозрит неладное и что не за горами тот день, когда они должны будут расстаться. За те тысячу лет, что он был в человеческом обличии, такой тоски он ни разу не испытывал. И жены, и дети, и слуги, и ястребы — все они умирали раньше него, а он продолжал жить в окружении все новых и новых людей. Он продолжал плодить потомство, всегда один оставаясь в живых. Как же все тщетно! Неожиданно ему стало жутко от собственного тела, и он уставился на пораненную руку при слабом свете свечи.

— Что случилось, господин?

— Унаси, я постарел? — спросил Якинахико молодого слугу.

— Нет, господин, вы даже моложе выглядите, чем когда я вас впервые встретил. Совсем не изменились. Глаз у вас по-прежнему острый, грудь мускулиста, твердость духа вам не только не изменяет, но крепчает с каждым днем. Вы мужчина из мужчин. Прекрасный человек! — сказал Унаси, пытаясь совладать со своими чувствами, и стыдливо опустил взгляд, видимо, решив, что перехвалил хозяина. Застенчивость была еще одним его достоинством.

На следующий день установилась прекрасная ясная погода. Уже совсем близко виднелся густо покрытый каштанником остров Амароми. Корабль, благополучно завершивший плавание, дождавшись прилива, вошел в бухту. Пристань, тянувшаяся с мелководья у самого берега и уходящая в открытое море, была сложена из белого известняка. Голубое небо, море с белоснежным песком на дне, покрытый зеленью остров, белый причал. Якинахико всматривался, не пришла ли встречать его в этот красивый порт Масаго-химэ. Но Масаго-химэ не было видно, вместо нее на берегу стоял мужчина с отсутствующим выражением лица в коротком, выше лодыжки, белом одеянии.

Неожиданно Якинахико почему-то вспомнил тростниковую лодчонку, которую они видели во время плавания, и его охватило плохое предчувствие. Якинахико, не дожидаясь, когда корабль полностью пришвартуется, перепрыгнул на причал. Кормчий и гребцы вышли на борт проводить его, но их лица разом окаменели, когда они увидели встречающего, одетого во все белое. Белое короткое кимоно обозначало траур.

— Господин Якинахико, добро пожаловать!

Человек, ждавший Якинахико на причале, был отцом Масаго-химэ. Был он старейшиной на Амароми. Увидев сдвинутые к переносице брови и будто усохшее от печали лицо. Якинахико сразу почуял беду.

— Что-то случилось?

— Пожалуйста, не удивляйтесь! Масаго скончалась семь дней назад.

Якинахико остолбенел, не в силах поверить в услышанное. Унаси, закричав нечеловеческим голосом, приблизился к старейшине:

— Господин старейшина, да неужели это правда?

На лице мужчины отобразилась мука, он не знал, что ответить. Якинахико сделал Унаси замечание за его грубость и спросил старейшину:

— Вероятно, роды были тяжелыми?

Старейшина медленно покачал головой.

— Нет, роды прошли благополучно. За младенцем присматривает моя жена.

— От чего же она тогда умерла? Эпидемия какая?

— Не знаю, — мрачно ответил старейшина. — Все произошло так неожиданно, совсем не похоже на болезнь. Масаго только произнесла напоследок, что ей на щеку попала холодная вода.

— Холодная вода?

Случаются удивительные вещи! Якинахико, не понимая, что произошло, был в смятении.