Последствия американской гегемонии

Всегда подразумевалось, что «Конец истории» представляет собой слабую версию теории модернизации. Под этим, в первую очередь, понималось существование основополагающей экономико-технологической логики развития, определившей последовательный характер процесса модернизации. Однако существовало множество путей, ведущих к единой цели и множество вариантов, при которых в результате краткосрочного выбора отдельного человека, избирателей и социальных движений поезд мог как сойти с рельсов, так и пойти в обратном направлении. Дело в том, что я не мог предположить сложившейся к окончанию «холодной войны» ситуации, когда отсутствие рассудка в действиях американцев способствовало бы утверждению антиамериканизма в качестве принципиально отрицательного направления глобальной политики. В дополнение к неспособности разглядеть какие-либо препятствия на пути установления стабильного демократического режима в Ираке администрация Буша допустила несколько ключевых ошибок в отношении использования силы.

Во-первых, «доктрина превосходства», явившаяся реакцией на события 11 сентябрябыла необоснованно расширена для того, чтобы включить в поле своего действия Ирак и другие представляющие опасность государства, угрожающие разработкой оружия массового поражения. Эта доктрина абсолютно оправдана по отношению к не имеющим гражданства террористам, в руках которых находится разрушительное оружие. Но она не может являться ядром общей политики нераспространения, на основании которой США использует свою военную мощь для предотвращения разработок ядерного оружия путём применения физической силы. Цена такой политики попросту слишком велика (несколько сотен миллиардов долларов и десятки тысяч жертв в Ираке, число которых продолжает расти), что и объясняет отказ администрации от военной конфронтации с Северной Кореей и Ираном. Кажется, что сильное воздействие на администрацию Буша оказал очевидный успех израильских атак на иракский реактор Осирак в 1981 году, позволивший приостановить развитие ядерной программы Саддама Хусейна на несколько лет. При этом, вероятно, администрация не отдавала себе отчёт в том, что подобный успех уже не может повториться, будто бы страны, владеющие ядерным оружием, приобрели опыт захоронения, сокрытия или воспроизводства развиваемых программ вооружения

Второй важный просчёт касался общей реакции на использование руководящей силы Америки. Множество представителей администрации полагало, что успешное применение американской силы будет воспринято как легитимное expost, даже если бы США не удалось добиться согласия на её применение со стороны Совета Безопасности ООН или НАТО exante. Это являлось образцом для множества инициатив США во времена «холодной войны» и на Балканах в период 90-х; в последствии такая политика стала известна скорее как «лидерство» нежели как «односторонний отказ от атомного и ядерного оружия».

Однако ко времени войны в Ираке условия изменились: Соединённые Штаты превратились в столь мощное в сравнении со всем остальным миром государство, что недостаток взаимодействия стал серьёзным источником раздражения даже для ближайших союзников Америки. Структурный антиамериканизм, произрастающий из глобального распределения власти, был вполне очевиден и до войны в Ираке, что проявлялось в противостоянии тенденциям глобализации в период президентства Клинтона. Приход к власти администрации Буша охарактеризовался явным пренебрежением к действующим международным нормам, что, собственно, и нашло своё подтверждение на всём протяжении военных действий в Ираке.

Третья ошибка заключалась в переоценке эффективности взаимодействия обычных вооружённых сил со слабыми государствами и сетевыми транснациональными организациями, определяющими характер международной политики, по крайней мере, в ближневосточном регионе. Учитывая тему прошедшей в этом году конференции APSA (Американской ассоциации политической науки – прим. пер .), достойно размышлений то, почему сверхдержава, обладающая большей военной мощью, чем любое другое общество за всю историю человечества и военные расходы которой сопоставимы с расходами всех остальных государств вместе взятых, не в состоянии обеспечить безопасность в небольшой стране с населением 24 миллиона человек после трёх лет оккупации. По крайней мере частью проблемы является то, что она связана со сложными социальными акторами, которые не организованы в централизованные иерархии, неспособны обеспечивать исполнение норм и законов, и могут быть сдержаны, принуждены или же подвергнуты манипулированию путём применения обыкновенной силы.

Израиль допустил похожую ошибку, полагая, что может полностью уничтожить «Хезболлу» как политического игрока через использование своего ощутимого преимущества в вооружении обычного типа. Как Израиль, так и США испытали ностальгию по миру государств-наций двадцатого века, понимая новые вызовы через призму государственноцентричного взгляда – либо связывая «Аль-Каиду» с Саддамом Хусейном, либо «Хезболлу» с Ираном и Сирией. В последнем случае эта связь, конечно же, существует, однако сетевые акторы имеют собственные социальные корни, а не просто являются пешками в игре региональных держав. Такую ностальгию можно понять, поскольку традиционная мощь, которой обладают США и Израиль, более применима в мире государств-наций. Но, к сожалению, государственноцентричный взгляд на мир не соответствует реалиям двадцать первого века, и по этой причине использование силы стало иметь крайне тяжёлые последствия.

Последний предмет обсуждения в отношении использования силы администрацией США касается не стратегии или доктрины, а простой компетентности и исполнения взятых на себя обязательств. Для администрации, имеющей столь амбициозные планы в военной и политической трансформации, она выглядела очевидно некомпетентной в решении поставленных перед собой задач. Администрация не сумела дать адекватную оценку угрозе иракского оружия массового поражения; потерпела неудачу в составлении плана оккупации Ирака, а затем, когда дела пошли совсем плохо, уже была не в состоянии приспособиться к изменившимся условиям. Она не смогла предвидеть последствия своего удара по арабской демократии и на сегодняшний день свела всё своё участие к решению текущих оперативных вопросов таких, как финансовое содействие установлению демократии внутри Ирака.

Некомпетентность администрации в осуществлении собственных планов может серьёзно повлиять на её стратегические позиции. Нынешнее руководство пришло к власти с уверениями, что будет действовать как благородный властитель, используя преимущество силы Америки в решении таких проблем оружия массового поражения, государств, представляющих собой опасность, терроризма и нарушений прав человек, как только они происходят. Даже если бы весь остальной мир видел за действиями Америки исключительно благородные намерения, он бы не смог спокойно наблюдать за тем, как Вашингтон осуществляет вторжение в страну на основании ложных предположений и не в состоянии после этого обеспечить в ней порядок. Многие из тех, кто ранее призывал к войне с Ираком, теперь требуют начать военные действия против Ирана. Почему они полагают, что операция против более мощного и решительного врага будет проведена сколько-либо успешнее, чем в последний раз?

В результате этих просчётов мы оказываемся в весьма нелепой ситуации. 17 лет назад по окончании «холодной войны», Америка стала единственной сверхдержавой, а демократические идеалы и рыночная экономика выглядели достойной альтернативой всему тому, что было ранее. Глобализация воспринималась как необратимый процесс. Сами американцы были относительно едины во взглядах на экономические принципы, обеспечивающие развитие политической системы, и могли позволить себе обсуждение культурных проблем, касающихся семьи и роли гендера.

То, что мы имеем сегодня, – это ситуация, когда религия и до некоторой степени национализм вновь стали играть существенную роль; глобализация продолжает определять общее развитие, но при этом находится под угрозой. Действия Америки широко осуждаются по всему миру, а сторонники западной модели демократического развития, особенно на Ближнем Востоке, вынуждены отмежёвываться от Соединённых Штатов, как только появляется повод. «Запад» времён «холодной войны» сейчас крайне раздроблен. Да и сами американцы разделены столь же остро, как это было во время войны во Вьетнаме, что проявляется не только во взглядах на проблемы культурной сферы, но и на положение Америки в современном мире, а также в отношении к тем, кто выбрал США местом своего проживания.

В завершение я хотел бы поставить следующий вопрос. Был ли такой исход, когда крупнейшая в мире демократия подорвала собственную легитимность как носителя демократических идеалов, обусловлен неравномерным распределением власти в международной системе? То есть, если бы Америка была авторитарной сверхдержавой, не имеющей реальных конкурентов, она могла бы последовательно осуществлять свою гегемонию, опираясь на внутренние источники легитимности. Но демократия в таком же положении всегда будет встречаться с вызовами и сталкиваться с соблазном применения своей власти всё с меньшими ограничениями. Существование международного разделения власти даже в условиях глобальной системы, далёкой от полной реализации принципов демократии, не привело бы к подобным искушениям и потребовало бы большего благоразумия в осуществлении власти. Отцы-основатели Америки были убеждены, что неконтролируемая власть, даже если она демократически легитимна, может представлять собой опасность, и поэтому создали конституционную систему разделения властей для ограничения исполнительной ветви. Подобной системы в глобальном масштабе сегодня не существует, и это объясняет то, каким образом мы оказались в столь затруднительном положении.