Глава 4. Последние числа сентября 2001 года

Последние числа сентября 2001 года. «Орлиное Гнездо»…

В механической лаборатории уровня, где встретились генерал Уилсберг и майор Керби, царила стерильная чистота. Входя в помещение Алан по укоренившейся привычке, машинально взглянул на часы, отметив, что уже без четверти двенадцать. Длительное проживание под землей постепенно стирало ощущения смены дня и ночи, но если старшие офицеры могли позволить себе нелимитированный рабочий день, то рядовой персонал, включая техников из числа вольнонаемных специалистов, придерживался строгого распорядка. Наверху сейчас царствовала ночь, и все помещения были пусты, – рабочая смена отдыхала, лишь на постах у переходов из сектора в сектор дежурили часовые.

Генерал Уилсберг ожидал его, нервно расхаживая по широкому проходу меж вращающихся сборочных платформ, на которых возвышались неприятно отсвечивающие металлом эндоостовы машин нового поколения. Стоило зайти сюда, чтобы понять, как много гениальных природных решений, доведенных до совершенства процессами миллионолетней эволюции, заимствовал человек для создания своих механических устройств.

Первое впечатление майора было неприязненно‑обманчивым, наводящим на мысль о небольшой коллекции палеонтолога‑любителя, реализованной в металле и пластике…

Наблюдавший за его реакцией генерал криво усмехнулся.

– Алан, не делай такого выражения лица.

Керби обернулся.

Обмениваясь рукопожатием, майор мысленно подметил, как резко постарел Уилсберг за три недели, которые он провел вне секретных подземных уровней. Да и сама лаборатория радикально видоизменилась, – когда Керби был тут в последний раз, большинство сборочных платформ пустовало, лишь на некоторых из них велись работы по монтажу первых опытных образцов, а теперь…

– Жутковато. – Признался он, окидывая взглядом просторный зал. – В чертежах и компьютерных моделях все выглядит намного безобиднее. Да и темпы работ впечатляют, сэр.

– Ситуация не оставила выбора, майор. – Сухо ответил Уилсберг. – Пришлось подключить к промежуточной стадии проекта около сотни новых специалистов. – Пояснил он, жестом увлекая Алана в глубины зала. – Перед тобой механические остовы, опорно‑двигательные системы принципиально новых машин. В подавляющем большинстве случаев они не несут окончательных форм готовых изделий. Твой разум должен освободиться от всякого рода фобий. – Он резко остановился, исподлобья взглянув на Керби. – Чтобы я больше не слышал от тебя подобных высказываний. Жутко наверху, – там, где разбирают завалы небоскребов, майор. – Жестко завершил генерал свою мысль.

Алан молча проглотил замечание, остановившись напротив обособленной группы платформ, на которых возвышались выполненные в металле, несколько видоизмененные скелеты человека, поддерживаемые техническими опорами.

– Андроиды? – Осведомился он.

Уилсберг проследил за взглядом майора и кивнул. В другое время наблюдать за реакцией Алана было бы интересно и поучительно: взгляд, буквально впившийся в сервоприводные скелеты, чуть расширившиеся зрачки, явно побледневшее лицо, – все свидетельствовало, что в душе майора Керби идет неприязненное осмысление образа, но в сложившихся обстоятельствах у генерала уже не осталось ни желания, ни моральных сил на психоанализ.

– Ты должен понять, Алан, рано или поздно человекоподобная машина должна появиться на свет. Все было готово для монтажа еще несколько месяцев назад, но сентябрьские события заставили нас форсировать темпы работ.

– Зачем? – Напрямую спросил Керби, с трудом отводя взгляд от поблескивающих эндоостовов. – Чтобы до смерти напугать обывателей? Они же устроят настоящую истерию по этому поводу. Нация и без того напугана.

– Ты задал один вопрос или два? – Сощурился генерал.

– Два.

Уилсберг кивнул, с трудом сдерживая в себе вспышку гнева. Все они балансировали на грани нервного срыва от постоянного психологического прессинга и непомерной физической усталости. После событий одиннадцатого сентября для генерала стал очевиден тот факт, что страна, называющая себя «непотопляемым авианосцем», на самом деле долгие годы пребывала во власти глобальной, опасной иллюзии.

На самом деле географическая обособленность, удаленность от традиционных очагов локальных конфликтов вовсе не означало, что смерть не в состоянии вторгнуться сюда…

– Целесообразность и общественное мнение… – Глухо произнес он, вплотную подойдя к сборочным платформам. – Нам изменили техническое задание, майор. – Неожиданно добавил Уилсберг. – Теперь основной акцент сделан на окончательную доводку боевых кибернетических механизмов, которые по степени своей автономии должны успешно соперничать с человеком, а по ряду критериев превосходить его. Данный фронт работ выделен в обособленную часть общего проекта.

– Это приказ?

– Да.

Майор кивнул, понимая, что при такой формулировке задач его личное мнение уже не будет учитываться в той мере, как раньше.

Наша мечта не устояла под напором грубой силы. – С горечью подумал он. – Что может быть хуже, когда целая нация ввергнута в шок, а незыблемые устои, на которых благоденствовало общество, рушатся, демонстрируя собственную несостоятельность?

– Это связано с предстоящей операцией в Афганистане? – Интуитивно предположил он.

– Именно. – Кивком подтвердил Уилсберг и добавил, предупреждая следующий вопрос:

– Не стоит озираться по сторонам, Алан. Я знаю, ты спрашиваешь себя: почему из десятков моделей избраны именно эти эндоостовы?… но подумай, стоит ли плодить множество специализированных машин, когда сама природа подсказывает нам универсальную модель, которая при верной реализации будет обладать многозадачностью, сможет гибко переключаться между спецификой отдельно взятых проблем, решая их с одинаковой эффективностью? – Уилсберг обошел платформу, на которой стоял эндоостов андроида. – Ответь, разве не человек стал венцом процессов эволюции? – Спросил он. – Посмотри, мы позаимствовали у природы опорно‑двигательный аппарат, полностью отвечающий всем предварительным условиям технического задания. Машина, собранная на таком приводе, сможет выполнять множество функций. Например, человеческая рука, – разве она не является универсальным манипулятором, который трудно превзойти в плане гибкости и многофункциональности? Зачем заново изобретать то, о чем позаботилась сама природа?…

Керби молча выслушал монолог генерала и заметил:

– Я не могу высказать компетентного мнения по этому поводу, сэр. Боле того, я не понимаю, зачем спрашивать меня, когда есть Поланд и Даллас? Они отвечают за сервомеханику и программное обеспечение. Я же – боевой офицер. – Веско напомнил он.

Уилсберг нахмурился, но затем кивнул. Поведение майора с одной стороны задевало своей прямолинейностью, но в то же время намного упрощало общение. Алану в данный момент не требовалось зыбких, лежащих на грани фола доказательств целесообразности использования тех или иных кибернетических систем: он ждал четких пояснений и последующего приказа, не больше и не меньше…

Генерал искоса посмотрел на майора и мысленно добавил: Он не ограниченный вояка, отнюдь. Просто ему, как, впрочем, и мне, невыносимо бездействие.

Уилсберг был тысячу раз прав. Керби имел свое мнение по каждому из поднятых Альбертом вопросов, но предпочитал держать его при себе. Не потому что боялся или не умел высказаться, а из‑за четкого понимания: раз его вызвали сюда, значит пришла пора действий, санкционированных на самом высоком уровне.

– Ты прав, Алан. Извини. Отбросим словесную чушь. Есть работа, как раз по твоему профилю.

– Сэр?

Уилсберг подошел к плотно зашторенной нише в стене и коснулся сенсора.

Два фрагмента пластиковой облицовки разошлись в стороны открывая просторную, глубокую нишу, где на специальных платформах стояли уже не эндоостовы, а готовые человекоподобные машины, механические тела которых покрывала неотличимая от кожных покровов пеноплоть.

– Десять лет назад я беседовал в госпитале с лейтенантом Ричардсоном. – Произнес генерал. – В ту пору он был одним из специалистов лаборатории, где конструировалось оружие будущего, – первые «умные» боеголовки для наведения ракет при «точечных» ударах по противнику. Колонна, которую он сопровождал, попала под обстрел нашей собственной артиллерии, а затем была атакована отступающими подразделениями иракской армии.

– Не понимаю, сэр…

– Не перебивай Алан. Я хорошо знал Герберта, – он был моим непосредственным подчиненным, – но после упомянутых событий, встретившись с ним в госпитале, я вдруг понял, что он стал мыслить совершенно иначе: его больше не увлекали мифические идеи бесконтактных войн. Лейтенант на собственном примере испытал, как капризна судьба, и как быстро высокотехнологичное оружие превращается в бесполезную груду электроники, когда из‑за близлежащего бархана по тебе бьют автоматы, и нет ни времени, ни возможности воспользоваться сложными, требующими особых условий эксплуатации боевыми комплексами, а до противника всего полсотни шагов…

Уилсберг по привычке заложил руки за спину, неторопливо прохаживаясь вдоль своеобразной «витрины» из пуленепробиваемого стекла, за которой застыли сервоприводные человеческие копии.

– Поначалу я принял его за труса, сломавшегося от первой настоящей схватки с противником, – продолжил Альберт после короткой паузы, – но быстро убедился, что Ричардсон мыслит не как пораженец, – он сумел пережить внутренний кризис, и четко осознавал – если уж делать ставку на ведение войны с помощью высокотехнологичных систем, то последние должны радикально видоизмениться, обрести новую форму… иначе, в один злополучный день можно оказаться лицом к лицу с незнающим высоких технологий экстремистом и пасть от тривиальной пули или удара ножа, перед которыми, как выясняется, бессильны самые изощренные компьютерные комплексы…

– Выходит, что концепция боевых сервомеханизмов была сформулирована не нашей группой? – Спросил Алан.

Уилсберг кивнул.

– Да, это сделал лейтенант Ричардсон, еще в девяносто первом году. Он просто спросил у меня: «Чего стоят тонны „умных“ боеприпасов, вкупе с баснословно дорогими нейрокомпьютерами, если за их доставку к позициям тактических ракетных комплексов нужно платить кровью людей»?