Глава 24. А волны и стонут, и плачут,

А волны и стонут, и плачут,

И бьются о борт корабля.

Растаял в далеком тумане Рыбачий,

Родимая наша земля.

– Эдди, что за гнусные звуки издает эта баба?

– Кажется, она поет. Какую-то заунывную русскую песню. Эти дикари до сих пор любят вечером сесть на лошадь, поехать в степь и там петь обо всем, что увидят.

– И откуда ты все это знаешь?

– Просто я очень умный.

– Ага, потому и ходишь до сих пор в шестерках у Морено. Ой, до чего мерзко она воет! Моя собака, когда рыгает, обожравшись, и то звуки получше издает.

Минуточку! Это что, обо мне? Все эти гнусные инсинуации – в мой адрес?

Во-первых, я не пела. Или все же пела? Впрочем, могла. Когда плывешь на раскачивающемся корабле, надо обязательно петь морские песни.

Во-вторых. А что, кстати, во-вторых? О, вспомнила. Да, я не Майоров, с пением у меня не ладится. Но называть мое славное мурлыканье гнусным и мерзким? Собака у него рыгает мелодичнее, ишь ты его! А кстати, почему оскорбления кидают на английском?

Ох, напрасно я вспомнила об обратной перистальтике, пусть даже собачьей! Монотонное покачивание корабля и жуткая головная боль, с упорством дебила сверлившая мою лобную кость где-то над левой бровью, объединив усилия, заставили меня выдать неблагодарной публике весьма характерные звуки.

– Черт, она же сейчас всю машину загадит!

Машину? Не корабль? А чего ж качает-то так?

– Да не ори ты, а лучше тормози скорее, надо ее срочно вытащить!

– А она орать не начнет?

– Пусть орет сколько угодно. Дорога, как видишь, абсолютно пустая, в этой чешской дыре автомобили, похоже, большая редкость. Да тормози же!

– Заткнись!

Качка прекратилась. Хлопнули дверцы, чьи-то сильные руки подхватили меня и отнюдь не бережно вытащили из машины.

Вовремя.

Расставание с содержимым желудка всегда оставляет мерзкое послевкусие, но в этот раз процесс побил все рекорды. Меня выворачивало наизнанку до судорожных спазмов, настырный дятел в голове утроил свои усилия, глаза, хоть и соизволили, наконец, открыться, но справляться со своими прямыми обязанностями отказались напрочь. Все время норовили закатиться под веки.

В целом мое состояние можно было охарактеризовать коротко и емко, но не очень литературно. Вернее, совсем нелитературно. К этому эпитету еще подходит прилагательное «полный».

– Слушай, Эдди, а она не загнется? Смотри, как ее плющит. Ты с дозой не переборщил?

– Очухается, куда денется! Посмотрел бы я на тебя после коктейля из газа и инъекции. Зато почти всю дорогу она проспала, Германию вон проехали, половину Чехии, Клатовы проскочили. Всего-то час езды остался до лаборатории.

– А ты там уже был?

– Пару раз, я Морено помогал груз доставить. Но обычно Винсент один справляется.

– А что же он эту бабу сам не поволок?

– Я попросил. У него какое-то срочное дело нашлось, очередного террориста прищемил. А мне давно уже хотелось самостоятельно дельце провернуть, надоело в подручных бегать. Вот Винсент мне и поручил доставить эту миллионершу МакКормику.

– А зачем она ему?

– Да какая разница-то? Главное – дельце мы провернули успешно, теперь можно рассчитывать и на более серьезные задания.

– Глянь-ка, Эдди, а баба-то, похоже, того!

– В смысле?

– Так лежит она вон, не шевелится.

– Черт!

Упоминание этого малосимпатичного персонажа было последним, что я услышала, прежде чем снова отключиться.

Очередное включение в действительность прошло гораздо легче. Голова почти не болела, качка прекратилась, я лежала на чем-то удобном и мягком. Некоторый дискомфорт в области левого локтевого сгиба объяснялся просто – там была капельница. Ее я увидела, слегка приоткрыв глаза. Радостно таращиться, сигнализируя присутствующим, что я снова с ними, я не спешила. Чем дольше проваляюсь бесчувственным бревном, тем больше узнаю.

Впрочем, информации, полученной во время первого, кратковременного и отвратного возвращения сознания, было более чем достаточно, чтобы сообразить: меня похитили вместо Саши. И притащили в ту самую лабораторию, где ее в свое время начали «переделывать».

Обидно только, что все эти гениальные выводы и логические построения оказались совершенно неоцененными. Поскольку визгливые павианьи вопли, сотрясавшие помещение, весьма грубо и неоптимистично характеризовали происхождение и ближайшие перспективы незадачливого Эдди и его напарника. Перспективы, прямо скажем, не завидные. Грустные они были, безысходные.

– Болваны, кретины, идиоты! – визжал плюгавый очкарик в белом халате.

– А еще олухи и дебилы, – о, а это чей бархатный насмешливый баритон?

Так, отрегулируем наблюдательную щелочку между веками. Вот, теперь обзор гораздо лучше, видны все действующие лица. И не только лица, но и все остальное.

Бархатный голос принадлежал смуглому кареглазому мужчине, вальяжно развалившемуся в кресле. Тренированное тело, резкие черты лица, своей неправильностью усиливавшие привлекательность мужика, аккуратно подстриженные черные волосы с легкой сединой – это, видимо, и есть тот самый Винсент Морено, выловивший в свое время Сашу из реки. Брызгающий слюной тщедушный мужчина в очках – гениальный Стивен МакКормик. А два перепуганных долдона у двери – мои похитители.

– Винс, я бы на твоем месте не совался с подколками! – досадливо отмахнулся очкарик. – Вот что теперь делать, что? И где ты только нашел этих безмозглых обезьян?

– Ну зачем ты так, они все же числятся в штате нашей с тобой общей организации, – усмехнулся Морено. – И давно хотели продвижения по службе. Да, Эдди? Хотел?

Но долдоны угрюмо молчали. Оба. Поэтому определить, кто из этих гениев так хорошо осведомленный о нравах и обычаях русских Эдди, мне не удалось. И, по большому счету, меня это совсем не расстроило.

– Молчите…? – ух ты, пошла в ход тяжелая артиллерия.

Откуда я знаю американский мат? Из американских же фильмов. Еще MTV восполняет пробелы в образовании.

– … вашу мать, а грязные негры… сестре!

– Фу, Стивен, ты не политкорректен, надо говорить «грязные афроамериканцы», – укоризненно покачал головой Морено.

– Заткнись! – Да мужик просто чемпион по брызганью слюной! – Заткнись! Заткнись! Ты что, совсем ничего не соображаешь?! Ведь это твои люди приволокли вместо Алекс какую-то беременную тетеху, твои, не мои! Как можно было их перепутать?! У вас что, идиоты, фотографии не было?

– Да есть у нас фотография! – о, судя по голосу, рыжий долдон и есть Эдди. – Так ведь они похожи!

– Ни фига они не похожи!

– Не горячись, Стив, определенное сходство есть. Конечно, весьма отдаленное, но цвет волос, комплекция…

– Ага, и пузо! – ехидно кивнул МакКормик, прерывая адвокатское выступление Винсента.

– Так его ж под курткой не видно! – забухтел Эдди. – Кто знал, что у этих баб куртки одинаковые! И за рулем всегда была Алекс, мы же почти неделю следили за домом. Никогда эта брюхатая за руль не садилась! – Вот гад, а?! Брюхатая! Эх, жаль, ничего тяжелого под рукой нет! – Накануне они вместе в город ездили, на урок немецкого. И объект был в точно такой же куртке! Ну кто же мог знать, а?

– Да, ребятки, – Морено сочувственно посмотрел на своих незадачливых помощников, – лопухнулись вы знатно. Я одного не могу понять – зачем вы ее сюда приволокли? Неужели на месте не могли сообразить? Ну перепутали, так и оставили бы ее в машине! Она бы очухалась, поудивлялась и домой поехала.

– Так мы, – Эдди затоптался на месте, словно цирковой медведь, – мы и не знали, что напутали. Она вырубилась, мы ее в нашу машину на заднее сиденье положили, укольчик, как вы и велели, вкатали и поехали.

– И что, она границу прошла с тем паспортом, что мы сделали для Алекс? – МакКормик недоверчиво рассматривал топтуна.

– А что такого? Я ж говорю – похожи они! Да и лицо у нее было волосами закрыто, пограничники будить не стали, просто заглянули в окно машины – и все. Мы и поехали дальше. Уже после Клатовы она очухалась, песни какие-то пела…

– Песни? – удивленно приподнял брови Морено.

– Ага. Видать, ее сильно заглючило после укола. Хорошо, хоть завывать начала после границы. А то нас вряд ли бы так легко пропустили.

– С вами все ясно, – махнул рукой МакКормик. Затем подошел к кровати, на которой я старательно притворялась бревном, и задумчиво протянул: – Что ж, надо теперь сообразить, как нам выпутаться из этой ситуации. Понятно, что изъять Алекс уже не получится, объект насторожится после пропажи подруги. Или кем еще приходится Алекс эта баба?

– Подруга, – подтвердил со своего кресла Винсент. – Причем близкая. Ее зовут Анна Лощинина.

– Ах да, припоминаю! Алекс мне рассказывала. Если бы я не поработал над Алекс и не изменил ее личностные характеристики, можно было бы попробовать воздействовать на нее через эту Анну. Возможно, Алекс согласилась бы добровольно приехать сюда в обмен на свободу подруги. Но не теперь.

– Да уж, Стив, – хмыкнул Морено, – как видишь, безэмоциональность объектов твоих экспериментов не всегда выгодна. Вряд ли нынешняя Алекс пожертвует собой ради Анны. И не забывай, у нее на флэшке вся информация из твоего компьютера. Если Алекс узнает, кто стоит за похищением Анны, она не замедлит воспользоваться этой информацией, чтобы вытащить подругу.

– Откуда она узнает! – очкарик досадливо поморщился, продолжая пялиться на меня. От его взгляда я все больше ощущала себя лабораторной крыской, распятой в специальном приспособлении. Сейчас меня будут препарировать. Ну вот, накаркала. – Так значит, ты подруга нашей Алекс? Что ж, поработаем с тобой, дорогуша.

– … тебе, дорогуша, – мило улыбаясь, откликнулась я, открыв глаза.

Date: 2015-07-11; view: 337; Нарушение авторских прав