Глава 24. Лорел Хаммонд вышла в сад из небольшой музыкальной комнаты в задней части дома и вдохнула сладкий аромат цветущей магнолии

Лорел Хаммонд вышла в сад из небольшой музыкальной комнаты в задней части дома и вдохнула сладкий аромат цветущей магнолии. Прекрасный день, думала она, не слишком жарко и не слишком сыро. Она медленно подошла к кустам магнолии, нарвать опьяняющих своим запахом цветов для Мамми Бас, этой старой карги, чтобы та приготовила из них духи. Скудный запас духов, подаренных ей Дрю, когда тот вернулся из Парижа, давно кончился. При мысли о Дрю она нахмурилась. Вроде взрослый человек, черт бы его побрал, но какой-то неопределенный.., нет, пожалуй, неуловимый. Когда она о чем-нибудь его спрашивала, он называл ее “мама-мачеха” противным насмешливым тоном.

Она срывала цветы, укладывала их в небольшую плетеную корзинку, и ее мысли невольно возвращались к Бренту. Ни одного слова, ничего. Прошло уже больше полугода, как умер его отец. Наверняка адвокаты уведомили его об этом — Дрю знал его адрес в Сан-Франциско. Почему он не написал? Она много раз думала о том, каким он стал. Вспоминал ли о ней?

Ненавидел ли ее после долгих десяти лет? Разумеется, нет. Ведь так или иначе, он ее соблазнил. Она нисколько не виновата. Просто она была одинока, несчастлива с мужем — холодным, властным Эйвери.

О, это завещание, этот гнусный документ! Лорел вдруг пробрала дрожь в тени огромного поросшего мхом дуба, и она перешла на лужайку, залитую ярким солнечным светом. Дерзкий Дрю позволил себе рассмеяться, когда этот напыщенный усатый старый дурак мистер Дженкинс через два дня после похорон в библиотеке прочитал им завещание. Она была слишком удивлена, чтобы что-нибудь сказать. Слишком удивлена и слишком испугана. Магнолия выскользнула из ее пальцев на мягкую зеленую траву. Страх не прошел до сих пор.

— Надо быть повнимательнее, Лорел.

Дрю изящно наклонился, чтобы подобрать упавший цветок. Он выглядел как эстет, этот высокородный джентльмен-южанин, — стройный, бледнокожий, с зачесанными от широкого, чистого лба каштановыми волосами и задумчивыми карими глазами. Ничего общего с внешностью его брата. Она плохо помнила, как выглядел Брент, кроме таившихся в ее памяти полуночно-синих глаз, проницательных, неотразимых и глубоких уже тогда, когда ему было всего восемнадцать лет. Дрю выпрямился и подал ей цветок.

— Благодарю, — сказала она. — Почему вы не пишете?

— В такой прекрасный день не могу усидеть в комнате. Причина в этом… — Он помолчал. — Ив предчувствии чего-то.

Лорел выгнула тщательно выщипанную золотисто-каштановую бровь.

— Оказывается, вы похожи на колдунью Синду.

— О нет, — возразил Дрю, — я не сворачиваю цыплятам шеи и не пляшу вокруг костра, пророча конец света.

— Тогда было забавно. — Лорел покачала головой, улыбнувшись воспоминанию. — Никогда не забуду того происшествия. Господи, какое было безвыходное положение! Рабы отказались работать, потому что их уверили в приближении судного дня. Гнева Божьего они боялись больше, чем кнута мистера Симмонса.

— — Отец и мистер Симмонс очень уверенно держали ситуацию в руках, как я вспоминаю. Бедная Синда!

Вопреки ее пророчеству конец света не наступил, а ее жестоко выпороли.

— Так что же у вас за предчувствие?

— Точно не знаю, — медленно проговорил Дрю. — Что-то сегодня должно случиться, что-то из ряда вон выходящее. — Он пожал плечами с несколько расстроенным видом. — Не сердитесь на меня. Весьма вероятно, мои мозги расплавились от жары, возможно, мои занятия в конце концов довели меня до мрачного мистицизма.

— Вам надо почаще выезжать с плантации, Дрю.

Кругом так много хорошеньких юных леди, ожидающих предложения от мистера Дрю Хаммонда из Уэйкхерста. Да вот и Мелинда Форрестер не дальше как вчера говорила, как восхищается вашими картинами…

Дрю поднял изящную белую руку.

— Избавьте меня, Лорел, от подобных рассказов.

Мелинда Форрестер.., меня не интересует эта девушка. — Он устремил в пространство мечтательный взгляд темно-карих глаз. — Мне не хватает Парижа, — просто проговорил он. — Здесь все прекрасно, но это не мое.

— Да, теперь это все принадлежит Бренту, вы это имели в виду?

Глаза Дрю остановились на прекрасном лице мачехи.

— Откуда столько горечи, Лорел? Я не знаю, почему Брент покинул Уэйкхерст много лет назад, но он старший наследник. Разумеется, плантация должна принадлежать ему. Вопрос состоит в том, станет ли он ею заниматься?

— Но я жена вашего отца! Как он посмел назначить Брента моим опекуном? Почему не оставил деньги мне, по моему полному праву, как оставил вам?

Дрю лишь нахмурившись смотрел на Лорел. Он жил дома уже два года и многое видел. Знал, что у нее была связь с соседом-плантатором, хвастливым мистером Джоном Латтимером. И отец наверняка тоже знал об этом. Возможно, поэтому и не оставил ей денег. Справедливости ради нужно сказать, что Лорел молода и красива, а отец был старым и больным. И все же…

Дрю оторвал свесившийся с нижней ветки вяза испанский лишайник.

— Возможно, — медленно проговорил он, — вам следует подумать о новом замужестве, когда закончится траур. Как я понимаю, мистер Элиас Стэндфорд влюблен в вас до безумия.

Лорел пожала изящным плечом.

— Он стар и скучен, а его дети меня ненавидят.

Нет уж, благодарю.

— Мне вспоминается, что мы с Брентом были тоже не очень-то счастливы, когда отец вернулся домой с вами. Но это было так давно, не правда ли? Почему бы вам не съездить ненадолго в Новый Орлеан? Немного поохотиться.

— Не будьте таким противным, Дрю! Лиззи!

Лорел чересчур громко подозвала к себе девочку негритянку.

— Да, миссис? — подбежала запыхавшись та и уставилась на свои грязные босые ноги.

— Отнеси магнолии Мамми Бас.

— Да, миссис.

— Скажи, чтобы приготовила для меня духи.

— Да, миссис.

— Что, Дрю, эта потаскушка уже побывала в вашей постели?

— Бога ради, Лорел, ей же не больше тринадцати лет! — Он посмотрел вслед девочке, понимая, что та слышала слова Лорел.

— Вы же знаете, какие они, — заметила Лорел, пожимая плечами. — Главный надсмотрщик Джош положил на нее глаз.

— Как странно, — сардонически заметил Дрю. — Если бы я последовал вашему совету, через год у Лиззи был бы ребенок, а к тридцати годам она уже стала бы бабушкой. А вам бы понравилось стать бабушкой, Лорел?

В конце концов, вам ведь уже порядочно за тридцать, не так ли?

Лорел изящно пожала плечами, но голос ее прозвучал жестко.

— Прошу вас, Дрю, избавьте меня от вашей европейской сентиментальности, к тому же мне не порядочно за тридцать.

— Я дома уже два года, а вы еще не праздновали ни одного дня рождения.

— Дрю, а почему бы вам не съездить в Новый Орлеан?

— Полно, Лорел. Я ухожу. Скоро станет невыносимо жарко. Не знаю, как вы, леди, можете носить такую тяжелую одежду.

— Честно говоря, она крайне неудобна. Но ничего не поделаешь. Не могу же я расхаживать в бриджах и в рубахе нараспашку, как вы.

Дрю рассмеялся:

— Да, вид был бы шикарный!

Они пили лимонад в тени громадного кедра, когда к ним с громким криком подбежала задыхающаяся Мамми Бас.

— Миссис! Это масса! Он дома, мой мальчик дома!

Лорел притихла.

— Ваше предчувствие, Дрю… — еле слышно заметила она.

— Видно, у меня есть какие-то способности, о которых я и не подозревал. Итак, дорогая, прошло десять лет, не правда ли? Мой блудный, дикий брат наконец-то дома.

— Что ж, настало время встретиться с моим опекуном, — сказала Лорел.

Каким он стал? Она снова и снова задавалась этим вопросом. Найдет ли он ее по-прежнему красивой?

Конечно! С этим все будет прекрасно, она не сомневалась. И если бы…

* * *

Байрони подала руку Бренту, помогавшему ей выйти из открытой коляски.

— Уэйкхерст, — объявил он.

— Прекрасный дом, все так, как ты описывал. О, эти деревья и цветы, Брент! Я не могла вообразить, что все дышит такой стариной и великолепием. Вот азалии, да?

Магнолии! Сколько зелени, и такой буйной!

Брент улыбнулся, умилившись ее возбуждению, и нежно прижал палец к ее губам.

— Да, я с тобой согласен, — проговорил он. — Ну, ты готова познакомиться с домочадцами?

Первой появилась Мамми Бас. Она сбежала по ступеням большого плантаторского дома в объятия Брента.

— Мой мальчик! Господи, дома! Красивый мальчик!

И такой большой! — Ее натруженные черные руки ощупывали каждый дюйм его лица, широкая, исполненная достоинства улыбка открывала зубы, такие же белые и здоровые, какими Брент помнил их с детства.

— Мамми, полно, как бы эта красивая леди меня не приревновала. Позволь представить тебе мою жену Байрони Хаммонд.

— Прошу прощения, это ваша миссис! Вы только посмотрите на это белоснежное личико! Где вы нашли такого прелестного ребенка?

Байрони была слишком ошеломлена, чтобы пошевелиться или произнести хоть слово. Маленькая сухая женщина крепко обняла ее и ощупала так же, как Брента.

— Таков обычай, — объяснил Брент, когда старая рабыня угомонилась.

Он поднял голову, и его взгляд встретился с глазами Лорел. Боже, она прекрасна, тут же подумал он.

Ему казалось, что за десять лет она должна превратиться в старуху. Глупец! А вот и Дрю. Теперь уже мужчина. Брент оставил Мамми Бас и твердым шагом пошел к брату, пристально глядя на него.

Они встретились на нижней ступеньке веранды.

— Брат! — воскликнул Дрю. — Значит, это не сон, ты действительно существуешь! Господи, такой огромный!

— Да и ты вырос. Я помню тебя тощим маленьким мальчиком, заляпанным красками.

Они обнялись, рассмеялись и обнялись снова.

Лорел хранила холодное спокойствие, устремив взгляд не на братьев, а на женщину, стоявшую рядом с Маммми Бас. Жена Брента! На лицо Байрони падала тень от шляпки. Одежда ее была помята и покрыта дорожной пылью, а руки сложены впереди, как у монахини. Лорел нашла ее жалкой, но улыбнулась, грациозно спускаясь по ступенькам.

— Добро пожаловать в Уэйкхерст, — проговорила она и заключила жену Брента в свои ароматные объятия. — У вас усталый вид, бедняжка. Могу я называть вас Байрони? Спасибо. А я Лорел. В конце концов, нас разделяет не так уж много лет. Представляю, каким ужасным было ваше долгое путешествие.

Из самого Сан-Франциско! Вы провели некоторое время в Новом Орлеане? Ах, какой прекрасный город, необычный. А потом пароходом по Миссисипи? Наверное, целую неделю, да?

Байрони чувствовала себя тупым ребенком. Ей оставалось только поддакивать или кивать.

— Брент, — обратилась к нему Лорел, — ваша жена падает от усталости! Вы можете обмениваться с Дрю воспоминаниями и шутками, сколько вам понравится, но не сейчас, Отелло! Ллойд! Принесите багаж хозяина! Мамми, тебе не мешало бы позаботиться о женушке Брента. Вам нужна отдельная комната, дорогая? Нет? Странно, ну да ладно. Не важно. Мамми, отведи ее в апартаменты хозяина. Я, разумеется, освободила их после ухода моего дорогого мужа. — Она с удовлетворением произнесла эти слова. Не могла дождаться, чтобы расстаться с этой ужасной, мрачной комнатой, пропахшей болезнью. — Теперь это апартаменты Брента. Пойдемте!

— Благодарю вас, — проговорила наконец Байрони и потащилась за этой красивой женщиной.

Лорел чувствовала, как ярость начинает переполнять ее. Эта девочка так юна, будь она проклята! И красивая. Господи, что теперь делать?

Когда они вошли в гигантский вестибюль, их окружили кричавшие наперебой негры всех возрастов. Все они столпились вокруг Брента. Байрони ничего не слышала, кроме возгласов “Масса! Масса!”

Архитектура дома поразила Байрони четкими, простыми линиями — три этажа опирались на тонкие колонны и изящными галереями окружали три стороны дома. Интерьер носил на себе следы испанского влияния, как уже говорил ей Брент. Стены были выкрашены в нежно-розовый цвет, на верхний этаж вела черная кованая винтовая лестница. Повсюду в изысканных вазах стояли свежесрезанные цветы. Байрони пыталась не показывать виду, что ошеломлена всем этим великолепием, но это ей плохо удавалось. Конечно, дом Айры в Сан-Франциско был элегантным и богатым, но в нем отсутствовала присущая Старому Свету прелесть этого дома. В сравнении с ним он выглядел хотя и новым, но невзрачным. Интересно, что думал Брент.

Не казалась ли ему его квартира над салуном жалкой в сравнении с этим старым домом?

— Байрони, познакомься с рабами, обслуживающими дом.

Брент представил ее нескольким старым рабам, а потом молча выслушал Лорел, назвавшую по именам новых.

Отелло, Дездемона, Порция, Лир и так далее.

Надо же, подумала Байрони, как у Шекспира! Интересно, какими были их настоящие имена? Она улыбалась им, пока не почувствовала, что заболели скулы.

Каждый из них улыбался ей в ответ, называя “маленькой миссис”. Все они были босыми.

Внезапно Мамми Бас хлопнула в ладоши:

— Хватит, расходитесь, черные лентяи! Миссис, пойдемте со мной. Мы устроим вам отличную ванну.

Байрони послала Бренту вымученную улыбку.

— Да, поднимайся наверх, — кивнул он. — Я скоро приду.

Она оглянулась через плечо, поднимаясь впереди Мамми Бас по лестнице. Брент разговаривал с Лорел.

Она выглядела немыслимо хрупкой и изящной, а ее очаровательный смех звучал почти интимно. Байрони ощутила укол ревности. Перестань, идиотка! На мгновение она встретилась с глазами Дрю и с неотвратимой ясностью поняла, что тот прочел ее чувства. Дрю подмигнул ей, и это было так неожиданно, что она едва не рассмеялась.

Пол длинного коридора на втором этаже был устлан толстым узорчатым ковром. Мамми Бас продолжала свой непрестанный монолог, пока они не дошли до конца коридора. Она распахнула двустворчатую дубовую дверь, и Байрони содрогнулась.

Какая ужасная комната! Мрачная, тяжелая, неуклюжая мебель, пахнувшие плесенью шторы. Она быстро подошла к окнам и отдернула парчу. В комнату ворвался солнечный свет. Мамми Бас услужливо открыла высокие окна, и Байрони вдохнула свежий теплый воздух.

Она вышла на галерею и облокотилась на белые деревянные перила.

— Как красиво, — глубоко вздохнув, проговорила она, глядя вниз на безукоризненно ухоженный сад.

— У старого массы было плохо с глазами, и солнце было ему вредно. Теперь все будет по-другому, миссис. Уберем все это барахло, отдадим его Джошу.

Пусть он почувствует себя значительной фигурой. Он главный надсмотрщик, строгий.

Когда вошли двое рабов с багажом, Мамми Бас распорядилась, куда его положить. А через двадцать минут Байрони по шею погрузилась в источавшую аромат жасмина теплую воду, которой была полна огромная ванна кедрового дерева. “Я умерла и вознеслась на небеса”, — думала она, наслаждаясь первой настоящей ванной после Нового Орлеана.

Она откинулась на спину и закрыла глаза. “Вот я и в Миссисипи, — рассеянно думала Байрони. — Здесь полно босоногих рабов, которые принадлежат Бренту”. Она вспомнила долгие недели путешествия, размышляя больше о поведении своего мужа, чем о местах, где им довелось побывать. Как раз тогда, когда ей казалось, что она начинает его понимать, он менялся, как-то отстранялся. Проводил часть времени за игрой, и они приехали в Новый Орлеан с лишней тысячей долларов. Большую часть этих денег он потратил на нее. Новые платья теперь висели в дубовом шкафу, стоявшем в углу спальни. Уж не боялся ли Брент, что ему будет стыдно за нее? Разумеется, он купил новую одежду и себе. Она чувствовала себя несколько стесненно рядом с элегантным джентльменом-южанином, в которого он превратился за последнюю неделю. У него изменилось произношение, и весь он дышал неиссякаемым очарованием. Она печально думала о том, поймет ли его когда-нибудь. А тут еще Лорел и его брат Дрю. Красавица Лорел, так многозначительно смотревшая на Брента…

Байрони не шевельнулась, когда услышала голос Брента.

— Привет, русалка. Похоже, ты получаешь от ванны больше удовольствия, чем от меня.

Байрони открыла глаза и увидела его сладострастную улыбку. Она глубоко, удовлетворенно вздохнула, и улыбка стала шире.

— Маленькая колдунья, — шептал Брент. — Хочешь, я к тебе присоединюсь?

— С твоими габаритами лучше подождать. — Она принялась мыть голову, небрежно заметив:

— Твоя мачеха совершенно очаровательна, как и твой брат.

— А ты ожидала обвинений и криков ярости? Дорогая, это же Юг. Леди остаются леди, по крайней мере на поверхности. Лорел будет ждать благоприятного случая. — Брент помолчал. — Это была комната отца. Господи, обстановка просто давит. Можешь тут все менять, как хочешь.

— Мы останемся здесь надолго?

Брент пожал плечами:

— Мы проделали долгий путь. Мне хочется какое-то время чувствовать под ногами твердую землю.

— Новый Орлеан показался мне самым необычным из всех городов, которые я видела, — задумчиво проговорила Байрони.

— Посмотрим, что ты скажешь, когда я отвезу тебя в Начиз.

— Он, наверное, лучше Панамы.

— Пожалуй. Возможно, к нашему возвращению уже будет достроена железная дорога.

— Ни у одного из рабов нет обуви, — неожиданно вспомнила Байрони.

— Но они хотя бы живут в чистоте и нормально одеты. Это, разумеется, заслуга Лорел. Когда я был мальчиком, здесь была сплошная грязь. Во время обеда нас обслуживали официанты с грязными руками. От этого просто пропадал аппетит.

— По всему видно, ты не утратил аппетит, — оборвала его Байрони.

— Слава Богу, нет, — согласился Брент, широко улыбаясь. Она второй раз намылила волосы, глядя, как Брент сбросил с себя пиджак. Он сказал через плечо:

— Кажется, Лорел стала немного.., мягче.

— Она очень привлекательна, — заметила Байрони, желая быть справедливой.

— О да, — согласился Брент. Он швырнул на пол рубашку и уселся на уродливое кресло с подголовником, чтобы снять обувь. Помолчав, он добавил:

— Дрю стал мужчиной. Это так странно.

— Заставляет чувствовать себя старым?

Брент улыбнулся Байрони и поднялся из кресла, взявшись за пуговицы брюк.

— Не угодно ли взглянуть, насколько я стар?

— Брент! Прекрати! Ты же зальешь водой всю комнату!

* * *

Как шикарно, подумала Байрони-.. Столовая могла бы вместить человек двадцать. Светло-зеленые стены, на удлиненных окнах шторы, схваченные золотистыми шнурками. Французская мебель. На обеденном столе, накрытом чистейшей белой льняной скатертью, стоял сервиз из белого фарфора с золотой каемкой.

— Что это? — полушепотом спросила Байрони Брента, указывая на большое деревянное приспособление ручной резьбы на потолке, в виде колокола, висевшее над столом.

— Это опахало…

— Вентилятор, Брент, вентилятор, — вмешался Дрю. — Через месяц вы его оцените, уверяю вас, Байрони. Во время обеда рабы раскачивают его взад и вперед, натягивая длинный шнур. Он охлаждает лица и овощи. Мы здесь, на Юге, очень практичны. Потеть за столом не приходится.

— Да, скоро наступит жара, — заметил Брент, выгнув черную бровь. — Боже мой, я хорошо помню, как страдал здесь от жары. Байрони, тебе покажется, словно тебя выжали досуха, но уж, пожалуйста, не усыхай.

— Какой климат в Сан-Франциско? — спросил Дрю.

— Благословенный холод, — ответил Брент. — Он искоса посмотрел на Байрони, и добавил:

— За некоторыми исключениями, разумеется.

Дрю улыбнулся, увидев, как Байрони залилась краской.

— Он всегда был нахалом, Байрони.., не обращайте на него внимания…

— Это, Дрю, самое трудное!

— Расскажи мне о Париже, брат, — попросил Брент. — Уберегся ли ты там от неприятностей? Твое джентльменское достоинство, надеюсь, не пострадало?

— В основном да. Париж и наши края — ночь и день, Брент. Там все старинное, устоявшееся, несмотря на политические потрясения. Там очень многому можно научиться, в том числе и живописи, естественно.

— Ты тоскуешь по Парижу, — заметил Брент, увидев устремленные в пространство глаза Дрю.

— Да, но…

Он умолк, услышав шелест юбок. Обернувшись, мужчины и Байрони увидели вплывавшую в столовую Лорел, восхитительно выглядевшую, в платье из легкого розового шелка, с открытыми плечами и низким декольте. Сочетание розового с золотисто-каштановыми волосами получилось весьма удачным. Байрони внезапно почувствовала себя дурнушкой в темно-синем — цвета глаз Брента, как она ему говорила, — платье, купленном в Новом Орлеане. В сравнении с Лорел она выглядела школьницей.

Волосы у Байрони все еще не высохли. Она казалась себе похожей на драную кошку и чуть не застонала.

С лица Лорел не сходила улыбка. Она стала шире, когда ее взгляд скользнул по Байрони. Как Брент попался на удочку к этой? Что касается Брента, то Лорел чувствовала себя ответственной за этого мужчину, словно он был мальчиком. Он так красив, думала она, со своими сияющими густыми черными волосами, с сильным, словно высеченным резцом скульптора лицом. Даже шрам на щеке выглядел романтично.

Она встретилась с его глазами, как всегда неотразимыми и бездонными, но сейчас непроницаемыми.

— Вечером к нам придет Фрэнк Пакстон — наш управляющий Фрэнк, — объявила Лорел. — Надеюсь, вы всем довольны?

— Несомненно, — ответил Брент. — Байрони, дорогая, — продолжал он с полуулыбкой на губах, — садись в конце стола. Ты теперь хозяйка Уэйкхерста.

Байрони тут же вспомнила о званом обеде, когда Ирен заняла за столом место, по праву принадлежавшее ей, Байрони. Может быть, Брент тоже вспомнил это и решил предотвратить подобное? Она улыбнулась мужу, когда он отодвинул стул, чтобы она заняла свое место.

Лорел и бровью не повела и повернулась к Дрю, который и усадил ее за стол.

— Глазго, можете подавать, — звонко распорядилась она.

— Глазго? — Байрони посмотрела на высокого черного человека в ливрее, в черных шерстяных брюках и желтой рубашке, с потрепанным седым париком на голове.

— Да, миссис, — повиновался он и хлопнул в ладоши.

Двое других негров — еще мальчики, как поняла Байрони, — торжественно вошли в столовую, каждый с серебряным подносом в руках. На них были одинаковые черные штаны, оканчивавшиеся гораздо выше щиколоток, но не было ни рубашек, ни шерстяных жилетов. Байрони почти чувствовала, как зудело их тело.

— Обычная пища на Юге, — заметил Брент, зачерпывая кукурузу со сливками из миски в руках одного из мальчиков. — Цыпленок, горох, кукуруза и хлеб здешней собственной выпечки, тоже кукурузный.

— Восхитительно, — довольно неискренне проговорила Байрони. Все выглядело жирным и тяжелым для желудка. Как только Лорел ухитрялась оставаться такой стройной? — Вы говорили о своей работе, — обратилась Байрони к Дою.

— Да, — сказал тот, — и мне очень хотелось бы написать ваш портрет, разумеется, если не будет возражать мой брат.

— Вам нужно подобрать более подходящую прическу, как мне кажется, — заметила Лорел покровительственным тоном.

— Это моя вина, — мягко проговорил Брент.

Его слова повисли в воздухе, и Байрони выпалила:

— Он не выпускал меня из ванны!

Дрю очень аккуратно положил вилку рядом со своей тарелкой, закинул назад голову и от души рассмеялся.

Байрони смущенно опустила голову, щеки ее порозовели. Она слышала, как Брент тоже усмехнулся.

Нет, он не просто не выпускал ее, а присоединился к ней, вылив на пол спальни целые потоки воды. Она почувствовала, как ей стало теплее при воспоминании о том, как она лежала на груди мужа, как его руки зарылись в ее мокрые волосы, а губы ласкали шею.

— Если ты русалка, — дразнил он, — придется оставить в покое твои великолепные ножки и заняться очаровательным хвостом.

— Ты несносен! — Байрони со смехом увернулась от Б рента.

— Если я несносен, то каковы же вы сами, мадам? Известно ли вам, какие мысли кружат мою слабую мужскую голову, когда вы проделываете всякие штучки?

— Мысли? В твоей голове, Брент!

— Правильно, — проговорил он, ласково прижимая Байрони к себе. Он застонал, а Байрони уткнулась носом ему в щеку.

Она внезапно вернулась от приятных воспоминаний к действительности, услышав язвительный голос Лорел.

— Дрю, Брент, хватит вам! — Господи, как бы ей хотелось вырвать с корнем мокрые волосы Байрони! — Довольно, я не хочу, чтобы рабы слышали подобные разговоры.

— Я полагаю, все со временем изменится, — сказал Брент, растягивая слова. Байрони пристально посмотрела на мужа. Его мелодичный голос стал елейным. — Не беспокойтесь, Лорел, о портрете Байрони.

Когда Дрю будет его писать, я прослежу за тем, чтобы она выглядела наилучшим образом.

У Байрони вдруг мелькнула нелепая мысль, что Брент занимался с нею любовью только для того, чтобы насолить Лорел. Горошек у нее во рту показался ей твердым как камень и холодным. Нет, решила Байрони, это смешно. В ушах еще звучали его стоны, тело чувствовало крепкие руки.

— У меня еще не созрел замысел, — заметил Дрю. — Возможно, это будет новая Венера, выходящая из пены.

— Надо показать мой портрет, — проворковала Лорел. — Он висит в гостиной. Наши гости считают его одной из лучших работ Дрю. Вы давно поженились?

— Три месяца, — машинально ответила Байрони. — Наше путешествие было очень долгим.

— А как вы встретились? — продолжала допрашивать та. “Три месяца, — думала она, — вообще-то не срок. Скоро эта девчонка станет нагонять скуку на Брента”.

Байрони перевела взгляд на мужа. Ее смущение не ускользнуло от Лорел.

— Это было в Сан-Диего, — непринужденно продолжил Брент, потягивая вино.

— Где это? Никогда не слышала такого названия.

— На юге Калифорнии. О Калифорнии вы, надеюсь, слышали?

— От вас можно многое узнать, Брент. Спасибо.

Как интересно… А я думала, вы были одной из.., женщин в салуне Брента.

“Острые коготочки”, — отметила Байрони.

— О нет, — широко улыбаясь, возразил Брент, — слава Богу, у моей жены нет ни опыта, ни данных для того, чтобы быть девушкой из салуна.

“Да, — подумала Байрони, — вероятно, действительно нет”. Она почувствовала на себе взгляд Брента и посмотрела на него. Красивые синие глаза сияли весельем.

— Но, говорят, в Сан-Франциско очень мало леди, разве не так? — продолжала давить Лорел.

— Леди там больше, чем джентльменов, бьюсь об заклад, — заметил Дрю.

— Верно, брат. Мужчины предпочитают ковыряться в калифорнийской земле. Но там по крайней мере человек чувствует, что живет. Никакого застоя, ни соблюдения бессмысленных традиций, как, например, здесь, на Юге.

Байрони заметила, что голос Брента перестал быть протяжным, он говорил теперь четко и живо.

— Двигаясь вперед, мы создаем свои ценности и свой образ жизни. Человек выдвигается благодаря собственным мозгам, а не в результате случайности рождения, которое ставит его, независимо от собственных достоинств, в привилегированное положение.

— Не знаю, что сказал бы ваш отец по поводу таких умозаключений, — заметила Лорел.

— Вероятно, вышиб бы меня отсюда коленом под зад.., снова, — ответил Брент. Его взгляд встретился с глазами Лорел, и он улыбнулся. А потом с насмешливой улыбкой поднял бокал.

Байрони положила в рот очередной кусок цыпленка, который камнем упал ей в желудок. Жизнь здесь стала представляться ей как непрерывная цепь стычек между Брентом и Лорел. “И между мной и Лорел тоже”, — добавила она про себя.

Дрю посмотрел на Брента, потом на Лорел, но промолчал. Он не знает, решила Байрони. Расскажет ли когда-нибудь ему Брент? Она с отвращением думала о предстоявшей поездке в фургоне через Панаму, о тучах мерзких насекомых. Сейчас ей больше всего хотелось отправиться с Брентом в обратный путь, на запад.