Сказки Венского леса

К счастью, музыканты находились в своей комнате для отдыха. Я вошел в нее и огляделся по сторонам. Взгляды, которыми меня они встретили, по большей части были настороженными – как же, ввалился один из благородных, и неизвестно, что ему нужно. Что ж, может быть, это поможет нам быстрее найти общий язык? Я положил на огромный барабан несколько золотых монет. Вот теперь в их глазах читался некий интерес, разбавленный известной долей скептицизма.

Понять их можно: является некий тип в необычного покроя одежде, явно в возбужденном состоянии – сейчас начнет что‑то требовать, поскольку просить такие посетители попросту не умеют. Но и они не кто‑нибудь, а императорский оркестр…

Я вновь обвел взглядом музыкантов. Явно, что этот пожилой, с всклокоченной шевелюрой человек является у них капельмейстером, к нему и следует обращаться.

– Господа музыканты! – Обращение как будто бы ко всем, но смотрел я на капельмейстера. – Я хочу обратиться с просьбой, которая, вполне возможно, покажется вам необычной. Ее величество императрица подарила мне один танец.

Капельмейстер спрятал улыбку в пышные усы: вы не по адресу, если решили похвастать. Я продолжил:

– Но это необычный танец. Вернее, танец обычный, но незнакомый в этих местах, так же как и музыка, его сопровождающая.

Некоторое шевеление, легкий интерес. В императорском оркестре играют лучшие музыканты, и их трудно удивить чем‑либо новым, ведь чтобы и дальше считаться лучшими, им необходимо постоянно обновлять репертуар.

Наконец я нашел глазами то, что искал. Взяв в руки скрипку, погладил по деке кончиками пальцев, как добрую старую знакомую, которую очень давно не видел. А ведь было время, когда я ее ненавидел до нервной дрожи.

– Господа музыканты, сейчас я попробую объяснить то, чего хочу от вас. Прошу заранее извинить за недостатки исполнения – маловато практики. Пару минут, буквально.

Музыканты продолжали следить за моими манипуляциями, все еще не придя к общему мнению, кто перед ними – эксцентричный тип, человек, немного не поладивший с собственной головой, или действительно предстоит услышать нечто новое и незнакомое.

Наконец мне удалось исполнить мелодию, хоть и не с первого раза.

– Вот такая музыка. Очень хочется, чтобы вы мне помогли. Если дело только в этом, – я показал смычком на монеты, все еще лежащие на барабане, – то за деньгами дело не станет. Помогите мне, и я ваш вечный должник.

Я с тревогой оглядел их уже в который раз: ведь если они не смогут или не захотят – все пропало, мне никогда не оправдаться перед Янианной. Черт с ним, что она императрица, но оказаться в глазах такой девушки болтуном, который не отвечает за свои слова…

– Если вас не затруднит, пожалуйста, исполните эту музыку еще раз, – попросил капельмейстер.

Я выполнил его просьбу, и на этот раз у меня получилось вполне прилично. Сейчас они слушали очень внимательно, и все по‑разному. Кто‑то перебирал невидимые струны, кто‑то слушал, откинувшись и прикрыв глаза, а кто и вовсе напевал мелодию под нос.

Наконец я закончил и вновь с тревогой поглядел на них, в который раз проклиная себя за горячность. Кто тянул меня за язык? Станцевал бы, в конце концов, один из тех танцев, которые приняты на балах, – они неплохо у меня получались. Что там сложного? Не нижний брейк, да и учительница у меня была прекрасная.

– Эрариа, – обратился капельмейстер к худому длинноволосому юноше, безусому, но с пучком бесцветных волос на месте бороды, который и оказался хозяином скрипки, все еще находившейся в моих руках. Юноша согласно кивнул, взял у меня скрипку и заиграл.

Когда он закончил, я пораженно посмотрел на дирижера. Тот пожал плечами, всем своим видом показывая: чай, не на деревенских свадьбах играем. Эрариа сыграл блестяще, и я не услышал в его исполнении ни одной ноты фальши.

– Что касается вашей просьбы, господин…

– Де Койн.

– …господин де Койн. Я думаю, мы справимся. Прекрасная музыка, хотя ничего подобного я не слышал. Мы никогда не играли такого, будет сложно, но и исполнители у меня собрались далеко не самые худшие, уверяю вас. Тем более что это касается ее величества императрицы. Не беспокойтесь, мы справимся.

– Может быть… – Не договорив, я вновь показал на золото.

– Этого хватит. Вообще, если быть справедливым, я сам должен вам денег за эту музыку. Но понимаете, я не один.

Когда я уже уходил, услышал:

– Как называется этот танец?

– Вальс. Он называется вальсом.

Анри, увидев мою взбудораженность, вопросительно поднял брови – проблемы?

Так же молча, движением головы, я ответил – нет.

Коллайн выглядел не лучше меня, но причины были несколько иные.

Взяв по бокалу игристого, мы присели за одним из столов, которые находились на некоторой возвышенности над общим уровнем пола, и потому отсюда открывался замечательный вид.

– Знаешь, Артуа, у меня были две мечты, и одна из них исполнилась.

– Одна, как я догадался, побывать на императорском балу. А вторая?

– Как‑нибудь потом. Сейчас для этого не слишком подходящее время.

Коллайн человек далеко не сентиментальный, но, заметь я сейчас слезы у него на глазах, ничуть бы не удивился. Меня тоже немного ошарашило великолепие дворца, но все‑таки мне было проще. Воспитанный в другое время, в другой среде и не слишком признающий авторитеты, я несколько иначе воспринимал многие вещи, в отличие от того же Анри. Ну президент, ну и что – чем он отличается от остальных? Будь у него три ноги или две головы – тогда другое дело. А так – обычный человек, такой же, как остальные, просто у него по‑другому жизнь сложилась.

Самым большим шоком для японцев после поражения во Второй мировой войне был не сам факт поражения, а то, что император публично отрекся от своего божественного происхождения и объявил себя таким же простым смертным, как и все. И это было в двадцатом веке.

Мои размышления Коллайн прервал вопросом, прозвучавшим как утверждение:

– Ты куда‑то надолго пропадал.

– Я разговаривал с одним человеком.

– И о чем же был такой длинный разговор, если не секрет?

– Ты не поверишь, Анри, но по большей части о звездах. Еще мне пришлось рассказать сказку.

– Дай я догадаюсь сам, о чем эта сказка: о том, как с первого взгляда ты был сражен ее красотой, о том, что не мыслишь дальнейшей жизни без нее, и еще о том, что ты лучший в Империи специалист по лазанью в чужие окна.

Эх ты, так красиво начал и так все опошлил в конце. Если бы не окна, то я признал бы в тебе дар читать чужие мысли.

– Нет, барон Анри Коллайн, сказка была самая настоящая. Но о любви, в этом ты прав.

Тут я вспомнил Бобса и почувствовал, что стремительно краснею. От Коллайна этот факт конечно же не ускользнул.

– Ба, дорогой барон, так вы, оказывается, краснеть не разучились? Приятная неожиданность.

– Эх, Коллайн, Коллайн. Для того чтобы ты смог попасть на бал в императорском дворце, мне пришлось тащить тебя через пол‑Империи, много раз подвергать опасности твою жизнь, иногда кормить тем, от чего и собаки отвернутся. Еще мне пришлось заставить тебя участвовать в самоубийственной атаке. И что я теперь слышу? Какая черная неблагодарность! Нет чтобы сказать мне как лучшему другу – эти полыхающие щеки так идут вашему пылающему лицу…

– Извините, барон. И все же какая причина заставила полыхать ваши щеки, что, кстати, так идет вашему пылающему лицу?

– Собаки испугался, – пришлось нехотя сознаться мне.

Я испугался, что Коллайн лопнет от смеха. Неимоверных усилий стоило ему остаться за столом.

В этот самый момент подошли фер Стянуа с несколькими офицерами, тоже довольно красные, но от выпитого вина. Граф поинтересовался причиной столь безудержного веселья, и Коллайну за три попытки удалось сообщить, что барон де Койн рассказал ему очень веселую историю. Господам офицерам тоже захотелось ее услышать, и я злорадно заявил, что барон Коллайн эту историю перескажет сразу же, как только придет в себя. Пусть выкручивается как может, а я пошел – музыканты уже занимают свои места.

Императрица появилась еще раньше, в окружении придворных дам, среди которых была и Элоиза. Янианна переменила платье на более легкое, и по этому признаку я догадался, что танцевать новый танец она не передумала. Девушка нашла меня взглядом, и я склонился в полупоклоне – все хорошо, музыканты готовы.

Наконец музыканты разобрали инструменты, последовала череда звуков, затем наступила тишина, и капельмейстер громким, хорошо поставленным голосом объявил:

– Дамы и господа, ее императорское величество Янианна Первая имеет честь представить вам новый танец, который называется… – Здесь он выдержал паузу, то ли привлекая внимание, то ли забыв название, и наконец произнес: – Валлос.

Хорошо, что не фаллос, хотя кто, кроме меня, это поймет?

Капельмейстер застыл, глядя в мою сторону, и я решительно направился к императрице.

Янианна выглядела чуточку бледновато, в ее глазах читалось: «Вы, барон, сами все затеяли, а отвечать придется мне».

Ничего страшного, солнышко, тебе простят все, что угодно, а что касается меня…

Мне еще легче: меня здесь больше не будет никогда.

– Не волнуйтесь, ваше императорское величество, все будет хорошо, вы просто созданы для этого танца, – повторил я уже сказанные однажды слова.

– Что‑то вы сами не выглядите слишком спокойным, – услышал я в ответ, но тут зазвучала музыка, и мы закружились в вальсе.

Первые несколько мгновений девушка держалась чуточку скованно, но затем расслабилась, и мы поплыли по огромному залу в самом прекрасном из танцев. У моей мамы была мечта станцевать вальс со своим сыном на его свадьбе. Но, как говорится, человек предполагает…

Какие музыканты все же молодцы, практически с листа – и так играют! Пусть мелодия немного отличалась, но и в таком исполнении она была прекрасной.

Мы плыли по залу, и я не отрываясь смотрел на Янианну, нисколько этим не смущаясь: вальс – это не тот танец, во время которого можно глядеть по сторонам. Мое счастье продолжалось несколько минут, и все это время я любовался красотой ее лица, блеском глаз, точеными плечиками и нежной кожей шеи. Когда музыка умолкла, мы остановились, и несколько мгновений стояла абсолютная тишина.

Потом все бросились к ней, наперебой выкрикивая – ах, какой замечательный танец, ваше величество, как вы замечательно танцевали его, ах, какая божественная музыка и много чего еще в том же самом духе. Янианна, с разрумянившимся от быстрого танца лицом, принимала поздравления.

Я скромно скользнул за спины окружающих ее людей и решительно направился к выходу. Все, Золушок, время твое вышло, и тебе пора домой, пусть и не в грязную кухню к горшкам и просу. На этот раз я точно не ошибусь дверьми – вот они, со стоящими по обеим их сторонам лакеями. Остановившись на мгновение, я залпом осушил подхваченный на ходу бокал, опасаясь, что снова попадется любимый мускат с корицей. Но на этот раз обошлось.

Когда я уже почти подходил к дверям, меня окружила группа тех же самых офицеров с тем же самым фер Стянуа во главе. Среди них находился и Коллайн, бросающий в мою сторону какие‑то непонятные взгляды. Они искренне поздравляли меня – как же, такая честь – кружить по зале с самой ее величеством! Я улыбался, принимал поздравления, а в голове накрепко уселась одна мысль – как бы поскорее отсюда смыться. Наконец мне удалось незаметно избавиться от них, и уже в который раз я решительно направил свои стопы к выходу.

Но и на этот раз мне не повезло, выход опять оказался не тем, который мне требовался. Чертыхнувшись про себя, я огляделся вокруг. Ага, чуть впереди и слева широкая лестница, спускавшаяся вниз в нужном мне направлении.

Спугнув страстно целующуюся парочку, скрывавшуюся в тени одной из колонн, я подошел к лестнице и обнаружил то, что искал, – парадный вход во дворец. Все, мучения мои окончены, сейчас спущусь, пошлю лакея за своей каретой – и домой, домой.

– Господин барон Артуа де Койн, – послышался сзади то ли вопрос, то ли утверждение.

Обернувшись, я увидел лакея в парадной ливрее, настолько раззолоченной, что не каждый провинциальный барон мог бы себе такое позволить. Да и вид у него был надменный, более присущий человеку с высоким положением, чем слуге.

Мне захотелось немедленно сказать ему что‑нибудь в духе «Яволь, майн фюрер!». Но я одернул себя: что за ребячество? – и лишь кивнул, подтверждая.

– Господин барон Артуа де Койн, с вами хотят переговорить. Следуйте, пожалуйста, за мной. – Лакей обернулся и начал удаляться, уверенный в том, что я обязательно пойду за ним. Я послушно отправился следом.

Интересно, куда это меня ведут? Ничего в голову не приходит. И допытываться бесполезно – если бы он мог сказать, кто это мной интересуется, уже бы сказал.

Мы прошли по множеству коридоров, поднялись уровнем выше, спустились, затем поднялись снова. Изредка попадались гвардейцы, дежурившие у дверей. Если он хотел меня запутать, то сделал это успешно: я совершенно не представлял, в каком крыле дворца нахожусь и как отсюда выбраться.

Наконец лакей открыл одну из дверей, пропустил меня внутрь, отвесил полупоклон и прикрыл дверь.

Я огляделся – комната нескромных размеров, посредине комнаты сервированный стол, несколько кресел, книжные шкафы, на стенах несколько картин – портреты и натюрморты.

Похоже на то, что мне предстоит сугубо деловая встреча, и слава богу. Я сейчас не в том состоянии, чтобы любезничать с дамами. А вот с кем мне предстоит встретиться – не стоит даже голову ломать, бесполезно. Пройдясь по комнате, я подошел к окну. Третий этаж. Правда, при такой высоте потолков он как минимум на уровне пятого, если не выше.

Из окна виден все тот же сад с редкими фонарями, светившими разными цветами. В стекло бьется шмель, безуспешно пытаясь преодолеть невидимую преграду. Подумав, я помог ему обрести свободу, приоткрыв одну створку и направляя его полет движениями ладони. Лети, мохнатый, – там, в саду, хорошо, да и спать тебе давно уже пора.

Живот требовательно напомнил о себе. Да, Артуа, в который раз ты попадаешь впросак! Пора уже взять в привычку основательно подкрепляться перед подобными мероприятиями. Приоткрыв крышку на одном из блюд, я обнаружил нечто крайне аппетитное на вид и столь же вкусно пахнущее. Решительно положив крышку на место, отошел подальше от соблазна. Хорош я буду, если неведомый хозяин застанет меня в то время, когда я буду набивать себе брюхо без приглашения.

Ждать мне пришлось довольно долго, не менее часа по моим внутренним часам.

Когда наконец дверь приоткрылась, я с увлечением рассматривал атлас с картами – вероятно, очень древний, поскольку пергаментные страницы успели порядком пожелтеть, а все карты были выполнены от руки, еще и с объяснениями на незнакомом языке. Ага, вот они, те самые Энейские горы… Ну положим, с масштабом погорячились, да и местность не совсем соответствует.

Когда я поднял голову на звук открываемой двери, то вскочил намного быстрее, чем обычно делаю это, в дверном проеме стояла Янианна. В одной руке у нее была бутылка темного стекла, а в другой гитара.

– Помогите мне, Артуа, бутылка очень тяжелая.

Торопливо покрыв разделяющее нас расстояние, я осторожно забрал из ее рук оба предмета. Девушка опять сменила платье: никаких декольте, обнаженных спины и рук. А что касается длины подола – так это даже не макси, это гипермакси, и других здесь носить не принято.

Янианна уселась в стоящее перед столом кресло и заявила:

– Барон, вы обещали мне спеть несколько ваших песен.

Не давал я никаких обещаний, но для тебя готов петь, пока не потеряю голос или горлом кровь не пойдет. Но вот понравятся ли тебе мои песни?

– Конечно, леди Янианна. Но хочу сразу предупредить, что они не совсем такие, как вы привыкли слышать.

Девушка кивнула и указала на принесенную бутылку:

– Откройте, пожалуйста, если вас не затруднит.

Горлышко бутылки тщательно запечатано сургучом, прикрывающим пробку. Вообще‑то это обязанность слуг, но видеть их мне хотелось в самую последнюю очередь. Слава богу, и Янианна придерживалась того же мнения, доверив это ответственное дело мне.

Я откупорил бутылку, разлил вино по бокалам и немного отпил, дождавшись, пока Янианна попробует из своего.

– И как вам на вкус?

– Вино восхитительное, леди Янианна, ничего лучшего я еще не пробовал.

– Правда? – обрадовалась девушка. – Это мое любимое вино, и мне приятно, что и вам оно пришлось по вкусу.

Вино с легким привкусом земляники, слегка газированное, вот и все, что я мог о нем сказать, если говорить правду.

У человека, пившего неразведенный спирт на Ленском зимнике в Якутии и в далекой стране Перу, что в Южной Америке, все нежные вкусовые рецепторы погибли, как чернеют и гибнут комнатные цветы на лютом морозе. Погибли без надежды на воскрешение. Ну и какой после этого из меня тонкий ценитель вин?

– Хочу вас поблагодарить за танец, Артуа, – можно, теперь я буду называть вас так? Признаюсь, был момент, когда мне хотелось отказаться, но я все же передумала, и правильно сделала. Валлос понравился всем. Я выслушала столько комплиментов, и почти все они были искренними. Знаете, наш родовой дар приносит больше неприятностей, чем толку. Иногда он кажется мне не даром, а проклятием… Ну да хватит об этом. Спойте мне, пожалуйста, Артуа. Мне говорили, у вас хорошо получается.

Взяв гитару в руки, я задумался, перебирая струны. Что же тебе спеть такое, милая моя недоступная любовь? Да что тут думать? Либо понравится, либо нет, а тема, которая всегда волнует девушек и женщин, – это любовь.

И я запел песенку о любви, о том, что влюбленному достаточно одного взгляда и поцелуя, чтобы он смог почувствовать себя богаче всех коронованных особ вместе взятых.

Янианна слушала внимательно, положив подбородок на сплетенные пальцы рук, изредка поглядывая на меня. А я заливался соловьем, мне казалось, что так хорошо еще никогда не получалось.

Закончив петь, затих, дожидаясь вердикта.

Девушка помолчала немного, потом тихо сказала:

– Действительно необычная песня, наверное, как и все, что с вами связано, Артуа. Я раньше не слышала ничего подобного, но песня замечательная.

И я пел дальше – разные песни, баллады и романсы, попсу и лирику, но все они были о любви.

– Красивые песни, и все такие разные, но почему‑то они грустные.

– Я не знаю веселых песен о любви, может быть, вы мне подскажете, леди Янианна?

Девушка ненадолго задумалась.

– Верно, Артуа, я тоже не знаю. Почему это так?

Пожимая плечами, я ответил:

– Выходит, что не такое уж это веселое дело – любовь.

Потом мы снова поговорили немного о бале, новом танце, еще о каких‑то вещах. Янианна вспомнила о Бобсе, вновь забавляясь моим смущением.

Затем она спросила:

– Скажите, Артуа, что за книгу вы так внимательно рассматривали, когда я вошла?

– Географический атлас, леди Янианна. Мне стало интересно посмотреть на карте те места, в которых я недавно побывал.

– Да? Может быть, вы и мне их покажете? Я о них знаю только, что это где‑то на западной границе Империи.

– С удовольствием. Вот посмотрите, мы прошли этой дорогой до самого Дрогаунда. Затем свернули южнее, прошли по границе леса и степи примерно до этого места. А там…

Показывая на карте путь нашей экспедиции, я совершенно случайно прикоснулся к руке девушки. Вздрогнув, я отступил на шаг. Мы посмотрели друг на друга. А потом я сделал то, о чем никогда не помышлял и даже не мог предположить, что решусь на такое, – нежно обняв девушку, я поцеловал ее в такие манящие губы.

Наш поцелуй длился какой‑то миг, затем она мягко, но настойчиво отодвинула меня от себя.

– А теперь, барон де Койн, расскажите, что вы думали при этом, и не смейте лгать.

Такой голос и должен быть у императрицы.

Да что я успел подумать? Поцелуй и длился‑то всего одно мгновение…

– Я подумал, ваше императорское величество, какой казнью вы меня теперь казните.

Глаза у девушки удивленно расширились.

– С чего вы взяли, барон, что за это можно казнить?

– Я плохо знаю законы Империи – вполне возможно, существует и такой, по которому за поцелуй императрицы без разрешения полагается смертная казнь.

Янианна внимательно посмотрела мне в глаза в поисках насмешки.

Но мой взгляд выражал только решимость понести за содеянное справедливое наказание.

– Разве такое вообще возможно?

Я на секунду замялся: ей всего шестнадцать лет, но в этом мире нередки случаи, когда в таком возрасте уже имеют парочку детей. Да и сам я недавно слышал от того же графа фер Стянуа, что не так давно императрица поссорилась со своим фаворитом. А фаворит есть не что иное, как любовник.

– Леди Янианна, когда‑то в одной из далеких стран правила царица Клеопатра. Это было давным‑давно, но легенда о красоте Клеопатры дошла до наших дней. Однако прославилась она не только своей красотой. Царица предлагала всем желающим ночь любви в обмен на жизнь. Мужчину казнили, как только он выходил утром из ее спальни.

– И что, находились желающие?

– Говорят, спальня ее не пустовала, так потрясающе красива она была. Но вы, леди Янианна, несомненно красивее ее.

– Почему вы так считаете?

– Факты говорят сами за себя. Я согласился лишиться головы всего лишь за один поцелуй. Правда, была у меня еще маленькая надежда…

– Какая еще надежда?

– Надежда на то, что мой поцелуй вам понравится, и вы замените смертную казнь пожизненной каторгой. Это и помогло мне решиться.

Я стоял и ждал с затаенным волнением, как это все она воспримет.

– Можете успокоиться, Артуа, нет у нас ни таких законов, ни таких обычаев. Хотя мысль хорошая: смертная казнь за поцелуй императрицы без разрешения… – Девушка многозначительно посмотрела на меня. Я представлял собой само раскаяние.

Не выдержав, Янианна улыбнулась и добавила:

– Налейте мне вина и спойте еще одну из ваших песен.

После того как я закончил петь, девушка встала, заставив меня тоже вскочить. Янианна на несколько мгновений задумалась, затем обратилась ко мне:

– Артуа, проводите меня.

Шли мы совсем недолго. Буквально через несколько поворотов коридора Янианна встала перед одной из дверей. Я открыл дверь и отошел в сторону, пропуская ее. Янинна прошла внутрь, взглядом приглашая меня за собой. Когда я притворил дверь за собой и обернулся, она стояла и смотрела мне в глаза. Несомненно, что это комната, больше похожая на небольшой зал, – ее спальня. Спальню невозможно спутать ни с чем, это особая комната, и я в спальне императрицы…

Осторожно, затаив дыхание, все еще не веря в происходящее, я приблизился к девушке, мягко привлек ее к себе и поцеловал в губы. На этот раз Янианна не стала меня отталкивать, а сама подалась мне навстречу. Господи, как же она хороша с запахом волос, упругостью гибкой фигуры и такими сладкими губками! Я уже не мог себя сдерживать – поднял ее и положил на кровать поистине королевских размеров.

– Артуа, погасите свечи, – попросила она, поворачиваясь на бок и придавая тем самым своей фигуре самые соблазнительные очертания. Легко сказать – «погасите свечи». Комната огромная, в ней целых три канделябра, да еще и в разных углах.

Я метался по комнате, дуя на свечи под тихий смех Янианны.

Наконец со свечами было покончено.

Затушив последнюю свечку, я обернулся и застыл: в комнате стояла абсолютная темнота. Ничего, сейчас я возьму немного наискосок и выйду туда, куда мне нужно. Однако через пару шагов наткнулся на кресло, меня развернуло, и я потерял направление. Прислушавшись, попытался определить его по звуку, но тщетно – Янианна не издавала ни звука. Комната огромная, в ней помимо ложа находится еще много мебели. Дурацкая ситуация. Призвать девушку на помощь – что может быть глупее? Я громко хрюкнул, с трудом сдерживая смех.

– Что с вами, Артуа? – Голос Янианны раздался совсем с другого направления.

– Представьте, я заблудился, – пришлось сознаться мне.

Она вновь издала легкий смешок и заявила:

– Я помогу вам. Идите на мой голос, но осторожно, не ударьтесь о мебель.

– Хорошо, леди Янианна.

Осторожно направившись на звук ее голоса, натолкнулся на мебель, на этот раз на легкий столик, если судить на ощупь. Не больно, но очень неприятно – я опять потерял дорогу.

– Осторожнее, Артуа, идите сюда, я здесь.

Пока я обходил этот чертов столик со стоящими вокруг него стульями, ситуация повторилась снова. «Господи, как же глупо я сейчас выгляжу в ее глазах», – пронеслось в голове.

– Артуа‑а, – послышался ее милый голосок.

Черт, может быть, мне показалось, но, по‑моему, голос донесся с другого направления. Я постоял на месте, застыв, как каменный истукан.

– Артуа, вы где?

Точно, ее голос сместился. Вот, значит, как, проказница. Пользуясь тем, что хорошо знаешь расположение своей спальни, водишь меня за нос!

Я вытянул вперед правую руку и осторожно, мелкими шагами двинулся на голос. В следующий раз голос девушки раздался совсем близко. Я прижал ее к себе и впился в губы.

– Так нечестно, – заявила она, когда мы отдышались после поцелуя.

– Водить меня за нос тоже нечестно, – парировал я.

– Ты знаешь, Артуа, я теперь тоже не знаю, куда идти, – призналась девушка.

Мы хохотали, прижавшись друг другу. Да уж, ситуация.

– И что нам теперь делать?

– Существует несколько вариантов, – уверенно заявил я. – Вариант первый: мы стоим здесь до утра, пока не рассветет. Вариант второй: мы находим что‑нибудь, на чем можно посидеть, и сидим до утра.

– Какой ты умный, Артуа, я это сразу заметила. На окнах такие толстые портьеры, что здесь будет темнота и в самый разгар дня.

– Ты меня не дослушала, солнышко. У меня еще куча вариантов.

Я назвал ее на «ты», да еще и солнышком, и она восприняла это нормально. Ради одного этого я готов стоять до утра хоть на одной ноге.

– Можно еще позвать слуг, они придут и зажгут свет.

– Я отправила их подальше, потому что… Отправила, в общем. Представляешь, как громко придется шуметь – мы весь дворец перебудим!

– Это все я просто так говорил. На самом деле у меня есть блестящий план, который обязательно сработает.

Крепко взяв ее за руку, я пошел впереди. Пару раз натыкался на мебель, которая со стуком падала, а Янианна хихикала сзади. Но мне повезло с первого раза: в стене, к которой мы пришли, имелось окно. Распахнув портьеру, я добился того, что в комнате немного посветлело. Подхватив девушку на руки, быстро добрался до ложа.

Янианна нисколько не противилась, даже немного помогла, когда я снимал с нее платье. Я обнимал ее, засыпал поцелуями, и мне было так хорошо, как никогда прежде. Она пыталась что‑то сказать, но я не давал возможности, закрывая рот поцелуями. Наконец ей удалось:

– Артуа, можно попросить тебя об одной мелочи?

– Все, что угодно, солнышко.

– Прикрой, пожалуйста, окно! – И засмеялась, довольная.

– Конечно, только учти, что искать тебя, когда ты совсем без одежды, мне будет гораздо приятнее.

– Я успею накинуть платье, – пообещала она.

– Ничего не получится, я возьму его с собой.

– Какой ты подлый, Артуа. Совсем от тебя такого не ожидала.

Вместо ответа я поцеловал ее в губы.

Когда мои поцелуи стали более настойчивыми и я приступил к решительным действиям, Янианна чуть слышно прошептала:

– Артуа, это ведь не слишком больно?

Меня словно окатило ведром ледяной воды. Я отодвинулся от девушки и, глядя на нее, подумал – вправе ли я? Теперь становилась понятной ее неопытность в поцелуях и вообще ее поведение. Янианна просто старательно копировала более опытных подруг, не имея собственного опыта.

Девушка открыла глаза, посмотрела на меня и решительно притянула к себе.

Date: 2015-07-11; view: 355; Нарушение авторских прав