Просто ли обеспечить контроль?

Обеспечить контроль над европейским развитием всегда было непросто для США – ведь органическое единство никогда не было стабильной характеристикой Запада. После снятия пресса «холодной войны» Старый Свет теряет основание прежней солидарности с Новым, ослабевает прежняя объединительная скоба. Смогут ли США гарантированно воздействовать на важнейший регион?

Двумя главными средствами непосредственного насильственного воздействия Соединенных Штатов на другие страны являются экономические санкции и военное вмешательство. Но, как характеризует эти рычаги С. Хантингтон, «санкции могут быть эффективным средством воздействия только в том случае, если их поддерживают и другие страны, а гарантии этого, увы, нет». Что же касается военного вмешательства, то «платя относительно низкую цену, Соединенные Штаты могут осуществить бомбардировку или запустить крылатые ракеты против своих противников. Но сами по себе такие меры недостаточны. Более серьезное вооруженное воздействие должно отвечать трем условиям: оно должно быть легитимизировано международными организациями, такими, как Организация Объединенных Наций, где русские, китайцы и французы имеют право вето; оно требует подключения союзников; наконец, оно предполагает готовность американцев нести людские потери. При этом, если даже Соединенные Штаты согласятся выполнить все три условия, их вооруженное вмешательство рискует вызвать критику внутри страны и мощное противодействие за рубежом».

Возможно, наиболее сильным аргументом и инструментом Америки явится то, что большинство западноевропейцев пока не желает ухода американских войск из региона. «Во время растущей неясности и переменчивости (Западная) Европа не имеет адекватной альтернативы американскому военному присутствию и лидерству. Продолжающееся американское присутствие в Германии предотвращает ренационализацию обороны в Западной Европе и дает Центральной Европе определенные гарантии в отношении Германии и России». Напомним, что сугубо западноевропейские попытки решить боснийскую проблему оказались тщетными, и в конечном счете именно Америке пришлось мобилизовать свои вооруженные силы и дипломатию. И в случае с Косовом США продемонстрировали силу блока, чтобы угрозы НАТО не оказались «пустыми словесами» и блок не потерял престижа наиболее эффективной западной организации. В этом историческом контексте европейские союзники Соединенных Штатов еще не видятся пока эффективными конкурентами, способными предложить альтернативу безусловному преобладанию Америки.

Да, имея вооруженные силы в 1, 8 млн. военнослужащих (против 1, 4 млн. в США), тратя на солдата 20 тыс. долл. в год против 59 тысяч в США, Европейский союз мог бы больше участвовать в американской «мировой вахте», мог бы активнее помогать стране-гегемону держать контроль по всем азимутам. У Европы будут свои трудности, которые поглотят значительную долю ее энергии. Согласно данным ОЭСР, стареющая Европа будет в грядущие 25 лет чрезвычайно нуждаться в 35 миллионах представителей молодой рабочей силы, а к 2025 г. – в 150 миллионах новых рабочих. К 2030 г. государственные пенсионеры будут получать 5, 5% ВНП в Британии, 13, 5% во Франции, 16, 5% в Германии, 20, 3% в Италии. (В США на эти цели будет тратиться лишь 6, 6%.). Не должно быть геополитического обольщения – скорее всего Брюссель в ближайшие десятилетия будет столицей не мощного единого государства, а весьма рыхлой европейской конфедерации. Торговля в пределах ЕС вырастет. Но достигнет естественных пределов: англичане не хотят отдавать свои деньги в германские банки. Тысячу лет продолжаются усилия по европейскому сплочению, и вопрос так и не получил окончательного решения. Из Вашингтона достаточно отчетливо видны экономические и интеграционные сложности союзников. Сенатор Джесси Хелмс в свое время привел такую метафору: «Европейский союз никак не может выбраться из мокрого бумажного пакета». Поэтому не следует слишком рассчитывать на глобальную помощь Европы, достаточно иметь ее нейтралитет и контроль над значительной долей Евразии.

Вашингтон склонен усилить значимость своего военного союза с Японией и в целом несколько повернется к Азии. Не Европа видится частью политических сил в Вашингтоне главным экономическим партнером Соединенных Штатов. Главный представитель США на международных экономических переговорах предсказывает, что к 2010 г. Азия и Латинская Америка (именно в этом порядке) будут главными экономическими партнерами Америки. Европа будет оттеснена на третье место.

И без Западной Европы мощь США достаточна для присмотpa над основными процессами. США расходуют на оборону 4 % своего валового национального продукта, а Франция и Британия – по 3, 1%, ФРГ – 1, 7%. Европейские члены НАТО расходуют на военные нужды лишь 66% суммы американского военного бюджета. В Ираке и Косове объем ударов США и западноевропейских стран НАТО находился в соотношении 9:1. Будущее зависит от американской мощи, а не от узкого западноевропейского мыса Евразии.

Перспективы

Два сценария видятся реалистичными для развития событий в XXI веке.

Первый сценарий: процесс расширения Европейского союза продолжается, но идет с крайними трудностями – Европа превращается в структуру с многими уровнями (различные скорости интеграции), где поступательное движение сохраняется фактически лишь на верхнем уровне. Даже в этом случае избежать противоречий между двумя берегами Атлантики будет весьма сложно. Можно смело предсказать проявления сугубо культурных различий как на уровне элит, так и в контактах населения обоих регионов, результатом чего будет постепенное взаимоотчуждение двух регионов. И в этом случае ЕС будет роковым образом ослаблен в проведении глобальной политики. Но не откажется от достижения этой цели абсолютно.

Второй сценарий: Европа, несмотря на все трудности, превращается фактически в централизованную державу, способную отстаивать свои позиции в мире, осознающую, что она – единственный реальный и возможный соперник Соединенных Штатов (если речь идет об историческом пространстве в три или четыре десятилетия). Ее экономика сохранит сравнимые с американскими размеры (увеличивающиеся по мере приема новых членов), ее технология будет находиться на сравнимом с американским уровне, ее дипломатические традиции позволят ей успешно маневрировать в хаотическом мире. В ее состав будут продолжать входить две ядерные державы со значительным запасом ядерного оружия и софистичными средствами доставки. В ее распоряжении будут значительные обычные вооруженные силы, экипированные почти на американском уровне и имеющие опыт взаимодействия друг с другом. При реализации второго сценария – формирование фактически нового огромного европейского государства – ЕС возобладает на континенте, а роль США резко ослабнет. Брюссель увидит мировые горизонты. Этот, второй, вариант развития беспокоит США более всего. Это кратчайший путь лишиться гегемонии. Столкновение интересов может быть купировано лишь появлением третьей, враждебной всему Западу силы. Или хладнокровным разделом мира на зоны влияния. Или стимуляцией раскола среди европейцев – ведь любая гегемония прежде всего стремится divide et impera.

Но существует опасность того, что американские усилия разделить европейцев могут лишь подтолкнуть европейцев друг к другу. Ведь «даже наиболее проатлантические европейские правительства признают, что их первостепенный интерес сегодня лежит в солидарности со своими европейскими соседями. И если США окажут давление „сверх нормы“, европейский выбор, – пишет У. Пфафф, – будет предопределен. Экономический интерес, а не фривольный выбор вызовет углубляющееся соперничество Европы и Соединенных Штатов на протяжении грядущих десятилетий; это соперничество будет сопровождаться конкурентной борьбой за экономическое и политическое влияние в остальном мире. В той мере, в какой европейская индустриальная и экономическая независимость окажутся в зоне угрозы из-за конкуренции, которая не знает ничего среднего между поражением и победой, под угрозой окажется европейская суверенность».

Не исключая реализации любого из указанных сценариев, отметим наиболее реалистический поворот событий: Западная Европа несколько отходит от атлантического русла. Произойдет сближение более атлантически настроенной Британии с европейски самоутверждающейся Францией, а вместе они найдут общий язык с более умеренной Германией. Произойдет изменение в подходе к проблеме расширения Европейского союза на Восток: западноевропейцы начнут смотреть на Восточную Европу не как на «варварский Восток», а как на интегрированную часть Европы, чья дополнительная сила укрепит западноевропейские позиции визави США.

Век атлантического партнерства отступает, потому что «страны Северной Атлантики, видимо, никогда не достигнут интеграции столь глубокой, как у европейцев, и не смогут реализовать призыв США синхронизировать межатлантическое сближение с западноевропейским». В этом случае однополярность неизбежно увядает, уступая место новому – биполярному миру.

Дрейфование в почти противоположных направлениях может становиться все. более опасным – «будет увеличиваться разрыв между словесными обещаниями государств сохранить мировой порядок и реальностью, главным смыслом которой будет то, что глобализация создает чрезвычайно неблагоприятные условия для исполнения великой державой своих обязанностей, для реализации своих прерогатив. Именно в такой обстановке завершится второе американское столетие».

Так или иначе, но поведение США в значительной мере будет напоминать поведение Британии в конце девятнадцатого века. Америке нужно будет либо доказывать потенциальным соперникам свою полезность, делать уступки, либо вставать в оппозицию к этим соперникам. Америка будет вынуждена либо делиться властью над миром, создавать системы взаимных региональных интересов, уступать на региональном уровне, либо готовиться к суровым временам.

КИТАЙ

Размеры изменения Китаем расстановки сил в мире таковы, что миру понадобится от 30 до 40 лет, чтобы восстановить потерянный баланс. На международную сцену выходит не просто еще один игрок. Выходит величайший игрок в истории человечества:

Ли Куан Ю, 1999

Глобальное смещение

Есть много оснований согласиться с футурологом Дж. Несбитом, определившим подъем Азии как «безусловно, самое важное явление в мире». Такие эксперты, как Р. Холлоран, полагают, что подъем Азии «лишит Запад монополии на мировое могущество. Модернизация Азии навсегда переделает мир». Реальной становится перспектива, что XXI в. будет азиатским – после XX американского века и XIX – европейского века.

Между 1990 и 2000 годами доля Азии в повсеместно растущем мировом экспорте увеличилась с 21, 8 процента до 26, 7 процента.

К 2050 г. на долю Азии придется, если экстраполировать современные тенденции, примерно 57% мировой экономики. Из шести величайших экономик мира пять будут азиатскими. Согласно прогнозу ЦРУ, после Китая с 20 трлн. валового национального продукта второе место займут США – 13, 5 трлн. долл. Далее идет Япония – 5 трлн., четвертое место – Индия, 4, 8 трлн., затем Индонезия – 4, 2 трлн., Южная Корея – 3, 4 трлн. и Таиланд – 2, 4 трлн. долл. И Азия не остановится на достигнутом: если в 1995 г. валовой национальный продукт Соединенных Штатов был равен совокупному продукту Японии, Китая, Индонезии, Южной Кореи и Таиланда, вместе взятых, то через двадцать пять лет американский валовой продукт (который удвоится за это время) будет составлять менее 40% общего продукта указанных стран.

В Азии обозначился лидер – после столетий своего рода летаргии Китай поднимается на ноги, начав с 1978 г. впечатляющее вхождение в индустриальный мир. Конфуцианский мир цивилизации континентального Китая, китайских общин в окрестных странах, а также родственные культуры Кореи и Вьетнама именно в наши дни, вопреки коммунизму и капитализму, обнаружили потенциал сближения, группирования в зоне Восточной Азии на основе конфуцианского трудолюбия, почитания властей и старших, стоического восприятия жизни – т. е. столь очевидно открывшейся фундаменталистской тяги. Поразительно отсутствие здесь внутренних конфликтов (при очевидном социальном неравенстве) – регион лелеет интеграционные возможности, осуществляя фантастический сплав новейшей технологии и традиционного стоицизма, исключительный рост самосознания, поразительное отрешение от прежнего комплекса неполноценности. Он успешно совмещает восприятие передовой технологии со стоическим упорством, традиционным трудолюбием, законопослушанием и жертвенностью обиженного историей населения.

КНР представляет собой самую быстрорастущую экономику мира. Факты роста претендента на преобладание в Восточной Азии впечатляют. Соединенным Штатам понадобилось сорок семь лет, чтобы удвоить свой валовой продукт на душу населения. Япония это сделала за тридцать три года, Индонезия за семнадцать, Южная Корея за десять лет. Китайская экономика росла в последние два десятилетия со скоростью восемь процентов в год. По оценке Всемирного банка, китайская экономика уже превратилась в четвертый мировой центр экономического развития наряду с США, Японией и Германией. В состав КНР вошел тринадцатый по объему торговый партнер Соединенных Штатов (24 млрд. долл. взаимного оборота) – Гонконг.

В 1950 г. на Китай приходилось 3, 3% мирового ВВП, в 1992 г. уже 10%, а по прогнозам на 2025 г. – более 20%. По объему ВНП Китай, согласно прогнозам, обгонит Соединенные Штаты уже в первые десятилетия наступившего века. Импорт «Большого Китая» (КНР, Гонконг, Тайвань) составил в 2002 г. 630 млрд. – значительно больше, чем у Японии (521 млрд. долл.). (Отметим торговый дефицит США в товарообмене со всеми странами Азии.) Валютные резервы Китая составляют 91 млрд. долл., уступая в мире по этому показателю только Японии и Тайваню. Отметим огромное положительное сальдо торгового баланса КНР в торговле с США – импорт из Китая «отнимает» у США 680 тыс. рабочих мест.

К 2020 г., согласно американским прогнозам, Восточная Азия будет производить более 40 процентов мирового валового продукта. По оценке разведывательного сообщества США, через два-три десятилетия Китай превзойдет США по объему валового продукта, достигнет значительных высот в военной технологии, обзаведется своей зоной влияния в наиболее динамично растущей зоне – восточноазиатской, бросающей вызов экономико-геополитический гегемонии единственной сверхдержавы.

При этом китайцы смотрят на карту, значительно превосходящую карту собственно КНР, к китайской цивилизации они относят не только собственно континентальный Китай. С их точки зрения, все имеющие китайскую кровь, принадлежащие к одной расе, имеющие одну кровь и выросшие в одной культуре, являются членами одного китайского сообщества и в той или иной степени подопечны китайскому правительству. Прежде всего это китайцы Тайваня и Сингапура, китайские анклавы в Таиланде, Малайзии, Индонезии и Филиппинах; некитайские по крови меньшинства Синьцзяня и Тибета и даже «дальние конфуцианские родственники» – корейцы и вьетнамцы. Китайская диаспора чрезвычайно влиятельна в регионе.

Китай получает весомую экономическую и политическую поддержку со стороны богатых и влиятельных диаспор в Сингапуре, Бангкоке, Куала-Лумпуре, Маниле, Джакарте. Конфуцианский мир Китая и китайских общин в окрестных странах обнаружил потенциал взаимосближения. Общие активы 500 самых больших принадлежащих китайцам компаний в Юго-Восточной Азии 540 млрд. долл. Ныне китайцы составляют десять процентов населения Таиланда и контролировали половину его валового продукта; составляя треть населения Малайзии, китайцы-хуацяо владеют всей экономикой страны; в Индонезии китайская община не превышает трех процентов населения, но контролирует 70 процентов экономики. На Филиппинах китайцев не больше одного процента, и на них же падает не менее 35 процентов промышленного производства страны. Китай явственно становится центральной осью «бамбукового» сплетения солидарной, энергичной, творческой общины, снова увидевшей себя «срединной империей».

За последние десять лет китайский экспорт в США увеличился феноменально, в пять раз. Экономические и политические амбиции нового Китая уже ощутимы в Юго-Восточной Азии, Центральной Азии, на Дальнем Востоке, в акватории Южно-Китайского моря. В начале XXI в. Китай начал фактически возглавлять общеазиатский торговый блок, и напрямую встал вопрос, кто определяет условия экономического развития самого растущего региона мира. Гонконг внутри и хуацяо вовне стали новыми мощными инструментами растущего китайского могущества.

Неоспоримо, что Китай получает значительную прибыль от торговли с Соединенными Штатами. Но это ничего не гарантирует. Как пишут Р. Бетс и Т. Кристенсен, «КНР, возможно, не желает убивать курицу, несущую золотые яйца, но не хотят убивать ее и Соединенные Штаты и Тайвань. Почему тогда Пекин должен быть более склонен к отступлению, чем Вашингтон и Тайбей?» 1. Взаимозависимость делает политический конфликт игрой, в которой каждая сторона ожидает от противостоящей, что та уступит, в результате чего происходит движение не к компромиссу, а к столкновению. К тому же твердая позиция может быть существенной для выживания политического режима, в то время как сторонние наблюдатели смотрят на то, что они калькулируют как «национальные интересы» Китая. В любом случае американские эксперты сходятся во мнении, что Соединенные Штаты не могут довольствоваться только экономическими стимулами для достижения геополитических целей.

Политическая картина в конце XX в. в КНРникак не напоминает 20-е гг. с их господством провинциальных генералов.

В Пекине нет чуждой маньчжурской династии, Китай не унижен соседями. Традиции строгой централизации государственной власти сильны как никогда. В то же время 72% населения – крестьяне, живущие в сельской местности, начали избирать своих руководителей – критически важный факт. Экспортно-мощная провинция поставляет треть своих товаров на национальный рынок – мощный якорь против сепаратизма. Внутренняя миграция также укрепит национальное единство.

Date: 2016-08-30; view: 181; Нарушение авторских прав