Качества творческой личности и творческие способности 3 page

Павлов расширил и углубил понимание нервного центра, показав, что последний представляет собой территориально распространенное образование, включающее в себя разнообразные элементы, расположенные в самых разных отделах центральной нервной системы, на разных ее уровнях.

Все это в полной мере применимо и к двигательному анализатору. Афферентно-эфферентные компоненты анализаторов функционально принадлежат именно ему. Последнее соображение подтверждается также доказанным многочисленными исследованиями положением о взаимосвязи в работе всей системы анализаторов.

Афферентно-эфферентная природа анализаторов указывает на то, что аппаратом любого ощущения, любого восприятия является не только специфический для данного анализатора его рецепторный, сенсорный компонент, но и функционально единый для всех анализаторов компонент, включающийся в двигательную область. Кстати, иное представление было бы заведомо абсурдным: если продукты психического взаимодействия обеспечивают ориентирование субъекта в окружающем мире, которое, как и всякое другое ориентирование, осуществляется в конечном счете внешними движениями, то связь любого сенсорного элемента с моторным, несомненно, должна иметь место, иначе данный сенсорный элемент теряет свою функцию, обессмысливается.

Таким образом, в основе аппарата любого, даже самого простейшего, неосознаваемого восприятия лежит двусторонняя нервная связь между специфическими для данного анализатора нервными образованиями и соответствующими образованиями двигательного центра.

Двигательная область коры, особенно ее афферентная часть, выступает, таким образом, как аппарат, объединяющий и вместе с тем обобщающий работу всей системы анализаторов в целом. Его обобщающая роль понятна уже из того факта, что нередко раздражения, поступающие от рецепторных компонентов различных анализаторов, имея один и тот же психологический смысл, связываются друг с другом благодаря тому, что они оказываются условиями одной и той же деятельности, включаются в одну и ту же деятельность. Это и составляет основу механизма обобщения. Благодаря этому механизму внешне несходные друг с другом условия могут актуализировать одинаковые способы действия, отвечающие внутренней существенной общности данных условий.

Отсюда следует, что система, которую И. В. Павлов называл единственной сигнальной системой животных и первой — человека, должна быть понятой именно как взаимодействующая система. Один ее компонент слагается из рецепторных, сенсорных образований анализаторов; другой — из образований, включающихся в двигательную область. Чтобы понять каждый из компонентов этой системы, его необходимо рассматривать именно как компонент системы. Поэтому невозможно правильно осмыслить, например, работу глаза, рассматривая ее в отрыве от объединяющего всю систему аппарата двигательной области.

На этом же основании очевидно, что все межанализаторные отношения, так называемые межанализаторные связи, также нельзя понять, игнорируя работу двигательного центра, поскольку реальная связь в работе различных анализаторов устанавливается именно в нем — в двигательном центре.

Описанное нами можно отнести к аппарату простейшей формы психического взаимодействия. Возникновение и развитие Еысшей формы такого взаимодействия связано с усложнением соответствующего ему аппарата, с перестройкой всей конкретной системы. При этом к первоначальному объединяющему и обобщающему работу всей системы анализаторов двигательному центру добавляется новый двигательный центр — новый объединяющий и обобщающий аппарат, способный к анализу и синтезу уже не только первичной информации, которая поступает от рецепторных компонентов первой сигнальной системы, что осуществляется соответствующим данной системе двигательным центром, но и самих продуктов работы этого нервного центра. Эти продукты теперь сами выступают в роли источника информации.

Новый объединяющий и обобщающий аппарат конкретно представлен так называемой кинестезией речевых органов, составляющей, по И. П. Павлову, базальный компонент второй сигнальной системы. Он выступает как компонент новой взаимодействующей системы, вторым компонентом которой является двигательный центр уровня первой сигнальной системы.

Эволюция нервной системы наглядно иллюстрирует процесс становления и развития этой новой, более сложно организованной взаимодействующей системы. На уровне животных предпосылки нового объединяющего и обобщающего аппарата включались в общую взаимодействующую систему, составляющую аппарат элементарного психического взаимодействия, в качестве равноправного, «равновеликого» члена. Изменение условий психического взаимодействия, связанное с формированием социальной среды, повлекло за собой необходимость преобразования способа взаимодействия, что и привело к соответствующей дифференциации и реинтеграфии внутренней системы субъекта. Результатом такой дифференциации и реинтеграции

оказалось вычленение киностезии речевых органиь, которая приобрела при этом новую, качественно своеобразную функцию.

Взаимосвязь обеих взаимодействующих систем очевидна. Один компонент (двигательный центр уровня первой сигнальной системы) у них общий: если первичная информация, поступающая в анализаторы через их рецепторные компоненты, объединяется, обобщается, преобразуется и используется для ориентировки субъекта посредством двигательного центра уровня первой сигнальной системы, то сам этот объединяющий и обобщающий аппарат в свою очередь является составным звеном второй сигнальной системы. Имеющаяся в нем наличная обработанная, обобщенная информация, полученная в итоге перекодирования всего комплекса первичных раздражителей на уровне первичного двигательного центра, становится источником информации, анализируемой и синтезируемой на уровне второй сигнальной системы при посредстве вторичного объединяющего и обобщающего аппарата — кинестезии речевых органов.

Проиллюстрируем это на примере взаимосвязи аппарата восприятия, представления и понятия.

Как уже говорилось, в основе аппарата восприятия лежат нервные связи рецепторных образований анализаторов с образованиями первичного двигательного центра (системы, созидаемые этими связями, и есть первичные субъектные модели действительности). Двусторонняя связь этих образований уже заключает в себе потенциальную возможность представления: возбуждение соответствующих двигательных элементов системы аппарата восприятия должно было бы привести к воспроизведению его сенсорного следа — изображения. Однако в пределах элементарной формы взаимодействия для такого воспроизведения изображения, стимулируемого центральным компонентом системы, нет специального механизма, — представление здесь возможно лишь в составе восприятия, при периферической стимуляции, и поэтому на уровне животных потенциально имеющиеся представления не могут быть в полной мере реализованными.

С возникновением второй сигнальной системы положение изменяется. Образования двигательного центра, входящие в состав аппарата восприятия, при определенных условиях вступают в двустороннюю нервную связь с образованиями речевой кинестезии, соответствующими в свою очередь слову — знаковой модели того или иного предмета. Это и создает возможность появления простейших форм надстроечно-базальных моделей — воспроизведения следов бывших восприятий: воздействие знаковой модели возбуждает образования речевой кинестезии, связанные в ходе предшествующей деятельности субъекта с соответствующими образованиями двигательного центра; отсюда по принципу обратной связи возбуждение распространяется в сен-

сорные компоненты анализаторов, что и приводит к воспроизведению следа ранее воспринимавшегося предмета, т. е. к представлению.

Таким образом, если система нервных связей между рецеп-торными образованиями анализаторов и образованиями двигательного центра уровня первой сигнальной системы при условии периферической стимуляции представляет собой основу аппарата восприятия, то та же самая система при условии центральной стимуляции оказывается основой механизма представления. Все своеобразие представления в отличие от восприятия (в том смысле, в котором это своеобразие определяется особенностями аппарата) зависит именно от своеобразия стимуляции. Система первичных связей между двигательными центрами первой и второй сигнальных систем составляет основу аппарата понятия.

Как уже неоднократно ■ подчеркивалось, внутренний план действий оказывается неразрывно связанным с внешним. Он возникает на основе внешнего плана, функционирует в неразрывной связи с ним и реализуется через внешний план. По мере своего развития внутренний план в значительной мере перестраивает внешний, вследствие чего внешний план деятельности человека существенно отличается от аналогичного единственного плана животных. У человека он становится в значительной мере знаковым речевым планом.

Механизм ВПД определяется закономерностями его связей с механизмом внешнего плана. Функционирование механизма ВПД оказывается в прямой зависимости от организации структуры внешнего плана. Вместе с тем, функционируя, ВПД перестраивает и структуру внешнего плана. Структуры ВПД как бы спускаются в структуры внешнего плана, создавая тем самым более обширные возможности для совместного функционирования.

ЗАКЛЮЧЕНИЕ

Главная задача современной науки о творчестве — развитие возможностей управления творчеством. Нетрудно заметить, что именно эта задача находилась в центре внимания всей книги, постоянно рассматривалась нами в самых разных ракурсах, иногда прямо, иногда косвенно. Однако в данной книге мы не ставили перед собой цель решить ее с какой-либо мерой полноты. Это — специальная проблема. Она связана с необходимостью детального рассмотрения достигнутого, его критической оценки, извлечения рационального и обрисовки перспективы дальнейших исследований. В направлении решения этой проблемы мы выскажем лишь несколько предварительных положений.

Прежде всего отметим две издавно существующие противоположные тенденции в направлении поиска путей управления творческой деятельностью.

Одна из этих тенденций связывает возможности управления творчеством с алгоритмизацией творческой деятельности, с разработкой «технических приемов», использование которых вело бы к открытию нового. Иначе говоря, эта тенденция выражает стремление к конструированию такой логической системы, которая бы вела людей к научным открытиям, изобретениям и т. п О такой логике мечтал средневековый схоласт Раймон Луллий, предложивший проект машины, с помощью которой, по его убеждению, можно было получать все возможные истины. В настоящее время такая тенденция ярко представлена направлением «машинного моделирования интеллектуальной деятельности» и рядом других направлений, ставящих своей целью разработку алгоритмов для решения творческих задач изобретателями, учеными и т. п.

Другая тенденция принципиально отрицает продуктивность попыток алюритмизации процесса творчества, считая такие попытки иллюзорными. Однако эта тенденция не отрицает в принципе возможность управления творчеством. Она лишь отвергает возможность прямого пути такого управления и предлагает косвенный путь. Суть его сводится к созданию условий, благоприятствующих творчеству. Комплекс таких условий весьма многообразен. Он начинается с ситуаций, благоприятствующих интуитивному схватыванию идеи решения творческой проблемы, и кончается воспитанием необходимых способностей, качеств лич-

ности творца, созданием творческого климата & научно-исследовательском коллективе и т. п.

Какой же тенденции следует отдать предпочтение?

Движение мысли последних лет показывает, что иллюзии, порожденные появлением первых машинных эвристических программ, рассеялись, хотя возможности таких программ постоянно возрастают.

Мы уже ранее показали, что кибернетические модели творчества, посредством которых их авторы пытались решить проблемы управления творчеством путем короткого замыкания, искры, пронизывающей «черный ящик», не являются всеохватывающими моделями. Мышление электронных машин выходит за пределы мышления человека. При этом кибернетические модели затрагивают лишь один структурный уровень познания — его логический уровень — и совсем не затрагивают психологических механизмов творческого акта. До тех пор, пока работа «мыслящих машин» не выйдет за пределы моделирования логического уровня познания, говорить о творчестве «машинного интеллекта» нецелесообразно.

Решение вопроса о рациональном взаимоотношении двух отмеченных тенденций состоит, по всей вероятности, в том, что алгоритмизация результатов творческой деятельности, алгоритмизация репродуктивных и продуктивных моментов умственного труда сама по себе есть одно из условий управления творческой деятельностью.

Разговор о возможности «логики открытий», точнее сказать— логики, ведущей к открытиям, противоречит самому смыслу понятия о творчестве. Однако это не исключает возможности науки о творчестве, а вместе с тем и правомерности понятия эвристической логики.

Необходимо признать, что по самой сути дела любое решение подлинно творческой проблемы всегда выходит за пределы логики. Однако, как только это решение получено, оно, конечно, может при определенных условиях быть логически осмысленным. И если оно принципиально ново, то с неизбежностью должно обогатить логику. Эвристической логикой в строгом смысле может быть названа та логика, которая постоянно обогащается в итоге анализа новых открытий. На основании такой логики те задачи, которые до этого были творческими, перестают быть таковыми, они становятся задачами логическими. Это и создает одно из необходимых условий развития творческих возможностей. Опираясь на достижения логики, сфера творчества перемещается и вновь оказывается за пределами возможностей логики.

Соподчинив, таким образом, две до сих пор взаимоисключающие одна другую тенденции, мы приобретаем возможность перейти к рассмотрению проблем управления творчеством путем создания благоприятствующих ему условий.

Люди и их социальные системы во все эпохи решали, конечно, сложнейшие проблемы. Следовательно, они управляли своим творчеством, создавали комплексы необходимых для творчества условий. Однако они делали это на основе далеко не всегда осознаваемой и во всех случаях не полностью осознаваемой саморегуляции. Задача науки состоит в том, чтобы постоянно обогащать пути сознательного воздействия на творчество человека, сознательного управления творческой деятельностью.

Начнем рассмотрение этой задачи с простой аналогии в области управления.

Возьмем в качестве образца наиболее совершенное, распространенное сейчас и достаточно сложное управление, овладение которым осуществляется в основном через сознание,— управление автомобилем. Почему оно в благоприятных обстоятельствах столь совершенно? Рассмотрим основные причины.

Внутреннее устройство автомобиля — его механизм — во всех подробностях известен конструкторам. Поэтому автомобиль и оснащен такими великолепными средствами управления — рычагами. На тех же основаниях великолепно разработан способ управления. Если опытный водитель хорошо знает место, куда ему надо прибыть, т. е. если ему известна цель, достигнуть ее не представляет труда.

С управлением творчеством дело обстоит не так просто, как с управлением автомобилем. Здесь недостаточно известна даже цель — неясно «куда ехать»: вспомним те трудности в разработке критериев творчества, творческой деятельности человека, о которых мы говорили в первой главе. Уровень наших знаний о механизме творческой деятельности совсем не идет в сравнение с уровнем знаний о механизме автомобиля. Отсюда следует и та бедность суждений о средствах и способах управления творчеством, которую на сегодняшний день мы должны констатировать.

Однако неправильно утверждать, что пути управления творческой деятельностью человека никак не осмыслены наукой, теорией. Определенные знания о таком управлении мы все же имеем.

Переходя к рассмотрению этих знаний, мы прежде всего разделим их на две основные категории: к одной из них отнесем знания, не выходящие за пределы созерцательно-объяснительного и эмпирического уровней, к другой — те знания, которые выходят за пределы этих уровней. В такой последовательности мы их и рассмотрим.

Начнем с рассмотрения элементов сознательного управления творческой деятельностью на уровнях, не выходящих за пределы эмпирии.

Прежде всего сюда следует отнести современное воспитание и обучение. В этом отношении необходимо сказать, что до последнего времени задача обучения творческому мышлению

оставалась по существу не более чем хорошим пожеланием и реализовалась в очень ограниченной степени, главным образом за счет отдельных чисто эмпирических находок. Но и эти находки, как правило, не поддавались должному обобщению и систематизации, а потому и не внедрялись в обучение. Сейчас картина начинает меняться. Формируется новый тип обучения, называемый проблемным. Этот тип специально направлен на развитие творческого мышления. На данном пути наметились несомненные успехи. Однако проблемное обучение еще далеко не решило того минимума задач, который необходим для превращения исследований проблемного обучения в фундаментальную область знания. Перед теорией обучения и воспитания стоят сейчас грандиозные задачи по линии воспитания творческого мышления, творческих способностей и качеств личности. Однако успех решения этих задач лимитирован успехами развития абстрактно-аналитического знания.

Попытки управления творчеством развиваются и по линии выявления людей, обладающих наибольшими творческими возможностями. Эта проблема связана с диагностированием и прогнозированием творческих способностей и качеств личности. За рубежом это осуществляется преимущественно методом тестов. Однако тестологические исследования могут быть плодотворными лишь в том случае, если достаточно обоснован выбор тех факторов, по которым ведутся обследования. Спектр избранных факторов должен достаточно адекватно отражать подлинную природу творческих способностей, структуру творческой личности. Выбор таких факторов до сих пор весьма мало обоснован. Этот выбор эмпиричен. Он определяется стихийно складывающимися традициями и зависит от тех общих позиций, которыми руководствуется тестология. А эти позиции явно неудовлетворительны. Более адекватные факторы, необходимые для эффективных тестологических исследований, могут быть обнаружены только в итоге радикальной перестройки, переработки традиционных основ тестологического направления. Успех тестологических исследований зависит, таким образом, не столько от конкретного содержания, в которое могут быть облечены те или иные тесты, сколько от уровня развития общей теории способностей, общей теории личности.

Известны многочисленные попытки управления творчеством по линии стимуляции центрального звена его механизма, т. е. по линии стимуляции «творческого акта». В этом направлении предлагаются, например, гипноз, самовнушение, психофармакология и т. п. Однако давать оценку такого рода попыткам пока еще преждевременно. Это следует уже из того, что, с одной стороны, механизмы действия перечисленных факторов остаются до сих пор неизвестными, с другой стороны, исследователи в этой области руководствуются обычно весьма смутными критериями творческой деятельности.

Управлять творчеством пытаются и путем учета так называемой возрастной динамики творчества. Однако и здесь даже эмпирические данные оказываются весьма противоречивыми. Расцвет творческой деятельности ученого относится разными исследователями к весьма различным возрастам (25, 30—40 лет и т. п.). Здесь существенно также и отсутствие ясных критериев творческой продуктивности.

Попытки управления творчеством предпринимаются и по линии организации научных коллективов. Здесь рассматриваются проблемы совместимости, мотивации научной деятельности в коллективе, соответствия места того или иного члена коллектива в структуре этого коллектива его индивидуальным особенностям и т. п. Все эти попытки непосредственно связаны с так называемыми исследованиями «малых групп». Однако, как известно, эти исследования также еще далеко не преодолели эмпирический рубеж.

Широко известны сейчас многочисленные попытки, направленные на разработку стимуляции творческого акта в условиях группового творчества. Наиболее известные из них — брайн-шторминг, синектика.

Программ для повышения эффективности творчества, в какой-то мере близких брайнштормингу и синектике, существует немало. Несомненно, что во всех подобного рода попытках есть что-то интересное, разумное, даже мудрое. Но все они не выходят за пределы эмпирического лимита, представляя собой сырье для последующего фундаментального анализа. Во всех этих попытках внутренний механизм изучаемых явлений остается невскрытым «черным ящиком».

Уровень всех этих попыток можно проиллюстрировать следующим примером. Допустим, мальчики лет 11 —12 проникли в автомобильный гараж. Общее представление об автомобиле у них есть. Внутреннего устройства они не знают. Хотят научиться управлять. Рассаживаются по машинам. Пробуют. Неожиданно один из двигателей заработал. Мальчик кричит: «Сделал открытие!» Все выскакивают из машин. Собираются вместе. Обмениваются опытом. Сделавший открытие заявляет: «Стоит повернуть ключ в замке на 45° и мотор заводится». Мальчики вновь рассаживаются по машинам и действуют дальше.

Конечно, эмпирический уровень — необходимая ступень познания при открытии нового. Миновать ее нельзя. Но это — не последняя ступень.

Рассмотрим теперь некоторые элементы управления творческой деятельностью человека, выходящие за пределы эмпирического лимита.

Реализация абстрактно-аналитического подхода в психологии, конечно, не может быть решена усилиями лишь одних психологов: такой подход должен быть перенесен и на смежные с психологией области знания. Вполне возможно, что этому будет

существенно содействовать разработка обширного ряда конкретных комплексных проблем, одной из которых является и проблема творчества человека.

Решающее значение в эффективном развитии данной проблемы принадлежит науке о творчестве, выступающей в форме фундаментальной науки.

Психология творчества, понимаемая как абстрактная наука, не может и не должна исчерпать всего многообразия факторов, в итоге влияния которых формируется человек, обладающий высоким творческим потенциалом. Однако психология творчества вносит существенный вклад в изучение комплекса этих факторов, раскрывая психологический механизм такого формирования.

Для формирования человека с высоким творческим потенциалом адекватны педагогические воздействия. Однако, планируя такие воздействия, всегда необходимо жестко учитывать психологический механизм творческой деятельности. Те педагогические воздействия, которые не соответствуют психологическим законам, никогда не достигнут желаемой цели.

Естественно, возможности управления творчеством теснейшим образом связаны с представлением о его критериях. Критерии эти в свою очередь являются прямым следствием понимания природы творчества. До сих пор предлагались лишь субъективные критерии. Попытки их объективирования наталкивались на непреодолимые препятствия. Это обнажало неприемлемость сложившегося понимания творчества как проявления уникальной способности человека. Преодолевая это понимание, мы выдвинули гипотезу о творчестве как о механизме развития, как о специфическом взаимодействии, ведущем к развитию. Уникальная творческая деятельность человека превратилась, таким образом, в одну из специфических форм взаимодействия, ведущего к развитию, в одну из частных форм проявления всеобщих механизмов развития. Критерием творчества стал для нас механизм развития.

Мы отказались от субъективных критериев, опирающихся в основном на оценку продуктов той или иной деятельности, и положили в основу объективных критериев процессуальную характеристику творчества.

Исследование высших форм творчества выступило для нас как комплексная проблема, требующая расчленения предмета исследования на структурные уровни его организации, вскрытия частных, абстрактных закономерностей, присущих каждому из структурных уровней, и построения на их основе общего конкретного закона. Нами были предложены объективные основания выявления структурных уровней — этапы развития, трансформирующиеся в эти уровни. Предметом психологии творчества оказался, таким образом, один из структурных уровней его организации.

Описанное нами центральное звено психологического механизма творчества выступило одновременно его психологическим критерием. Оно оказалось также основанием выявления других звеньев этого механизма — прежде всего способностей человека, качеств его личности, благоприятствующих успешному функционированию центрального звена механизма и связывающих этот механизм с механизмами других структурных уровней организации творческой деятельности.

Наше исследование — прежде всего пример изучения одного из структурных уровней организации творческой деятельности. Однако результаты, полученные в его итоге, несомненно, значимы для управления творческой деятельностью. Перечислим в этой связи несколько бесспорно результативных направлений исследования.

Во-первых, исследования внутреннего плана действий, оптимальное развитие которого представляет необходимое условие полноценности психологического уровня организации творчества в области науки. Здесь вскрыт целый ряд строгих закономерностей.

Во-вторых, исследования побочного продукта действия как основного элемента интуитивных решений. Путем изучения психологических моделей таких решений здесь также установлен целый ряд закономерностей.

В-третьих, исследования психологических моделей вербализации и формализации. И здесь найден ряд закономерностей.

Дальнейшие задачи исследования психологического уровня организации творческой деятельности — неисчерпаемы. Важнейшая из них — детальное изучение центрального звена психологического механизма творчества, составляющих его структурных уровней и их взаимоотношений. Не менее важна и последовательная переработка того эмпирического материала, который в изобилии накоплен традиционной психологией.

ЛИТЕРАТУРА

Адамар Ж- Исследование психологии процесса изобретения в области математики. Перев. с франц., под ред. И. Б. Погре-бысского. М., 1970.

Альтшуллер Г. С. Как научиться изобретать. Тамбов, 1961.

Альтшуллер Г. С. Алгоритм решения изобретательских задач. — «Проблемы научного и технического творчества. Материалы к симпозиуму (июнь 1967 г.)». М., 1967.

Альтшуллер Г. С. и Шапиро Р. Б. О психологии изобретательского творчества. — «Вопросы психологии», 1956, № 6.

Ананьев Б. Г. Психология чувственного познания. М., 1960.

Анохин П. К. Узловые вопросы в изучении высшей нервной деятельности. — «Проблемы высшей нервной деятельности». Под. ред. П. К. Анохина. М., 1949.

Анохин П. К- Методологический анализ узловых проблем условного рефлекса. М., 1962.

Антонов Н. И. Единство психического и физиологического. — «Диалектический материализм и современное естествознание». М., 1964.

Анциферова Л. И. Исследование психологии мышления в капиталистических странах. — «Основные направления исследований психологии мышления в капиталистических странах» М., 1966.

Анциферова Л. И. Теория интеллектуальных операций О. Зельца. — «Основные направления исследований психологии мышления в капиталистических странах». М, 1966 а.

Анциферова Л. И. Интроспективный эксперимент и исследование мышления в Вюрцбургской школе. — «Основные направления иссле-

дований мышления в капиталистических странах». М., 119666.

Архипов В. М. О материальности психики и предмете психологии — «Советская педагогика», 1954, № 7.

Батюшков Ф. Д. Творчество. — «Энциклопедический словарь

Брокгауза и Ефрона», 1901.

Бернштейн С. М. Психология научного творчества. — «Вопросы психологии», 1965, № 3.

Бернштейн С. М. О природе научного творчества (по зарубежным материалам). — «Вопросы философии», 1966, № 6.

Бехтерев В. М. Творчество с точки зрения рефлексологии. — В кн.: С. О. Грузенберг. Гений и творчество. Л., 1924.

Библер В. С. Научная интуиция и ее логический подтекст. — «Проблемы научного и технического творчества. Материалы к симпозиуму (июнь 1967 г.)». М., 1967.

Бир Ст. Кибернетика и управление производством. Перев. с англ. М., 1963.

Блох М. А. Творчество в науке и технике. Пг. 1920.

Бойко Е. И. Опыт разработки двигательной методики с учетом зрительных установочных условных рефлексов. — Изв. АПН РСФСР, вып. 53. М., 1954.

«Большая советская энциклопедия». Издание второе.

Брушлинский А. В. Воображение и творчество. — «Проблемы научного и технического творчества. Материалы к симпозиуму». М., 1967.

Брушлинский А. В. Воображение и познание. — «Вопросы философии», 1967, № 11.

Быков К. М. и Конради Г, П. Основные понятия физиологии. —

«Учебник физиологии». Под ред. К. М. Быкова. М., 1955.

Быков К- М. и Пшоник А. Т. О природе условного рефлекса. — Фи-зиол. жури. СССР, 1949, XXXV, № 5.

Вальден П. И. О техническом творчестве. — «Производительные силы России», 1916, № 2.

Вацуро Э. Г. Учение Павлова о высшей нервной деятельности. М., 1955.

Веккер Л. ~М., Ломов Б. Ф. О чувственном образе как изображении. — «Вопросы философии», 1961, № 4.

Вудвортс Р. Экспериментальная психология. М, 1950.