Сатчитананд — глубочайшая сердцевина вашего существа. И тут ни­чего не надо достигать; это уже здесь. Его нужно только открыть, раскрыть. Это ваше спрятанное сокровище.

Цадик прав, потому что этот человек пробужден. Первый луч пробуж­дения проник в него. Он стал истинно мудрым.

Я хотел бы, чтобы вы стали мудрыми. Я не хотел бы, чтобы вы стали святыми. Святые — достойные люди, хорошие люди. Они принад­лежат к первой категории: к тем, кто остается добрым, нравствен­ным, добродетельным, справедливым, верующим. Я не хотел бы, чтобы вы стали святыми. Я хотел бы, чтобы вы стали мудрыми.

Быть мудрым - никак не связано с нравственностью, достоинствами. Я не говорю, что мудрец не добродетелен, я говорю, что для него это не главное. Это приходит как следствие, он не управляет этим. Управляемая добродетель — это не добродетель вовсе, она на поверхности, нарисованная. Можно практиковать ее столь на­стойчиво, что она создаст вокруг вас корку, но в глубине все оста­ется тем же.

Святой против грешника, грешник против святого. Первый прохожий может стать святым, второй — грешником, третий может стать мудрецом.

Грешник тот, кто отождествляет себя со своими дурными свойствами, со всеми дурными побуждениями. Он добродетелен, религиозен… Мудрец тот, кто не отождествляет себя. Грешник думает, что он - воплощенный дьявол. Он собирается грешить все больше и боль­ше; он думает, что в этом его ум. Ум — в упражнении добродете­лей, думает святой, ум — в том, чтобы становиться все более не­винным — не делать ничего плохого. Тогда он все более и более отождествляет себя с хорошим.

Мудрец не отождествляет себя вовсе. Мудрость — это состояние неотож­дествления — ни то, ни это, "нети, нети". Он говорит: "Я ни на том берегу, ни на этом; я, скорее, река. Я не святой и не грешник, ни хороший, ни плохой".

Грешники живут в подобии ада; святые представляют, что живут в по­добии рая. А мудрец? Для него мокша, для него совершенная сво­бода. Он освобожден от двойственного. Потайной ключ, единст­венный ключ — понимание.

Для понимания не надо отправляться в Гималаи; никуда не надо от­правляться. Ваша жизнь даст вам достаточную возможность для понимания. Кто-то оскорбляет вас — слушайте в полном понима­нии. И вы удивитесь: оскорбление перестало быть оскорблением. Можно даже улыбнуться. Оно не задевает. Оно задевает, только если оставаться в непонимании. Кто-то вас хвалит — слушайте пробужденно. И тогда никто не сможет убедить вас сделать глу­пость. Никто не сможет подкупить вас — лесть становится невоз­можной. Вы улыбаетесь над всей этой чушью.

Слушайте, наблюдайте, понимайте. И постепенно в вас возникнет дру­гой способ существования, не являющийся ни телом, ни чувст­вом, ни мыслями. Некий столб пламени начинает собираться в вас внутри и все более и более кристаллизуется. Когда это пони­мание кристаллизуется, вы впервые все больше чувствуете, что вы есть, — чувство бытия. Тогда настроения будут становиться, все более и более безразличными. Они будут приходить и уходить. Но вы останетесь невзволнованным. Климат вокруг вас будет ме­няться, но вы останетесь неизменным. Что бы ни происходило снаружи, это никак не будет влиять на то, что внутри. Внутреннее останется чистым, нетронутым.

Я расскажу вам одну историю. Один немецкий мыслитель, Херригель, был в Японии. Он сидел с друзьями и пригласил на обед Масте­ра. Внезапно началось землетрясение. Они сидели на седьмом этаже. Здание зашаталось, и все кинулись к лестнице. Начался хаос.