Благие намерения: почему Джонни и Джинни больше не играют на улице

Наши дети теперь не знают, как читать великую Книгу природы, не умеют учиться на собственном опыте, не представляют, как здраво оценивать и воспринимать периодические изменения на нашей планете. Мало кто из них знает, откуда приходит вода и куда она уходит. Мы больше не соотносим наше человеческое торжество с великой литургией небес.

Уэнделл Берри

Время и страх

Теперь, когда мы получили представление об огромной ценности непосредственного общения с природой, настала пора серьезно взглянуть на препятствия, которые необходимо преодолеть для расширения своих возможностей. Некоторые из них носят культурный и институциональный характер: это и рост всевозможных запретов, и тенденции в образовании, исключающие непосредственное общение с природой; есть и такие, что связаны с особенностями застройки городов. Иные преграды более личного характера, например человек испытывает страх или ощущает, как на него давит время. Объединяют институциональные и личные барьеры, как правило, благие намерения тех, кто их воздвигает.

Когда моему сыну Джейсону было девять, я как‑то днем забрал его из школы, и мы остановились в соседнем парке поиграть в мяч. На лужайке тренировалась детская футбольная команда. Мы с Джейсоном ушли подальше от центра парка, нашли там свободную поляну и стали перебрасываться мячом. К нам подошла мама одного из одноклассников сына. Я знал эту спортивную женщину, она всеми силами способствовала успеху своих детей в науках и спорте. К себе она тоже была чрезвычайно требовательна.

– Чем это вы занимаетесь? – спросила она с улыбкой. – Поджидаете команду?

– Нет. Просто играем в мяч, – ответил я, перебрасывая мяч Джейсону.

– А… Убиваете время, – сказала она.

С каких это пор играть в парке в мяч стало означать «убивать время»? Конечно, у этой мамы были самые лучшие намерения. Как и у многих из нас. И правда, темп американской жизни ускорился, особенно для детей – ведь мы так стараемся улучшить школы, поднять результаты, повысить благосостояние, перевести образование на рельсы новых технологий. Но наши благие намерения не всегда приводят к тому, к чему мы стремимся.

Может быть, в нашей жизни появилось больше результативности, но стало меньше изобретательности. В своем стремлении ценить и рационально распределять время многие из нас непреднамеренно лишают себя возможности заняться тем, о чем мечталось. Беспокоясь о безопасности своих детей, мы зачастую тратим усилия на то, что делает их более уязвимыми. Общества, в задачи которых традиционно входила организация детского досуга на свежем воздухе, теперь придерживаются иной политики, отдаляющей, по сути, детей от природы. Даже некоторые экологические организации пусть и неосознанно, но все же способствуют ускорению этого отдаления, причем с самыми благими намерениями, рискуя при этом будущим природной среды в целом и здоровьем самой планеты.

Что ж, вернемся в парк.

Рассказывая об этом забавном случае, я отнюдь не ставил цели принизить значение футбола. Конечно, организованный спорт увлекает детей из закрытых помещений на свежий воздух, и эта активность имеет свою собственную ценность. И все же нам нужно лучше согласовывать организованный для детей досуг с ритмом их жизни и общением с природой. Выполнить эту задачу трудно, но возможно.

Восемьдесят процентов американцев живут в крупных го‑родах, и в большинстве из них катастрофически не хватает парков. В последнее время существующие парки практически перестали поддерживать. Например, по данным Траста общественной земли, только 30 % жителей Лос‑Анджелеса живут в таких местах, откуда до парка можно дойти пешком.

Более того, парки все больше отдают предпочтение тому, что президент международной ассоциации «Право ребенка на игру» Робин Мур называет «коммерциализацией игр». Мур привел данные об усилении «общемировой тенденции к большему инвестированию общественных фондов в спортивных сферах, нежели в многовариантном пространстве для свободных игр». Он добавляет: «Во всем мире развиваются игровые центры на открытом воздухе, которые приносят прибыль. Но пока они предлагают слишком мало возможностей для высокой двигательной активности». Между тем свободные участки земли исчезают, характер развития пригородной зоны меняется. Остававшиеся там свободными участки теперь представляют собой плотные плановые застройки с островками зеленых насаждений, которые охраняются строгими правилами. «В большинстве стран не существует даже общего правила распределения игровых зон», – сообщает Мур.

С 1981 по 1997 год время, потраченное детьми на специализированные спортивные мероприятия, увеличилось на 27 %. В 1974 году в молодежной футбольной ассоциации СП1А было примерно 100 тыс. членов; сегодня в ее рядах около 3 млн подростков. Возросла потребность в игровых полях. Затраты на парковое содержание сокращаются. При проектировании парков дизайнеры стремятся к минимизации расходов. Разнообразие возможностей для игр не очень‑то принимается в расчет. Простая полянка с травой или искусственный газон (применяемый в некоторых парках Сиэтла) могут замечательно подходить для занятий спортом, но не для свободной, естественной игры. Если парк разбивается под игровое поле, дети, конечно, наберутся мастерства в футболе, но у них не останется места для самостоятельных игр. Как показали наблюдения, детей, предоставленных самим себе, тянет в заросшие уголки парков, в овраги и к каменистым спускам, к естественной растительности. Деревья и кусты в парке могут быть аккуратно подстрижены, но при этом исчезнут укромные природные уголки, когда‑то магнитом притягивавшие детей.

По иронии судьбы, как уже говорилось выше, всплеск ожирения среди детей (вызванный целым комплексом причин) совпал с резким подъемом организованного детского спорта. Это, конечно же, не означает, что спорт способствует ожирению, а вот чрезмерно распланированное и расписанное по времени детство – способствует. В таком лишенном природы детстве отсутствуют жизненно необходимые компоненты.

Чтобы воспринять природу во всей ее полноте, необходимо время. Свободное, нераспланированное, отданное мечтам время. И если родители не позаботятся, это время утечет сквозь пальцы, и совсем не потому, что они пытаются его сократить, а потому что его поглощают преумножившиеся невидимые силы. Потому что наша культура перестает видеть в естественных играх на природе хоть какую‑то ценность. Путешествуя по стране с целью собрать материал для работы «Будущее детей»(Childhood's Future), я просил учеников пятого – шестого классов начальной школы Джерабек в Сан‑Диего рассказать об их распорядке дня. Вот типичная история одной из девочек:

«На самом деле у меня мало времени на игры, потому что у меня еще уроки игры на пианино. Мама заставляет меня заниматься ежедневно около часа, а потом еще домашнее задание, на него тоже час потратишь, а потом я занимаюсь футболом, это с пяти тридцати до семи, и получается, что поиграть времени не остается. В выходные у нас обычно проходят встречи по футболу, и на фортепиано нужно позаниматься, а потом я еще должна во дворе сделать кое‑какую работу: у меня ведь есть еще и обязанности по домашнему хозяйству. А потом уж я могу поиграть – остается что‑то около двух часов или трех. Примерно так».

Меня удивило, как дети понимают слово «играть»: они часто не включают в это понятие ни футбол, ни уроки музыки. Эти занятия для них больше похожи на работу.

Что чувствуют молодые люди, когда у них появляется дополнительное свободное время?

«Что‑то вроде свободы, как будто я могу сделать все на свете, все, что мне захочется. Это такое хорошее чувство, – сказал мне один мальчик. – Я понимаю, что нет домашней работы и не нужно идти на футбольную тренировку или еще куда‑то, и появляется такое приятное ощущение, что ты можешь выйти из дома и пойти куда‑нибудь в поход или поехать на велосипеде».

В классе Кенвудской начальной школы в Майами я спросил, беспокоится ли кто‑то о том, чтобы поступить в хороший колледж или устроиться в будущем на хорошую работу. Более половины детей подняли руки. И это были четвероклассники. Серьезная маленькая девочка, нахмурив над очками бровки, пояснила: «Вы же понимаете, это не дело – глазеть в окно и мечтать непонятно о чем. Нужно настроиться на работу, потому что если этого не сделать, то и высшего образования не получишь». Главный вопрос состоит в том, как родители распоряжаются собственным временем, как сочетают свободное время со своей деловой жизнью. В одном из классов в Потомаке в штате Мэриленд очень точно по этому поводу высказалась девятиклассница Куртни Ивине. «Когда люди становятся старше, значение природы гораздо легче просмотреть, – резюмировала она. – Снег – это не только возможность пропустить школу, это еще и настоящее приключение… это снеговики, иглу, игра в снежки». Но для многих взрослых, добавила она, «снег – это просто еще одна проблема. Это скользкие дороги, увеличение транспортного потока, тротуары, которые нужно чистить».

Итак, куда же исчезло время, куда оно переместилось? Исследователи времени часто игнорируют вопрос о его очевидной изменчивости. Однако в последние годы в некоторых работах предложена абсолютно ясная картина распределения времени. Так, например, работы, проведенные в институте социальных исследований Мичиганского университета, показали, что с 1981 по 1997 год время, проводимое детьми (возраст до двенадцати лет) за учебой, увеличилось на 20 %. С ростом организованного спорта увеличение расхода времени на обучение само по себе не так страшно, если бы, как это часто бывает, все вкупе не съедало окончательно свободное время и не отнимало у детей возможности естественной игры.

Что касается взрослых, исследования ученых Стэнфордского университета показали, что с ростом популярности Интернета американцы проводят меньше времени с друзьями и членами семьи, за чтением газет и просмотром телепередач (занятия на открытом воздухе вообще не упоминались). Больше времени они проводят за работой, которую частично выполняют дома. Причем часы работы в офисе при дополнительной работе дома не сокращаются. Кроме того, по данным стэнфордского опроса, проведенное в Интернете время тем больше, чем дольше человек подключен к Интернету. В 2004 году в калифорнийском университете Беркли было выяснено, что американцы тратят 170 минут в день на просмотр телевизора и кино, что в девять раз превышает время, отведенное ими на физически активную деятельность. 101 минуту в день мы проводим в машинах, это в пять раз превышает время, потраченное нами на физические упражнения. Рост городов приводит к тому, что мы больше времени проводим в дороге; количество людей, затрачивающих более 30 минут на поездку до работы, увеличилось с 20 % в 1990 году до 34 % в 2000‑м. Физически активному досугу мы уделяем в день в среднем всего 19 минут, то есть 5 % времени.

Означают ли эти показатели, что мы стали ленивы? Профессор эпидемиологии и здорового общественного питания университета Беркли Глэдис Блок считает, что это не так. Мы просто очень заняты. Мы реже берем отгулы и работаем упорнее, чем японцы или европейцы. Как показывают статистические данные, в 2001 году американцы отработали 1821 час, в то время как немецкие рабочие – 1467 часов. (Население штатов в средней части Америки физически малоактивно. В обзорах ученых также отмечено, что афро‑американцы менее склонны к физической активности, к активному досугу, чем представители других этнических групп.

В этом находит отражение и тот факт, что большинство афроамериканцев живут в бедных районах, где меньше парков и подходящих для прогулок мест.) Выходные из дней отдыха превратились в дни недоделанных за неделю хозяйственных дел. И, как отмечается в канадском обзоре, ученые выяснили, что оба родителя сокращают время сна, чтобы успеть сделать все, что они обязаны сделать. Нет времени на сон. Нет времени на снег.

Или это только кажется.

Date: 2016-08-29; view: 261; Нарушение авторских прав