Способность к изучению природы: не упустите из виду

Ховард Гарднер, профессор Гарвардского университета, в 1983 году разработал получившую признание теорию множественности интеллекта. Гарднер считал, что традиционное представление об интеллекте, базирующееся на тестировании IQ (коэффициента умственного развития), является довольно ограниченным. Вместо этого для получения более широкого представления об интеллектуальном потенциале человека он предложил рассматривать семь разновидностей интеллекта. Сюда входят: вербально‑лингвистический интеллект (способности к лингвистике), логико‑математический интеллект (способности к вычислениям/доказательствам), визуально‑пространственный интеллект (способности к созданию зрительных образов), телесно‑кинестетический интеллект (способность владения телом), музыкально‑ритмический интеллект (способности к музыке), межличностный интеллект (способности к общению), внутриличностный интеллект (способности к саморазвитию).

Позже он добавил восьмой тип интеллекта – натуралистический интеллект (способности к изучению природы). Чарльз Дарвин, Джон Мюр[50]и Рейчел Карсон[51]– представители этого типа. Гарднер дал такое объяснение:

«В основе натуралистического интеллекта лежит способность человека распознавать растения, животных и другие составляющие окружающей нас природы (это могут быть и облака, и скалы). На это способен каждый; некоторые дети (эксперты по динозаврам) и многие взрослые (охотники, ботаники, анатомы) особенно преуспели в этой области. Хотя эта способность, несомненно, развивалась в непосредственном контакте с природной средой во всех ее проявлениях, я считаю, что она перешла и на мир предметов, сделанных руками человека. Мы хорошо разбираемся, к примеру, в машинах, обуви, драгоценностях по той причине, что наши предки способны были распознавать хищных животных, ядовитых змей и съедобные грибы».

В своей серьезной и важной работе, значительно повлиявшей на систему образования, Гарднер опирался на открытия нейрофизиологии, позволившие определить участки человеческого мозга, отвечающие за развитие тех или иных способностей. Он показал, что вследствие болезни или травмы человек может утратить ту или иную интеллектуальную способность. У натуралистического интеллекта таких тесных биологических связей не выявлено.

«Будь мне дарована еще одна жизнь или целых две, я пересмотрел бы природу интеллекта на основе новых биологических знаний, с одной стороны, и более полного понимания области знаний и социальных процессов – с другой», – писал Гарднер в 2003 году.

Движение Монтессори наряду с представителями других научных педагогических направлений уже не один год работает в этой области[52]. Однако влияние полученного в природной среде опыта на раннее развитие ребенка нейронаукой изучено недостаточно. Выделение Гарднером восьмой категории интеллекта открывает новую обширную область для научных исследований, и вместе с тем его теорию могут уже сейчас использовать учителя и родители, иначе можно просто недооценить важность приобретенного в природной среде опыта для развития и обучения детей.

Профессор Лесли Оуэн Уилсон ведет курс психологии образования и теории обучения в педагогической школе университета штата Висконсин. Этот университет предлагает одну из первых программ изучения окружающей среды. Она одна из тех, кому нужны более определенные данные из области биологии. Сама Уилсон предлагает перечень черт, характеризующих восьмой тип интеллекта у детей. В частности, она пишет:

«1. У них хорошо развито чувственное восприятие, включая зрение, слух, осязание, обоняние, вкус.

2. Они с готовностью используют свои хорошо развитые чувства для распознавания и классификации объектов природной среды.

3. Они любят проводить время на улице, любят такие занятия, как садоводство, прогулки по полям и лесам, и стремятся как можно больше увидеть, а может быть, даже открыть какой‑нибудь природный феномен.

4. Им не составляет труда запоминать то, что их окружает, отметить сходство, различие, подобие и аномалии.

5. Проявляют интерес к животным и растениям и заботятся о них.

6. Замечают в окружающей их природе вещи, которые могут пропустить остальные.

7. Собирают газетные вырезки в альбомы, ведут дневники о различных природных объектах; сюда могут входить и записанные наблюдения, и рисунки, и картинки, и фотографии, и отдельные образцы.

8. С самого раннего возраста проявляют большой интерес к телепередачам, видеофильмам, книгам и прочим вещам, связанным с природой, наукой и животными.

9. Проявляют хорошую осведомленность и беспокойство по отношению к вымирающим видам флоры и фауны.

10. Рано запоминают характеристики, названия и иную информацию, касающуюся отдельных объектов и видов мира природы».

Некоторые учителя, как мы увидим позднее, успешно применяют на практике свои знания о восьмой разновидности интеллекта. И все же при использовании этого полезного списка определений возникает опасность, что взрослые иногда могут неверно истолковать понятие натуралистического интеллекта, выделив его как особый интеллект, который сводится к упрощенному стереотипу: мальчик‑натуралист или девочка‑натуралист – это те, кто не боится змей и вечно торчит в классе у аквариума (при условии, что ему/ей повезло и таковой в классе есть). Не похоже, что учителя Бена Франклина относили его к этой категории, но обостренные чувства ребенка и способность отмечать естественные природные связи, бесспорно, были связаны с его экспериментами в природной среде. Дети обладают способностью настраивать себя на разные виды обучения, если у них есть соответствующий опыт.

Гарднер привлек внимание к тому факту, что понятие интеллекта не должно сужаться до лингвистического или логико‑математического. Далее он подчеркнул, что у детей могут быть развиты несколько или сразу все типы интеллекта, но в разной степени. Первый признак, выделенный Уилсоном – эхо «острота чувственного восприятия». Конечно, какой бы тип интеллекта мы ни развивали у детей, в любом случае мы учим их концентрации внимания, но, как будет показано в последующих главах, при восприятии природы происходит нечто, что особенно благоприятствует концентрации внимания, причем не только потому, что природа интересна сама по себе.

Джанет Фаут, активный участник движения защитников окружающей среды в Западной Вирджинии, рассказывала, что, когда ее дочь была маленькой, она старалась обращать ее внимание на малейшие детали, чтобы разбудить все ее чувства. У самой Джанет тяга к миру природы проявилась довольно рано. Тогда, в начале 1950‑х, Джанет воспитывалась в городском доме бабушки. В город бабушка переехала, прожив сорок лет в сельской глубинке. Простой белый домик выходил окнами на одну из оставшихся немощеными дорог Хантингтона. Целые дни Джанет вместе с соседскими детьми проводила на улице, играя в прятки и салки. Росший во дворе серебристый клен низко свешивал ветви, будто предлагая ухватиться за них, обвить ногами и вскарабкаться как можно выше; в его листве было ее тайное место, где всегда можно было спрятаться. «Там я могла затаиться и подумать о жизни, поразмышлять о будущем, там никто меня не беспокоил, и я могла предаваться самым невероятным мечтам». Воспоминания Джанет изобилуют описаниями познаний, приобретенных через чувственное восприятие, через сосредоточенность на объекте:

«Бабушка часто грозилась меня выпороть, если я не пойду домой, и раскидистая ива, что росла в соседнем дворе, предоставляла ей сколько угодно гибких прутьев, чтобы держать меня в повиновении. Не были исключением и дни, когда погода была плохая. То, что мы сейчас называем „плохой погодой“, тогда представлялось благоприятной возможностью. Сама по себе погода меня тогда мало интересовала, но стоило ветру поменяться, как я стремилась этим воспользоваться. Летние дожди гнали меня сначала в дом, где я все обшаривала в поисках купальника, а потом на улицу, где я промокала насквозь в полном обмундировании, если купальника не находилось. Дождевая вода на грязной дороге Двенадцатой улицы имела собственный запах, совсем другой, потому что то была настоящая земля, а не какой‑нибудь асфальт, брусчатка или цемент.

Когда дождь был особенно сильным, я направлялась на авеню Монро, где стекавшие отовсюду потоки образовывали постоянный „бассейн“. Вода в нем доходила выше колен. Там я и плескалась. Листья становились кораблями, которые ловко уходили от опасности попадания в водоворот разбушевавшегося водостока. Сильный дождь означал, что настало время готовить мои любимые пирожки из грязи и удивительные соки из стекавшей по желобам воды. Если гроза расходилась в полную силу, с громом и молнией, мы сбивались в кучу на красном металлическом скате главного подъезда и все вместе испускали крики, полные благоговейного страха. Случайным бурям неизбежно сопутствовало резкое похолодание, когда гигантские дождевые капли превращались в ледяные градины. Они‑то мне и нравились больше всего: знойная жара летних дней магическим образом исчезала. Град размером с мяч для гольфа напоминал реактивные снаряды, бьющие по воображаемым целям.

Иногда в летнюю ночь, перед тем как лечь спать, я набирала целую банку светлячков, заносила их в свою темную комнату и замирала в восторге от переливчатого, беспорядочно мерцавшего света, который излучали эти удивительные насекомые. Потом я оставляла в комнате только одного, а остальных выпускала на свободу. Притихшая, лежала я в кровати и наблюдала за этой летящей светлой точкой, теперь так же, как и я, оказавшейся в одиночестве, вдалеке от себе подобных. И так, зачарованная и убаюканная этим крошечным сигнальным огоньком, я погружалась в сон».

Практически с самого рождения дочери Джулии Флэтчер мать и дочь вместе проводили время на природе. И не только в горах, но и во дворе своего дома. «Со временем Джулия стала очень наблюдательной, – вспоминает Джанет. – Одной из наших любимых игр было придумывание названий незнакомым краскам, которые мы встречали в природе. „Вот это свечной цвет, совсем как у свечи“, – говорила, бывало, Джулия, когда мы наблюдали за заходом солнца. Я иногда поддразнивала ее, говорила, что она могла бы выдумывать названия новых красок для компании „Крайола“, выпускающей цветные карандаши».

Джанет и Джулия придумывали игры на природе. Бродя по лесу, они прислушивались к «неслышным» звукам. Джанет назвала их «звуками тех, кто не шевелится». В список могли попасть следующие «нешевелившиеся»: сок растений падающий снег восход появление луны роса на траве прорастание семян продвигающийся в земле червяк нежащийся на солнце кактус митоз созревающее яблоко перья умирающее дерево гниющий зуб паук, вьющий паутину попавшаяся в паутину муха лист, меняющий свой цвет нерестирующийся лосось

Но ведь потом список можно и расширить, вывести его за пределы природы, включив в него, например, звук… после того момента, как перестает подниматься дирижерская палочка.

И хотя взрослая жизнь Джулии только начинается, Джанет не сомневается, что развитое у нее с детства внимание к мельчайшим деталям жизни природы сыграло важнейшую роль и в развитии речи Джулии, и в умении писать и рисовать. Она уверена в том, что способность дочери отмечать мелочи сослужит ей хорошую службу. «В отличие от многих сверстников, Джулию трудно удивить всякой ерундой», – говорит Джанет. То, что реально, непреходяще – вид, открывшийся с горной вершины, парящая в воздухе хищная птица, радуга после летнего дождя – вот что производит на нее впечатление, надолго остается в памяти. Сейчас Джулия учится в колледже, и, конечно, влияние матери ослабло. Девушка теперь проводит на воздухе меньше времени. Но она не утратила любовь к природе, уединению, простым радостям жизни. «Эти ценности крепко укоренились в ней в пору раннего детства», – говорит Джанет, то есть в те годы, когда они с Джулией слушали звуки тех, кто не шевелится.

Date: 2016-08-29; view: 265; Нарушение авторских прав