Драматическое освобождение

Проникнув в Подземное царство, герой должен выполнить еще одну, не менее важную задачу — найти и отнять у вре­дителя-похитителя утраченное сокрови­ще, проданную душу или что там еще, чтобы доставить на поверхность. Этой задаче соответствует карта Башни. Она олицетворяет победу над стражем вхо­да, уничтожение главного чудовища, ловкое раскрытие темницы или тайни­ка, освобождение пропащей души и проход обратно наружу сквозь врата Темного мира в мир Светлый.

На карте изображена молния, уда­ряющая в башню и свергающая ее корону. По древней традиции такая корона, какая нарисована здесь, то есть «закрытая сверху» дополнитель­ными дугами, считается королевской или императорской, то есть служит символом непризнания над собой никакой высшей влас­ти. Таким образом, Аркан Башни становится олицетворением высокомерия, гордыни и мании величия, каким в свое время была Вавилонская башня.

Молния, этот перст Божий, символизи­рует некое внешнее событие, вызывающее слом или крушение прежнего порядка. Точ­но так же это может быть оза­рение, внезапно открыва­ющее нам глаза на ошибочность наших прежних представлений и на неосуществимость планов. Одна­ко нагляднее всего зна­чение карты выявляется при сравнении ее с Чет­веркой Жезлов, пред­ставляющей собой как бы антипод Башни сре­ди Младших Арканов.

Обе карты изобра­жают большое соору­жение — замок, баш­ню. И здесь, и там мы видим людей в одних и тех же одеждах. Но если на Четверке Жез­лов они, радуясь, сами выходят из замка, то из башни их выбрасывают. Чтобы лучше понять взаимосвязь между этими двумя картами, давайте представим себе, что Четверка Жез­лов изображает идеальные дом и семью, какие у нас были в дет­стве. Замок на заднем плане, как и родительский дом, олицетво­ряет надежный и безопасный тыл, который был у нас, когда мы с радостным любопытством отправились «на разведку» во внешний мир, уверенные, что всегда сможем вернуться. Таким образом, Четверка Жезлов означает покой, открытость и безопасность, то есть именно то, что и требуется нам на данном этапе. Однако если мы в сорок лет все еще живем в той же детской, и мама по-прежнему по утрам заправляет нам постель и готовит зав­трак, то это уже далеко не то, что нам требу­ется, потому что мы выросли. Эти рамки стали слишком тесны, поэтому их нужно сло­мать. Поэтому башня означает слом того, за что мы держались слишком долго: пусть когда-то оно было необходимо и вполне под­ходило нам, однако теперь «село», устарело, загни­ло или отстало от моды, то есть в боль­шой мере преврати­лось в темницу.

Отсюда карта Башни мо­жет означать слом прежних устоев, разрушение отжив­шей или чересчур наивной системы ценностей, а также крах ошибочной самооцен­ки. Но в то же время Башня — это и выход из темницы, освобождение. Проблема лишь в том, что мы на са­мом деле привыкаем к сво­ей темнице. Пусть в ней тес­но, зато она такая родная. Мы вообще предпочитаем иметь дело с чем-то родным, будь это даже родная разру­ха. Вот почему крушение старого, символизируемое Башней, воспринимается вначале как нечто ужасное, если не вообще как катастрофа. Лишь позже мы начинаем понимать, что это было освобождение.

В своем стремлении избежать всего неустойчивого, объяснить все неясное и «взять под контроль» даже случай, наше Эго созда­ет определенное представление о действительности, то есть кла­дет себе некоторые границы, внутри которых оно чувствует себя уверенно. Отсюда ясно, почему «Эги» с одинаковыми представле­ниями сплачиваются в группы по интересам: в такой группе они поддерживают и признают правоту друг друга, что опять же укрепляет мнение каждого Эго о самом себе и его веру в правильность представле­ний группы как единственной «в самом деле реальной» действительности. Тех, у кого представления иные, они не считают «своими» и в лучшем случае насмехают­ся над их странностью, непросве­щенностью, непонятливос­тью или глупостью. Если же в представле­ниях других Эго ощущает для себя, угрозу, оно объявляет им войну, причем часто не на жизнь, а на смерть. И гордо шагает по жизни в твердом убеждении, что лучше него действи­тельность никто не знает, ища и находя повсюду одни подтверж­дения своим прочно укоренившимся представлениям.

Картинки, которые мы сами себе рисуем в отношении окружающей нас действительности, нравятся нам гораздо больше, чем сама эта действительность. Мы даже не замечаем, как разрыв между ними действительностью становится все больше и больше, постепенно лишая нас контакта с нею. И мы полностью уверены, что эти кар­тинки, отражающие лишь наши собствен­ные мысли, воспоминания, желания, комплексы или страхи, и есть действительность. Познавать объектив­ную реальность наш разум склонен гораздо менее, чем держаться за свои представле­ния, такие привычные и удобные, такие родные. Возьмите, на­пример, человека, уже давно подозревающего, что в браке у него не все в порядке. Однако он всякий раз отбрасывает эту мысль, убеждая себя, что на самом деле все прекрасно, потому что иначе ему пришлось бы сначала признать существование проблемы, по­том задуматься о своих ошибках, а потом даже что-то менять. Конечно, ему гораздо удобнее закрывать глаза на все симптомы и убеждать себя, что все в порядке или, по крайней мере, в преде­лах нормы, потому что у друзей и соседей тоже все складывается не лучше. Но однажды наступает момент, когда действительность прорывается наружу из-под привычных картинок, и красивые двор­цы, где так уютно устроилось его Эго, рушатся у него на глазах. Тогда-то он с ужасом и осознает, что действительность оказалась совершенно не такой, какой он ее себе рисовал. Это и есть Башня. При этом картинки, за которые мы так держимся, не обязатель­но должны быть красивыми. С таким же успехом они могут изоб­ражать действительность мрачной и пугающей. Философ Эпиктет еще 2000 лет назад заметил, что страдать нас заставляют не сами вещи, а наши мнения о них. Эти мнения могут превратиться в навязчивые идеи, с помощью которых мы будем отравлять себе жизнь. Если Эго зациклится, например, на идее, что ездить в лиф­тах опасно, то человек будет бояться лифтов, считая, что они могут, как минимум застрять, а то и оборваться. Рано или поздно он вооб­ще перестанет пользоваться лифтами, доверяя своим опасениям больше, чем любым самым разумным аргументам и опыту других. Цена таких идей-фикс — не только все большее ограни­чение свободы передвижения, но и усиление страданий от жизни. В таких случаях Баш­ня может означать какое-то событие или оза­рение, ведущее к освобождению от зацикленности.

Если стены Башни мешают нам видеть великое Целое, если они, как и любые иные границы, отде­ляют нас от Всеединства, они должны рухнуть. Это и будет, по словам Кришнамурти, «опустошение» сознания, освобождение от подчинения кому-то или чему-то и очищение от прошлого. Однако наше Эго обычно держится за свои никчемные представления такой мертвой хваткой, что для освобождения требуется сильное потрясение. Вот почему в сказ­ках борьба со злом требует максимального напряжения сил: злом считается в них все то, что мешает обретению истинного самосоз­нания. Потому его и уничтожают с такой беспощадностью.

В более глубоком смысле Башня открывает дверь к осознанию Истины, разрушая прежнюю, навязанную нам систему ценностей и сотрясая самые основы столь любимого Западом «божественно­го порядка» с его однозначностью, ясностью и логикой. Именно в этом и состоит основная предпосылка осознания высшей действи­тельности, того самого Всеединства, которое по самой своей сути может быть только парадоксальным. Поэтому целью великих мудрецов испокон веков был взлом узких рамок, ограничиваю­щих наше сознание, с помощью неожиданных утверждений, зас­тавляющих человеческую мысль свернуть с проторенного пути, или парадоксальных вопросов, поиск ответа на которые раскры­вал изумленному обывателю всю нелепость его привычных пред­ставлений. Так, по легенде, поступал знаменитый Ходжа Насреддин. Аналогичным образом в дзен-буддизме ученикам предлага­ются для медитации парадоксальные притчи-загадки (коаны), не­разрешимые для привыкшего к однозначности мышления.

При всем при этом не следует недооценивать факт разрушения Башни ограниченного или ложного сознания и его результаты. Крах прежних представлений — не мелочь, а, как подчеркивает К.-Г. Юнг, «самый настоящий конец света, возвращаю­щий все к первоначальному хаосу. Человек чувствует себя загнанным, потерявшим направление, как не­управляемое судно, отданное на волю стихий. По крайней мере, так ему кажется. В действи­тельности же он всего лишь вернулся к кол­лективному бессознательному, которое и бе­рет управление на себя». Далее он пре­дупреждает, что результаты этого могут быть разные: для кого-то такой крах действительно становится концом всего, а кому-то внутренний голос помогает найти новое направление. Зависит же результат от того, насколько нам удалось приблизиться к Баш­не, насколько мы успели достичь зрелости на предыдущем этапе пути. Чем мы аморфнее, самоувереннее или высокомернее, тем драматичнее могут разворачиваться события. К.-Г. Юнг пишет даже, что «самоуверенное сознание гипнотизирует самого себя, так что обращаться к нему бессмысленно. Поэтому катастроф ему не избежать, и они могут даже прикончить его».

В человеческой жизни «разрушение Башни» тоже происходит по-разному. Во-первых, оно может стать «освобождением продан­ной души», открытием далеко запрятанного сокровища, то есть четвертой, до сих пор непроработанной и нереализованной функ­ции сознания, со всеми вытекающими последствия­ми, переменами и переоценками ценностей. Во-вторых, мы мо­жем сделать что-то, на что до сих пор не отваживались, потому что не верили свои силы, «продав свою душу» в обмен на безопас­ность, благополучие или иную столь же фальшивую монету. Та­ким образом, оно может принять форму «взрыва бомбы», когда мы вырываемся из плена, подаем заявление об уходе, просто бро­саем поддакивать кому-то или вдруг проявляем себя с такой сто­роны, о которой до сих пор никто (включая нас самих) даже не догадывался.

Еще Башня может означать преодоление внутренней закрепощенности, разрыв цепей, до сих пор сковывавших и ограничивавших нас. В сказке о короле-лягушонке колдовские цепи, сковывавшие сердце Верного Гейнриха, лопаются трижды со страшным треском, и герои всякий раз ведут такой диалог:

- Гейнрих, треснула карета!

- Дело, сударь, тут не в этом.

Это обруч с сердца спал,

Что тоской меня сжимал...

И, конечно, Башня означает также освобождение от всего, что до сих пор застилало нам глаза, бессознательно подчиняло нас своей власти, заставляя делать вещи, которых мы не могли себе объяснить, и во многих отношениях не давало жить полной жиз­нью. В этом смысле Башня соответствует сказкам и мифам, цент­ральной темой которых является борьба с опасным противником, драконом, постоянно повергающим всех в страх, и освобождение того, кого или что он держит у себя в плену. Это чудище может служить образом того внутреннего сопротивления, которое мы ис­пытываем, когда реагируем на поставленную перед нами жизнен­ную задачу словами: «Нет! Только не это!» или: «Лучше умереть!» Преодоление такого сопротивления, решение нако­нец сделать то, что мы прежде считали для себя неприемлемым, — прекрасный пример кардинального «разрушения Башни».

С другой стороны, в этом драконе можно узнать и нашего внут­реннего контролера, тот самый авторитарный образ отца или мате­ри, от которого мы так и не смогли избавиться, и который поэтому так мешает нам идти по жизни своим собственным путем. Эта тема тоже встречается во многих сказках и мифах. Вспомните хоть Гензеля, нашедшего в дремучем лесу пряничную избушку — райское наслаждение! — и угодившего в плен к злой ведьме, задумавшей его проглотить. Что это, как не бессознательный (= дремучий лес), темный образ матери, перед которым человек беззащитен, пока сестрица Гретель (= его анима) не освобождает его. Обратная ситу­ация произошла со Спящей красавицей, к которой пришел ее анимус, чтобы освободить от чар темной феи — правда, ей пришлось дожидаться этого целых сто лет. О преодолении образа отца и связанных с ним экспектаций рассказывается, например, в сказке «Румпелыптильцхен», где мельник заявляет, будто его дочь умеет прясть золотую пряжу, заставляя короля предъявить к ней не­померные требования.

Смысл каждой из этих сказок, конечно, не сводится к одной сентенции, но все они показывают, как важно ос­вободиться от тени слиш­ком авторитарного отца или матери, чтобы обрести свобо­ду — и способность жить с партнером. И тут не имеет значения, имеет ли родительс­кий образ положительный или отрицательный характер: до тех пор, пока он обладает властью над нами, мы не свободны и не готовы встретиться с представителем противоположно­го пола лицом к лицу. Такая любовь-нена­висть к образу одного из родителей может быть настолько сильной, что мы либо вся­кий раз отказываемся воспользоваться шансом сблизиться с другим человеком, либо, особенно если негатив в этом образе преобладает, в страхе обходим про­тивоположный пол сторо­ной. Но даже если об­раз позитивен, нам все равно необходимо освободиться от него, потому что иначе мы все время будем сравнивать с ним другого человека. Эти внут­ренние образы всегда со­вершенны, чего, к со­жалению, нельзя ска­зать о людях «вне­шних». Потому-то они, и мужчины, и женщины, нас регулярно разочаровывают, отчего браки и просто связи распадаются одна за другой. Лишь верность внутреннему образу остается неколебимой.

В этом смысле момент, когда Персей отрубает голову Медузе, можно считать преодолением необычайно мощного образа матери. Совершить этот подвиг ему удается лишь с помощью своей анимы, выступающей в образе покровительствующей ему богини Афины, связь с которой он поддерживал постоянно. Это она дала ему сандалии, серп, мешок и щит. Она же провела его в обитель горгон и объяснила, что и как нужно сделать. Без ее поддержки у него ничего бы не получилось. Так с помощью женского начала ему удалось победить негативный женский образ.

Эдип же, напротив, пытался разрешить свою проблему лишь с помощью разума, не прибегая к аниме, отчего добился лишь мни­мой победы. Правда, он решил загаданную ему сфинксом загад­ку, освободив тем самым город Фивы от его пугающего присут­ствия. Но была и другая загадка, которой он не только не решил, но даже не обратил на нее внимания, потому что она его не инте­ресовала — это сам сфинкс, точнее, «она сама» как символ веч­ной женственности. Так, ошибочно приняв часть за целое, он счел себя победителем и гордо позволил провозгласить себя царем Фив. Его внутреннее женское начало, анима, конечно, могло бы уберечь его от ошибки. А так он, сам того не ведая, женился на собственной матери, то есть, по сути, добровольно сдался в плен ее образу, тому самому женскому началу, которое считал побеж­денным. Когда же его ложная картина мира, его Башня, рухнула, и вместо привычных иллюзий ему открылась жестокая действительность, он не выдержал этого и сошел с ума.

Миф о путешествии египетского солнеч­ного бога Ра по Морю Ночи тоже пове­ствует о полном перевороте прежних пред­ставлений в точке полуночи. В этой, са­мой нижней точке своего пути Ра встречается с главной и самой страшной опасностью. Гигантская змея Царства ночи, Апопис, одним глотком выпивает подземную реку Нил, и ладья Ра оказывается на мели. Бог солнца не мог бы двинуться дальше и новый рассвет никогда не наступил бы, если бы на помощь не пришел Сет, заставивший змею вы­пустить реку обратно. То, что нам сегодня представляется просто забав­ной сказкой, звучало для древних египтян как нечто невероятное. Ведь Сет считался са­мым злым из всех божеств и при свете дня был заклятым вра­гом Ра. Но здесь, в глубинах ночи, он — единственный, кто может дать ладье про­должить путь. Сета так боялись, что нельзя было произно­сить вслух даже его имя, поэтому рассказ­чик ограничивался лишь намеком: «Великому Ра помог величайший из волшебников». Однако все слушатели знали, кто та­кой этот волшебник. Для нас смысл этой древней увлекательной повести заключается в том, что в этот самый темный час ночи наши привычные «дневные», черно-белые представления рушатся. Здесь они просто не срабатывают. Здесь даже тот, кого мы всегда счита­ли своим заклятым врагом, может оказаться единственным, кто

В старинных колодах Таро корону с Башни сбрасывает перо. Как символ богини Маат оно означает божественную справедливость, разрушающую все ложное и неустойчивое.

Сумма цифр номера связывает карту Башни (XVI) с картой Колесницы (VII). Если Колесница означала выход героя во внешний мир, то Башня символизи­рует его решающий прорыв на свободу из Царства ночи.

Ключевые слова к карте Башни:

архетип — Освобождение;

задача — слом ставших тесными рамок, преодоление всего застарело­го, отжившего, преодоление «черно-белого» мышле­ния, «взрыв бомбы»;

цель — освобождение от авторитарных внутренних образов и навя­занных нам представлений, прорыв к свободе;

риск — потерпеть фиаско, стать сломленным;

жизнеощущение — фаза резких перемен, неуверенность и неожидан­ное освобождение поможет нам вырваться из плена.

С этой точки зрения и библейс­кая заповедь «любите врагов ваших» предстает перед нами в новом свете.

Источник живой воды

Наконец-то герой достиг источника живой воды. Секрет этого источника заключается не в качестве воды, а в том, что его трудно найти. Как и в Фантасии, подземном царстве из по­вести «Бесконечная история», он все­гда находится «на самом краю зем­ли». А поскольку земля Фантасия, так же, как и бессознательное, бес­крайня, значит, под этим следует по­нимать тот «край», до которого нам необходимо было дойти, те внутрен­ние рамки, за которые нам предстоя­ло выйти. И вот теперь, когда эти рам­ки наконец взорваны и пыль улеглась, вырвавшаяся на свободу душа может полной грудью вдыхать чистый воз­дух новых надежд. Покинув Башню ложного сознания, ограничивавшего ее так долго, душа наслаждается не­знакомой ей прежде свободой и перспективами еще неведо­мого, но наверняка прекрасного будущего. Такое же ощу­щение безграничной свободы и счастья звучит в словах Данте, покидающего ад: «И здесь мы вышли вновь узреть светила». В сказке об Амуре и Психее тоже идет речь об этой таинственной воде. Это — тре­тье задание, которое разгневанная Афро­дита дает Психее, разыски­вающей своего возлюб­ленного. Взяв хрус­тальный сосуд, она должна отправиться к охраняемому змеями колодцу и набрать из него воды, а водой этот колодец питают Стикс и Коцит, реки Подземного царства. Выполнить это практи­чески безнадежное пору­чение Психее помогает орел, посланец царя бо­гов Зевса, задолжавше­го Амуру одну услугу. Таким образом, и в этой истории выявляется значение анимуса как важнейшего ключа к ре­шению задачи. Особен­ность же действий Пси­хеи состоит, по Эриху Нойману, в том, что «она решает заданную ей задачу не прямо, а косвенно, выполняя за­дание с помощью мужс­кого начала, но не беря на себя его функций. Ибо, даже оказавшись вынуждена столкнуться с мужской стороной своей натуры, она ос­тается верна своей женственности».

На этой карте Таро изображен целый ряд символов, связанных с открываю­щимся перед нами будущим и безгра­ничной мудростью Космоса. Звезды, ко­нечно, указывают на астрологию, а число их, так же как и число лучей у каждой, — на Восьмерку, сим­вол середины пути между небом и зем­лей, между тем, что, наверху, и тем, что внизу. Птица на дереве напоминает о древнем способе гадания по полету птиц. Птицы, особенно перелетные, в древности считались посланницами небес, проводящими зиму в обители богов. Когда весной птицы возвращались на родину, жре­цы-авгуры по форме и поведению стай узнавали волю богов на этот год. Но птицы — еще и символ провидческих способностей тех божеств, которым они были посвящены. Например, ибис, птица египетского бога мудрости Тота, или Хугин и Мунин, два ворона, сопровождавшие германо-скандинавского Одина, и, ко­нечно, журавли, птицы Аполлона, покровителя знаменитого ора­кула в Дельфах. Дерево означало мудрость и служило основой календаря и астрологии друидов. Все эти символы олицетворяют космический Закон и возможность заглянуть в будущее. В этом и состоит основное значение карты. Можно сказать, что здесь чело­век действительно обретает зрение, как внешнее, так и внутреннее! И перед ним раскрывается новое будущее. Он осознает свои новые возможности, полученные благодаря совершению подвига, и видит теперь, как будто с высоты птичьего полета, открывающийся пе­ред ним путь, ведущий к недостижимому прежде краю земли.

Обнаженная фигура на карте символизирует сфиру Бина, каб­балистический Высший Разум. Она поливает живой водой и обыч­ную воду, и землю. Вода, пролитая на землю, есть необходимая для плодородия влага, тогда как вода, вылившаяся в воду, озна­чает избыток, излишество. Так карта иллюстрирует космический закон необходимости и достаточности: это — будущее, предлага­ющее нам живительную звездную влагу в количествах, не огра­ниченных нашей прямой потребностью.

Эта предоставленная нам возможность познать кос­мический порядок, приобщиться к вечности означает, в том числе шанс достичь уров­ня сознания новой эпохи, к чему нас ис­подволь начал готовить уже XIV Аркан. Ибо когда Башня ложного сознания рухнула, вместе с ней погибло и ошибочное представление о линейном и чисто ко­личественном време­ни, состоящем лишь из прошлого, насто­ящего и будущего.

Освободившись от узости нашего прежнего мышления, мы пони­маем теперь, насколько примитивным и неверным было наше пред­ставление о времени, и насколько безнадежной была наша погоня за нарисованными нами же картинками. Вот как описывает эти бесплодные попытки Кен Уилбер: «Не умея жить в безвременьи и купаться в наслаждениях вечности, мы ищем утешения в эрзацах, предоставляемых нам теми местом и временем, в которых живем, надеясь, что хотя бы будущее даст нам то, чего нам так не хватает в этом жалком настоя­щем». Чтобы освободиться из этого тупикового состояния сознания, как раз и нужно искупаться в источнике живой воды, освобождающей человека от при­вязки к линейному времени и да­рящей ему ощущение без­граничной временнОй свободы. Это и есть то самое глубинное по­нимание, которого достиг Сиддхартха в конце своего путешествия, когда река научила его, что времени не существует, ибо река всегда одна и та же, как в истоке, так и в устье, в водопадах, на порогах, на перевозах, в быстринах, в море, в горах, — везде. Для нее существует лишь настоящее, будущее же — всего лишь тень.

Нумерологическое сложение раскрывает связь между картами Звезды (XVII, 1+7) и Справедливости (VIII=8), если сохранить за последней ее традиционный номер. Если на восьмом этапе своего пути герой познавал законы окружающего мира, то сейчас он по­знает законы Космоса, открывая для себя все более широкие и глубокие взаимосвязи. В греческом пантеоне эти взаимосвязи меж­ду различными началами олицетворялись богиней Фемидой и ее дочерью Дике. Фемида, дочь Урана-Неба и Геи-Земли, олицетво­ряла извечный порядок и справедливость. Она тоже вхо­дит в комплекс Аркана Звезды, потому что храм ораку­ла в Дельфах был сначала посвящен ей, а уж потом Аполлону. Дике же, как раз и изображенная на карте Справедливости, считалась богиней, с мечом судьбы в руках и с открытыми глазами (!) следив­шая за порядком в мире.

Ключевые слова к карте Звезды:

архетип — Мудрость;

задача — надежда, видение будущего;

цель — понимание высших взаимосвязей, приобщение к мудрости;

Космоса риск — упущенный в поисках будущего контроль над настоящим, погоня за светлячками;

жизнеощущение — вера в будущее, ощущение обновления, прилив сил.

Коварные ловушки

Путь, пройденный героем прежде, со­стоял из десяти этапов, в астрологи­ческом смысле соответствовавших пяти планетам: Меркурию, Венере, Марсу, Юпитеру и Сатурну, каждая в двух ипостасях, светлой и темной. Это карты по порядку от Умереннос­ти (XIV) до Луны (XVIII), а также нумерологически связанные с ними кар­ты от Жреца (V) до Отшельника (IX), олицетворяющие в паре два противо­положных полюса каждой из связан­ных с ними планет.

Меркурий (5), бог путей и дорог, в греческой мифологии Гермес Психо­помп, то есть Проводник душ, прояв­ляется в Аркане Жреца (V) как вос­питатель и проводник на пути во вне­шний мир, а в Аркане Умеренности (XIV) — как проводник души по Цар­ству ночи.

Венера, богиня любви, проявляет в карте Влюблен­ных свою светлую сторону, а в Диаволе — тем­ную, означающую гибельный путь страстей. Марс проявляет себя как весенний бог плодородия в карте Колесницы (VII), озна­чающей выход героя во внешний мир, ста­новясь в карте Башни (XVI) богом вой­ны, способным как разру­шать, так и обновлять. Юпитер в антич­ную эпоху считался высшим судьей над богами и людьми, Карты от Умеренности до Луны и связанные с ними нумерологически карты от Жреца до Отшельника составляют полярные пары для планет от Меркурия до Сатурна на небе и на земле, что и показывают нам карты Справедливости (VIII), отвечающей за земные законы, и Звезды (XVII), олицетворяю­щей законы Космоса. Юпитер был супругом Фемиды, боги­ни божественной справедливости, которой как раз и соответствует Аркан Звезды. Недаром Юпи­тера, как и ее, тоже часто изображали с весами в руках.

Светлый аспект Сатурна как мудрого старца проявляется в карте Отшельника (IX), а темный его аспект, порождающий страхи, отражен в карте Луны (XVIII).

Дело в том, что путь героя еще не окончен. Чудовище побеждено, пленная душа спасена, однако герою предстоит еще трудный путь до­мой. Он должен найти этот выход, не заблудившись в лабиринте Подземного царства. Тут-то его и поджидают коварные ловушки, погубившие немало богатырей. Вспомните Орфея, который обер­нулся — и потерял свою Эвридику навсегда.

Именно здесь, на этом этапе, оглянулась жена Лота и превратилась в соляной столп. Психея, добыв у Персефоны волшебную мазь красоты, не удержа­лась от искушения заглянуть в шкатулку — и впала в летаргический сон. Гильгамеш, спустившийся в Подземное царство и добыв­ший там траву бессмертия, то есть приоб­ретший новое сознание и понимание вечности, на обратном пути остановился на минутку, чтобы на­питься из ручья, вы­пустил траву из рук — и ее тут же съела оказавшаяся рядом змея.

Законы Подземного царства строги: стоит пришельцу вкусить там чего-либо, будь то хоть зерна граната, и он уже никогда не вернется на землю. Так произошло с похищенной Персефоной. Кто хоть на миг присядет в аду, как это сделали решившие пе­редохнуть Тесей с Пирифоем, тот навеки ос­танется сидеть на его скалах забвения. Все это доказывает, что нис­хождение в Подземное царство — это задача, которую необходимо ре­шить, чтобы дойти до цели путешествия, а не сама его цель. То же оз­начает и сказочный дре­мучий лес, в котором блуждает герой Гильгамеш с травой бессмертия в руках, которую ему предстоит потерять из-за змеи на обратном пути

Хитрые и злобные существа, окружающие его там, пытаются заставить героя отказаться от цели своего путешествия, выдать им завет­ное волшебное слово или забыть свое имя, то есть лишить его всех тех ценностей, ко­торые он приобрел у Отшельника — неда­ром Аркан Луны связан с ним нумерологической суммой. Здесь, на этом этапе пути, опасность велика, как никогда: герой может в один миг потерять все, что добыл с таким трудом. При­мер этого приводит персидский поэт Низами, с необычайной кра­сотой, трагизмом и выразительностью передающий рассказ ин­дийской красавицы (в субботу, в черном шатре Сатурна) о ее так и не состоявшейся любви. Но эта история слишком хороша, чтобы пересказывать ее в прозе, и слишком длинна, чтобы можно было уместить ее в этой книге.

В этом заключается и трагедия Нибелунгов, прекрасной иллюс­трацией к которой могут служить последние карты Старших Арка­нов. Все положенные этапы Зигфрид прошел просто с блеском. Он мужественно спустился в ад, где дракон Фафнир (Диавол) стерег золото Рейна, сразился с ним и победил (Башня). Купание в драко­ньей крови сделало Зигфрида неуязвимым, а когда он съел кусо­чек сердца дракона, у него открылись глаза и уши. Он стал пони­мать язык птиц и увидел Брунгильду, свою аниму, поклявшись освободить ее из огненного замка и взять в жены (Звезда). Однако потом Зигфрида угораздило выпить напиток забвения, который ему подали во дворце короля Гунтера (Луна), и он забыл о своей пре­красной валькирии и женился на Кримгильде. Это предательство по отношению к своей аниме сделало его гибель неизбежной.

Если перенести эти образы на нашу повседневную жизнь, ста­нет ясно, что встреча с бессознательным не безопасна и требует сильного, высокоразвитого сознания, которое не позволит бессоз­нательному поглотить себя. Опасность того, что нисхождение в Подземное царство обернется бегством от мира, достаточно вели­ка, потому что поток бессознательных образов, гораздо более яр­ких, чем реальность, и часто действительно прекрасных, может очень быстро заставить человека предпочесть ее реальности. Об опасности быть увлеченным и унесенным силами бессознательного предупреждал еще Гомер, говоря о двух вратах страны сновидений. Одни врата сделаны из рогов животных, другие из слоновой кос­ти; из первых выходят вещие, из вто­рых — зловещие сны.

Эта двоякость воз­можного выбора была одной из причин, по­чему древние тайные школы принимали к себе не всех, предъявляя к соискателям очень высокие требова­ния в плане зрелости их сознания. В отличие от них современные эзотерические школы принимают практически всех без разбора, отчего многие вещи так и остаются для слушателей размытыми и непонятными, а подлинное эзотерическое знание уступает место ярким, но бессодержательным фокусам. Оно, это знание, живет во тьме бессознательного, и только там оно может развиваться по-настоящему. Тот, кто делает выбор в пользу приемов как можно менее сложных и хлопотных, предпочитая считать тайным зна­нием именно их, особенно когда в его жизни снова все наладилось и беспокоиться, казалось бы, не о чем, пусть задаст себе вопрос: не есть ли это то самое бегство от мира, которое рано или поздно заведет его в дремучий лес, найти обратный путь из которого очень трудно.

Нечто подобное происходит, в частности, в современных груп­пах духовного обновления, очищения, самопознания или как там еще. Участие в них, конечно, помогает некоторым людям решить свои проблемы, однако со временем в них образуется некий «не­растворимый осадок» из лиц, кочующих из группы в группу. Это люди, которым очень не хочется возвращаться в свою прежнюю реальность, такую враждебную к ним когда-то. И они, в счастли­вом неведении или сознательно подменяя один мир другим, дела­ют все, чтобы задержаться в очередном уютном гнезде единомыш­ленников как можно дольше. Эту-то возможность и предоставля­ет им группа. И они усаживаются на скалы забвения, блуждают в лабиринте Подземного царства и забывают свое имя. Они забыли, чего хотели когда-то, зачем вообще вступили в группу, хотя вступали они в нее именно затем, чтобы с ее помощью научиться лучше уживаться с окру­жающей действительностью. Вот почему К.-Г. Юнг предупреждает: «Если психология у нас сегодня вынуждена подчеркивать значение бессознательного, это не значит, что со­знательное объявляется маловажным. Цель только в том, чтобы урав­новесить одностороннее и преувеличенно-по­чтительное отношение к последнему за счет хотя бы некоторой релятивизации. Однако эта релятивиза­ция, в свою очередь, не должна заходить настоль­ко далеко, чтобы покло­нение архетипическим ис­тинам погребло под собой обычное человеческое «Я». Наше «Я», если мы все-таки считаем, что оно существует, живет в оп­ределенном времени и пространстве, и в любом случае должно подчи­няться их законам».

На карте Луны в Таро изображен рак, выполза­ющий из воды. Его мож­но истолковать как на­мек на то, что здесь мы достигли тропика Рака, если считать карту Отшельника, связан­ную с образом Сатурна, тропиком Козерога. В обоих этих пунктах Солнце, этот небесный прообраз всех героев, ежегодно меняет на­правление своего движения на противоположное. То же можно отнести и к нашему герою, последовательно проходящему через оба поворотных пункта. Пройдя в свое время Аркан Отшельника (девятый), герой начал свое путешествие по царству Ночи, по двузначным картам, теперь же он, пройдя Аркан Луны (восемнадцатый), поднимается из глу­бин и возвращается к свету. И тут, и там он, проходит через врата, стражем же врат со времен глубокой древности считается Са­турн, астрологически соответствующий обе­им этим картам.

Карту Луны часто ин­терпретируют непра­вильно, потому что в наши дни с Луной обычно связывают какие-нибудь романтические образы. На самом деле она олицетво­ряет тьму, ночь и проник­новение в тайные глуби­ны души. Луна заслоняет Солнце, и свет его мерк­нет (= солнечное затме­ние) – это природное явле­ние считалось в старину недобрым предзнаменова­нием и вызывало у людей ощущение страха и беспо­мощности. Такая интерпретация может показаться необыч­ной, однако она подтверждается не только симво­ликой карты, но и ее номером. Число 18 символи­зирует затмения, поскольку пос­ледовательность солнечных и лунных затмений, так называемый цикл саро­са, повторяется каждые восемнадцать лет.

На рисунке изображен брод, место всегда опасное, хотя и да­ющее шанс перейти через реку, и узкая тропа, веду­щая к двум серым баш­ням, которые мы уже ви­дели на карте Смерти. Это — предвестники Небесно­го Иерусалима, символ наивысшего блага, кото­рого мы можем достичь.

Однако путь к нему труден и опасен. Его охраняют собака и волк. Если пес, как то было и на карте Шута, символизирует безопасные, помо­гающие нам инстинкты, то волк означает инстин­кты опасные и угрожающие. Он соответствует Церберу, стражу ада в греческой мифологии, задача которого не выпускать никого из подземного царства. И, хотя наша цель, Небесный Иерусалим, обитель спасения, уже близка, чтобы достичь ее, необходимо пройти еще одну трансфор­мацию: «...потому что тесны врата и узок путь, ведущие в жизнь, и немногие находят их» (Мф. 7:14). В средневековой мис­тике образом этого этапа пути часто служил узкий мост, через который должна была пройти душа, чтобы достичь жизни вечной. В сказках это, обычно бывает лезвие меча, на котором должен удержаться герой, чтобы перейти через пропасть, или какой-то иной последний и самый опасный этап пути.

В Путешествии героя это — опасность под­даться темному аспек­ту анимы, давая воз­можность своему внутреннему проводнику завести себя в безвыходный лабиринт. Именно потому, что при­рода бессознательного из­начально биполярна и ам­бивалентна, проводник душ тоже часто ведет себя парадоксально. В легенде о Парсифале анима проявля­ет себя то со светлой, то с темной стороны, являясь ему, например, в образе доброй Звездной феи или ее темной антагонистки, Предвестницы беды («1а pucelle de malaire»). Они соответствуют картам Звезды и Луны. Главное здесь, на данном этапе становления личности, это понять, что проводник душ для нас — не цель, которой нужно достичь, а всего лишь средство, чтобы достичь цели, как Беатриче для Данте, привед­шая поэта на вершину горы Очищения, чтобы он мог, наконец, узреть Высшее.

Следуя светлой стороне своей анимы, Звездной фее, герой все равно будет регулярно сталкиваться с ее темной сторо­ной, которую здесь олицетворяет Луна, заслоня­ющая солнце. Лишь поняв, что Солнце, этот символ самости и конечная цель путешествия, скрывается именно там, за этой тьмой, герой сумеет найти выход из лабиринта или колдовского дремучего леса. В своем ком­ментарии к легенде о Парсифале Эмма Юнг пишет: «Анима и в самом деле ведет себя самым парадоксальным образом или делится на две противопо­ложные фигуры, между которыми сознание и будет метаться до тех пор, пока чело­веческое «Я» не осознает стоящую перед ним задачу индивидуации. Лишь когда человек догадается, что за анимой-то и прячется его самость [т.е. Солнце, как символ самости, прячется за Луной, этой темной стороной анимы — прим. авт.], он обретет под нога­ми ту самую почву, которая и поможет ему избавиться от этих метаний; пока же анима для него остается неотличимой от само­сти, ему не избежать этой двойной игры, ибо самость будет то ввергать его в сложные ситуации, то выручать из них, то просве­щать, то запутывать окончательно, и будет поступать так до тех пор, пока он не найдет самого себя и свое место по ту сторону этой игры в парадоксы».

Страх и страж — слова если не однокоренные, то, во всяком случае, созвучные. В астрологии оба эти понятия связывают с плане­той Сатурн, стражем врат или порога. Но Сатурн — это еще и муд­рый старец, знакомый helm по карте Отшельника (IX). Карта же Луны (XVIII), нумерологически связанная с Отшельником, и есть врата, охраняемые Сатурном. Она же — порог страха, к которому мы приближаемся всякий раз, когда нам предстоит взяться за новое дело или вступить на неведомую почву. Вступая в мир Отшельника, мы тоже испытывали подобный страх. Многим делается страшно, когда они вдруг оказываются совершенно одни, в полной тишине, в незнакомом месте. Ночью этот страх даже без всяких видимых при­чин может превратиться в панику. Если взглянуть на него с точки зрения психологии, то это — страх перед бессознательным, пытаю­щимся прорваться через порог сознания, и уж тогда-то нам с ним точно не совладать, как нам кажется. Это страх перед глу­бинами нашей собственной личности, которых мы избе­гаем ровно в той же мере, в какой избегаем тишины и одиночества.

К.-Г. Юнг однажды сравнил современного человека с домовладельцем, слышащим ночью непонятный шум в своем подвале — и поднимающимся на чердак, чтобы зажечь там свет и убедить­ся, что в доме все в по­рядке. «Подняться на чердак», то есть обра­титься к сознанию, чтобы быстренько затушевать все про­блемы, очень легко. Спуститься же в под­вал, в это темное по­мещение, пахнущее сыростью и гнилью, гораздо труднее, по­тому что там мы столкнемся с наши­ми темными сторо­нами. Поэтому в по­вседневной жизни мы обычно избегаем делать это, предпо­читая направлять свою жизненную энергию на внешние объекты. Однако когда мы остаемся одни, да еще в тишине, этой энергии ничего не остается, как течь в бессознательное, вновь и вновь оживляя те самые проблемы, с которыми мы, казалось бы, так ловко расправились.

В мифах многих народов, а также в индийских Упанишадах Луна считается вратами небес. Значит, и наша цель лежит за вра­тами Сатурна, и самые высшие наши благо и счастье находятся за порогом страха. Поэтому во всех религиях имеются сатурнические ритуалы — пост, молчание, затворничество, — при­званные помочь человеку преодолеть этот порог. Отсюда карту Луны, хоть она и олицетворя­ет тьму и страхи, не следует рассматривать как «плохую» или как совет всего лишь не делать чего-то. Об опасности метаний и блуж­даний, вызываемых Черной луной, то есть страхами, предупреждал еще царь Давид: «Нечестивые натянули лук, стрелу свою приложи­ли к тетиве, чтобы во тьме стрелять в пра­вых сердцем» (Пс. 10:2). И все же нам нужно понять суть сво­их страхов и тот совет, который они нам дают. Считается, правда, что страх — плохой совет­чик, однако он часто оказывается прекрас­ным указчиком пути к новому росту. И наша задача здесь — не от­чаиваться, не позво­лять тьме запутать нас в ее лабиринтах, а по­виноваться внутренне­му зову и довериться с благодарностью своему страху, чтобы он пере­вел нас через порог. В «страхообразующих» ситуациях психологи советуют человеку дать выход своему бессознательному, напри­мер, проговорив его. Это, кстати, может быть одной из причин, почему люди одинокие часто беседуют сами с собой.

Вспомните историю Одиссея, у которого тоже были проблемы с возвращением домой. Дважды он даже почти достиг родного ост­рова Итаки, однако оба раза кто-нибудь из его спутников (непроработанные части его собственной личности?) допускал роко­вую ошибку, и их корабль относило ветром или течени­ем далеко в море. Все начальные этапы своего путешествия Одиссей прошел с блеском, лишь, Повешенный несколько раз возвращал его к себе, заставляя вновь и вновь отправляться в путешествие по Морю Ночи. И, если бы не Афина, его анима, представавшая пе­ред ним также в облике Цирцеи, Калипсо, Левкофеи или Навзикаи, чья помощь и советы были действительно неоценимы, он бы никогда не добрался до дома. Без Цирцеи он не сумел бы ни про­тивостоять манящему пению сирен, ни пройти роковой пролив между Сциллой и Харибдой. И, конечно, если бы его покрови­тельница Афина вовремя не замолвливала о нем словечко перед другими богинями и богами, он бы просто погиб.

Постоянную связь со своим проводником Ариадной поддержи­вал и Тесей, когда отправился в Лабиринт сражаться с Минотав­ром. Это она дала ему знаменитую нить, другой конец которой держала в своих руках. Без этой связующей нити герой заблудился бы в Лабиринте, этом олицетворении Подземного царства. Если бы он не сумел найти обратный путь, то, разумеется, погиб бы. Впрочем, этот миф можно интерпретировать как с мужской, так и с женской точки зрения. Тесей не погиб, потому что все время был связан с Ариадной, своей анимой. Ариадну тоже ничто не спасло бы, если бы у нее не было этой нити, связывающей ее с Тесеем.

Как много значит возможность довериться кому-то, особенно когда речь идет о Подземном царстве, в которое легко войти, но трудно выйти! В этом убедился и Данте, встреченный уже у входа в ад словами Миноса, подземного судьи: «Зачем ты здесь, и кто с тобою рядом? Не обольщайся, что легко войти!»

Тот же сюжет встречается уже в самом древнейшем из сохра­нившихся преданий о воскресении. Это величественный эпос древ­них шумеров о нисхождении царицы Неба Инанны в Подземное царство. В нем рассказывается, как Инанна, богиня Великого Верха, покидает свой небесный трон, чтобы навестить свою тем­ную сестру Эрешкигаль, богиню Великого Низа. Однако прежде, чем постучаться во врата Подземного царства, она принимает меры предосторож­ности. Она договаривается со своим мудрым визирем Ниншубуром, что тому надо будет сделать, если она не вернется через три дня, как намеревалась. Так оно все и случилось, и она действительно навеки пропала бы в «Стране, откуда нет возврата», если бы верный Ниншубур не выполнил свое обещание. Та­ким образом, и в этом древнейшем мифе о воскресении «возвра­щение» удается героине только потому, что она сумела догово­риться со своим анимусом, в данном случае визирем.

Под проводником душ следует понимать и ту силу, которая поддерживает необходимое и достаточное равновесие между про­тивоположными полюсами — мужским и женским началом, ак­тивностью и пассивностью, смелостью и терпением, эйфорией и депрессией, но, прежде всего — мерой верной и мерой неверной. Путешествие по Морю Ночи, погружение в глубины бессознатель­ного приводит героя к необыкновенному расширению сознания. Опасность потерять все из-за неверного хода алчного Эго, измены или мании величия, конечно, велика. Пример тому дает «Сказка о рыбаке и рыбке». Рыбак выпускает пойманную золотую рыбку обратно в море, и та в благодарность за это выполняет его жела­ние, доставив старику новое корыто взамен разбитого. Но у ста­рика есть еще старуха, и вот ее-то алчность и возрастает от раза к разу, пока не переходит в манию величия: она пожелала стать «владычицей морскою». На этом терпение рыбки иссякает, и она исчезает вместе со всеми своими прежними дарами, оставив ста­руху опять с разбитым корытом. Рыбка в этой истории символи­зирует самость. Старик — это Эго, слишком слабое, чтобы проти­востоять негативному аспекту своей анимы, то есть бессознатель­ной алчности, требующей удовлетворения все новых безудерж­ных желаний. А поскольку стать владыкой чего-нибудь, а еще лучше бессмертным владыкой, втайне мечтает каждое Эго, то сла­бое Эго может не устоять перед искушением утратить вер­ную меру, и тогда его ждет крах.

Встреча с глубинными образами опасна еще и тем, что Эго может принять трансперсональные наработки за свои личные достижения или отождествить себя с архетипом. Для нашего «Я» встреча с самостью — все­гда настоящее потрясение или, выра­жаясь иначе, всякий раз, когда «Я» испыты­вает такое потрясение, значит, оно встрети­лось с одним из ас­пектов самости.

Главный вопрос при этом — как же поступит это «Я»? Примет со смирением и начнет служить великому Целому — или, раздув­шись от нарциссической гордости, сочтет эту встречу своей заслу­гой, а себя — избранным и просветленным владыкой надо всем и всеми, окончательно пав жертвой комплекса «великого гуру»? К.-Г. Юнг говорил в этой связи о «маннической» личности (от слова «манна» полинезийское обозначение магической энергии) Человечес­кое «Я», писал он, настолько неспособно устоять перед подобны­ми искушениями, что подобную фазу самолюбования проходит в своем развитии почти каждый. Правда, пройдя ее, человеку бы­вает стыдно о ней вспоминать. Вот почему так важно знать о ее существовании заранее, чтобы не слишком на ней задерживаться. Здесь, в конце путешествия по Подземному царству, как раз и выясняется, сумело ли Эго после встречи с силами самости сохра­нить правильное направление. В сказке госпожа Метелица, отпус­кая героиню из своего «подземного царства», решает, вернется ли та домой с мешком золота или с мешком золы. Если первая попавшая туда сестрица просто служила силам самости, добросовестно выпол­няя все поручаемые ей сатурнические задания, то вторую волшеб­ная сила самости интересовала лишь как средство легко и быстро удовлетворить эгоистические желания своего «Я». Этому последне­му варианту соответствует столь широко пропагандируемое ныне «позитивное мышление», поощряющее наше «Я» к самой разбойни­чьей эксплуатации бессознательного. Расплачиваться за такую алч­ность приходится дорого. В конце мы остаемся с мешком золы.

Для нас, людей Запада, опасность разрушить себя в этой погоне за властью или деньгами особенно велика, потому что наша культура уделяла и уделяет слишком мало внимания внутренним ми­рам человека. Не зная, что в них таится, мы тем более подвергаемся опасности, потому что мо­жем невзначай утонуть в любом из этих миров, зачарованные их искушениями и приманками. Мы склонны рассматривать бессознательное лишь с точки зрения целесообразности, то есть возможности использования его в практичес­ких целях. Об этой опаснос­ти предупреждает и Ма­рия фон Франц, когда говорит: «Любая попытка извлечь из бессознательно­го выгоду всегда влечет за собой разрушительные по­следствия, как это проис­ходит и в природе. Зани­маясь одним только ис­пользованием лесов, жи­вотных или полезных ископаемых, мы нарушаем биологическое равновесие, за что неизбежно придется расплачиваться либо уже нам самим, либо следую­щим поколениям».

Так и Бастиан Бальтазар Букс, герой «Беско­нечной истории», под ко­нец настолько увлекся чудесами страны Фантасии, что чуть было не остался в ней навсегда. Потрясенное возможно­стью устроить и исправить все в этом мире так, как ему захочется, его Эго и думать забыло о возвращении. Лишь в самый последний мо­мент, да и то благодаря активному вмешательству своего друга и со­юзника Атреху, герой поворачивает обратно. Вернувшись в наш мир, он встречает книгопродавца Кориандра, у которого в самом начале повести купил ту самую книгу под названием «Бесконечная история», и тот признается, что и сам побывал в стране Фантасии, а потом говорит Бастиану следую­щие знаменательные слова: «Есть люди, которые не могут попасть в страну Фантасию (те, кто застряли на этапе «повешенного»), и есть люди, которые могут туда попасть, но не могут вернуться обратно (то есть «утонули» в мире луны»). Но есть и такие, кто попал туда и вернулся. Так, как ты. На них-то оба эти мира и держатся»

Вот об этом-то и идет речь. Цель путешествия не в том, чтобы сменить один мир на другой. Если мы, скажем, в первой полови­не жизни смотрели на все правым глазом, а потом вдруг убеди­лись, что можем смотреть левым, то было бы глупо теперь навсег­да закрывать правый, чтобы смотреть только левым. Точно так же, как мы смотрим обоими глазами, чтобы зрение было объем­ным, и слушаем обоими ушами, чтобы слух был стереофоническим, мы живем и сознательной, и бессознательной жизнью, со­стоим из мужского и женского начала, из внутреннего и внешне­го человека, объединяя в себе свет и тень. Поэтому и цель путеше­ствия — достичь целостности, жить полной жизнью. Это объеди­нение обеих сторон нашей натуры и есть тема следующей карты. Нумерологически карта Луны (XVIII), как мы помним, связа­на с Отшельником (IX). Если Отшельник означал достижение наи­высшей точки в процессе роста сознания, то Луна символизирует самую глубокую точку нашей внутренней сущности, на­шего бессознательного. Во всем Путешествии ге­роя нет другой такой точки, где риск поте­рять дары Отшельника — знание, свое ис­тинное имя и волшебное слово, — был бы сильнее, чем здесь, в этих лунных глубинах. Но и нигде более, кроме как здесь, человеку открывается шанс переступить порог свое­го страха (Луна) и найти, наконец, путь к себе (От­шельник).

Ключевые слова к карте Луны:

архетип — Ночь, Начало Рассвета;

задача — смена направления, осторожное преодоление порога страха, главное — не заблудиться и не потеряться;

цель — возвращение к свету;

риск — заблудиться в лабиринте, потерять цель, поддаться страху;

жизнеощущение — блуждание, неуверенность, кошмары, страхи, тоска.