Ю. Б. Виппер. Вступительные замечания 13 page

Однако проблема датировки текстов еще не самая сложная в изучении клинописной литературы. Когда мы говорим, что письменность в Двуречье возникла в конце IV тыс. до н. э., то это еще не означает, что и литература в широком смысле этого слова возникла в этот период. Появление письменности, а затем и употребление ее для записи литературных текстов как бы пересекло процесс развития устного литературного творчества, захватив его на определенном этапе развития. При этом необходимо учитывать, что не все жанры и произведения устного творчества стали достоянием литературы письменной и что устное творчество продолжало сосуществовать с письменной литературой.

Таким образом, процесс эволюции литературы отражен в письменных текстах не полностью. Более того, письменность была изобретена первоначально исключительно для хозяйственных нужд: ранние памятники — в основном тексты хозяйственные. Но довольно скоро она начинает служить для записей текстов другого содержания, в частности литературных. В свою очередь, запись литературных текстов преследовала главным образом две цели: учебную и религиозную (светские произведения, которые сохранила для нас клинописная литература, как правило, служили материалом для школьных упражнений, а богослужебные тексты долгое время запоминались наизусть, и записывать их стали гораздо позже, да и то частично). Поэтому нам очень мало известно о таких жанрах шумерской и аккадской литератур, как повествовательная проза, любовная лирика и т. п.

Если добавить к этому, что, наконец, количество клинописных памятников зависит от случайностей археологических находок, становится ясным, что полного представления о развитии шумерской и аккадской литературы мы не имеем и, возможно, никогда иметь не будем. Поэтому часто речь может идти не о литературном процессе в современном его понимании, но, скорее, о систематизации тех сведений и данных о литературе Древнего Двуречья, которые доступны нам на современном уровне науки.

83

ШУМЕРСКАЯ ЛИТЕРАТУРА

Шумерский период в истории Двуречья охватывает около тысячи лет — с конца IV тыс. до н. э., когда в низовьях Тигра и Евфрата начинают складываться древнейшие классовые государства, и до конца III тыс. до н. э. В XXIV—XXII вв. до н. э. Шумер попал под аккадское владычество. Но аккадцы-семиты жили бок о бок с шумерами еще с конца IV тыс. и к моменту прихода к власти аккадской династии были в значительной степени шумеризованы по своей культуре. Поэтому во время аккадского господства ни шумеры, ни их традиции подавлены не были, хотя аккадское влияние уже сказывалось на развитии художественного творчества Двуречья (особенно изобразительного искусства этого периода). Последний этап независимой истории Шумера — правление III династии Ура и династии Исина (XXI в. до н. э.) — время окончательного установления рабовладельческого государства, выработки его идеологии, упорядочения системы пантеона и ритуала. Вскоре после этого Двуречье окончательно объединяется под властью Вавилона, и шумеры перестают существовать как самостоятельная народность.

Шумерские памятники литературы дошли до нас в поздних записях, главным образом от так называемого послешумерского периода (XIX—XVIII вв. до н. э.), т. е. того времени, когда

84

сами шумеры уже слились с аккадцами, а шумерский язык уступил место аккадскому. Это были либо записи или копии произведений, написанных на шумерском языке, либо двуязычные, шумеро-аккадские, тексты, что говорит о большой роли, которую продолжала играть шумерская культура в истории Двуречья.

Что же касается ранних шумерских текстов, то наши сведения о них пока незначительны: нам известны некоторые школьные тексты, исторические надписи (строительные, хроникальные), самые древние из которых восходят к XXVII—XXVI вв. до н. э., а также гимны (особенно много их появляется в конце III тыс. до н. э., во время III династии Ура, в честь обожествленных правителей этой династии). Правда, совсем недавно, в середине 60-х годов, в местечке Абу-Салябих, неподалеку от древнейшего общешумерского культового центра Ниппура, американскими археологами был обнаружен большой архив, датируемый приблизительно XXVII—XXV в. до н. э., который, по предварительным данным, среди прочих клинописных документов включает большое число гимнов, мифов, поучений. Однако, пока эти памятники не изучены, мы можем отметить лишь крайнюю важность самого факта записи текстов литературного характера в столь ранний период^*. И поэтому наш обзор целесообразно начать с рассмотрения жанра, который самим своим возникновением обязан изобретению письменности — жанра исторической надписи.

Царские надписи появляются в Шумере во второй четверти III тыс. до н. э., незадолго до начала правления так называемой I династии Ура.

Первые такие надписи связаны со строительством храмов и каналов и обычно представляют собой одну фразу: «Такому-то богу такой-то такое-то сооружение построил». Затем надписи увеличиваются, перечисляется уже несколько сооружений, начинают упоминаться войны: «Когда такой-то разгромил того-то или то-то, такое-то сооружение он построил». Известны подобного рода надписи царя Энмебарагеси, правителя города Киша, царей города Ура и др. К середине III тыс. до н. э. надписи становятся еще пространнее: в знаменитой «Стеле коршунов» Эаннатума, правителя города Лагаша (XXV в. до н. э.), уже содержится описание битвы, а надпись другого лагашского правителя, Энметены, на глиняном конусе (XXIV в. до н. э.) представляет собой краткую историю взаимоотношений городов Лагаша и Уммы.

Размеры надписей продолжают все увеличиваться и параллельно начинают складываться основы стиля, который становится все более образным и выразительным. Некоторые из надписей уже воспринимаются нами как подлинно литературные памятники. Таковы поэтические надписи лагашского правителя Гудеи, время царствования которого падает на послеаккадский период (XXII в. до н. э.). Гудеа в ритмизованной форме не просто рассказывает о постройке храмов, он называет причины, побудившие его за нее приняться, например веление богов в пророческом сне.

В сновидении некий человек явился.
Велик он, как небо, как земля велик,
Корона бога на его голове,
Орел Анзуд на его руке,
Буря внизу, у его ног,
Справа и слева львы лежат.
Дом свой построить он приказал, но смысла сна я не понял.
Над горизонтом свет засиял — женщина появилась.
Кто такая она, кто такая она?..
Правителю мать его, богиня Нанше,
Говорит: «Пастырь мой!
Сон твой да объясню тебе!
Человек, что как небо велик, как земля велик,
С короной бога на голове, с орлом Анзудом у руки,
У ног которого бури, справа и слева — львы,
Это брат мой Нингирсу воистину был,
Храм его Энинну тебе приказал он построить...

Затем Гудеа описывает подготовку и ход строительства, восхваляет красоту и убранство возведенного здания, разнообразие и ценность материалов, привезенных для постройки из дальних стран.

Из надписи впоследствии развивается очень любопытный и весьма характерный для Шумера, а позже и для Вавилонии жанр псевдонадписи. В нем имитируется стиль древней надписи и повествование ведется от первого лица. Посвящены псевдонадписи, как правило, военным событиям, в том числе, видимо, и действительно происходившим. К такого рода памятникам относятся анналы легендарного царя Адаба Лугальанемунду и описание войны царя Урука Утухенгаля с вторгнувшимся в Месопотамию племенем кутиев и победы над кутийским царем Тириканом.

Говоря об исторических и псевдоисторических текстах, необходимо упомянуть еще о некоторых любопытных памятниках, стоящих особняком. Так, в «Истории святилища Туммаль», находившегося в древнем шумерском городе Ниппуре, перечисляются имена правителей разных городов, строивших и перестраивавших храм Туммаль и, видимо, оставивших там свои надписи. Наряду с известными из истории

85

правителями Ур-Намму, Ибби-Суэном и другими, в ней упоминаются царь Урука Гильгамеш, его сын Ур-Нунгаль, а также правители города Киша Энмебарагеси и его сын Агга, легендарный соперник Гильгамеша. Эти сведения в соединении с другими данными позволяют предположить, что известный герой шумеро-аккадского эпоса Гильгамеш — историческое лицо.

Не менее интересен так называемый «Царский список», очень важный для установления хронологической канвы истории Шумера, а также «Перечни названий годов» при III династии Ура.

«Царский список» содержит идею единой и вечной «царственности» — «нам-лугаль». Это некая магическая субстанция (царское достоинство), которая снизошла с небес и которой обладали правители. Список перечисляет царей, обладавших «царственностью», и иногда, помимо стандартной формулы («такой-то царь правил столько-то лет, такой-то город был поражен его оружием»), о том или ином царе сообщает какие-либо дополнительные данные, обычно легендарные. Согласно концепции «Царского списка», во время мирового потопа «царственность» вернулась на небо, а затем снова спустилась с небес. Таким образом, династии, упомянутые в «Царском списке», делятся на «до потопа» и «после потопа».

Составлен список был не ранее времени III династии Ура (первоначально список был доведен до III династии Ура, а затем вновь продолжен). Хотя многие перечисленные в нем династии, как можно установить по историческим надписям, правили одновременно, здесь они представлены последовательно сменявшими друг друга. Это объясняется тем, что задачей списка было внушить читателю мысль о божественном происхождении власти III династии Ура и единой от начала мира преемственности этой власти по прямой линии. Между тем деспотическая царская власть была чужда ранней истории Шумера, и «цари» были только местными общинными вождями. Уже по одному этому ясно, что все данные списка нельзя принимать безоговорочно.

«Перечни названий годов» при III династии Ура можно считать первичной хроникой или летописью, ибо каждый год назывался в них по какому-нибудь выдающемуся событию, совершившемуся в этот год. Такие перечни существовали примерно с династии Аккада (XXIII в. до н. э.), но до нас они не дошли.

Иллюстрация:

Сидящая фигура Гудеи

Диорит. Древний Лагаш. XXII в. до н. э.
Париж. Лувр

Примечательно, что исторические тексты, несмотря на очевидные художественные достоинства ряда из них, сами шумеры не относили к числу тех памятников, которые они включили в особый литературный канон. Принципы составления этого канона для нас еще не вполне ясны, но именно по нему мы в значительной степени можем судить и о том, что считали шумеры своей литературой, и о характере жанров этой литературы. Термин «канон», равно как и «канонизация», общепринятый в шумерологии, конечно, здесь условен и вызывает ошибочные ассоциации с канонизацией древнееврейских или новозаветных текстов, ибо в данном случае речь идет скорее о процессе разработки окончательного литературного варианта текста. Возможно, более уместен термин американского исследователя Л. Оппенгейма «поток традиций», к сожалению пока не привившийся.

86

Сохранилось несколько шумерских текстов, которые их издатель С. Н. Крамер назвал литературными каталогами. Тексты представляют собой списки названий литературных произведений. Это удалось сравнительно легко обнаружить, поскольку шумеры в качестве названия текста брали начало первой строки произведения, а в списках был ряд уже известных памятников. Самый древний из этих каталогов датируется временем III династии Ура, наиболее поздний — серединой I тыс. до н. э. По всей видимости, это не библиотечные каталоги, а, скорее, каталоги произведений, входивших в канон обязательного чтения писцов. Следует заметить, что грамотность в Двуречье была распространена гораздо шире, чем предполагалось ранее, и грамотными были не только представители жреческих кругов. Литературные тексты найдены во многих частных домах. Шумерские каталоги сохранили для нас названия 87 литературных произведений. Для многих из них указаны авторы, по большей части легендарные (так, сочинение некоторых произведений приписано богам). До нас дошла примерно одна треть памятников (32 произведения) из числа названных в каталогах. Но в то же время канонические списки явно не включали всех литературных текстов, поскольку ряд сохранившихся произведений туда не попал.

Всего известно около 150 памятников шумерской литературы (многие сохранились в фрагментарном виде). Среди них стихотворные записи мифов, эпические сказания, молитвы, гимны богам и царям, псалмы, свадебно-любовные песни, погребальные плачи, плачи о народных бедствиях, составлявшие часть храмового богослужения; широко представлена дидактика: поучения, назидания, споры-диалоги, а также басни, анекдоты, поговорки и пословицы. Конечно, такое распределение по жанрам совершенно условно и опирается на наши современные представления о жанрах. Сами шумеры имели свою собственную классификацию — почти в каждом литературном произведении в последней строке обозначен его «жанр»: хвалебная песнь, диалог, плач и т. д. К сожалению, принципы этой классификации нам не всегда ясны: однотипные, с нашей точки зрения, произведения попадают в шумерских обозначениях в разные категории, и наоборот — к одной категории отнесены памятники заведомо разных жанров, скажем гимн и эпос. В ряде случаев классификационные обозначения указывают на характер исполнения или музыкального сопровождения (плач под свирель, песнь под барабан и т. д.), поскольку все произведения исполнялись вслух — пелись, а если не пелись, то читались нараспев после заучивания по табличке. Неясность и разноплановость собственно шумерской классификации, требующей дальнейшего изучения, вынуждают нас при изучении шумерской литературы для удобства пользоваться современными жанровыми категориями.

Пытаясь классифицировать шумерскую литературу, мы сталкиваемся с теми же трудностями, как и при классификации любой другой литературы Древнего мира: очень трудно отграничить собственно литературные памятники от иных памятников письменности, отделить художественную литературу от деловой, фольклор — от собственно письменной литературы и прежде всего литературу религиозную от литературы светской, поскольку вся идеология древности тесно связана с религией. Опыт показал, что при современном состоянии наших знаний выделение сравнительно больших групп памятников удобнее и объективнее, чем дробная и детальная классификация. Поэтому известные нам шумерские памятники мы попытаемся разбить на четыре обширные группы (кроме рассмотренных выше исторических текстов, стоящих особняком) и уже внутри каждой группы будем давать там, где это возможно, более детальную дифференциацию. Эти четыре группы, на наш взгляд, следующие: космогонические и этиологические мифы; сказания о подвигах богов и героев; лирические тексты; педагогические и дидактические сочинения (так называемые тексты Эдубы).

Религию шумеров условно можно определить как верования, основанные на общинных культах; иначе говоря, она принадлежала к древнейшему типу религий. Культы носили во многом еще первобытный характер. Этические учения в религиозных воззрениях не играли роли, а наиболее важную их часть составлял магический ритуал. Между общинами не было никакого единообразия ритуала и мифологии, но не было и противоречия между ними. Единого пантеона (вплоть до конца III тыс. до н. э.) у шумеров не было, хотя они и почитали несколько общих космических божеств.

Большинство богов были покровителями отдельных общин, и в каждой общине с кругом этих богов связывался свой круг мифов.

Так, в городе Эреду, древнейшем центре Шумера, почитали бога Энки (акк. Эа), владыку подземных пресных вод и мирового океана, который считался также творцом и судьей богов и людей, богом плодородия, а в дальнейшем и богом мудрости. В другом крупном шумерском городе — Уре — чтили бога Нанну, или Зуэна, (букв. «Владыка знания»), повелителя луны, который часто изображался в виде быка с лазуритовой бородой.

87

Иллюстрация:

Стела Гудеи. Боги Ану, Нингишзида и правитель Лагаша Гудеа

Древний Лагаш. XXII в. до. н. э. Берлин. Музей переднеазиатского искусства

88

Богиней-покровительницей города Урука, возвысившегося, как и Ур, еще в IV тыс. до н. э., была Инанна, или Иннин, богиня неба (планета Венера), божество плотской любви, распрей и войны. В Уруке также чтили ее божественного отца Ана, владыку небосвода, и ее брата Уту, бога солнца.

Главным божеством города Ниппура был Энлиль, царь богов и людей, который сравнительно рано стал общешумерским божеством.

Позже (в конце III — начале II тыс. до н. э.) в северной части Двуречья, в Месопотамии, возникает город Вавилон, и начиная со старовавилонского периода главным богом всего пантеона делается бог Мардук, считавшийся сыном Эа-Энки, бога города Эреду, и отождествленный с младшим божеством Эреду — богом Асаллухи (возможно, Вавилон первоначально был колонией жителей этого города).

Почти все мифологические памятники, которые дошли до нас, найдены в школьной библиотеке Ниппура, однако они передают не только традицию ниппурского цикла мифов, но также предания Эреду и особенно Урука. Это связано с тем, что III династия Ура, при которой складывался общий для всей страны ниппурский канон, возводила свой род к мифическим и полумифическим героям Урука. Видимо, существовали циклы мифов и других городов, но традиция почти не сохранила их.

Собственно космогонических шумерских мифов мы не знаем. Однако некоторыми сведениями о том, как шумеры представляли себе устройство и образование Вселенной, мы располагаем. Почти все сказания начинаются чем-то вроде пролога, возможно представлявшего собой традиционную запевку. В нем, как правило, идет речь о давно прошедших днях, когда боги создавали землю и небо, причем рассказывается об этом как о чем-то хорошо известном и потому как бы мимоходом. Так, сказание о волшебном дереве хулуппу начинается запевкой:

Когда небеса от земли отошли, вот когда,
Когда земля от небес отошла, вот когда,
Когда семя человечества зародилось, вот когда,
Когда Ан забрал себе небо, вот когда,
Когда Энлиль забрал себе землю, вот когда...

Запевка еще перед одним мифом, о создании мотыги, говорит о том, как бог Энлиль разделил небеса и землю.

Возможно, что записи чисто космогонических мифов до нас не дошли, но, скорее всего, их в Шумере и не было. Были, по-видимому, в весьма отдаленное от записей мифологических текстов время отдельные сказания о первых деяниях богов, но в особое космологическое философское учение они не вылились и кратко воспроизводились только в коротеньких, но обязательных заставках, прологах к другим сказаниям.

Однако, если мы мало знаем из шумерских мифов об устройстве Вселенной и небес, то организация жизни земной изложена в них достаточно подробно. Мифы о сотворении божеств, которым поручено следить за порядком на земле, о распределении божественных обязанностей, об установлении божественной иерархии, о заселении земли живыми существами и даже о создании отдельных сельскохозяйственных орудий составляют самую обширную часть шумерской мифологической литературы. Творцами-демиургами выступают главным образом два божества — Энки и Энлиль. Так, Энлиль порождает бога луны Нанну и некоторых богов подземного царства. В другом мифе он создает скотоводческих богов — Эмеша и Энтена (лето и зиму), которые приходят на землю и делают ее обильной и плодородной:

Энтен приказывает овце родить ягненка,
Корове и телке велит он дать много мяса и жира, он создает изобилье.
В долинах дикому ослу, козлу и газели он дал радость,
Небесным птицам в вольном небе — он дал им вить гнезда.
Рыбам в море, в заболоченных реках — он дал им иметь потомство.
Деревья он посадил, он создал плоды.
Зерно и травы он создал в изобилии...
Эмеш создал поля и деревья, сделал просторные стойла и пастбища,
В полях он создал изобилие...

Деятельность Энки близка трудам Энлиля: он также благодетельствует земной мир. В сказании «Энки и Шумер»^* Энки отправляется в путешествие по земле и определяет судьбу отдельных городов и стран:

О дом Шумера, да будут полны твои стойла,
Да умножатся стада твои,
Да будут полны овчарни, да будут бесчисленны стада твоих овец.

Энки создает плуг, мотыгу, форму для кирпича, он поручает каждую область хозяйства заботам какого-либо божества: богу Энкимду (или Энки-Имду — «Энки создал») он вручает попечение над каналами и рвами; наполнив долины растениями и животными, отдает их во власть «царя гор» Сумукана; пастуха Думузи (акк. Таммуз) делает хозяином в овчарнях и стойлах. В другом мифе Энки создает город Эреду и поднимает его вверх из пучины морской,

89

а затем плывет в Ниппур к Энлилю, чтобы тот освятил его город.

Путешествие богов за милостью к Энлилю, видимо, являлось содержанием еще целого ряда мифов. Так, до нас дошел миф о путешествии в Ниппур Нанны. В этом мифе Нанна едет к Энлилю из Ура с богатыми дарами и просит его наделить реки, леса и поля плодородием и богатством, что Энлиль охотно исполняет.

Так же как у Энлиля, просили милости и благословения и у Энки: миф о поездке богини Инанны из Урука в Эреду, по существу, является вариантом путешествия за благословением, но с совершенно иной разработкой сюжета. Инанна, желая облагодетельствовать свой город Урук, решает добыть для него ме — некие материальные символы общественных установлений и институтов, которые хранятся у Энки. Но добивается она этого не смиренными мольбами, как Нанна у Энлиля, а хитростью и коварством. Она поит Энки допьяна, а затем, выманив у него разрешение взять, что ей хочется, погружает ме в свою ладью и тайком отплывает в Урук. По дороге ей три раза приходится сражаться со сказочными чудовищами, насылаемыми против нее протрезвевшим Энки, тем не менее она благополучно прибывает в город.

В этих ме, которыми Инанна нагрузила свою лодку, отражены представления шумеров о современных им достижениях цивилизации: ме — это и обряды, и священные законы, и божественный порядок; Инанна грузит в свою лодку верховную власть, силу богов, «возвышенную корону», власть пастыря, знаки царского достоинства, жреческие должности, разного рода ремесла и т. д.

До нас дошли два мифа о появлении человека на земле, и оба они очень характерны. В одном рассказывается о богине скота Лахар и богине зерна Ашнан. Их создали в Дулькуге, горнице рождения богов, Энки и Энлиль для того, чтобы Ануннаки (божества, «которым бог небес Ан приказал родиться») могли воспользоваться их дарами и получить пищу. В то время еще ничего не было создано на земле, и Ануннаки не знали, что можно есть хлеб и пить молоко, «они жевали растения, как овцы, и пили воду из канав». Когда Лахар и Ашнан были созданы в Дулькуге, Ануннакам предлагают воспользоваться продуктами, которые производят эти боги. Но Ануннаки едят то, что создали Лахар и Ашнан, и не утоляют голода, пьют великолепное молоко в «превосходных овчарнях», но не утоляют жажды...

И вот, чтобы следить за их превосходными овчарнями,
Человек получил дыхание жизни.

Второй миф посвящен сотворению человека. В нем рассказывается, как и кем был создан человек, а также указывается цель, ради которой он появился: человеку предназначено трудиться на благо богов. После того как мир был устроен и на земле наведен порядок, этот порядок необходимо было поддерживать: обрабатывать землю орудиями, которые создали боги, пасти скот, собирать плоды. Но богам вскоре показалось это изнурительным. И тогда Энки и Нинмах решают создать на земле человека. Они лепят его из глины, определяют затем его судьбу и устраивают пир. На пиру и Энки, и Нинмах пьянеют. Нинмах снова берет глину и делает из нее шесть уродов (женщину, неспособную рожать, существо, лишенное пола, и т. д.), а Энки «дает им вкусить хлеба» и определяет их судьбы.

Вначале созданные богами люди жили счастливо, хотя им и приходилось работать на богов. В двух дошедших до нас заставках к сказанию о верховном жреце Урука Энмеркаре, а также в мифе о проделках водного бога Энки рассказывается об этом «золотом веке» Шумера:

Давным-давно, когда змей не было, скорпионов не было,
Гиен не было, львов не было,
Шакалов не было, волков не было,
Страха не было, ужаса не было,
У человека врагов не было...

Благословенная жизнь легендарного города Тильмуна (совр. остров Бахрейн) примерно в таких же выражениях описана в мифе об Энки.

Видимо, именно этот «золотой век» закончился всемирным потопом, погубившим человеческий род, после чего богам пришлось создавать все заново.

Шумерский миф о потопе (древнейший среди аналогичных мифов, распространенных у самых различных народов Древнего Востока) начинается с повествования о том, как искусно был создан род человеческий богами-демиургами и как превосходно все было устроено на земле. Затем мы узнаем о решении богов уничтожить человечество, но причины этого решения остаются неясными. Далее рассказывается о набожном правителе Зиусудре, который, повинуясь божественному голосу, построил огромный корабль, благодаря этому кораблю спасся во время потопа и получил затем от богов бессмертие. Боги поселили Зиусудру, который назван в тексте «спасителем имени всех растений и семени рода человеческого», на острове Тильмун, в стране восхода солнца. «Имя», по шумерским представлениям, есть сущность, нечто вроде души всех явлений материального мира.

В рассмотренных нами шумерских космогонических

90

и этиологических сказаниях, рассказывающих об устройстве Вселенной и установлении порядка на земле, явственно ощутимы две тенденции. С одной стороны, в своем стремлении канонизировать, распределить и упорядочить все земные и небесные явления они носят отчетливые следы поздней (не ранее III династии Ура) жреческой обработки, сказавшейся в проповеди угодной жрецами морали: надо работать на богов, потому что они этого хотели, создавая человека; надо быть богобоязненным и исполнять культовые предписания, как это делал Зиусудра; надо терпеть все напасти, посылаемые богами, потому что только боги и спасут, и т. д.

Но, наряду с этой тенденцией, проступает и другая: хотя боги и творцы всего сущего на земле, они часто бывают злы, грубы и жестоки, их решения непонятны и нередко объясняются капризами, пьянством и распущенностью. Таково, например, поведение богов Энки и Энлиля, которые рядом черт удивительно напоминают так называемых «культурных героев» сказаний австралийских, меланезийских и других первобытных народов. Черты эти, несомненно, очень древние и связаны с амбивалентным характером первобытного культа, в котором комические и пародийные элементы играли значительную роль. Но характерно и знаменательно при этом то, что позднейшая жреческая обработка не сумела сгладить эти черты или вовсе устранить их из шумерских мифов, которые тем самым явственно обнаруживают свою народную первооснову.

Указанные выше тенденции характерны и для многих других памятников шумерской литературы, в первую очередь для мифов, примыкающих к этиологическим и космогоническим, а именно рассказывающих о богах подземного царства и о судьбе тех, кто туда попадет.

Среди них особенно интересны мифы о рождении бога луны Нанны и о нисхождении под землю богини Инанны.

Герой первого мифа, Наина, был сыном Энлиля и юной богини Нинлиль. В стародавние времена, когда человек еще не был создан и в Ниппуре жили боги, Нинлиль вопреки совету своей матери отправилась купаться. Ее увидел Энлиль, воспылал к ней любовью и овладел ею. Поступок этот почему-то страшно разгневал богов (может быть, Нинлиль была слишком юна, в диалоге с Энлилем она говорит ему: «Мое лоно мало, оно не знает соития, мои уста малы, они не умеют целовать...»). Боги изгоняют Энлиля в преисподнюю. Но Нинлиль, которая в чреве своем уже носит ребенка, будущего владыку небес — бога луны Нанну, следует за Энлилем. И тогда Энлиль, которого беспокоит мысль о том, что его первенцу суждена жизнь под землей, совершает странные и загадочные поступки: он принимает поочередно вид трех стражей подземного царства: стража ворот, «человека адской реки» и перевозчика, соединяется в обликах этих существ с Нинлиль, и она зачинает, кроме Нанны, еще трех богов, которые и должны остаться под землей вместо Нанны.

Текст другого мифа, о нисхождении богини Инанны, начинается подробным рассказом о сборах Инанны в путешествие. Богиня предчувствует, что ее затея опасна, и потому оставляет своему визирю Ниншубуру подробные наставления, что он должен делать, если она не вернется. Затем Инанна достигает ворот подземного царства и требует, чтобы ее впустили. Царица преисподней Эрешкигаль, узнав о ее прибытии, приходит в ярость и приказывает привести Инанну к своему трону обнаженной. На все вопросы удивленной Инанны, когда ее проводят через семь ворот ада, ей отвечают: «Храни молчание, Инанна, законы подземного царства совершенны; о Инанна, не осуждай обычаев подземного царства». Когда Инанна, совсем нагая, предстала перед Эрешкигаль, та издала вопль проклятия, и Инанна превратилась в труп. Труп подвешивают на крюк. Между тем проходит три дня — срок, который Ниншубуру назначала Инанна, и визирь отправляется ее выручать. Энлиль и Нанна отказываются помочь ему, но Энки реагирует иначе:

Отец Энки Ниншубуру отвечает:

«Дочь моя! Что с ней случилось? Я тревожусь!
Инанна! Что с ней случилось? Я тревожусь!
Владычица стран! Что с ней случилось? Я тревожусь!
Жрица небес! Что с ней случилось? Я тревожусь!»

Из-под ногтей своих грязи достал, кургара сделал,
Из-под ногтей своих, крашеных красным, грязи достал, галатура ^* сделал.

Кургару тра́вы жизни дал,
Галатуру воды жизни дал».

Кургар и галатур отправляются с этими дарами в подземное царство, заклинают Эрешкигаль клятвой «небес и земли», требуют труп Инанны и оживляют его, но когда Инанна хочет покинуть Страну без возврата, судьи подземного мира Ануннаки ее задерживают: