Глобальные мировоззренческие трансформации современности.

Знакомство с глобальными проблемами современности, помимо фактической стороны дела, о которой речь шла в предыдущей теме, предполагает учет мировоззренческого, социологического и антропологического измерений глобальной динамики. Выше мы затрагивали эти аспекты в иных, не связанных с вопросом о сущности глобальных проблем, ракурсах. Здесь же, напротив, главным ориентиром темы будет уяснение глубинных причин тех затруднений, с которыми столкнулось человечество в своей нынешней истории, и которые стремительно нарастают, несмотря на все предпринимаемые меры.

Пытаясь вникнуть в существо вопроса, мы, так или иначе, стоим перед необходимостью более детальной реконструкции изменений, произошедших в мировоззрении западного общества в период с 1500 года – по сегодняшний день. Такой хронологический отрезок взят неслучайно, ведь он, как мы помним, связан с датой начала нового мегацикла в развитии Запада и всего остального мира, со структурными и функциональными изменениями в общем строе жизни. Но понимание этих изменений должно быть не социологическим, а сугубо философским, поскольку именно философия стремится установить взаимосвязь системы мировоззрения эпохи с социальными и культурными формами, открыть закономерность по линии: идеи и образы мира – коллективные действия – реальный мир. И наоборот, она же интересуется, если можно так выразиться, обратной связью в этой цепочке. И здесь полезно вспомнить о работе немецкого философа М.Хайдеггера «Время картины мира», где как раз обосновывается взаимосвязь пяти основных факторов Нового времени с картиной мира этой эпохи. Хайдеггер указывает на: 1) науку; 2) машинную технику; 3) искусство, которое попадает в горизонт эстетики и становится выражением жизни человека; 4) культуру как средство опеки наивысших социальных благ; 5) обезбоживание или состояние нерешенности и нерешительности относительно Бога или богов[393], т.е., феномены, своим развертыванием отменяющие средневековое (готическое) миропонимание и конституирующие новый взгляд на мир. Конечно, в центре этого процесса стояла наука, которой, согласно Хайдеггеру мы обязаны «основной схемой», «расчерчивающим росчерком» происходящего в природе. Эта «схема» или «росчерк» науки есть, тем не менее, образ или (картина) мира, в которой интегрированы природа, история и «мировая основа»[394]. Но самое, пожалуй, важное в рассуждениях немецкого автора состоит в идее развертывания процесса «завоевания мира, ставшего образом», революционным способом осуществленного западной цивилизацией модерна.

Опираясь на эти предварительные методологические замечания можно перейти к анализу мировоззренческих трансформаций современности, но к такому анализу, который будет учитывать исходные параметры системы мировоззрения западного человека и общества, её, условно говоря, промежуточную форму, соотносимую с эпохой модерна, и нынешнюю вариацию мировоззренческих поисков, ассоциируемую с постмодерном или постсовременностью.

Для выстраивания этой экспозиции нам понадобится вспомнить, что эпохе модерна предшествует эпоха средних веков с её готическим миропониманием. «Схема универсума» средних веков достаточно хорошо изучена: в ней центр (вершина) – это Бог-Творец, который создал иерархию тварных природ, сообщил миру форму и движение. Но эта же схема включала в себя истину Священного писания и систему универсальных символов, прибегая к которым человек мог жить и действовать в соответствии с замыслом Творца, утверждая свою бессмертную душу как в логике земной жизни, так и в логике восхождения к Царствию Небесному[395]. Общая жизненная стратегия средневековья при этом определялась идеей причастности всех единому всеобщему субъекту – Богу. Отсюда «технологии» разума и действия человека эпохи готики: «понять мир означает понять любой предмет, все явления мира, само бесконечное бытие, наконец, жизнь человека как продолжение, претворение, эманацию всеобщего субъекта, означает причастить тленное бытие к иному, высшему, надбытийному смыслу»[396]. Иначе говоря, средневековое мировоззрение было теоцентрическим (греч. Ξέως – Бог).

Собственно разрушение этих причастных технологий, равно как и космоцентризма античного мирочувствия и миропонимания и составляло первый шаг программы модерна. При этом нужно заметить, что вместе с античностью, эпоха средневековья квалифицируется как премодерн, или досовременное состояние общества и культуры. Открытые в премодерне мифологические и религиозные перспективы истолкования природы, человека и социума, равно как и техники, были умеренно подвижными перспективами. Они были строго центрированы на αρχη или первоначале, Боге или трансцендентном принципе, конечной точке космо- и теогоний, иерархически упорядочены (высший, земной и низший миры), и пронизаны этическими доминантами (Дао, Карма, закон загробного воздаяния). Касательно последних нужно заметить: они были сконструированы как коллективистские, солидаристские принципы, и по сути регулировали поведение внутри социума, но для социума. Поэтому, исследователи называют в качестве основоположных для традиционного типа мировоззрения и соответствующей ему социальности, такие этико-психологические феномены как стыд и вину [397]. Всё это, тем не менее, должно было быть подвержено редукционизму или понижению онтологии мира и его ценностных атрибутов, поскольку на арене истории появляется существо, явно неудовлетворенное демиургической деятельностью Бога или богов. Так появляется антитеза стыда – гордость, выраженная в нескольких психологических и этических вариациях. Наиболее известная из них формула Т.Гоббса о войне всех против всех [398]. Речь, разумеется, идёт о человеке фаустовского типа, жизненный интерес которого смещается от религии, философии и искусства к политике, экономике и технике, т.е. тем сферам, где её можно реализовать непосредственно[399].

Поздняя схоластика, ранее Возрождение и Реформация и совершили эту редукцию при помощи «расколдовывания» мира, отказа от его антично-средневековой структурной определенности, элиминации трансцендентных оснований, а также первопричин и целей всей бытийной конструкции. Мир был сведен к материальной (causa materialis) и действующей причинам (causa efficiens). Кроме того, у новоевропейского разума, если следовать логике рассуждений Э.Геллнера, возникли конфронтации с Традицией, Авторитетом, Опытом, миром Эмоций, методом проб и ошибок. Итогом этой конфронтации стало рождение такого Разума, который представляет собой «нечто отчетливое, дисциплинированное и индивидуалистическое: это ясная, самодостаточная сила, которая открыто проявляет себя в самостоятельных и автономных, действующих по собственному усмотрению умах»[400]. За этой, как окажется позже, пирровой победой, должен был последовать конструктивный шаг, утверждающий и новую систему мировоззренческих координат, модель общества / человека, технологии жизни и её цели. Точнее говоря, новая эпоха нуждалась в мировоззренческой сборке мира на новых основаниях и с привлечением иных (не мифологических и не религиозных) средств.

Наступивший модерн хотя и был предопределен последней фазой развития средневековья[401], всё же представлял собой новый и уникальный этап в развитии западноевропейской цивилизации. Его то и можно охарактеризовать как длящийся ныне, хотя и в отрицательных формах период ломки и перманентной перестройки основ миропонимания. Проще говоря, под глобальными мировоззренческими трансформациями следует понимать процесс изменений всей системы знаний о мироустройстве, который включает в себя следующие процедуры: а) ревизию мировоззренческого ядра, представленного в премодерне в виде метафизической первосущности (космос, Бог, природа, субстанция), соотнесенного с ней универсумом, но раскрываемого в нём в виде морального абсолюта; б) пересмотр структуры мироздания и его функционального среза (отказ от первопричины, священной иерархии и телеологии); в) введения в новую мировоззренческую конструкцию принципа развития, содержательно отличного от античного (циклического) и средневекового (линеарного) вариантов; г) переосмысления собственно человеческого места и роли в универсуме. Последний пункт наиболее значим, ведь человек не просто теряет свой изоморфизм с природой (будь-то в антично-мифологической, будь-то в христианско-креационистской трактовках), но за счет эмансипации в эпоху Возрождения и обожествления собственного разума в эпоху Просвещения, он становится в позу нового, причем, всесильного устроителя мира. Он теперь берет в руки нити формальной (causa formalis) и финальной (causa finalis) причин, ранее бывших прерогативой Творца. Так наступает период антропоцентризма в мировоззрении, который чреват как очевидными взлетами, так и падениями.

При конкретизации антропоцентрического взгляда на мир важно не упустить из вида то, что основным полем приложения никем и ничем не контролируемого разума, становятся не только природа, не только социум, но и история. При этом центральный и демиургический статус человека в картине мира эпохи модерна обосновывается наукой, как её главной ударной силой. Благодаря ей, на стреле исторического времени человек начинает выстраивать разнообразные проекты, включая создание параллельной и при этом искусственной природы, которую обязан оберегать панцирь технологической цивилизации. Но именно здесь, в ракурсе создания «нового неба» и «новой земли», а значит и прочерчивания иной, чем прежде, линии человеческой судьбы, можно увидеть главное противоречие трансформационных мировоззренческих процессов. Если предположить, что перелицовка картины мира как сети основных значений (смыслов) главным образом коснулась западного человека, обоснования им мира через себя, свой ярко выраженный эгоизм, прочерчивания жизненных траекторий без учета измерения иного (божественного, биологического, социального, культурного и антропологического), то спрашивается: в чем состоит его надежда в ситуации, когда количество регуляторов, необходимых для воздействия на мир и контроля за ним, – растет, а интеллектуальные и моральные ресурсы, – становятся всё более скудными и неэффективными? Не лучше ли было оставаться в ситуации согласия с теми образцами жизни, которые давали мифологические и религиозные традиции, плюс, инспирированные ими же авторитеты?

Ответ на эти вопросы будет дан ниже, но здесь хочу ещё раз напомнить о том, что мы имеем дело с мировоззренческими, социальными и антропологическими вариациями, возникшими внутри западной цивилизации, и характеризующими её пятисотлетний исторический потенциал. Если быть более точным, то с теми государствами и обществами, которые легко сбросили с себя бремя средневековых религиозно-культурных традиций и встали на путь самополагания и самолегитимации. Конечно, речь идет об обществах, чья идеологическая база – лютеранство, кальвинизм и их модификации, где была провозглашена свобода мирской деятельности, положительные результаты которой были (согласно доктрине Ж.Кальвина) показателем богоизбранности. В число этих богоизбранных народов себя записали народы Севера Европы, США и Канады. Именно здесь идеи Реформации, и, в первую очередь, идея мирской аскезы, дали свои плоды в виде буржуазного предпринимательства и санкционирования капитала. На этом фоне католицизм, как главный противник Реформации, был вынужден отступить перед стремительно капитализирующимся буржуазным обществом. Более того, адаптироваться к либеральной программе протестантизма. Такое положение дел сохранялось весь ХХ век, о чем хотя бы свидетельствует II Ватиканский собор и продуцированный на нем принцип aggiornamento (ит. – осовременивание). Но в конце ХХ – начале ХХI ст. возникла и стала шириться новая мировоззренческая трансформация, именуемая постмодернизацией, т.е. выходом за пределы современности. Предлагаемый западным сообществом горизонт будет рассмотрен ниже, здесь же обращу внимание на факт экономического превосходства протестантских стран над всеми остальными, а также факт наибольшего «вклада» в разрушение биосферы с их же стороны.

Вместе с тем, ансамбль не-западных цивилизаций, имея свою мировоззренческую квоту, а значит, объяснение структуры и смысла бытия, видит социальные и антропологические процессы несколько иначе, как на основе автохтонных стандартов, так и на основе преломленного весьма специфического западного исторического опыта. Но для уяснения фактуры последнего нам нужно перейти к его конкретизации.